CC BY
63
бильности и демократизации. Заявления ряда руководителей западноевропейских государств на конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2011 г. о том, что не все критерии западной демократии применимы к Арабскому Востоку, внушают некоторый оптимизм. В то же время мировые державы демонстрируют очевидную растерянность перед лицом мощной волны социально-политического пробуждения, которая поднимается на Ближнем Востоке.
«Россия в глобальной политике», М.,2011 г., № 1, январь-февраль, с. 11-15.
Параг Ханна,
политолог (США)
МАЛАЙЗИЯ И ИНДОНЕЗИЯ: БОЛЬШАЯ КИТАЙСКАЯ СФЕРА СОПРОЦВЕТАНИЯ
Лидеры Индокитая постколониального периода создали Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) на поле для игры в гольф, собравшись на свою первую встречу в Бангкоке в 1967 г. На тот момент Таиланд был единственным государством, с которым ни у одного из других основателей блока не было распрей. Поскольку власть в странах региона держали в своих руках непримиримые военные, начало деятельности АСЕАН не предвещало ничего хорошего: ей пришлось разбираться с агрессивной политикой конфронтации, которую Индонезия при Сукарно вела по отношению к Малайзии, затем последовали конфликты во Вьетнаме и Камбодже. Десятилетиями она оставалась антиколониальным блоком, в котором Соединенные Штаты поддерживали военщину как противовес аграрному марксизму (к примеру, утроив численность таиландской армии).
Как и ЕС, после «холодной войны» АСЕАН тоже пережила шоки типа боснийского: азиатский финансовый кризис, лесные пожары в Индонезии и ее вторжение в Восточный Тимор, вспышка птичьего гриппа. Все они стали испытанием прочности и полезности АСЕАН, стимулировав стремительное развитие коллективных механизмов интеграции в сферах торговли и борьбы с терроризмом, разрушением окружающей среды, транснациональной преступностью и болезнями. Взаимовлияние государств-членов стало такой же нормой, как и безвизовые поездки 500 млн. их граждан. Некоторые участники АСЕАН еще имеют военные
соглашения с Соединенными Штатами, ныне рассчитывающими сделать этот многосторонний блок противовесом Китаю.
Страны АСЕАН расположены как раз на заднем дворе КНР. Чтобы выйти из американского стратегического окружения, Китай привлекает их на свою сторону поодиночке, втягивая в свою новую систему воздаяний. В результате у каждой из них двусторонние отношения с КНР оказываются более тесными, чем между собой. «Страны АСЕАН сейчас раболепствуют перед Пекином не только потому, что не хотят его гневить, - пояснил таиландский дипломат и бывший чиновник АСЕАН, - но и в расчете на то, что Китай не покинет их в беде, как это сделали США во время финансового кризиса». АСЕАН стал сейчас многоярусной китайской периферией: Сингапур, Малайзия и Бруней выступают самыми богатыми партнерами; Таиланд, Индонезия и Вьетнам - экономическими и стратегическими активами, а Бирма, Камбоджа, Лаос и Филиппины - в роли клиентов из Третьего мира. Всем им КНР предоставляет более свободный доступ на свой рынок и допускает дефицит в торговле с ними (что принесло рекордные прибыли предпринимателям АСЕАН). В обмен китайцы получают сырье, военные соглашения и дипломатические заверения в том, что могут полагаться на АСЕАН; Как и европейцы в Магрибе, китайские бэби-бумеры скупают к пенсии земельную собственность от Пе-нанга до Бали. Тем самым они все больше расширяют сферу процветания, складывающуюся в XXI в. вокруг Китая.
Малайзия: Друзья и соседи
Не нужно дожидаться регулярного высокоскоростного поезда, связывающего столицу Малайзии Куала-Лумпур и Сингапур, чтобы увидеть признаки влияния последнего на всем протяжении имеющего форму когтя тропического Малаккского полуострова. Если ехать на север по общенациональной автостраде Малайзии, то плантации масличных пальм и каучуконосных деревьев постепенно сменяются промышленными зонами, а затем появляются знаки, указывающие на Путра-Джайю - безукоризненно спланированную административную столицу, а также на Кибер-Джайю -часть Мультимедийного суперкоридора, благодаря которому Куала-Лумпур становится восточноазиатским ответом Дубаю, причем спланированным с сингапурским качеством. Оба эти города новой формации служат символами того, что в Азии риск окупается, а автодорога, вдоль которой они расположены, - самое убедитель-
ное доказательство исключительной роли инфраструктуры в интегрировании и выстраивании государства Первого мира.
