CC BY
16
пического политического содержания. Космополитизм не изменит мир, однако он может привести к существенным изменениям в западной цивилизации. Нельзя утверждать, что космополитизм -благо, что он сделает мир лучше. Он не является чисто западным идеалом, но его можно рассматривать как вариант либерального самопознания и самоуправления. Подробное представление о космополитизме можно получить только в ходе его новых эмпирических исследований.
П.Н. Фомичев
2006.01.006. ДАЛБЕРГ Л. ПУБЛИЧНАЯ СФЕРА ПО ХАБЕРМАСУ. DAHLBERG L. Habermasian public sphere: taking difference seriously // Theory a. society. - Amsterdam, 2005. - Vol.34, № 2. - P.111-136.
Линкольн Далберг (Новая Зеландия) убежден, что концепция публичной сферы занимает ведущее место в дискуссиях о демократии, и работы Юргена Хабермаса по-прежнему являются отправной точкой в развитии этой темы. И все же понятие публичности подвергается критике с разных сторон. Автор статьи концентрирует внимание на критике со стороны теоретиков, которые, по его мнению, представляют различные позиции демократического дискурса. Далберг выделяет три основных аргумента критики. Во-первых, по мнению оппонентов Хабермаса, его концепция публичности исключает эмоционально-чувственную составляющую коммуникации и, как следствие этого, голоса некоторых групп. Во-вторых, концепция Хабермаса отделяет власть от общественного дискурса, за которым скрывается вытеснение и доминирование. В-третьих, Хабермас полагает целью рационального обсуждения согласие, что вытесняет голоса тех, кто не готов соглашаться. Автор статьи ставит задачи развенчания этих критических аргументов. Далберг утверждает, что понятие публичности предполагает включение максимального числа отличий в позициях при рациональной коммуникации. По его мнению, Хабермас учитывает и эмоционально-чувственный компонент дискурса, и то, как соотносятся позитивная и негативная формы власти в дискурсе, и, главное, аспект бесконечности рационального дискурса в процессе формирования общественного мнения.
Многие современные социологи и политологи продолжают считать, что сильная демократия нуждается в постоянном неформальном гражданском обсуждении, дающем возможность сформировать рациональное общественное мнение, которое критически воздействует на политическую систему. Понятие публичности у Хабермаса до сих пор остается наиболее разработанным концептом
в этой области. Хабермас описывает общественность как пространство интерсубъективности, воспроизводимое через рациональную коммуникацию. Эта рациональность предполагает взаимодействие, основывающееся не столько на эгоистическом стремлении к достижению собственных целей, сколько на стремлении к взаимопониманию. Самая ранняя разработка этой темы была предпринята им в работе «Структурная трансформация публичной сферы», где он понимает общественность как базис для демократических ценностей. Позднее он отказывается от этой идеи и обращается к методу формальной прагматики. Хабермас называет свой метод формальным в кантовском смысле: как исследование возможностей и пределов коммуникативной интеракции. Прагматикой же Хабермас называет свой метод потому, что в центре внимания оказывается использование языка, акты речи или высказывания. Формальная прагматика позволяет идентифицировать и объяснить нормативные условия коммуникации, привнесенные ее участниками. Эти условия в числе прочих включают автономию от государства и частного интереса, беспристрастность, принятие только веских аргументов, рефлексию. Вместе они образуют идеализированный концепт публичности, необходимый для оценки демократических качеств повседневного дискурса.
В то время как многие теоретики признают важность и актуальность хабермасовского концепта публичности, другие обрушивают на него критику. Хабермаса критикуют с разных политических и теоретических позиций; от приверженцев теории рационального выбора до коммунистов и постмодернистов. Далберг в своей статье сосредотачивает внимание на наиболее серьезных, по его мнению, вызовах теории Хабермаса.
