CC BY
11
2006.01.013. ФРИКЕЛ С., ГРОСС Н. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ НАУЧНЫХ/ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ДВИЖЕНИЙ.
FRICKEL S., GROSS N. A general theoiy of scientific/intellectual movements // Amer. sociol. rev. - Wash., 2005. - Vol. 70, N 2. - P. 204-232.
Ключевые слова: научные движения, социальные факторы, условия, динамика.
История всех современных научных и интеллектуальных областей, по словам авторов - американских социологов, свидетельствует об их чрезвычайной лабильности и динамизме. Но, несмотря на великое множество исследований, посвященных отдельным случаям, социологи не торопятся с построением общих теорий, которые объяснили бы, почему и как возникают дисциплины, области исследований, теоретические направления, «сети акторов», «невидимые колледжи» и другие родственные образования, меняющие интеллектуальный ландшафт. Для того чтобы заполнить эту лакуну, авторы предлагают свой вариант общей теории научных/интеллектуальных движений (НИД). Они исходят из того, что НИД в определенных отношениях напоминают общественные движения. Поэтому их теория представляет собой синтез работ по социологии идей, социальным исследованиям науки и общественным движениям.
Задача этой теории - объяснить динамику НИД как центрального механизма, который управляет изменениями в мире знаний и идей. Авторов интересует следующий вопрос: «При каких социальных условиях то или иное движение возникает, вербует сторонников и последователей, добивается интеллектуального признания и, в конечном итоге, достигает определенного уровня институциональной стабильности?» (с. 204). Из самой постановки вопроса следует, что авторы разделяют так называемую «сильную программу» (Barnes, 1977; Bloor, 2002) в социологии научного знания, отказываясь считать «внутреннюю» истинность идеи единственной причиной ее популярности. Истинность тех или иных утверждений всегда устанавливается и сертифицируется при посредничестве социальных процессов, которые «сильная программа» и пытается реконструировать.
В своей упрощенной и свернутой форме определение НИД звучит так: «НИД - это коллективные усилия по выполнению исследовательских программ или проектов, вызывающих сопротивление со стороны научного
или интеллектуального сообщества» (с. 206). За этим кратким определением скрываются следующие положения.
1. В центре любого движения находится более или менее связная программа интеллектуальных изменений или развития, которая становится предметом пристального изучения и споров внутри интеллектуального сообщества. Необязательно, чтобы участники движения были согласны со всеми его постулатами и во всем придерживались общего мнения, но они всегда сознательно ориентированы на ядро программы, независимо от того, как они его интерпретируют.
Согласно этому определению, движение прагматизма в американской философии и смежных областях, получившее распространение в конце XIX и начале XX вв., может считаться НИД. Несмотря на разногласия между Ч. Пирсом, У. Джеймсом, Дж. Мидом и Д. Дьюи, все участники этого движения признавали, что их философские построения в целом сходятся. Предлагаемое определение, подчеркивают авторы, исключает долгосрочные изменения в европейской историографии, которые анализировал Х. Уайт (White, 1978), равно как и «эпистемы» гуманитарных и медицинских наук, изучавшиеся М. Фуко (Foucault, 1972). Эти пара-дигмальные сдвиги не включали в себя сознательно направляемых коллективных действий, а их участники не могли и не давали им своего специфического названия.
2. Ядро программы всегда состоит из интеллектуальных практик, которые являются спорными с точки зрения нормативных ожиданий, сложившихся внутри данной научной или интеллектуальной области. Некоторые НИД оказываются настолько успешными, что их идеи сами становятся нормой. Как подчеркивают авторы, движение может быть названо НИД только в том случае, если в момент своего возникновения оно бросало вызов сложившимся представлениям и поэтому вызывало сопротивление. Постепенные изменения - или «нормальная» наука по Т. Куну - лучше всего могут быть поняты в терминах институционального дрейфа.