Малайзия лучше всякой иной бывшей колонии оценила материальную сторону развития: на ее денежных банкнотах изображены поезда и здания, а не руководящие персоны. В отличие от Египта, где созданная в колониальные времена инфраструктура пришла в упадок, в Малайзии лидеры, правившие после обретения ею независимости, с толком использовали доставшиеся им по наследству британские административные методы (как и спортивные и рекреационные клубы). Помимо этого Малайзия взяла пример с Сингапура в том, как конкурировать на глобальном рынке - начиная с авиации и заканчивая портами. Путра-Джайю выстроили на месте бывших плантаций, теперь там производят текстиль и прочие товары для западных потребителей. Город имеет современную европейскую архитектуру, но в узнаваемом мусульманском оформлении, с изукрашенными мечетями и мостами, вдохновленными иранскими образцами. Общенациональная автострада сейчас тянется на север до самого острова Пенанг, который тоже превратился в место концентрации высокотехнологичных отраслей.
Нет более грандиозного символа малайзийского успеха, чем небоскребы «Петронас» в Куала-Лумпуре, часто именуемые «Башнями-близнецами». До недавнего времени они были самыми высокими в мире. Архитектурный план небоскребов основан на исламской геометрии: восьмиконечная звезда служит знаком единства, гармонии, устойчивости и разумности. Одно из зданий, где располагается государственная нефтяная компания «Петро-нас», символизирует победу над разрушительным воздействием нефти на
государственное управление. В другом разместились многонациональные корпорации. Двухъярусный мост, которым они связаны на высоте 45-го этажа, обозначает смычку между государственными компаниями и иностранным капиталом - такова победная формула для Азии. «Мы единственная страна вне Запада, которую не поразило нефтяное проклятие», - отметил малазийский менеджер по связям с общественностью, с гордостью указывая на открывающийся из его офиса вид на «Башни-близнецы». Несмотря на начавшийся в 1970-е годы нефтяной бум, Малайзия все же осуществила диверсификацию экономики, развив нефтепереработку и добившись сравнительных преимуществ в сборке электроники. В то же время она не отказалась от использования (но не опустошения) своих крупных ресурсов древесины и каучука. Поддержи-
вая высокий технологический уровень, а также мудро распоряжаясь имеющимися у нее запасами, Малайзия остается единственным экспортером нефти во всей Восточной Азии. Даже когда в последующие два десятилетия иссякнут, по прогнозам, ее запасы, у страны останутся огромные месторождения природного газа. Неравенство между городом и деревней, а также слабость начального образования помешали Малайзии достичь уровня Южной Кореи. Тем не менее самая крупная часть ее большого перспективного бюджета отводится на нужды образования, что продвигает страну в направлении более активной конкуренции и в промышленном производстве, и в экономике знаний. В бывшем Малаккском султанате, откуда везли пряности, португальская колониальная архитектура ныне соседствует с предприятиями по сборке компьютеров, а жители Куала-Лумпура могут покупать лучшие продукты в «Карфуре» - образцовом продовольственном супермаркете Первого мира.
В любой стране многое зависит от лидера. Если венесуэльцы мучаются с Уго Чавесом, то у малайзийцев есть Махатхир Мухам-мад. Он и его советники были уверены, что глобализация опасна, если ее не направлять в нужное русло. Во время азиатского финансового кризиса они отринули рецепты международных структур, разрушившие экономику Таиланда и Индонезии. Напротив, в Малайзии был введен контроль над капиталом, чтобы удержать на плаву местный ринггит. Поскольку главы стран Второго мира осознают, что во избежание усугубления неконтролируемых диспропорций глобализацию нужно жестко регулировать, они скорее последуют примеру Малайзии, чем Аргентины.
«Доктор М», как называют Махатхира его сторонники, - это мусульманский Ли Куань Ю, лишь ему уступающий в качестве защитника азиатских ценностей. По словам Махатхира, у ислама и конфуцианства есть общие ценности, такие как взаимность и верность. «Люди на Западе считают, что экономический рост автоматически ведет к культурной либерализации, но Малайзия докажет, что существует азиатский путь», - заявил некий мусульманский знаток в Масджид Негара (государственной мечети). С учетом того расстояния, на которое распространился ислам за многие столетия, - к XIII в. мусульманские миссионеры и арабские торговцы достигли Филиппин, - избранное Махатхиром сравнение этого пути с детской игрой в «испорченный телефон» не лишено оснований. Ведь то, что говорит первый человек, может разительно отличаться от слов, которые слышит последний.
Вместо того чтобы углубляться в зловещие доктринальные распри по поводу того, чего же требуют нормы ислама, Махатхир и его преемник Абдулла Бадави поняли, что странам, находящимся на периферии исламского мира, всегда приходилось встраиваться в этнически более пеструю картину, нежели арабам, из-за чего догматизм был бы для них разрушителен. В Малайзии эйфория по поводу исламской революции пошла на убыль, когда Иран стал проявлять признаки косности. Расценивая исламский модернизм стран Персидского залива как материалистический и губительный, здесь предложили «ислам хадхари» (цивилизационный ислам), который подразумевает общественное развитие, справедливое лидерство, нравственную целостность, личную свободу, защиту окружающей среды и образование, основанное на науке. Власти не препятствуют деятельности групп типа «Сестры ислама», выступающих против консервативных исламских канонов, согласно которым женщин принято считать существами смиренными и покорными. В данном вопросе здесь исходят из того, что ислам сулит гендерное равенство и Малайзии необходимо обеспечить его, чтобы создать респектабельное общество.
