CC BY
152
УДК: 821.111 Вулф; 82-31
Е.Е. Соловьева
Череповецкий государственный университет РУССКАЯ ТЕМА В РОМАНЕ В. ВУЛФ «ОРЛАНДО»: ИСТОРИЯ ИЛИ МИФ?
Мы открываем фантазийный роман В. Вулф «Орландо» ("Orlando. A Biography", 1928), насыщенный любовью, подыскивающий точные слова не для определения, но для указания на силу и волшебство этого чувства, - и попадаем в конец XVI в., в последние годы правления Елизаветы Великой, когда «всё было иное»: «Сама погода, холод и жара летом и зимой были, надо полагать, совсем, совсем особого градуса <...> Дождь или хлестал ливмя, или уж совсем не шел. Солнце сияло или - стояла тьма. Во всем был напор»1. Вулф с упоением рисует иной темпоритм бытия, соответствующий юному возрасту героя.
С одной стороны, роман В. Вулф обращен к истории, в первую очередь к истории Англии, начиная от становления государственности при Елизавете Великой и заканчивая временем написания романа, то есть 1928-м годом. С другой стороны, Вулф создает не исторически достоверные описания эпох, а их образы в характерной для нее импрессионистической манере. Отсюда и некоторое пренебрежение исторической точностью. Современники сразу же отметили многочисленные анахронизмы2. Писательница признавалась: «Я пишу "Орландо" в почти шутливом стиле, очень ясном и простом, так, чтобы было понятно каждое слово. Но балансировать между правдой и вымыслом нужно осторожно»3.
Вторая тема романа (оставим в стороне иерархичность) - психологического характера, это размышление о возникновении страсти, о трудностях взаимопонимания, о любви и смерти. Фантастичность романа проявляется и в том, что главный герой переходит из одной эпохи в другую, впадая в сон. Просыпаясь в викторианскую эпоху, он неожиданно оказывается женщиной.
Для В. Вулф андрогинность героя принципиальна, потому что это дает возможность исследовать чувство любви с двух сторон. Свой роман писательница посвятила своей близкой подруге В. Сэквиль-Вест, писательнице и поэтессе, которая представлялась ей воплощением самой любви, равно сияющей и на мужчин, и на женщин. Странность главного героя спровоцировала появление множества психоаналитических трактовок романа. Так, например, Н. М. Джув подчеркивает жанровую мультивалентность романа: «Мы читаем его как художественное произведение, но эта так называемая "биография" - краткая, наталкивающая на размышления история жизни английской аристократии за три столетия, смесь искусных пародий на различные стили и пастишей, лесбиянский романс»4. Нам представляется, что педалирование эротической проблематики романа затушевывает его общечеловескую проблематику - размышление о природе взаимоотношений людей нестандартных, наделенных поэтическим даром (как Орландо), необычной красотой или сильной чувственностью (как Саша). Мы согласимся с Ж. Гинье, что одна из главных тем романа - «трудность коммуникации с другой личностью и понимания другого существа»5.
Наконец, третья и, может быть, самая существенная тема - стихия творчества. Герой, которому автор придает не только психологические черты В. Сэквиль-Уэст, одаренной писательницы и художницы, но и свои собственные, мучается теми же вопросами, что и В. Вулф. Он прежде всего поэт, и восприятие окружающего дано через его тонкую, чувствительную душу. Эмоциональность, многоцветность, рваный ритм повествования обусловлены особенностями его психики.
Главный герой романа - высокородный англичанин, удостоенный внимания стареющей королевы. Воплощение своего века, Орландо жаден до наслаждений и несется навстречу жизни. Самое большое приключение находит его, когда на Англию пал Великий Холод. Вулф с юмором нанизывает гиперболы одна на другую: некая крестьянка была захвачена ледяным вихрем и рассыпалась в пыль, путники застывали на ходу и превращались в камень, так что впоследствии использовались как межевые вехи, столбы или корыта для скота, река промерзла до дна вместе с рыбами, дельфинами и целой баржей с грузом и людьми. Небывалые морозы, кажется, только добавляют веселья: прямо на замерзшей реке устраиваются народные гуляния и ночью, и днем.