«Структурную трансформацию публичной сферы» часто критикуют за то, что Хабермас проводит непроницаемые границы, отделяющие публичность от других сфер. Таким образом, она оказывается искусственно гомогенизированной. Жесткое разграничение публичной и частной сфер приводит к тому, что некоторые предметы (например, домашние дела) оказываются вообще за пределами поля зрения. Хабермас, перейдя к теории коммуникативного действия, учел эту аргументацию. Он стал определять общественность лишь как форму коммуникации, свободную от всякого конкретного содержания. Хабермас говорит, что общественность формируется когда угодно и где угодно, если люди обсуждают проблемы совместного существования. Говоря о публичной сфере, Хабермас не имеет в виду специфическую общность, но всю сис-
тему многообразной коммуникации различных, иногда частично совпадающих групп.
Данная статья посвящена трем аспектам критики понятия публичности у Хабермаса. Первая группа критических аргументов сводится к следующему: базирующееся на рациональности понятие публичности у Хабермаса не учитывает эмоционально-чувственный аспект коммуникации и, таким образом, не включает в дискурс голоса некоторых групп. С другой стороны, Хабермаса обвиняют в том, что он отделяет власть от общественного дискурса, за чем скрывается вытеснение и доминирование. Третья критическая позиция исходит из того, что итогом дискурса, по Хабермасу, должно стать согласие, что выдавливает из процесса коммуникации тех, кто не готов соглашаться. Во всех трех случаях, утверждает автор, общественность объявляют идеологизированной: требование рациональных оснований коммуникации - это не что иное как попытка исключить из нее некоторые социальные группы. Разбирая и последовательно опровергая пункты критики, автор стремится показать общественность как важнейший неформальный способ регуляции демократической системы через уравновешивание и обсуждение различных позиций в рамках дискурса.
Концепция публичности предполагает рефлексивный, непредвзятый, разумный обмен мнениями, когда приоритет оказывается на стороне объективно более веского аргумента. Многие критики Хабермаса настаивают на том, что такой подход делает приоритетной рациональную форму дискурса. Такая форма дискурса характерна для современной западной философии, судебного процесса. И в ее рамках эмоциональные высказывания просто не могут быть услышаны. Так, эта схема выносит за скобки многие модусы повседневной коммуникации, такие как: миф, метафора, поэзия, театр, - определяя их как нерациональные или частные. Такой подход ставит некоторые группы в привилегированное положение по отношению к другим. Например, в рамки рациональной коммуникации плохо вписываются женщины и люди с не западным мышлением. И конституирующий общественность дискурс оказывается во власти белого мужчины со средним достатком. Автор ссылается на исследование Эйлы Рабинович, которая пишет, что нормализация и рационализация являются единственными способами для не подходящих под этот критерий индивидов и групп включиться в общественную коммуникацию. То есть, по ее мнению, общественность - это способ стандартизации общества. Другие критики акцентируют исключение из дискурса подсознательных мотивов, влияющих на коммуникацию. Такая репрессия бессознательного,
по мнению Питера Далрема, Джейн Флекс и Ирис Янг, является неудачной попыткой порвать с тем, что Жак Деррида называл «метафизикой присутствия». Понимание коммуникации только как рационального процесса ведет к нарушению баланса таких бинарных оппозиций, как разум/желание, душа/тело, сознательное/бессознательное, зато позволяет достигнуть «прозрачности» коммуникации и взаимопонимания между говорящим и слушающим.
Согласно Янг вытеснение бессознательно-телесно-эмоционального аспекта коммуникации не позволяет понять даже те процессы, которые мы считаем рациональными. По ее мнению, предположение о том, что все значения можно выявить дискурсивно, неверно, так как отбрасывает символическую составляющую, которая в любом случае присутствует в коммуникации. Подчеркивая роль телесного и эмоционального измерения значения, Янг развивает свою мысль: «Говорящий не просто высказывает, он произносит свои слова гневно, любезно, восхищенно, чьи-то слова могут привлекать или отталкивать вне зависимости от рационального смысла». По мнению Янг, такая невнимательность Хабермаса делает его концепцию не просто наивной, но явным оплотом метафизики присутствия.