Таким образом, Малайзия выглядит умеренной альтернативой Саудовской Аравии в том, что касается мусульманского образования, а также согласующимся с шариатом центром притяжения для состоятельных арабов. Ее прагматизм в подходе к исламскому лидерству особенно очевиден в рамках Организации Исламская конференция (ОИК). Малайзия старается удержать ОИК от идеологических обличений и увлечь ее общими торговыми проектами и инвестициями, как и использованием налога в пользу нуждающихся мусульман для сокращения бедности в исламском мире. «Мусульманские взгляды относительно геополитики допустимы, пока их направляем мы, а не страны Персидского залива», - продолжил свою мысль уже упомянутый знаток.
«Уж если на то пошло, Малайзия стала не менее, а более мусульманской - вопреки экономическому росту», - доказывал мне местный ученый. Ввиду того, что большая часть мусульман сегодня проживает в Азии, а не в арабском мире, успех Малайзии в деле модернизации, при котором ислам не приносится в жертву, делает ее бастионом на пути сил фундаментализма, исходящих из западной части Азии. Этот успех является результатом отделения мечети от государства, при котором последнее учитывает мнение первой, но не подчиняется ее диктату. Основная часть мусульманского населения ставит шариат выше конституционного права, а
для иных групп, таких как китайцы и индийцы, важнее светская правовая система, действующая параллельно с шариатом.
Численность коренного населения Малайзии растет гораздо быстрее, чем местной китайской общины, и потому устойчивый успех составляющих меньшинство китайцев нельзя отнести исключительно на счет конфуцианской этики. В то же время многих мусульман-малайцев привлекает вторая волна арабского ислама, пришедшая спустя семь веков после первой (что проявляется в том, что в стране все больше носят головные платки). Если прежде разрешался развод через устное заявление, то теперь такая процедура запрещена. Шариатские суды набирают все больше власти, а шариатская полиция даже совершала рейды в самый популярный в Куала-Лумпуре ночной клуб «Зук».
Анвар Ибрагим, зачинатель исламистской политики и бывший заместитель премьер-министра, по-прежнему полагает, что ислам может содействовать очищению власти от коррупции. Его призывы звучат так же, как и у «Братьев-мусульман» в Египте. «Ислам не будет принесен в жертву демократии, - настаивает он. -Ради закрепления достигнутых успехов нужно покончить с безнаказанным отступлением от азиатских ценностей». Политика в Малайзии стала более транспарентной, но ее не назовешь более открытой. Периодически проводимые многопартийные выборы дают оппозиционным партиям шанс получить депутатские места, но доминирующая партия «Барисан насионал» сохраняет непреодолимое преимущество. Махатхир, со своей стороны, по всей видимости, стал ценить демократию несколько выше с тех пор, как отошел от государственных дел, чтобы стать главой «Петронас» -центрального звена связи между бизнесом и политикой. Как ни странно, ныне он нападает на своего преемника Бадави за то, что тот не дает новых возможностей для выражения оппозиционных мнений и не берет на себя ответственности за предоставление его родственникам контрактов и важных постов.
Впрочем, Махатхир никогда не считал, что демократия стоит того, чтобы нарушить хрупкий этнический баланс в стране. В этом с ним согласно большинство малайцев, которые с большей готовностью поддерживают сильное государство, даже становясь богаче. Малайзия - пример межродовой терпимости (но не обязательно гармонии), опорой для которой служит экономический рост. Колонизаторы привезли на полуостров массу индийцев и китайцев, но Малайзии удается поддерживать стабильность, хотя в ее населении смешались 50% малайцев, 40% китайцев и 10% индийцев
(предки Махатхира происходят из индийского штата Керала, тогда как Бадави ведет свой род от арабов, перемешавшихся с китайцами из провинции Юньнань). Китайцы и индийцы получили гражданство, когда Малайзия обрела независимость. К тому же прилагались особые усилия, чтобы объединить малайзийцев некитайского происхождения и предотвратить доминирование китайцев, по большей части проживавших в городах (результатом стало исключение Сингапура из состава федерации в 1965 г.).