И вот на таком экстремальном фоне появляется незнакомка - то ли мальчик, то ли девочка. Андрогинность главного героя, как в вариации, повторяется и в образе его русской возлюбленной. Она возникает на рубеже дня и ночи в экзотическом костюме [«свободный камзол и шальвары по русской моде» (с. 321)6, бархат цвета устриц и зеленоватый мех], скользит по льду на коньках, чем тоже приводит в недоумение англичанина, не привыкшего к тому, чтобы девушки так смело двигались. Среди знакомых В. Вулф была русская танцовщица Лидия Лопухова, жена экономиста М. Кейнза. Над эксцентричностью иностранки посмеивались и В. Вулф, и В. Сэквиль-Уэст7. Но они много времени проводили вместе. Лидия с удовольствием танцевала в обществе. Ее грация обращала на себя внимание писательницы. Мы не можем с уверенностью сказать, но можем предположить, что балерина в какой-то мере повлияла на графический и динамический образ русской княжны.
Быстрота движений героини [«лисица на снегу» (с. 321)] соответствует жизненному ритму Орландо. И так же стремительно развивается их чувство на фоне мелькающих, как на экране, пейзажей: дворцовые залы, городские улицы, лавки, соборы. Выскажем предположение, что ритм русского эпизода «Орландо» продиктован представлениями Вулф о русской литературе. В статье «Русская точка зрения», описывая произведения Ф. М. Достоевского, она обнаруживает связь между темпоритмом повествования и психологическими открытиями Достоевского: «Скорость так велика, что искры летят из-под колес. Когда развита такая скорость и видны составные части души - не по отдельности <...> но мелькающие, запутанные в сложных взаимопереплетениях <...> Люди в одно и то же время и негодяи, и святые; их действия одновременно прекрасны и достойны презрения <...> Нет четкого разделения добра и зла» (с. 856). Полагаем, что при создании образа русской девушки, сотканного из контрастов, пленительно странного, Вулф испытывала влияние Достоевского.
Основным фоном любовных свиданий становятся заснеженные пустынные берега Темзы: «Разгоряченные коньками и страстью, они валились в снега пустынного плеса, отороченные желтыми прибрежными ветлами» (с. 325). Их любовь - соединение несовместимого, холода и жара, внутреннего огня и окружающего льда. Кажется, что мороз предварил появление русской княжны. А с приходом весны, ливнем и ледоходом закончится русская тема, «москвитянка» исчезнет, словно сказочная ледяная дева, или Снегурочка (проявление модернистского принципа неомифологизма).
Один из первых читателей романа английский писатель-реалист А. Беннетт высоко оценил именно первую часть романа с ее «живыми описаниями захватывающих событий - сильным холодом, королевским двором, любовью Орландо и московитки, закутанной в меха, среди снегов, во время сильнейшего со времен ледникового периода мороза»8. Но дальнейшее повествование повергло писателя-традиционалиста в недоумение. Действительно, в романе «Орландо», который Филип Тью сравнил с коротким отдыхом, передышкой между более серьезными романами9, писательница экспериментирует, ищет новые пути психологической прозы. Нанизывая образы («стрелы ощущений»), Вулф воссоздает не внешнюю картину, а внутреннее переживание. Поэтому созданные ею запоминающиеся описания эпох английской истории нельзя рассматривать как иллюстрацию к учебнику истории. Как писал А. М. Зверев, «внешний ее [реальности] образ, мир социальной жизни по своему значению эфемерны рядом с тщательно воссозданным миром сознания, которое не отражает, а конструирует реальность в соответствии с особенностями психологии и всего мирочувствования того или иного из описываемых людей»10. Так, и в романе «Орландо» русский мир представлен сквозь призму видения влюбленного героя, он соткан из контрастов, исключительно эмоционален.
Героиня появляется в составе русского посольства, прибывшего на коронацию Якова I, как дочь или племянница посла. На самом деле о воцарении Якова I царю Борису Годунову сообщил Томас Смит, прибывший специально для этого в Москву.
По такому же протоколу в 1613 г. дворянин Зюзин и дъяк Витовтов приехали в Лондон с известием о восшествии на престол русского царя Михаила Романова. В 1600 - 1601 гг. в Лондоне действительно находились русские послы от Бориса Годунова (дворянин Григорий Микулин и подьячий Иван Зиновьев). Им не удалось заключить договор о сотрудничестве и взаимопомощи несмотря на то, что Великобритания очень рассчитывала на получение торговой монополии на Русском Севере. Во многом неудача миссии была обусловлена различиями в культуре11.