Более радикальные исследователи требуют включения эмоциональности в контекст политического дискурса как необходимого условия развития демократической культуры. Из этого для них следует, что концепция Хабермаса не только вытесняет ряд социальных групп, но и существенно ограничивает возможности понимания в рамках дискурсивной практики.
Автор оспаривает справедливость приведенной выше критики. «Например, - пишет он, - одно из условий рациональной коммуникации - это рефлексия, и понимать этот термин имеет смысл не только в рационально-аналитическом ключе самоанализа, но и как герменевтическое истолкование собственных состояний». Во-вторых, не следует думать, что условие беспристрастности означает абстрагирование от всех субъективных качеств, напротив, понимать беспристрастность следует в ключе кантианской политической философии, где беспристрастность предполагает постоянное соотнесение себя с «конкретным другим», симметричность позиций участников. Далее, хабермасовское требование вескости аргументов не означает, что высказывания рассматриваются лишь с позиций сухой логики. В понятие вескости может включаться и эмоциональная убедительность.
Можно сказать, что приведенные выше критические аргументы были адресованы проблемам языкового характера. Янг выделяет три составляющих, необходимых в демократическом дискурсе: приветствие (greeting), риторика (rhetoric) и нарратив (storytelling). Приветствие предполагает жест взаимного уважения и вежливости, необходимый для начала коммуникации. Нарратив означает повествование, не имеющее конкретной цели, повседневную коммуникацию. В ходе повествования обозначаются и определяются проблемы. Например, проблема сексуальных домогательств, идентифицированная сообществом в 1960-х годах, обозначила себя впервые в повседневных разговорах (storytelling) между женщинами, делившимися друг с другом своими переживаниями, связанными с работой в мужском коллективе. Риторика связана скорее не с тем, что говорится, но с тем, как говорится. Ее роль также не стоит недооценивать. В 1960-х годах движение в защиту прав женщин использовало пародийные речи вроде «Почему мужчины не должны иметь право голоса» и таким образом обнаружило неправомерность постановлений, лишавших женщин избирательного права. Эти компоненты дискурса находятся в постоянном взаимодействии, и невозможно создать даже предельно идеологизированный концепт, который мог бы игнорировать эмоционально-чувственные составляющие. Чтобы окончательно разрешить проблему рациональности дискурса, автор ссылается на Ричарда Рорти и поддерживает его определение рассудка как «всего-навсего процесса достижения соглашения путем убеждения» это определение, по его мнению, позволяет избавиться от классической платоновской и кантианской парадигмы разделения разума и чувств. В дискурсе мы постоянно переходим от рационального рассуждения к эмоциональному убеждению и обратно. Рациональность дискурса как основание для взаимопонимания при этом вовсе не утрачивает своего значения.
Следующий аргумент критики: исключение тех форм дискурса, которые привлекают принуждение, подразумевает, что власть всегда может быть идентифицирована и вынесена за скобки, что является одновременно и наивным, и опасным. Эта позиция во многом вдохновлена Фуко и его анализом власти. Если Хабермас считает, что отношения власти являются вполне прозрачными и явными и всегда могут быть устранены из коммуникации, то его критики называют такое представление о власти по меньшей мере наивным. Вслед за Фуко они считают, что власть не всегда может быть узнана и устранена из дискурса, власть действует как позитивно (конституируя субъекта), так и негативно. Условия дискурса,
введенные Хабермасом, его критики полагают позитивным дисциплинарным воздействием на участников, а значит, властью. Еще один аспект критики - критика субъекта у Хабермаса. Некоторые теоретики полагают, что субъект дискурса Хабермаса - это абстрактный, рациональный субъект, который полностью осознает свои интересы, способен анализировать собственные ценности и мотивы, определить свое отношение к миру. В действительности же наше представление о мире фрагментарно, рефлексия никогда не полна, и мы не можем найти в реальности даже очень приблизительного соответствия такому субъекту.