В малайзийском котле азиатские ценности, ислам и демократия смешаны, но еще не доведены до кипения. «Многие задумываются, не выльется ли экономический кризис в этническое насилие, как это произошло в 1969 г. «Мы предпочли бы достичь равенства в доходах, а не проверять подобное предположение», -заметил в частной беседе один консервативный политик. Подобно ЮАР, Малайзия имеет уникальную программу позитивной дискриминации для малазийского населения, составляющего большинство в стране, - его называют «Бумипутра» («сыны земли»). Она породила стабильный средний класс за счет предоставления компаниям, находящимся у них в собственности, кредитов под низкий процент. Напряжения в отношениях этнических малайцев и китайского населения почти не просматривается, однако его все же можно ощутить. Писатель B.C. Найпол сравнил присутствие китайцев в Малайзии с введением электрического напряжения 220 вольт в стране, где все оборудование настроено исключительно на 110 вольт. Для китайца сад - это только участок земли под коммерческую разработку, а для малайца - часть его жилья и даже жизненного мира. Сегодня кое-кто шутит, что «если бы китайцы стали мусульманами, малайцы обратились бы в буддизм».
Тем не менее бывший чиновник тихо сказал мне в скромном домашнем кабинете: «Хотя мы не готовы это признать, без китайцев Малайзия, вероятно, все еще оставалась бы экономическим захолустьем». Несмотря на то что Махатхир занимает твердую позицию в пользу малайцев, самыми близкими деловыми партнерами для него являются китайцы. Он даже создал специальную экономическую зону у берегов Борнео, чтобы привлечь китайские инвестиции, ловко выманивая у них средства, но при этом ограничивая контроль с их стороны.
Растущие связи Китая с Малайзией служат подтверждением поговорки, по которой «ближайший сосед важнее дальнего родственника». Веками китайские мигранты роились вокруг Куала-Лумпура и Пенанга, причем последний и сейчас еще остается по
преимуществу китайским городом с китайской архитектурой и ежегодным веселым китайским шествием. И все же несмотря на то, что зарубежные китайцы доминируют в экономике Малайзии (из-за чего их прозвали «евреями Азии»), малайзийцы не считают, что от КНР исходит стратегическая угроза. В 1974 г. Малайзия стала первой страной региона, установившей дипломатические отношения с Пекином. Экспорт в Китай газа, пальмового масла и электроники из Малайзии быстро растет, что активизирует китайскую программу, нацеленную на то, чтобы догнать других торговых партнеров Малайзии, а именно Японию и Соединенные Штаты. Как и в Южной Корее, значительная часть малайзийской экономики сейчас развивается в тандеме с экономикой Китая. Взамен малайзийцы получили преференциальный доступ на китайский рынок, им разрешено в полной мере владеть там недвижимостью и даже осуществлять инвестиции в такой деликатной сфере, как электроэнергетика. «Петронас» и различные малайзийские компании, занимающиеся пиломатериалами, прячутся за спиной китайских государственных фирм в глобальной охоте за ресурсами на пространстве от Ливии и Судана до Индонезии. «Мы привыкли рассматривать США как державу, которая оказывает нам содействие», - сказал малазийский специалист по стратегическим вопросам, объясняя тесное военное и морское сотрудничество страны с США. Именно потому, что американо-малайзийские отношения были столь тесны, Махатхиру сходили с рук его антиамериканские выпады, например, заявление, что США, не будучи мусульманской страной, не могут возглавлять «войну с террором» против исламского фундаментализма. Малайзия даже устроила пародийное заседание трибунала по военным преступлениям, чтобы пристыдить американских лидеров за причиненные иракцам и палестинцам страдания. Однако в то же время, как и некоторые другие нефтяные государства мусульманского мира (Саудовская Аравия, Ливия и Казахстан), Малайзия хорошо овладела искусством множественной ориентации, завязывая дружбу со всеми. Кроме того, подобно Южной Корее, Австралии, Таиланду и Индии, Малайзия потихоньку убеждает Соединенные Штаты, что она на их стороне, одновременно не делая ничего, что обидело бы Пекин, т. е., по сути, уклоняется от участия в их соперничестве, заверяя в своем нейтралитете на тот случай, если «слоны вступят в борьбу».
Индонезия: Меньше - значит больше
Индонезия постоянно испытывает на себе агрессивное воздействие и природы, и человека. Там нередки вулканические извержения, землетрясения, цунами, инфекционные болезни, финансовые кризисы и этнические раздоры - причем страна бессильна против всего этого. Речь пока не идет о несостоятельности государства, но Индонезия беспрерывно рискует попасть в эту категорию при всякой следующей сейсмической подвижке земной коры или финансовых рынков. В начале 2007 г. Джакарту как будто совсем смыло стремительным наводнением, которое вызвало перемещение значительной части ее населения. Оно унесло прочь тысячи домов и вызвало массовые заболевания. Чудо, что Индонезия вообще существует, и еще более поразительным придется признать ее будущее выживание в нынешней форме.