В романе В. Вулф русские дипломаты представлены в соответствии с национальными стереотипами восприятия русских людей - мало или совсем нецивилизованными: «О московитах известно было немногое. В
своих огромных бородах, под меховыми шапками, они почти всегда молчали; пили какое-то темное пойло, то и дело его сплевывая на лед. По-английски они не понимали, правда, кое-кто из них мог изъясняться по-французски» (с. 322). Русские действительно казались англичанам странными, дикими, неразговорчивыми людьми12. Во всей России порой было не найти человека, говорящего по-английски, и приходилось пользоваться услугами иностранцев для ведения переговоров.
В сознании героя русские ассоциируются с блудом и бойней, с водкой. В портретах простых людей акцент на дикости усилен: матрос, с которым столкнулся Орландо на русском корабле, представляется ему «темнолицым, широкоскулым чудовищем», «волосатым морским чудищем», «ломовой лошадью» (с. 329)13.
Вулф допускает множество анахронизмов и неточностей при описании русских реалий. Автор дает русской девушке длинное, из разных языков и культур собранное имя - Marousha Stanilovska Dagmar Natasha Iliana Romanovitch, в котором присутствуют следы знакомства с русской историей (Романовы, Дагмар). Род Романовых, к которому принадлежит главная героиня, назван княжеским. Вулф наряжает героиню в восточный наряд, состоящий из камзола и шальвар14. Такую одежду, по мнению автора, носят в России и мужчины, и женщины. К очевидным анахронизмам относятся коньки, на которых Саша катается с мальчишеской ловкостью, и обычай наряжать елку на Рождество. Русская история мало интересует писательницу, она создает экзотический образ, достойный поразить воображение утонченного англичанина.
Вольное обращение с историческими реалиями присуще всему произведению, в том числе и собственно английским сценам. Вулф пишет не исторический роман, а роман-миф, роман-фантазию. Она сама дает ключ к повествованию, сталкивая впечатления Орландо от его встреч с русской княжной и слухи о русских варварах, которые «смазываются салом для тепла, рвут мясо руками и живут в лачугах» (с. 327). Очевидно, что в основе упомянутых легенд лежат ранние свидетельства о посещении Московии15. Некоторые детали представляются совсем сказочными, например о том, что женщины в России бородаты, мужчины вниз от пояса покрыты шерстью.
Образованная, изящная Саша всем своим поведением опровергает стереотип восприя-тия, сложившийся в сознании Орландо: она свободно говорит по-французски, отличается изысканными манерами, умна и остроумна, держит себя, может быть, даже излишне вольно.
В то же время героине присущи черты дикости, например непонятное гастрономическое пристрастие к сальным свечкам. В этом же ряду стоит эпизод, когда Орландо застает Сашу в объятиях грубого матроса. Вместо многочисленных имен Орландо дает своей возлюбленной коротенькое, по-русски звучащее имя, ассоциирующееся с ручным песцом, который был у него в детстве. Сравнение с лисицей, с песцом [«созданье нежное, как снег, но с зубами тверже стали» (c. 325)] усиливает доминанту дикости и опасности, исходящей от героини.
Орландо сравнивает впечатления от английских женщин, сияющих ровными лучами, и от Саши: «Только снаружи была ясность; в глубине блуждали огненные языки» (с. 326)16. Ее сопровождает некая таинственность, недо-сказанность.
Напрасно молодой поэт выстраивает изысканный метафорический ряд: «дыня, ананас, олива, изумруд, лисица на снегу»17, пытаясь запечатлеть яркость ее одежд на фоне снега. И другой ряд, который подчеркивает гармонию между образом Саши и зимним пейзажем: «сны, сливки, мрамор, вишня в цвету, алебастр, золотая сеть»18. Неуловимость, подвижность, изменчивость облика нашли отражение в сравнениях со струящейся водой, травой, нахлынувшими волнами, игрой солнечного света на зелени холма: "the spring and green grass and rushing waters", "the sun on a green hill which is yet clouded" (р. 32). Образы, возникающие в сознании Орландо, многократно повторяются, множатся, дублируются. Н.М. Джув комментирует этот процесс: «Стремление Орландо к исключительно соблазнительной княжне порождает обильный поток образов, легко, забавно перетекающих один в другой»19. Эти образы композиционно нагружены, связаны с поворотными точками сюжета. Мотив разрушения, которое несут весенние воды, предсказывает весеннее наводнение, завершающее «русский» эпизод.
