CC BY
34
Проанализировав письма и дневники Г. Гауптмана, К.Е. Майер приходит к выводу: писатель прекрасно осознавал, что чрезмерно частым использованием самоубийств в литературных и, в особенности, драматических произведениях дает критикам повод упрекать его в писательской несостоятельности. Однако это его не останавливало. В глазах писателя конфликт, не прослеженный до конца, до самой последней сцены, был лишен подлинного драматизма. Хотя, как свидетельствуют письма и дневники, сам он нередко задавался вопросом, не является ли избранный им финал насилием над персонажами и не были ли бы другие варианты более естественны.
В качестве курьеза К. Е. Майер приводит тот факт, что Г. Гауптман негодовал по поводу самоубийства Минхера Пепер-корна, персонажа «Волшебной горы», как известно, в какой-то мере списанного Т. Манном с него самого.
Е. В. Соколова
2007.01.034. СОЛОВЬЕВА НА. НАЦИОНАЛЬНОЕ И ЧУЖЕЗЕМНОЕ КАК БИОГРАФИЯ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ: «ОРЛАНДО» ВИРЖИНИИ ВУЛФ. SOLOVYOVA N.A. The National and «the Other» as a biography of the creative mind: «Orlando» by Virginia Woolf // Woolf across cultures. - N.Y.: Pace University Press, 2004. - P. 215-227.
Н.А. Соловьева, проф. МГУ им. М.В. Ломоносова, подчеркивает, что высокая оценка значимости русской культуры для мировой цивилизации писательницей Виржинией Вулф привели ее произведения, и прежде всего роман «Орландо» (1928), к удивительному отклонению от английского национального стереотипа.
Н.А. Соловьева подчеркивает интертекстуальность «русских сцен» романа. Описание Великого Мороза как будто подсказано Шелли. Зимние сцены как-то ассоциируются с русским посольством, представляют специфические черты русского пейзажа. Орландо - гениальный подросток - поэт, наделенный андрогинной природой. Свободно перемещаясь из эпохи в эпоху, он охватывает больше четырех столетий. Орландо претерпевает бесчисленные испытания и метаморфозы, в викторианский век становится леди Орландо. Вспоминаются самые значительные события национальной истории и культуры, когда сталкиваются разные литературные
стандарты, вкусы и мнения. Образ России метонимичен по определению. Образы других стран и языков метафоричны. Взаимодействие метафоры и метонимии помогает понять специфический характер языка, действующего как самостоятельный развившийся персонаж на разных уровнях вымышленного романа-биографии. Живописные сцены детства, возникающие из потаенных уголков памяти, инструментированы могучим воображением. Английская весна и осень, русская зима, жаркое и утомительное турецкое лето проплывают мимо Орландо. Оппозиция национального и чужеземного дополняется оппозицией реального и возможного; фантастические образы тишины и темноты сочувствуют страдающему горячему сердцу героя. Живописные и статичные константинопольские сцены создают атмосферу паузы в сознании героя, которая в конечном счете возвращает его к реальным стремлениям и его индивидуальности, остающейся верной его национальной сути.
Главные герои романа, влюбленные Саша и Орландо, принадлежат двум различным культурам. Они вовлечены в диалог, который помогает увидеть национальное и «чужое» как отражение недостатка знаний. «Незнакомое» - основное слово, которое определяет их непонимание. Орландо описывает особенности характера Саши с помощью изобретенных им экстравагантных словесных сочетаний - «арбуз, ананас, олива, изумруд, лисица в снегу». Такие реалии не являются английскими, и это лишь подчеркивает их «чужеземность». В. Вулф показывает, где начинается культурное различие и как оно вызывает катастрофу.
Странный характер общения героев усиливается использованием чужого для обоих французского языка. Герой живет в двух мирах. Его поэтическое творчество - смешение реальности и воображения. Он использует знакомые образы из детства, которые вступают в противоречие с поэтическими образами, и это приводит к смещению в его мозгу разнородных понятий. Он находится среди «непохожести», но применяет национальные характеристики для объяснения мыслей и чувств Саши и его собственных впечатлений. Орландо продолжает ухаживания, Саша рассказывает ему о жестокости русской жизни; он говорит ей о своих предках. Будучи традиционно культурным, цивилизованным человеком, он считает, что она живет в варварской стране; «его друзья поднимут его на смех за то, что он разрушил блестящую карьеру в обществе ради
казачки и бесконечных снегов». Препятствия и трудности возникают из-за различий между национальным и «другим».