3. Именно потому, что интеллектуальные практики, рекомендуемые НИД, всегда спорные, НИД по сути своей имеют политический характер, в веберовском смысле, как преследующие собственные «интересы в распределении, поддержке или передаче власти» (цит. по: с.207). Каждая программа интеллектуального изменения одновременно содержит в себе желание изменить конфигурацию социальных позиций
внутри или между интеллектуальными областями, где власть, внимание и другие ограниченные ресурсы распределяются неравномерно.
4. Научные/интеллектуальные движения могут возникнуть только в результате организованных коллективных действий. Для того чтобы идеи лидеров движения стали влиятельными, нужны публикации, конференции, специальные выпуски журналов и пр. Кроме того, необходимо добиваться грантовой поддержки, внедрять новые технологии, искать места для сторонников НИД. Без этой более или менее скоординированной социальной деятельности, которую Б. Латур называет «внесением в списки» (enrollment), НИД не могут существовать.
5. Научные/интеллектуальные движения - это феномен, ограниченный во времени, они рождаются и умирают. По данным Н. Маллинса (Mullins, 1973), занимавшегося изучением различных школ в современной американской социологии, успешным НИД требуется от десяти до двадцати лет, чтобы стабилизироваться в качестве идентифицируемых специальностей (с. 208). Любое НИД начинается с объявления новой интеллектуальной программы, а заканчивается либо исчезновением с интеллектуальной арены, либо трансформацией в более стабильные институциональные формы (научные школы, подобласти или дисциплины).
6. Наконец, НИД могут варьировать с точки зрения своих целей и масштабов. Некоторые - поднимают ранее не обсуждавшиеся или не достаточно обсуждавшиеся темы, другие - пытаются внедрить новые теоретические подходы в уже устоявшихся областях. Одни - предлагают новые методы и процедуры, другие - пытаются изменить границы существующих научных или интеллектуальных областей. Они могут быть как прогрессивными, так и реакционными и пр. Но, несмотря на эти различия, они имеют ряд общих черт, что и делает их объектом социологического исследования.
Авторы высказывают четыре предположения относительно условий и динамики возникновения НИД.
Предположение первое: «НИД обычно возникают тогда, когда интеллектуалы или ученые, обладающие высоким статусом, испытывают недовольство тем, что они воспринимают в качестве доминирующих интеллектуальных тенденций сегодняшнего дня» (с. 209). Практически во всех историко-научных исследованиях возникновение новых идей и направлений связывается на социально-психологическом уровне с чувством раздражения или недовольства. Об этом же писали Т. Кун и
Ч. Пирс. Так, согласно Пирсу (1877), научные или интеллектуальные сомнения, неважно насколько абстрактен их предмет, вызывают у мыслителей психологический дискомфорт или кризис. И частично желание преодолеть этот дискомфорт ведет к научным и интеллектуальным изобретениям и новациям.
Существует мнение (Bourdieu, 1988, 2004; Collins, 1998), что большинство ученых и интеллектуалов нацелены на накопление преимуществ и продвижение в академической иерархии, и поэтому они рассматривают НИД, прежде всего, как механизм для достижения этих целей. «Согласно этой теории, НИД возникают не столько из сомнений, сколько из открывающихся возможностей» (с. 211). Хотя ряд ученых и интеллектуалов действительно присоединяются к НИД из стратегических соображений, вряд ли это единственный мотив научных новаций. Разработкой первоначальных теоретических или исследовательских программ НИД станут заниматься только те люди (при учете сопряженных с этим профессиональных рисков), которые искренне верят в ошибочность прежнего курса.
Но как для политической борьбы недостаточно только наличия недовольных студентов или рабочих, так и новые НИД не могут возникнуть лишь в связи с интеллектуальной неудовлетворенностью работников науки. И в том, и в другом случае нужны лидеры. Наибольшие шансы стать такими лидерами имеют интеллектуалы старшего поколения, занимающие высокое положение в научной иерархии, а также их молодые протеже. Состоявшиеся ученые или интеллектуалы обладают достаточным научным и социальным капиталом, который они могут инвестировать в НИД, в отличие от молодых или менее «видимых» коллег. Они также располагают большим доступом к ресурсам и большей свободой: администраторы и коллеги скорее простят им инакомыслие. Таким образом, «концептуальные инновации того сорта, которые запускают НИД, в основном генерируются научной или интеллектуальной элитой» (с. 212).