Читатель воспринимает героиню на фоне природы. Но еще важнее образы русской природы, возникающие в сознании Орландо или в воспоминаниях Саши. Набор элементов, из которых складывается представление о русской природе, достаточно традиционен: степи, заснеженные просторы, широкие реки, волки и т.д. Душа
Саши требует просторов, как в России: «Там реки шириною в десять миль, скачи себе в карете цугом, и за целый божий день ни души не встретишь» (с. 325). В минуту откровения Саша вспоминает вой волков в ночной степи, и в этом рассказе чувствуется ностальгия, особенная нежность к далекой Родине. Эта краска добавляет странности к облику героини.
Трудность общения героев можно объяснить как несовпадением культурных доминант, так и непониманием гендерных и индивидуальных психологических особенностей. Орландо предпочитает объяснять уклончивость Саши национально-географическими особенностями: в России «закаты медлят, не ошарашивает вас своей внезапностью рассвет, фраза часто остается незавершенной из-за сомнений говорящего в том, как бы ее лучше закруглить, - Саша смотрела на него во все глаза, смеялась над ним и ничего не отвечала» (с. 326). В изображении русской девушки доминирует вариация традиционного представления о загадочной русской душе: «Непостижимо уклончива московитская душа» (с. 327).
Образ русской красавицы - первое испытание для поэта Орландо, который не может подобрать точное слово, чтобы передать ее тайну и очарование: «Английский был слишком очевидный, откровенный, слишком медвяный язык для Саши» (с. 326)20. В размышлении о возможностях английского языка (можно было сказать шире - вообще языка) Орландо как никогда близок самой В. Вулф.
Исключительно яркий образ русской девушки создала В. Вулф, нарядив ее в красивые экзотические одежды, придав ее поступкам очаровательную непредсказуемость. В описании русских видны национальные стереотипы восприятия России как варварской страны. «Стереотипы, - отмечал В.Е. Багно, - во многом и составляют самую суть образа той или иной страны, того или иного народа и отличие образа от реальной истории народа или его культуры»21. Традиция воспринимать русский народ нецивилизованным, а Россию -варварской страной имеет давнюю историю, во многом определяемую политическими соображениями. В английской литературе существовал набор «экзотических» компонентов, которые использовались почти всеми писателями, обращавшимися к русской теме. В середине XIX в. наметился перелом, «образ России становится существенным элементом художественного пространства в ряде замечательных произведений западной литературы»22. К таким произведениям, видимо, следует отнести и роман В. Вулф, несмотря на дань национальной традиции.
Литературные источники тоже повлияли на образ России. Вулф импрессионистически запечатлела в романе свое представление о России, о русской идее, о русском человеке, как она ее поняла из русской литературы. В то же время образ Саши представляется нам оригинальным и смелым вызовом традиции.
Неверно было бы ограничивать образ Саши только национальным компонентом, потому что роман Вулф не этнографическое описание, но миф о современной душе, о странностях любви, о природе вдохновения. Образ русской княжны, балансирующей между восточной дикаркой и эмансипированной европеянкой, выходит за пределы национального. Это - мечта о свободной женщине, которая пренебрегает светскими условностями, дает выход своей сексуальности, это воплощение идеи любви как близнеца смерти. Именно ощущение гибельности притягивает поэтическую душу Орландо, определяя вектор его судьбы.
Ощущение трагичности сопровождает чувство любви с момента его зарождения. «Все кончится смертью», - повторяет Орландо (с. 326). Соединить свою судьбу с судьбой Саши означает для него конец карьеры, конец жизни умопостигаемой, потому что Россия находится за пределами обозримого мира. Но Орландо с радостью готов броситься в неизвестность за любимой. Вулф сравнивает его готовность ринуться в пропасть с «наслаждением» «барахтающейся на крючке рыбы» (с. 329).
Культурные и психологические барьеры, разделяющие влюбленных, символически проявляются в природных катаклизмах: то в необыкновенной силы морозе, то в резком потеплении. Ночь запланированного бегства стала роковой не только для Орландо, но и для сотен англичан, которых неожиданный ледоход застал врасплох на реке. Как отмечает Н.А. Соловьева, изменение погоды сопровождает эмоциональный кризис, который происходит в душе Орландо23.