Индонезийская часть островного комплекса прикрывает Юго-Восточную Азию от внешнего мира. Когда в годы Второй мировой войны императорская Япония оккупировала Индонезию, был освобожден заключенный в тюрьму лидер повстанцев Сукар-но. Он повел борьбу за независимость против голландских колонизаторов, вынудив их сдаться и убраться восвояси. Однако, помимо признания Индонезии в соответствии с международным правом, у нее, кажется, немного оснований для существования в качестве отдельного независимого государства. Архипелагом из приблизительно 14 тыс. островов, который протянулся от Малайзии до Филиппин, невозможно править ни в режиме диктатуры, ни в режиме демократии.
Мощные оборонительные укрепления перед министерствами в Джакарте - самый явный признак смычки военных и власти, которые выступают в роли постколониальных колонизаторов в собственной стране. Несколько десятилетий авторитарный Сухарто и его режим, участвовавший в Движении неприсоединения и выступавший за установление «нового порядка», больше интересовались торговыми спекуляциями, нежели защитой суверенитета страны. Его дети встали во главе многочисленных военно-промышленных монополий. Поскольку только 12% доходов бюджета страны приходится на налоги, коммерческие предприятия военных (около полутора тысяч компаний) безраздельно хозяйничают во всех автономных регионах Индонезии. В Таиланде армейское правление обеспечило ограниченную модернизацию и становление сильного государства. В Индонезии же со времени
обретения независимости военные были так увлечены собственной хозяйственной выгодой, что мысль о стабильном гражданском правительстве приходила в последнюю очередь. Отстранить военных от политической власти оказалось весьма трудно, а выкорчевать их из сферы торговли недвижимостью, лесной и горнодобывающей промышленности страны (если назвать только несколько отраслей) было вообще невозможно - да никто и не пытался.
Ввиду географических масштабов страны и более чем 200 млн. населения Индонезию нередко именуют «спящим гигантом». Однако пока она спит, ее раздирают на части. Фактически эта страна - громадное, окруженное морем поле для игры в гольф, на котором зарубежные компании и страны предъявляют права собственности на различные лунки. Там, где интересы энергетических компаний и государства стыкуются, Индонезия функционирует как будто неплохо. Так, в Самаринде, столице провинции Восточный Калимантан на острове Борнео, имеются хорошие дороги и пригородное жилье в западном стиле для зарубежных работников нефтяной отрасли. Однако дальше от центра гораздо чаще нормой являются нещадная эксплуатация природных ресурсов и местных меньшинств. В провинции Папуа (бывшая Ириан-Джайя) горнодобывающие компании тайно сговорились с индонезийскими военными, что привело к сильному загрязнению речных вод и нарушению прав человека. В 1997 г. выжигание кустарника, использовавшееся в качестве метода расчистки земель на острове Суматра, вызвало столь обширное и токсичное задымление (охватившее Малайзию, Папуа - Новую Гвинею и даже некоторые районы Австралии), что правительство Малайзии объявило чрезвычайное положение в стране. Кроме того, оно обратилось с просьбой к духовенству, чтобы оно молилось о ниспослании дождя, так как от удушья пострадали тысячи младенцев, а экономические потери составили 10 млрд. долл.
Постоянные предвыборные махинации и изменения в статусе провинций, производимые правительством, имеют целью подорвать силу движений за большую автономию от авторитарного центра, тогда как на деле разделять и властвовать продолжают военно-промышленные вотчинные владельцы. Дробление контроля над ресурсами между бывшими военными чинами лишь ускоряет разграбление лесов и рыбных ресурсов компаниями, которые принадлежат китайцам, малайзийцам, американцам и местным военным. Однако чем больше центр гребет к себе экономические
прибыли за счет периферии, тем больше периферия стремится к отделению. Обретение независимости Восточным Тимором в 1999 г., растущая самостоятельность провинций Ачех и Папуа, как и потеря двух островов в пользу Малайзии в результате юридического спора, - все эти случаи подсказывают, что Индонезия может и не сохраниться в своем нынешнем виде. В хозяйственном, этническом и религиозном отношении основные скопления индонезийских островов и сейчас уже тяготеют к более стабильным «родственникам»: Суматра, Западный Калимантан и даже западные регионы Явы все более подпадают под влияние процветающей Малайзии; Сулавеси с христианским населением в большей мере идентифицирует себя с Филиппинами, а слабые восточные провинции, такие как Папуа, могут последовать за меланезийским «кузеном» Папуа - Новой Гвинеей, которой больше занимается не Индонезия, а Австралия. Сингапур почти овладел островом Бинтан, распоряжаясь курортами и прибирая к рукам землю в горах для собственного освоения.
«Мы становимся похожими на Филиппины, - с насмешкой заметил бизнесмен из Джакарты, пребывая в покое своего офиса на вершине небоскреба. - Мы с каждым годом беднеем и теряем стабильность». Провал воспринимается тем болезненнее, что уже удалось вкусить близившегося успеха. Тойнби называл Суматру «островом надежды», где «нефть, земля и тяжелый труд» вознесут страну вверх. Однако Индонезия так и остается «нацией в ожидании». Она страдает из-за того, что упускает сегодня те же возможности, что и в 1960-е годы. Сухарто правил в течение трех десятилетий, когда проводилась либерализация, а также осуществлялось налаживание отношений в регионе, но он так и не понял, что больше - не всегда означает лучше. Он зачастую демонстрировал высокомерие по отношению к крошечному Сингапуру - пока финансовый кризис 1997 г. не вывел Индонезию из игры и не заставил обратиться к Сингапуру за крупными займами.
