CC BY
35
2004.03.017-019. ЩЕЛЫКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ: МИР А.Н. ОСТРОВСКОГО. (Сводный реферат).
2004.04.017. ЩЕЛЫКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ: А.Н. ОСТРОВСКИЙ И СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА: Сб ст. / Отв. ред. Едошина И.А. - Кострома, 2000. - 128 с.
2004.04.018. ЩЕЛЫКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ: А.Н. ОСТРОВСКИЙ. НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ: Сб. ст. / Отв. ред. Едошина И.А. -Кострома, 2001. - 123 с.
2004.04.019. ЩЕЛЫКОВСКИЕ ЧТЕНИЯ: ПРОБЛЕМЫ ЭСТЕТИКИ И ПОЭТИКИ ТВОРЧЕСТВА А.Н. ОСТРОВСКОГО: Сб. ст. / Отв. ред. Едошина И.А. - Кострома, 2002. - 228 с.
С 2000 г. ежегодно выходят в свет сборники по материалам «Ще-лыковских чтений», проходящих на территории Государственного мемориального музея-заповедника А.Н. Островского «Щелыково». «Увидеть разностороннего Островского, прочитать его заново в контексте русской культуры» (017, с. 2), представить «палитру разных смыслов», «противоположные точки зрения» (018, с. 4), раскрыть «философичность» и «онтологизм» пьес драматурга (019, с. 4) - таковы основные задачи возрожденных после десятилетнего перерыва «Щелы-ковских чтений», подчеркивает во вступительных статьях к сборникам И.А. Едошина (проф. Костромского гос. ун-та им. Н.А. Некрасова1).
Статьи сборников могут быть сгруппированы по следующим основным темам: «Мир драматургии А. Н. Островского: тематика и проблемы поэтики»; «Наследие А.Н. Островского в контексте русской культуры»; «Вокруг усадьбы Щелыково».
Несколько статей в реферируемых сборниках обращены к анализу проблематики и поэтики «Грозы» (1859). В статье «Сердце и ум в драме А.Н. Островского "Гроза"» В.И. Мильдон (Москва, ВГИК) отмечает, что в изображении драматурга «разногласие сердца и ума и есть подлинная драма бытия» (017, с. 21). В «Грозе» - полное и решительное преобладание сердца: душевная стихия затопляет все, и «сама гроза представлена... едва ли не как метеорологическая материализация душевных стихий, бушующих в персонажах пьесы» (там же). Поэтому, считает автор, «не будет ошибкой классифицировать пьесу трагедией, вкладывая в этот термин представление о неразрешимости конфликта, губящего персона-
1 Далее в названии Костромского университета принята аббревиатура - КГУ.
жей» (017, с. 22). Художественная объективность Островского придает «Грозе» «характер вечного, на все времена, произведения: изображенная ситуация является фатально неразрешимой», ибо «человек есть существо, живущее на "разрыв", балансирующее между сердцем и умом, и трагедия русской жизни состоит в том, что этот баланс не удается.., поскольку таковы все, а не отдельные персонажи» (017, с. 23).
Через четыре года после «Грозы» вышел роман Чернышевского «Что делать? Из рассказов о новых людях». Они «действительно новые для русской литературы, - отмечает В.И. Мильдон, - ибо отказываются "от сердца" и ведут исключительно "умную" жизнь - это другая крайность, которая при ее последовательном осуществлении приводит к тотальному господству рациональной схемы. Если эта схема существует в литературе, она губит персонажей, произведение теряет черты художественного; если она торжествует в жизни, она губит людей, как и ее противоположность - сердце. Вот об этом в драме Островского» (017, с. 24), - заключает автор.
«Самым трансцендентным писателем в русской литературе» (017, с. 28) драматург назван в статье «Категория времени на фоне "Грозы"». По мнению автора П.Б. Корнилова (Кострома, Литературный музей), «трансцендентальные устремления разрешаются в развоплощении временных свершений». И такой логике соответствует вывод: «Островский осуществил гениальное: развоплотил обыденность с ее аффектами, кризисами, интригами... Время как скрижаль, куда вписаны дела и мысли людские, рухнуло» (там же).
«К вопросу о времени действия в драме А.Н. Островского "Гроза"» - статья Н.А. Шалимовой (Ярославский гос. театральный ин-т). Автор считает, что расшифровка «художественного календаря трагедии дает ключ к пониманию ее внутреннего сюжета» (018, с. 17). По предположению Н. А. Шалимовой, действие «Грозы» начинается 8 июля, в день Казанской иконы Божьей матери - «в светлый богородичный праздник острее и болезненнее ощущаются привычные, всегдашние тягости и унижения» (018, с. 15-16). События четвертого акта происходят 20 июля, в Ильин день. «По народным поверьям, Илия Пророк - грозный святой, олицетворяющий призыв к покаянию и несущий весть о грядущем страшном суде. Все его чудеса связаны с низведением небесного огня на землю и направлены на устрашение и наказание грешников... Финальные события трагедии разыгрываются 22 июля - в день памяти святой Марины Магдалины, ставшей символом раскаяния в христианской культуре»
(018, с. 16). Этот православно-религиозный элемент, «связующий горний и дольний миры, особым образом проявляется в авторском приеме символизации времени» (018, с. 13).