Ряд эмоционально негативных определений доказывает начинающийся в душе бунт против психологической зависимости от возлюбленной: «предательница, изменщица, ветреница, прелюбодейка, чертовка, лгунья» (с. 3 3 5)24. Волны, неспокойное море - символ неверной, вечно ускользающей надежды на счастье - поглотили любовь героя.
Н.С. Тэкэр видит в мотиве наводнения символ смятения, внутреннего беспорядка и бунта25. Нам представляется, что мотив освобождения реки ото льда символически передает освобождение души Орландо от любовного наваждения, его прощание с пленительной русской девушкой (в данном случае можно понимать буквально: взявшей в плен душу героя). Если история поэта Орландо определенным образом отражает внутренние искания самой писательницы, то данный мотив предсказывает и ее пресыщение русской тематикой.
Роман «Орландо» - одно из первых в английской литературе XX в. исследований национальной идентичности, поискам которой посвящено столько произведений в конце века (например, романы П. Акройда, Дж. Барнса, Г. Свифта и др.). Определение сущности «английскости» ("englishness") с помощью стилизованных, с оттенком иронии образов исторических эпох продолжилось в последнем романе В. Вулф «Между актами» ("Between the Acts", 1941), в котором, по словам А.М. Зверева, она попыталась «вписать в настоящее (один июньский день 1939 г.) историю Англии через любительский спектакль»26. Естественно, что роман, посвященный феномену английской ментальности, должен был оттолкнуться от яркой чужеродной образности. Именно эту функцию и взяла на себя русская героиня, в которую Вулф вложила свои представления о России, о русской душе, о русском искусстве и литературе. Сошлемся на мнение Н. И. Рейнголд, которая обратила внимание на то, что после романа «Орландо» резко упал интерес Вулф к русской литературе. Исследовательница, отмечая, как много внимания уделяла Вулф русской литературе в своем литературно-критическом творчестве в 1910 - 1920 гг., полагает, что «в прозе наиболее явным и художественно значимым прощанием с русской темой стал ее роман «Орландо»: он закрывает «русскую тему» в творчестве модернистки, и с ним обозначается поворот к национальной культурной традиции»27.
Английские писатели XX в. часто обращаются к русской теме. Политические катастрофы провоцируют интерес не только к современности, но и к историческому прошлому России. На этом фоне роман В. Вулф занимает совершенно особое место: он, не претендуя на историческую достоверность и объективность, создает довольно точный психологический портрет русского человека (вне времени). Писательница не бывала в России, ее представление опосредовано культурной и литературной традициями, но она не дублирует чужие образы (как это свойственно, например, шпионскому роману, использующему узкий набор стереотипов), а глубоко входит в чужую культуру, чтобы лучше понять сущность родной культуры. В результате возникает совершенно оригинальный, не имеющий аналогов в английской литературе фантастический, гиперболизованный, опоэтизированный образ России.
Примечания
1 Вулф В. Миссис Дэллоуэй. На маяк. Орландо. Волны. Флаш. Рассказы. Эссе: Сборник I Пер. с англ. К. Атаровой. - М., 2004. - С. 316. Далее цитируется по данному произведению с указанием страниц в тексте.
2 См.: Woolf V. The Critical Heritage / Ed. by R. Majumdar. - L.; Boston, 1975. - P. 242.
3 A Writer's Diary. Oct. 22, 1927 II The Diary of V. Woolf: In 5 vol. / Ed. by Anne Quentin Bell. - L., 1980. - V. 3. - P. 367.
4 Jouve N.M. V. Woolf and psychoanalisis // Virginia Woolf: The Critical Heritage / Ed. by R. Majumbar. - L.; Boston, 1975. - P. 268.
5 Guinet J. Essay (1962) // Twentieth Century Literary Criticism. V. 56 / Ed. J. Cerito. - N. Y., 1995. - P. 373.
6 Автор монументальной биографии В. Вулф Хермиона Ли описывает такой факт: в сентябре 1927 г., когда В. Вулф собралась писать биографию своей подруги В. Сэквиль-Уэст, она поехала вместе с мужем критиком Л. Вулфом в Лонг Барн к Вите, где увидела сына Виты Найгеля, одетого в русский костюм. См.: Lee H. Virginia Woolf. - L., 1996. - P. 511. Леонард заметил, что он выглядит не как мальчик, а как девочка. См.: The Diary of V. Woolf / Ed. by Anne Quentin Bell. - L., 1980. - V. 3. - P. 157. Возможно, что это впечатление подсказало Вулф и мотив перехода главного героя из одного пола в другой, и сам образ русского мальчикаУдевочки для первой главы.