Роман полон метафорических образов: Мороз, Темнота, Половодье, знаменующих изменения в мышлении главного героя. Автор настаивает, что создаваемое ею произведение - биография, но в то же время признается, что рассказывает историю жизни Орландо. Но это не совсем рассказ, В. Вульф только констатирует факты, предоставляя читателю возможность самому домыслить его. Таким образом, это еще и размышления читателя. Однако никто, кроме автора, не может объяснить, как работает творческая мысль Орландо. Великий сон, последовавший за морозом и паводком, - это метафора, которую можно интерпретировать как перерыв в поэтической деятельности Орландо, паузу в потоке образов, которые всплывают из глубин его памяти. И это предлог поговорить о другом сочетании национального и чужеземного в рамках индивидуального мышления. Метафоричная образность сна помогает показать работу творческой мысли вне зависимости от физической жизни.
В. Вулф хорошо знала готические романы и сумела спародировать их в своем повествовании. Орландо возвращается к своим предкам, осматривает гробницу за гробницей и беседует с их благородными останками. Воображение подсказывает еще один тип национальной индивидуальности, на этот раз пришедший из Румынии. Н.А. Соловьева пишет о новом воплощении «чужеземности» -Archduchess Harriet Griselda of Finster-Aarhorn and Scandop-Boom. Прирожденный поэт и художник, Орландо заворожен ее необычным обликом, но этот образ так же загадочен, как и ее чувства, и вместо птицы любви он видит гарпию. Трансформация чувств передана с помощью впечатляющей метафоры - райская птица становится уродливым воплощением похоти.
Восточные эпизоды показывают карьерный рост Орландо и демонстрируют новые подходы к соотношению национального и «чужого». Орландо вовлечен в дипломатические дела, эта работа занимает его, оставляя при этом безучастным к жизни, обусловленной ежедневными рутинными обязанностями. Тон повествователя становится живее, когда описываются иностранные традиции и обычаи. Орландо принимает восточный стиль жизни до определенной степени, оставаясь англичанином. В подтверждение этому
Н.А. Соловьева приводит пример ритуала приветствий, который пародирует английские застольные беседы. Противопоставление национального и «чужого» можно найти и в уцелевших обрывках различных документов, например, в бумагах Джона Феннера Бриджа, морского офицера, присутствовавшего на церемонии празднования дня герцогства и Банного Указа. В целом константинопольские эпизоды имеют очень запутанную коллажную структуру: наполовину сожженные дневники, отрывки из газет и частной переписки.
Гендерная трансформация Орландо в Турции внезапна и поразительна - но не для читателей В. Вулф, так как они уже подготовлены к неожиданным событиям. Женщина появляется как стабилизирующее, успокаивающее, болеутоляющее средство. Н.А. Соловьева рассматривает жизнь Орландо среди цыган, подчеркивая естественность отсутствия в этом неизвестном Орландо мире необходимых вещей - чернил и бумаги. «Непохожесть» отдаляет ее от цыган и порождает сильное желание вернуться к своим стихам. Эта работа делает ее счастливой, но вызывает враждебность у цыган. Разный образ жизни и разный склад ума расширяют пропасть между национальным и «чужим». Национальное в рамках творческого сознания творит долгожданные чудеса. Вид белых утесов Англии становится центральным моментом жизни Орландо, как ознаменование возвращения к знакомому поэтическому творчеству. «Чужеземность» исчезает сразу, как только она возвращается в Лондон и погружается в привычный образ жизни. Эпоха Просвещения и период правления королевы Виктории очень важны для англичан как время формирования британской нации и Британской империи и как начало современности. Кроме того, благодаря Орландо, пронесшейся сквозь эти времена, они дали толчок размышлениям об английской истории.
Структура традиционного романа, с его оформившимися персонажами, логичным и четко выраженным сюжетом, точно установленным местом действия и декорациями, постепенно тает в «Орландо». Кульминационные моменты сюжета последовательно вытесняются на периферию, превращаясь или в реплики в сторону, или во вставные эпизоды. Голос рассказчика, спокойный и надежный, угасает, когда повествование становится мыслями персона-
жей. Единство и связность растворяются в повторении мотивов и символов, избыточности метафор и сравнений.
В творческом сознании Орландо соединяются фрагменты памяти и воображения. Процесс создания прозы и сочинения стихов очень сложен, так как вбирает и национальное, и «чужое», отражающие различия мышления, культур и языков. В творческом мышлении Орландо множество других личностей, оно не знает ни пола, ни возраста. Его корни уходят глубоко в английскую историю, традиции - они интертекстуальны. Модернистский роман В. Вулф таит в себе черты постмодернизма. В сущности, здесь переплетаются два сознания - мышление Орландо и самой В. Вулф. Хотя они и существуют независимо друг от друга, но иногда пересекаются, вступают в диалог, спорят друг с другом и идут каждое своим путем. Н.А. Соловьева упоминает проводника в этом мире воображения и поэзии, который путешествует сквозь века и анализирует меняющуюся ситуацию. Это Николас Грин, поэт и критик, говорящий об упадке литературы на закате эпохи героев и личностей.
Взаимодействие национального и чужеродного играет в «Орландо» особенную роль. Оно позволяет осознать ценность связи культуры и истории и выиграть дело искусства и классической литературы.
М.И. Ёлкина