Существует множество примеров НИД, родившихся из неудовлетворенности и сомнений ведущих интеллектуалов. Один из них - это появление этнометодологии в США в 1960-е годы, как результат оппозиции Г. Гарфинкеля интеллектуальному проекту его учителя Т. Парсонса. Другой пример - это развитие аналитической философии в Оксфорде в первой половине XX в., связанное с сомнениями и недовольством Дж. Э. Мура, Б. Рассела и молодого Л. Витгенштейна неогегельянской
традицией, которой придерживались такие британские философы, как Т.Г. Грин, со всей их метафизикой.
Предположение второе: «НИД скорее добьются успеха, если структурные условия обеспечат им доступ к ключевым ресурсам» (с. 213). НИД, так же как и любые общественные движения, постоянно заняты поиском и мобилизацией внешних и внутренних ресурсов, к которым в первую очередь относятся финансирование и публикации. Помимо этого большое значение имеют следующие три вида ресурсов.
а) Трудоустройство для участников НИД. Чрезвычайная ограниченность современного академического рынка труда, с одной стороны, создает условия для появления новых НИД, поскольку повышает уровень «дисциплинарного недовольства», расширяя тем самым базу их потенциальных сторонников. Но, с другой стороны, для того чтобы НИД могли выйти за пределы первоначальной стадии рекрутмента и добиться признания, активисты движения уже должны занимать определенное положение в академической сфере.
Лучшим примером того, как плотный академический рынок труда может стать катализатором активности НИД, служит анализ П. Бордье (Bourdieu, 1988), который посвящен возникновению различных антигуманитарных течений во французской философии в конце 1960-х годов. Согласно Бордье, в послевоенные годы во французских университетах резко возросло число студентов и соответственно увеличилось количество преподавательских вакансий. Для того чтобы заполнить эти вакансии, были набраны люди, которые в иных обстоятельствах были бы сочтены недостаточно квалифицированными, что привело к определенной девальвации профессиональных требований, предъявляемых к профессорско-преподава-тельскому составу. В результате возник естественный антагонизм между элитной, старой гвардией, чей культурный капитал, накопленный на протяжении всей жизни, начал падать в цене, и новыми сотрудниками. В этом контексте многие маргинальные ученые охотно поддержали различные антигуманитарные проекты, находя в структурализме или семиотике Р. Барта свежий подход к вопросам, которые старшее поколение рассматривало в сухих и стерильных терминах. А кроме того, эти программы не требовали того фундаментального классического образования, которое отличало философов старшего поколения, и одновременно позволяли создать собственный интеллектуальный «бренд» (с. 215).
Дж. Бен-Дэвид и Р. Коллинс (Ben-David and Collins, 1966) также объясняли бурное развитие психологии в 1870-е годы в Германии в терминах академического рынка труда. В этот период рынок труда для немецких физиологов оказался перенасыщенным, что заставило их искать работу на кафедрах философии, где вакансий было больше, но где они естественно заняли более низкие должности. Это движение вниз подтолкнуло мигрантов физиологов к созданию новой области «экспериментальной психологии», построенной по образцу естественных наук, и поэтому обладавшей более высоким статусом, что позволило им обрести новую идентичность и новые роли в академическом сообществе. Таким образом, это движение будет действительно продуктивным только в том случае, «если участники НИД получат возможность найти себе применение в академической среде» (с. 215).
б) Интеллектуальное признание. НИД, которые предлагают своим участникам дополнительные возможности для упрочения или завоевания признания в академических кругах, выигрывают по сравнению с теми, кто таких возможностей не предоставляет. В своем исследовании тех процессов, которые способствовали популярности Ж. Дерриды во Франции в 1970-е и 1980-е годы, М. Ламонт (Lamont, 1987) обнаружила, что одним из условий этой популярности стал кризис легитимности, который переживала французская философия.