7 См.: Lee H. Virginia Woolf. - L., 1996. - P. 271.
8 Эссе A. Беннетта, написанное в 1928 г., цит. по: Twentieth Century Literary Criticism / Ed. J. Cerito. - N. Y., 1995. - V. 56. - P. 358.
9 См.: Tew P. Special Commisioned Essay on V. Woolf // Twentieth Century Literary Criticism / Ed. J. Vitalec. -N. Y., 2003. - V. 128 - P. 355.
10 Зверев А . Вулф В. II Энциклопедический словарь английской литературы XX в. / Отв. ред. А.П. Саруханян. - М., 2005. - С. 102.
11 См.: Соколов А. Навстречу друг другу: Россия и Англия в XVI - XVIII вв. - Ярославль, 1982. - С. 22 - 100.
12 См.: Россия XVI - XVII вв. глазами иностранцев: Сборник. - Л., 1986.
13 "Tawny wide-cheeked monster"; "hairy sea brute"; "a dray horse"// Woolf V. Orlando: A biography. -Harmondsworth, 1974. - P. 36. Далее текст на английском языке цитируется по данному произведению с указанием страниц в тексте.
14 Наряд, вызывающий в памяти своей цветовой гаммой и свободным покроем костюмы Л. Бакста к балету «Шехерезада» Н. Римского-Корсакова (1910). Мы не знаем, видела ли Вулф этот балет, хотя с 1911 г. гастроли Дягилевской труппы проходили и в Лондоне. В. Вулф также могла видеть эскизы костюмов Л. Бакста, которые он превратил в предмет коллекционирования. Наконец, влияние русского художника могло быть опосредованным. Европейская мода конца 1910 - 1920-х гг. находилась под сильным воздействием Л. Бакста: контрастные сочетания цветов и фактур, шаровары и туники, асимметричные драпировки перекочевали со сцены в модные ателье. См. об этом: Голынец С.В. Лев Бакст. - М., 1999. - С. 43.
15 Подробнее об этом см.: Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе XI -XIX вв. - М., 1995.
16 "The clearness was only outward; within was a wandering flame" (р. 33).
17 "a melon, a pineapple, an olive tree, an emerald, and a fox in the snow" (р. 26).
18 "snow, cream, marble, cherries, alabaster, golden wire" (р. 32).
19 Jouve N.M. V. Woolf and psychoanalisis // Virginia Woolf: The Critical Heritage / Ed. by R. Majumbar. - L.; Boston, 1975. - P. 268.
20 "English was too frank, too candid, too honeyed a speech for Sasha" (р. 33).
21 Багно В.Е. Многоликий Иванус // Образ России: Россия и русские в восприятии Запада и Востока / Отв. ред. В.Е. Багно. - СПб., 1998. - С. 3.
22 См.: Литература / Ким Ле Чун, Лебедев Е.Н., Михайлов А.Д., Мулярчик А.С. // Образ России: русская культура в мировом контексте / Под ред. Е.П. Челышева. - М., 1998. - С. 138.
23 Solovyova N. The National and the "Orher" as a Biography of the Creative Mind: "Orlando" by V. Woolf // Woolf across Cultures / Ed. by N. Reingold. - N. Y., 2004. - P. 220.
24 "faithless, mutable, fickle, he called her; devil, adulteress, deceiver" (р. 45).
25 Thacur N.C. Essay (1965) // Twentieth Century Literary Criticism / Ed. J. Vitalec. - N. Y., 2003. - V. 56. - P. 373.
26 Зверев А. Вулф В. // Энциклопедический словарь английской литературы XX в. / Отв. ред. А.П. Саруханян. - М., 2005. - С. 103.
27 Рейнгольд Н.И. Русская тема и образ России в творчестве Вирджинии Вулф // Россия и русские в художественном творчестве зарубежных писателей XVII - начала ХХ в.: Материалы «круглого стола» в ИМЛИ им. А.М. Горького РАН (5 декабря 2006 года). http://www. nrgumis.ru/articles/article_full.php?aid=52&binn_rubrik_pl_ news=196#Rein).
