CC BY
20
2006.01.050. ХАМАЙОЦУ К. ИСЛАМ И НАЦИОНАЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ: МАЛАЙЗИЯ И ИНДОНЕЗИЯ В СРАВНИТЕЛЬНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ. HAMAYOTSU K. Islam and nation building in Southeast Asia: Malaysia a. Indonesia in comparative perspective // Pacific affairs. - Vancouver, 2002. - Vol. 75, № 3. - P. 353-375.
Кикуэ Хамайоцу (Австралийский национальный университет, Канберра, Австралия) исследует взаимосвязь между политическим развитием и использованием ислама в государственной политике Малайзии и Индонезии за последние 40 лет.
Задача национального строительства стала колоссальным вызовом для мусульманских лидеров постколониального времени, главным образом из-за необходимости совмещать исламские принципы организации общества и управления с многоконфессиональ-ностью, характерной для государств-наций. В этой ситуации одни страны пошли по пути создания «исламского государства», - системы, основанной на мусульманских канонах и традиции. Другие избрали менее догматический подход, стремясь к установлению морального порядка, основанного на исламских принципах. Успех этих усилий зависит от форм общественной и государственной организации, специфических для каждой страны.
В Малайзии ислам был провозглашен государственной религией после получения независимости, что должно было обеспечить политическое и идеологическое превосходство малайцев-мусульман. Несмотря на укрепление и институционализацию идеологии, сфокусированной на «коренном населении», после этнических конфликтов 1969 г. Малайзия постепенно шла к общему национальному самосознанию, проявившемуся в последние десять лет. Сравнительно стабильные межэтнические отношения помогли правительству в преодолении последствий регионального экономического и политического кризиса 1997 г.
Напротив, в Индонезии националистически настроенные постколониальные лидеры с самого начала предпочли исламу идеологию панчасила в качестве философского обоснования новорожденной республики. Это произошло после длительных, острых споров, определивших, что предпочтение одной «эксклюзивной» идеологии поставит под угрозу единство фрагментированного индонезийского народа. Однако недавние меж- и внутриконфессио-
нальные, этнические и региональные конфликты, жертвами которых стали тысячи человек, говорят о том, что существующие определения нации все еще очень далеки от общего знаменателя.
Это различие ставит серьезную проблему для исследователя, занимающегося взаимоотношениями ислама и нации в мультикон-фессиональной и многоэтничной обстановке. Априори принято считать, что ислам не может служить основанием для современной нации, преодолевающей узкие религиозные чувства. Случай Индонезии подтверждает этот тезис, тогда как пример Малайзии говорит об обратном. Он свидетельствует, что ислам совместим с процессом строительства современной нации, несмотря на то, что конституционный статус этой религии призван гарантировать гегемонию малайцев-мусульман. Малайзия под управлением Махатхира Мухаммада дает пример сочетания государственной линии на ис-ламизацию с развитием малазийского национализма. Происламское руководство этой страны сумело мобилизовать сравнительно мощные «националистические» силы. Лидерам Малайзии удалось поставить ислам на службу «национальной» идеологии путем гибкой и прагматической интерпретации и рационализации религиозных доктрин. В Индонезии же режим Сухарто оставался враждебен исламским силам и стремился нейтрализовать их на организационном и идеологическом уровнях.
Малайзия при Махатхире пережила разительное изменение идеологии. В конце 80-х годов ХХ в. на смену политическим и идеологическим манипуляциям этническим фактором пришли меры по стимулированию общемалазийской нации. Ранее главенствующее положение малайцев было зафиксировано конституционно и укреплялось после столкновений 1969 г. Особое место в этой системе занимала «Новая экономическая политика», призванная защитить экономические позиции коренного населения. Затем правительство, наряду с линией на исламизацию на внутреннем и внешнем фронтах, взяло на вооружение более широкий подход. В 1992 г. был основан Малайский институт исламских взглядов, который вместе с другими учреждениями стал распространять «прогрессивные» воззрения, совместимые с «современным» исламом, исповедуемым правящей партией Объединенная малайская национальная организация (ОМНО). Власти осуществили масштабную реструктуризацию исламских институтов, коснувшуюся
судов, мечетей, религиозных школ, сбора милостыни, мусульманских деятелей и улама в особенности. Государство не только играло ведущую роль в процессе исламизации, но и позиционировало себя как образцовую мусульманскую страну.
При этом лидерам ОМНО удалось совместить данный курс со стимулированием националистических настроений у этнически и религиозно фрагментированного населения. Модернизация сделала движение к общему будущему задачей всего населения. Централизация политической и экономической власти в руках премьер-министра и усиление ОМНО повысили распределительные возможности партии, возросшие также благодаря экономическому росту. Кроме того, институционализация ислама привела к инкорпорированию все большего числа улама в государственные структуры.