После событий 1968 г. социальные науки, чувствительные к вопросам власти и общественным изменениям, оказались в центре внимания студентов и образованной публики. В это же время Министерство образования Франции вновь ввело преподавание философии в лицеях. В этом контексте, пишут авторы, «утверждение Дерриды, что философ -это практик деконструкции, наделило философию новой критической миссией, что помогло ей вернуть себе центральное место среди гуманитарных наук; превратило деконструкцию в престижный товар, доступный для потребления французской образованной публики; и способствовало академической карьере французских последователей Дерриды» (с. 216).
Напротив, когда структура области такова, что участники НИД не могут получить должного внимания и признания, их шансы на успех падают. Такие ограничения часто возникают, если присутствуют конкурирующие движения. Р. Коллинс (Collins, 1998) попытался понять, сколько таких движений могут существовать одновременно, и сформулировал так называемый «закон малых чисел» (с. 216). Опираясь на
свой анализ мировой истории философии, Коллинс предположил, что в поле интеллектуального внимания одновременно может удерживаться не менее трех и не более шести «школ». В отношении конкретных цифр, названных Коллинсом, могут быть сомнения. Однако очевидно, что, когда НИД вступают в борьбу с конкурирующими движениями, способными монополизировать признание в данной интеллектуальной области, их шансы на успех резко падают.
К такому выводу приводит исследование М. Куша (Kusch, 1995), посвященное атакам на «психологизм» со стороны немецких философов в начале XX в. Куш, так же как и в свое время Бен-Дэвид и Коллинс, рассматривает возникновение экспериментальной психологии в конце XIX в. в Германии, у истоках которой стояли такие фигуры, как В. Вундт, Г. Эббингауз, К.В. Штумпф и Ф. Брентано. Первоначально экспериментальные психологи работали на отделениях философии, и по мере того, как институциональный климат становился все более благоприятным для эмпирических исследований, количество психологов, имеющих звание полного профессора философии, заметно увеличивалось (с 1892 по 1913 г. их число утроилось) (с. 216).
Психологи попытались обосновать свое присутствие среди философов, выдвинув идею, что эмпирическая психология должна стать фундаментом, на котором может быть построена философия. В ответ «чистые философы», такие разные, как феноменолог Э. Гуссерль и неокантианец Г. Риккерт, доказывали, что философия может покоиться только на трансцендентальных, а не эмпирических, основаниях. Хотя экспериментальная психология вскоре станет самостоятельной дисциплиной, критики «психологизма» одержали победу. Лишенное возможности обеспечить интеллектуальное признание своим членам, движение за «психологизацию философии» постепенно пришло в упадок.
в) Организационные ресурсы. Наконец, для того чтобы НИД были успешными, им нужен доступ к организационным ресурсам, или к тому, что исследователи общественных движений называют «мобилизационными структурами» (mobilizing structures) (с. 217). Организационные ресурсы включают: отделения университетов, которые, по общему мнению, «воплощают» и служат носителями авторитета, идентичности и культуры дисциплины; институционализированные каналы информации (публикации, неформальные личные контакты и институциональные сети); и различные научные общества и организации (невидимые колледжи, профессиональные сообщества и конференции, нацио-
нальные академии). Организационные ресурсы не только облегчают коммуникации и позволяют скоординировать усилия, но и помогают НИД установить связи с ключевыми институтами вне науки.
Предположение третье: «Чем большим доступом к различным микромобилизационным контекстам располагают НИД, тем больше шансов у них на успех» (с. 219). Как и общественные движения, НИД, дабы преуспеть, должны рекрутировать новых членов. Но помимо доступа к ресурсам, таким как трудоустройство и признание, рекрутмент предполагает наличие «физического пространства», где представители движения и потенциальные его сторонники могли бы достаточно долго контактировать друг с другом. Именно в этих условиях происходит реальная работа по вербовке новых членов. В литературе по общественным движениям эти условия обозначают как «микромобилизационные контексты». Авторы решили воспользоваться именно этим термином.