Кроме того, у Сухарто не было иного выбора, кроме как положиться на исламистские группы в обеспечении выполнения самых базовых функций. За 350 лет голландские колонизаторы не смогли проникнуть в среду индонезийских культур, где на фоне географической разрозненности сосуществовали христианство, буддизм, индуизм и ислам. Древние королевства на Яве, в Таиланде, Малайе и Камбодже восприняли свои религиозные верования из Индии. Такое наследие породило затейливые памятники индуи-стско-буддийской духовности - например, грандиозный храмовый
комплекс и буддийскую ступу Боробудур. Как некогда говорили, «поскреби индонезийца - и обнаружишь индуиста». «Гаруда», национальный символ и авиакомпания Индонезии, названа в честь ездовой птицы индуистского бога Вишну.
Впрочем, проповедники не прекращают своих трудов ни у политических, ни у духовных берегов. Как писал в книге «Помимо веры» B.C. Найпол, ислам - это арабское вероисповедание. Иными словами, оно предъявляет верующим общественные требования, сформулированные по-арабски, тем самым сминая множественные истории и прибегая к современным технологиям, чтобы заменить исламом и местную культуру, и национальную идентичность. Сейчас многие индонезийцы говорят, что если их мозги направлены на Восток, то их сердца стремятся на запад, к Мекке.
Из-за внутренней слабости Индонезии ее многочисленное мусульманское население служит благодатной почвой для глобализированного радикального ислама. В то время как Малайзия принимает мусульманские инвестиции, туристов и студентов, соединение арабских и собственных экстремистских групп превращает Индонезию в «архипелаг джихада». Здесь участники былых сражений в Афганистане находят место, где они могут замышлять новые планы, совершать нападения на западные корпорации и посольства.
Молодые арабские исламисты рассеяны по Индонезии и Таиланду. Они морочат головы впечатлительной, невежественной и безработной молодежи, рекрутируя в ее рядах бойцов для таких группировок, как «Абу-Сайяф» или Национально-освободительный фронт Моро на Филиппинах, а также провоцируют насилие в отношениях мусульман с христианами в провинции Сулавеси. Как пояснил местный специалист по фундаменталистским движениям, «малайцы привносят свое умение изготавливать бомбы, тайцы и филиппинцы занимаются контрабандой, а индонезийцы становятся террористами-смертниками». В религиозных школах «пезан-трен» и мечетях, спонсируемых фундаменталистской организацией «Джамаат Исламия», которые напоминают медресе в Пакистане и число которых близко к 14 тыс., ученикам внушают, что они - хорошие мусульмане, потому что учат арабский язык и запоминают суры из Корана.
В мусульманском мире, сверху донизу пронизанном коррупцией, следует ожидать и исламизации, распространяющейся снизу вверх. Коррумпированное государство и экономика с массовой социальной отверженностью придают джихаду видимость про-
грессивной силы, способной восстановить значимость человека. «Исламистские сети дают многое из того, чем должно заниматься государство», - подчеркнул специалист по исламу, ставший политиком. Подобно «Братьям-мусульманам» в Египте или Партии справедливости и развития в Турции индонезийские исламисты живут скромно, не берут высокой платы за свою работу и строят свои избирательные кампании на антикоррупционной платформе. Хотя на общенациональных выборах они еще не достигли особых успехов, по существу они уже получили власть, поэтому их избрание по итогам выборов лишь юридически закрепит это. Более чем в десятке районов по всей Индонезии группы мусульманских активистов выступают за запрещение алкоголя и проституции. Они требуют подтверждения умения читать Коран перед женитьбой и при поступлении в университет, заставляют женщин-чиновниц носить хиджаб, не позволяют держаться за руки в публичных местах. Кроме того - в том же месяце, когда появилась индонезийская версия журнала «Плейбой», - они объявили порнографией демонстрацию на публике женского пупка, из-за чего стало затруднительно исполнять даже традиционные индонезийские танцы. Если законы шариата продолжат свое распространение по всей Индонезии, только индуистский остров Бали, где расположилась австралийская колония хиппи, останется там бастионом либерализма -но вовсе не обязательно островком безопасности, учитывая крупные взрывы, устроенные в ночных клубах террористами-самоубийцами в 2002 и 2005 гг.