Автор считает, что этот взгляд основывается на недостаточном знании концепции самого Хабермаса. Во-первых, Хабермас определяет власть не только негативно. Власть вовсе не исключается из дискурса, и коммуникация свободна от принуждения, но не от власти. На самом деле, действовать согласно нормам не означает быть «нормализованным», стандартизированным. Нормы дискурса задают формат общения и критики, а не содержание. Что касается критики субъективности, то нельзя рассматривать Хабермаса как слишком наивного автора. Его субъект - это не картезианский бестелесный субъект, который может выделить себя из любого контекста, напротив, субъект у Хабермаса всегда погружен в культуру. Рациональность коммуникации просто накладывает некоторые ограничения на этого субъекта, заставляя его отказываться от ряда контекстов в пользу взаимопонимания в рамках дискурса.
Последний пункт критики связан с проблемой соглашения как результата коммуникации. Соглашение предполагает точное установление значений высказываний и взаимопонимание участников. Но понимание всегда частично, а значения никогда не бывают установленными раз и навсегда. Единственное предварительное соглашение участники дискурса имеют относительно морально-практических установлений, которые, в отличие от этических или прагматических, в силу своей природы предполагают всеобщее соглашение. В остальном под соглашением Хабермас понимает не что иное, как общественное мнение. Тем не менее многие теоретики яростно настаивают на том, что Хабермас полагает консенсус целью дискурса. Они полагают, что идея консенсуса превращает дискурс в разновидность дисциплинарной акции. Далберг уверен, что эта критика основывается на неверной интерпретации Хабер-маса. Во-первых, Хабермас никогда не восхвалял идею всеобщего согласия. Наоборот, он проблематизировал «ложное согласие» как результат нарушения демократической коммуникации. Во-вторых, Хабермас разводит процедуру принятия политических решений и
процедуру формирования общественного мнения. В области формирования общественного мнения нет необходимости в принятии конкретных промежуточных решений, а значит и в ущемлении чьих-то позиций ради временного соглашения.
Конечно, нельзя сказать, что такая идеализация, как общественность, может считаться полностью соответствующей действительности, но она может послужить полезной не только для оценки качества демократических процедур, но и для исследования оснований и ограничений демократического развития. И несмотря на волны критики, обрушивающиеся на концепцию Хабермаса, она продолжает оставаться достаточно совершенной для того, чтобы служить отправной точкой в настоящих и будущих дискуссиях о демократии, - заключает автор.
К.Д. Муратова
2006.01.007. ЛИ Р. СТРУКТУРЫ ЗНАНИЯ И БУДУЩЕЕ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК: ДВА ПОСТУЛАТА, ДВА ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ И ЗАВЕРШАЮЩАЯ РЕМАРКА.
LEE R. The structures of knowledge and the future of the social sciences: two postulâtes, two propositions and a closing remark // J. of world-systems research. - N.Y., 2000. - Vol. 6 (I). - P. 786-796.
В статье Ричарда Ли (Центр Фернана Броделя Университета Бингхэмптона, Университет штата Нью-Йорк) с точки зрения мир-системного подхода рассматривается современное состояние социальных наук и их развитие в будущем. Свои идеи автор излагает в форме двух постулатов, двух предположений и завершающей ремарки.
Первый из выдвигаемых автором постулатов гласит, что производство и воспроизводство структур знания является процессом, определенным природой современной мир-системы. С начала «долгого XVI века» практики производства знания приняли форму совокупности процессов, которая производила интеллектуальную и институциональную иерархию. В этой иерархии авторитарное знание, производимое наукой, было определено как ценность, обладающая иной природой, нежели моральные и социетальные ценности. Процессы формирования знания наряду с процессами, протекавшими в экономической и политической сферах, образовали господствующую среду (setting) человеческого познания и, следовательно, культурные параметры действий людей. Эту долговременную модель, присущую современной мир-системе, мы можем назвать структурой знания.
Характерным для процесса перехода от феодализма к капитализму в Европе было появление в общественном сознании «современного факта» («modern fact») как первичной эпистемологической