Существует несколько типов микромобилизационных контекстов для НИД. Так, конференции и симпозиумы предлагают «пространство» для вызревания новых проблем, идей и открытий среди людей, мыслящих одинаково, но разделенных географически. Однако в современных условиях главный микробиологический контекст для НИД -это кафедры или лаборатории, где осуществляется постуниверситетское образование и формируются отношения между учеником и учителем (с. 220). НИД будут тем более успешными, чем больше их представителей будет среди научных руководителей и преподавателей, осуществляющих подготовку по докторским программам в наиболее престижных вузах. Это позволяет привлекать на свою сторону молодых, талантливых ученых и таким образом продлевает жизнь НИД.
В качестве примера автор рассматривает деятельность «Группы 1847», организованной немецкими физиологами. Этот случай, представленный в работе Г. Ленора (Lenoir, 1997), иллюстрирует ту центральную роль, которую играли микромобилизационные контексты на трех разных стадиях жизни НИД. Усилия по превращению немецкой физиологии в экспериментальную дисциплину, базирующуюся на «органической физике», возглавил Э. Дюбуа-Реймон. Это был многообещающий и амбициозный молодой физиолог, ученик И. Мюллера. К тому моменту, когда он оканчивал Берлинский университет, немногочисленные места в медицинских школах, доступные для физиологов, уже были заняты старшими по возрасту учениками Мюллера. Дюбуа-Реймон понимал, для того, чтобы сделать научную карьеру, необходимо
каким-то образом выделиться и, следовательно, отмежеваться от большинства физиологов, которые строго следовали исследовательским курсом Мюллера. Он также понимал, что работа над абсолютно новым подходом поможет достичь профессионального успеха, только если другие признают его важность.
С этой целью Дюбуа-Реймон и четверо его друзей физиологов организовали научный клуб - «Группу 1847», позднее переименованную в Берлинское физическое общество. Группа служила «источником взаимной поддержки и солидарности», по мере того, как ее члены все активнее формулировали свои сомнения и недовольство старой физиологией и разрабатывали стратегию для «освобождения физиологии от ее подчиненного статуса и создания таких институциональных условий, в которых она могла бы заниматься своими собственными проблемами... наряду... с другими независимыми, ориентированными на исследования дисциплинами» (цит. по: с. 220).
Десятилетие спустя, уже занимаясь преподаванием физиологии в своем родном университете, Дюбуа-Реймон воспользовался преимуществами «университетской аудитории», как другим микромобилизационным контекстом для создания «школы своих последователей». В итоге новая «школа» окрепла и получила мощную институциональную поддержку, когда в 1877 г. с благословения Бисмарка был открыт Физиологический институт, директором которого стал Дюбуа-Реймон. В свою очередь, этот институт выполнял важную функцию в качестве микромобилизационного контекста для новой физиологии.
Предположение четвертое: «Успех НИД зависит от работы, проделанной участниками движения, по облачению своих идей в такую форму, которая была бы созвучна интересам тех, кто населяет данную интеллектуальную область или области» (с. 221). Один из центральных вопросов социологии общественных движений: как лидерам и сторонникам этих движений удается смешивать новые идеи с уже знакомыми культурными мотивами, понятиями и чувствами, чтобы заставить потенциальных активистов и симпатизирующих принять набор спорных утверждений? Исходя из представлений об общественных движениях, авторы намерены описать процессы, с помощью которых участники НИД коллективно репрезентируют свои цели и программу для аутсайдеров и инсайдеров.
Словесное оформление НИД может осуществляться различными путями: книги и статьи, заявки на гранты, тезисы к конференциям, лекции, неформальные коммуникации с коллегами и студентами и пр.