Либералы в Индонезии слишком далеки от массовой политической активности, чтобы восстанавливать влияние исконно индонезийского синкретического ислама или продвигать такие альтернативы, как обучение английскому языку. Получив зарубежное образование и имея работу в Сингапуре, они как глобализированные отшельники обитают в Джакарте в виллах с кондиционерами. В качестве фактора сдерживания - причем такого, который, скорее всего, и даст знать о себе, выступают сами исламисты. Если исламский фундаментализм - это вирус, то пагубный для него антибиотик должен содержать его в малых дозах, чтобы помочь организму нарастить сопротивление. В Индонезии находятся две крупнейшие мусульманские организации мира - «Нахдат уль-улама» и «Мухаммадия», сегодня убедительнее кого бы то ни было в стране выступающие против распространения шариата. Они ратуют за сохранение светского государства, так как если насаждением шариата будут заниматься неквалифицированные государ-
ственные суды, то ислам утратит свою святость. «Наше крестьянство уже соблазнялось разными идеологиями - от коммунизма до радикального исламизма. Они столь отличны от наших традиций, что являются для него совершенно новыми религиями», - горячился исламист, сотрудничающий с правительством.
По мере того как национальная идентичность Индонезии тускнеет, демократия в стране все больше напоминает автомобиль, теряющий детали на дорожных ухабах. Индонезийскому руководству хотелось бы представить свою страну как синтез и средоточие демократии и исламских умозаключений, но вряд ли можно быть уверенным в том, что в местном изложении эти добродетели достойны культивирования.
После отставки Сухарто в 1998 г. усилились и коррупция, и разрыв в доходах, и этнорелигиозные склоки, и насильственные действия со стороны сепаратистов. Им лично подобранный преемник Б.Ю. Хабиби оказался беспомощным чиновником, который устроил референдум по Восточному Тимору, в результате чего тот получил независимость, а сам Хабиби подвергся импичменту. Политический дрейф продолжился при дочери Сукарно Мегавати Сукарнопутри: чем влиятельнее становятся исламистские партии, тем больше пугаются остальные. За индонезийскую демократию приходится расплачиваться единством, так как для многих провинций принципиальным выбором стало стремление к почти полной автономии, граничащей с самоуправлением. Ныне даже лояльные к власти индонезийцы громко требуют реального руководства, взывая к подобию Ли Куань Ю или Махатхира ради восстановления единства и достоинства. За неимением таковых Индонезия будет и впредь раскалываться во всем, кроме названия, будучи жертвой собственного положения как наиболее широко раскинувшегося и этнически неестественного государства мира. Не исключено, что от ее национального содержания останется только остров Ява, где проживает 70% жителей Индонезии (включая численно преобладающих этнических яванцев), с Джакартой в качестве столицы.
В Джакарте неприглядные обелиски в честь независимости не скрывают главной реальности, которая состоит в том, что она сохраняется лишь благодаря новым поселенцам - китайцам. Отношения Индонезии с Китаем носят давний характер, это постоянный танец любви и ненависти, жизни и смерти. Во времена Голландской Ост-Индской компании китайские рабочие толпами прибывали сюда, чтобы батрачить на сахарных плантациях. С са-
мого начала им приходилось изощряться, чтобы умерить антикитайские настроения, подкупая политиков ради создания подставных компаний типа «Али Баба», в которых индонезийцы составляли лишь ширму, а китайцы заправляли делами за кулисами. Переворот в Индонезии в 1965 г. был, в сущности, антикитайским, так как Китай поставлял оружие Коммунистической партии страны. На материк были изгнаны 500 тыс. китайцев из которых многие никогда там прежде не бывали. Если бы эта страна была демократической, немногочисленное китайское население, контролирующее 70% индонезийской экономики, давным-давно уничтожили бы.
Сухарто продолжал потворствовать китайцам, чье превосходство в делах» и многоотраслевые компании породили большинство банков, ныне формирующих впечатляющий силуэт Джакарты, в значительной мере выстроенный так, чтобы напоминать о Сингапуре. Даже после жутких погромов в 1998 г., когда в Джакарте чайнатаун был выкорчеван с корнем, тысячи китайцев -жестоко убиты, внутрикитайские банковские сети поддерживали предприятия китайцев - после чего они перебросили триллионы рупий в Сингапур. И все же Индонезия без денег китайцев была бы страной Третьего мира в чистом виде.
Ввиду столь шаткого положения не стоит удивляться, что зарубежные китайцы сохраняют большую лояльность к Китаю, нежели к той стране, которая их приняла. После волнений 1999 г. Пекин настоятельно потребовал, чтобы индонезийское правительство защитило китайское меньшинство. Но так как в Джакарте больше нет чайнатауна, китайцы стали смешиваться с местным населением в большей мере, чем когда-либо прежде. «Молодое поколение китайцев гораздо скромнее в демонстрации своей состоятельности, - рассказал один из них, успешный предприниматель. - Японские машины они предпочитают немецким». От требования указывать китайское происхождение в паспорте отказались, а поскольку китайцы скоро достигнут 8% населения (т.е. станут четвертым по численности меньшинством), организации, выступающие в защиту прав человека, приходят на помощь тем из них, кто стремится получить местное гражданство. Наблюдается также рост осознания экономической и культурной значимости Китая, в связи с чем сейчас гораздо больше индонезийских студентов учатся в КНР, нежели в Соединенных Штатах.