Исламизация была реакцией на изменение мирового порядка. Обстановка после окончания «холодной войны» позволила превратить антиимпериалистическую риторику Махатхира в эффективный инструмент воздействия на жителей страны. Рост экономического влияния позволил заявить об особых «азиатских» ценностях. Антиисламские действия западных держав позволили мобилизовать антизападные настроения местных мусульман. Объектом малайского национализма стали не китайцы внутри страны, а Запад вовне. Пропаганда исламского универсализма и модернизма позволила создать новые идеологические рамки для проповеди «националистических» взглядов.
Для понимания общественной поддержки усилий властей в сфере национального строительства также нужно учесть более широкие социокультурные изменения. Быстрая индустриализация и модернизация привели к появлению мусульманских городских средних слоев, интересы которых тесно связаны с руководством ОМНО. Культура «среднего класса» с характерными для нее кон-сьюмеризмом и прагматизмом обусловила приход более глобальной идентичности на смену этноцентризму. Повышение внешней и внутренней мобильности, развитие новых средств связи также способствовали конвергенции картин мира мусульман и представителей иных конфессий. Распространение образования и профессионализма среди малайцев повысило самооценку этой части населения. Аудиторией Махатхира стали все более уверенные в себе и влиятельные средние слои, ориентированные на западную культу-
ру, но при этом желающие сохранить свою веру. Это способствовало принятию «материалистических» и «прагматических» интерпретаций ислама со стороны ОМНО. Прогрессивный ислам ОМНО в противоположность традиционалистскому, представленному оппозицией в лице Всемалазийской исламской партии (ПАС), уменьшил предубежденность немусульман по поводу растущей исламизации.
Задачи экономического и национального строительства наряду с конкуренцией с ПАС побудили ОМНО продвигать модернистскую, либеральную версию ислама, что было весьма смелым шагом в контексте сравнительно консервативной малайской мусульманской традиции. Такая интерпретация позволила снять часть противоречий между исламизацией и полиэтничным характером нации. Наконец, распространение «современного» ислама предотвращало рост влияния ПАС.
Пропаганда исламских ценностей велась вокруг двух главных тем - «исламского универсализма» и «исламского модернизма». Универсализм наряду с «мультикультурализмом» предполагал не только противостояние Западу, но и либерализацию «Новой экономической программы» и предоставление бизнесменам немалайского происхождения выгодных контрактов. Модернизм означал веру в экономическое развитие, осуществляемое в интересах религии и страны.
Таким образом, религиозно-националистическая пропаганда Махатхира была не столь иррациональной. Ее очевидным приоритетом выступало экономическое развитие. Для трансформации «отсталых» взглядов мусульман новая интерпретация ислама доказывала, что последний не только дозволяет, но и поощряет материальное развитие. В отличие от идеологии «бумипутризма», поддержки «коренного населения» 60-х и 70-х годов, ориентированной на деревню, «исламский модернизм» означал ставку на город, космополитические и прогрессивные круги. Пропаганда межэтнической гармонии привела к небывалой популярности Махатхира среди немалайцев. Наконец, острое противостояние ОМНО и ПАС вынудило китайцев активнее поддерживать правящую партию. Победа правящей коалиции на выборах 1999 г. была в значительной степени достигнута за счет китайских голосов, поскольку модернизация и усиление конкуренции привели к отчуждению наименее
привилегированных малайских слоев. Это, впрочем, не должно затмевать очевидных успехов ОМНО в культивировании нового малазийского национализма, основанного на идеалах исламского модернизма и универсализма.
В Индонезии, напротив, возник особый политический и идеологический дискурс, построенный на противостоянии националистической и исламской традиций. За полвека, прошедшие после обретения независимости, секулярно-националистическая традиция встроилась в формальную структуру государства, а ислам остался в изоляции. Многие современно мыслящие мусульмане не удовлетворены государственной идеологией панчасила и идеологическим статусом ислама в стране.
В условиях режима «нового порядка» ведущие позиции в государстве и обществе заняла армия. Именно политическое мышление армии и определило направление индонезийского национального строительства. По меньшей мере до конца 80-х годов большинство военных считали, что ислам будет угрозой хрупкому национальному единству и территориальной целостности. Армия использовала этот аргумент для ограничения как крайне правых, так и крайне левых сил, одновременно представляя себя главным защитником нации и страны. В качестве единственной идеологии распространялась националистическая и плюралистическая панчасила, помещавшая в центр такие понятия, как «развитие», «политическая стабильность» и «единство в многообразии». Однако этот инструмент был поставлен на службу борьбе с так называемым «политическим исламом». В результате, если Малайзия нашла себе врага вовне, Индонезия обнаружила его на собственной территории.