Фундаментальное значение в этом контексте имеет понятие интеллектуальной идентичности. Интеллектуалы, как показывают исследования, неизбежно воспринимают себя и тех, с кем они сталкиваются, используя те или иные типологии. Эти типологии могут отражать характерологические особенности, научные роли, теоретические предпочтения, политические убеждения, религиозные верования и пр. На самом деле эти социальные категории оказывают важное влияние на развитие идей, поскольку люди мотивированы выполнять ту работу, которая созвучна их Я-концепции как ученого или интеллектуала определенного типа (с. 222).
По ряду причин (подъем политического или культурного движения, новая фаза капиталистической экспансии, переживание культурного кризиса) тот или иной набор интеллектуальных Я-концепций в определенные исторические периоды становится более популярным. НИД могут «оседлать» эту волну популярности, оформив свои программы в соответствии с доминирующими ожиданиями и предпочтениями. Безусловно, большое значение имеет также умение связать НИД не только с интеллектуальными Я-концепциями, но и с более широким мировоззрением и ценностями. Тем не менее, авторы считают «конструирование НИД вокруг интеллектуальных Я-концепций ключевым фактором их успеха или поражения» (с. 222).
Другие составляющие деятельности по созданию образа НИД - это риторическое конструирование коллективной идентичности движения, его исторических корней и связей с другими движениями.
а) Конструирование коллективной идентичности происходит в разных контекстах: от тех, которые вовлекают «ключевую группу» исследователей, до тех, когда дисциплина в целом обсуждает свои профессиональные обязанности по отношению к своим членам и обществу, как это делали физики в конце 1950-х годов, а антропологи и генетики -сегодня.
б) Участники движения также должны ответить на вопросы: кого можно считать легитимными основателями движения; кто его интеллектуальные предшественники и последователи? Наибольшего успеха добиваются те НИД, которые сумеют представить себя в качестве естественного продолжения или наследника определенного набора ценностей, верований, допущений и идентичностей, широко поддерживаемых теми интеллектуалами, которые потенциально могут стать их сторонниками, или теми, кто контролирует доступ к ключевым ресурсам.
Примеров подобной стратегии в литературе приводится очень много. В частности, авторы ссылаются на работу Р. Аббота (Abbot, 1999), посвященную Чикагской социологической школе.
в) Риторическое конструирование НИД также включает попытки позиционировать себя по отношению к конкурирующим движениям. Интеллектуальная жизнь, как известно, строится на основе принципа противопоставлений и дифференциации. Поэтому эксплицитно или имплицитно все НИД дают характеристику и критикуют интеллектуальные позиции, по отношению к которым они объявляют себя альтернативными. Авторы предполагают, что успех движения частично зависит от эффективности этих риторических усилий. Свое предположение они иллюстрируют на примере возрождения в конце 1970-х годов интереса к прагматизму среди американских философов и гуманитариев (Gross, 2005).
Предложенная теория, как отмечают авторы в заключение, не только превращает НИД в важный объект социологического анализа, но и дает социологам идеи и набор инструментов для изучения того, как, где и при каких условиях наука оказывается, по выражению Б. Латура, «политикой, осуществляемой другими средствами» (цит. по: с. 227).
Т.В. Виноградова
2006.01.014. МЭЙХЬЮ Р. СОСТАВЛЯЯ КАРТУ ВООБРАЖАЕМОГО СООБЩЕСТВА НАУКИ: ГЕОГРАФИЯ КАК РЕСПУБЛИКА УЧЕНОСТИ, 1600-1800.
MAYHEW R. Mapping science's imagined community: Geography as a republic of letters, 1600-1800 // Brit. J. for the history of science. - Oxford, 2005. - Vol. 38, N136. - P. 73-92.
Ключевые слова: научное сообщество, география, модели цитирования, космополитизм, национализм.
Автора - сотрудника Бристольского университета (Великобритания), интересует один из аспектов социологии научного сообщества, а именно география этого сообщества на ранних этапах его развития.
В начале Нового времени европейские ученые (естествоиспытатели и гуманитарии) были склонны идентифицировать себя в качестве граждан особой Республики Учености (Republic of Letters). Предполагалось, что это сообщество равных людей, где учитываются исключи-