Индонезия постепенно превращается в буфер, т.е. начинает выполнять ту роль, которую этому архипелагу отводила Япония в
годы Второй мировой войны. В тот короткий период, когда Америка временно прервала военное сотрудничество с Индонезией, обеспокоившись соблюдением прав человека, как раз и произошел бум военных соглашений Индонезии с Пекином, что превратило ее в китайскую гряду вдоль расширяющегося морского периметра КНР. Китай и Япония - главные пользователи Малаккского пролива - чрезвычайно загруженного тесного прохода для судов (в самом узком месте немногим шире полутора километров) между крупными портами. Через него идет половина мирового потока нефти и треть оборота прочих товаров в мировой торговле. Местные инициативы по защите проходящих судов от пиратов и террористов постепенно оттеснили на задний план предложения США по усилению своих патрулей, Американцев считают не только потенциальной причиной заторов в проливе, но и своего рода приманкой для злоумышленников.
Используя передовую японскую технологию, Сингапур, Малайзия и Индонезия сами охраняют проливы, а вновь созданная Международная морская организация со штаб-квартирой в Куала-Лумпуре следит за всеми подозрительными перемещениями в данном районе без американского участия. «Великодушная реакция Америки в связи с цунами 2004 г. была очень важна для нас, -пояснил за завтраком в парадном отеле «Боробудур» в Джакарте индонезийский дипломат. - Но доброй воли хватило ненадолго, поскольку помощь оказывалась кратковременно, а в целом наш народ считает американскую политику направленной против мусульман».
Кроме того, Китай замещает сокращающиеся американские капиталовложения в Индонезии, предполагая закачать в ближайшее десятилетие до 30 млрд. долл. в добывающие отрасли страны точно так же, как он выкачивает оттуда нефть и газ (а также уголь и древесину). Как это происходит и на российском Дальнем Востоке, китайские компании уничтожают леса Борнео и Калимантана, которые уже наполовину сведены. Под угрозой сейчас оказалась экосистема Индонезии как таковая, которая по числу исчезающих видов уступает только Бразилии. Однако, в отличие от Бразилии, экологическое сознание и соответствующая правоохранительная деятельность в Индонезии намного отстают от темпов истощения окружающей среды.
США, ЕС, Япония и Австралия вкладывают серьезные средства в местное сельское хозяйство, оказывают поддержку миролюбивым исламским организациям, готовят полицейские силы и
подталкивают свои компании к соблюдению практики корпоративного гражданства (т.е. к более высокой оплате труда работников и предоставлению им пособий по болезни). Но этого может оказаться недостаточно, чтобы сохранить Индонезию в качестве стабильного созвездия островов, а не раздробленного пояса «комет», вращающихся в китайской орбите.
П. Ханна. «Второй мир», М., 2010 г., с. 362-379.
К. Тузов,
политолог
МУСУЛЬМАНЕ ЕВРОПЫ: НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
«Будущее Европы не ясно, оно в игре», - начинает свою статью «Не превратится ли Европа в Еврабию?» известный аналитик и публицист Д. Пайпс. Алармистские воззрения таких аналитиков, как М. Штайн, или О. Фаллачи, отсылающие к «видимым» изменениям западных реалий, занимают прочную позицию среди признаваемых реалистичными сценариев развития Европы. Своеобразным апофеозом «исламизаторских» пророчеств можно назвать книгу «Eurabia: The Euro-Arab Axis» (2005) публициста Б. Еора. На базе таких идеологических конструкций активно развивается общеевропейская организация «Остановить исламизацию Европы», целью которой является препятствование становлению ислама в качестве доминирующей политической силы. На прошедшем 1113 сентября 2008 г. в Мадриде международном форуме иммигрантов участниками конференции была принята «директива стыда», вменяющая ксенофобские настроения самим европейским элитам, воздвигающим на пути нормальной жизни иммигрантов «физические, юридические и социальные стены». На первый взгляд политика европейских государств по вопросам взаимодействия с мусульманским населением бессистемна. Это упрек всей политической системе, которая не может ответить на вызов: то принципы толерантности и веротерпимости способствуют «продвижению» ислама, то вдруг нахлынувший исламофобский пессимизм толкает законодателей к запрету на минареты, паранджу и никаб.
Одно из главных упрощений теории «исламизации» - восприятие мусульман Европы как «мусульман вообще», без отсылок к внутренним разногласиям в исламской среде. Между тем, серьезный культурный дисбаланс отмечается между поколениями мигрантов. Старшее - малочисленное и адаптированное к европей-