В 1973 г. все четыре исламские политические партии были слиты в Объединенную партию развития. Это подорвало цельность их позиций и усилило положение проправительственной «Голкар». В 1984 г. все партии были вынуждены принять в качестве своей идеологии панчасила. В стране развернулась компания по пропаганде этой доктрины, которая создала определенные моральные проблемы для мусульман, вызвала раскол в среде исламских лидеров по вопросу об отношении к ней и еще более подорвала позиции исламских организаций.
В социально-экономической сфере маргинализация мусульман была еще более заметной. При Сухарто ведущие позиции в го-
сударственном и частном секторах занимали преимущественно христиане и китайцы. Влияние христиан было особенно сильно в госаппарате, армии и образовательных учреждениях. В сфере бизнеса связанные с Сухарто этнические китайцы построили диверсифицированные «империи», контролировавшие почти все отрасли. Эти конгломераты процветали благодаря союзу с армейским начальством и получению выгодных подрядов от государства.
Антимусульманская позиция внутри страны находила свои параллели и на внешнеполитической арене. Сухарто, в отличие от Махатхира, не выражал какой-либо заинтересованности в вопросах, касающихся ислама или арабского мира. Приоритетом в сфере внешней политики были отношения с Западом, выступавшим в роли важного союзника.
Несмотря на все эти обстоятельства, в последние десятилетия правления Сухарто формировались мусульманские городские средние слои, обладающие более сильным самосознанием и уверенностью в своих силах. Этот процесс в целом напоминал подъем ислама в Малайзии. Исламизация стала результатом как подавления «политического ислама», так и социокультурной трансформации. Новый порядок оказывал значительную поддержку образовательным, социальным и религиозным инициативам мусульман. Это вкупе с быстрым экономическим развитием привело к занятию глубоко верующими мусульманами многих позиций, где ранее доминировали представители иных конфессий. Невмешательство государства в дела религии привело к тому, что ведущее положение в данной сфере занимали напрямую не связанные с властью игроки. Кроме того, отсутствие централизованной политики усиливало многообразие и синкретизм индонезийского ислама.
Исламизация наряду с изменением отношений между Сухарто и высшим командованием привела к сближению президента с определенными слоями мусульман. С конца 80-х Сухарто начал активнее поддерживать их деятельность. Одним из наиболее важных шагов стало создание Ассоциации индонезийских мыслителей-мусульман в 1990 г. Крах этой организации вместе с падением «нового порядка» в 1998 г. свидетельствует о ее слабых институциональных и идеологических основах, а также о том, что правительству так и не удалось установить прочные связи с мусульманами. Политика властей лишала многих из них перспектив вертикальной мобильности, а
деятельность Ассоциации, создавшей обширную клиентелу из образованных городских мусульман, только усилила неравенство распределительных механизмов «нового порядка».
Результатом этой политики стало усиление напряженности в отношениях между мусульманами и другими конфессиями. Рост этого дисбаланса и экономический кризис 1997 г. привели к падению режима. Либерализация, развернувшаяся после этого, дала новые политические возможности исламским партиям, однако сохранение приверженности принципам секулярного национализма оставляет модернистски настроенных мусульман на периферии общественной структуры.
Сравнение показывает, что государственная политика в отношении ислама оказала существенное воздействие на развитие двух стран. Став фактором сплочения для Малайзии, в Индонезии она оказалась фактором, стимулировавшим дифференциацию.
А. Е. Кириченко
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2006.01.051. ФУКУЯМА Ф. США ПОРА ПЕРЕСМОТРЕТЬ СВОЮ ПОЛИТИКУ В АЗИИ.
FUKUYAMA F. Re-invisioning Asia // Foreign affairs. - N.Y., 2005. -Vol. 84, № 1. - P. 75-87.
Ключевой задачей внешней политики администрации Буша автор (Школа продвинутых исследований при Университете Джонса Гопкинса, Вашингтон) считает создание новой архитектуры безопасности в Азии. Построение здесь новой системы международных союзов, приемлемой для США, следует начать с реорганизации шестисторон-них переговоров о ядерном оружии Северной Кореи в постоянный пя-тисторонний (США, Китай, Россия, Япония и Южная Корея) форум стран, которые будут регулярно встречаться для обсуждения различных вопросов безопасности в регионе. Далее Вашингтону придется подумать, каким образом связать этот форум с различными существующими планируемыми многосторонними экономическими объединениями в этом регионе - АСЕАН, АСЕАН + 3 (Китай, Япония и Южная Корея). «Азиатское многостороннее сотрудничество необходимо не только для координации действий районов с бурно развивающейся экономикой, но