Ю.В. Лебедев (Кострома, КГУ) в статье «Русский народный идеал безгреховности и святости в финале "Грозы" А.Н. Островского» стремится дать оценку гибели Катерины с позиций народного восприятия. В связи с этим автор пишет о том, что «народное православие» прощало людям грех самоубийства, а порой даже причисляло таких людей к разряду святых великомучеников» (019, с. 61). Согласно этой точке зрения, гибель героини Островского воспринимается как «смерть праведницы»: «Смерть преодолевается верой в неиссякаемую силу божественной благодати.» (019, с. 57).
В статье «"В городе Калинове": Топос уездного города в художественном пространстве пьес Островского»1 В. А. Кошелев (Новгородский гос. ун-т) обращается не только к «Грозе», но и к другим пьесам - «Не в свои сани не садись», «Горячее сердце», «Лес». Говоря о топосе уездного города, автор статьи противопоставляет его «картинам московской жизни» (018, с. 7). Он уделяет внимание особенностям провинциального сознания и отмечает сходство моделей «городового управления», типов обывателей, ориентиров топографии, организующих пространство, и т.п. При этом автор отмечает, что топос уездного города по-разному функционирует в каждой пьесе, что зависит от характера конфликта, «предполагающего иные пути разрешения» (018, с. 11).
Исследуя особенности хронотопа у Островского, М.А. Миловзорова (Иваново) в статье «"Местные мотивы" как фактор действия в пьесах А.Н. Островского» анализирует их «конструктивную роль» в драматической системе писателя (018, с. 27). Автор прежде всего выделяет «волжские мотивы» или, другими словами, «участие темы Волги в создании диалогической композиции» таких пьес, как «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», «Гроза», «Воевода (Сон на Волге)», «Бесприданница» (018, с. 29).
«Сиротство: об одном мотиве у А.Н. Островского» - в статье с таким названием В.И. Мильдон стремится доказать, что драматург «дал немало поводов утверждать не столько житейское, но метафизическое,
1 См. об этом: Кошелев В.А. В городе Калинове // Литература. - Кострома, 2003. -№27/28. - С. 13-14.
даже - онтологическое зло сиротства. Сирота - пустое сердце, предпосылка к умалению человеческого в человеке, с этим художник не может примириться» (019, с. 78). Таким персонажам автор противопоставляет героев (и прежде всего героинь) с «горячим сердцем». Связь этих полюсов отразилась, например, в комедии «Без вины виноватые». При этом «оригинальность Островского в том, что он не признает сиротства без надежды. Счастливым финалом сиротских судеб драматург словно. хочет силой художественного образа повлиять на закоснелую метафизику сиротства, вернув русским людям нормальную жизнь.» (019, с. 80). Развитие мотива сиротства в комедии «Лес» рассматривает П.М. Тамаева (Кострома, КГУ) в статье «Об одном сюжете Островского». При этом в центре внимания автора - жанровые особенности пьесы: «Сюжет о сиротах и милостивцах органически скрепляет разнородный материал: эпический (устный и литературный), драматический (комедия высокая и бытовая, трагедия, водевиль, народная драма.). Таким образом, в творчестве Островского начала 1870-х годов складывался русский драматический канон, где первенствует слово, переживание, чувство, искренность, цельность» (019, с. 88).
Особое место в драматургии Островского занимает пьеса «Снегурочка» (1873). Л.А. Розанова (Шуйский гос. пед. ун-т) в статье «"Снегурочка" и аналогичный ряд художественных произведений (XIX в.)» обращает особое внимание на роль образа птиц в «весенней сказке» и отмечает, что «в литературной сказке первой половины XIX в., как в фольклорной песне и сказке, вокруг птиц (или в связи с образами птиц) преобладали бытовые ситуации, психологические коллизии и параллели. Островский пошел дальше и смелее, имея в этом движении предшественников, современников, даже единомышленников» (019, с. 132). Автор связывает образ птиц «с раздумьями над возможностью (или невозможностью) реализации мечты о счастье» и приходит к выводу, что «образы птиц» обогащают «образную материю» произведений, влияют на «определение их общего художественного строя и жанровой доминанты» (019, с. 136-137).
В статье «Последняя пьеса А.Н. Островского "Не от мира сего" (К проблеме природы конфликта)» И. А. Едошина отмечает, что в названной пьесе подлинная драма разыгрывается «не в области интриги, основанной на денежных интересах», а «на уровне идей, подспудно объединяя и разъединяя героев» (018, с. 23). Именно анализ разных мировоззрений персонажей и позволяет придти к пониманию глубинного смысла пьесы.
В другой своей статье «Художественный мир "поздних" пьес А.Н. Островского: герменевтический аспект (к постановке проблемы)» И.А. Едошина включает в понятие «поздние» пьесы (1870-80-е годы) кроме хронологической семантики еще и внешневременную, т. е. воздействие общекультурной атмосферы, в пределах которой создавались эти произведения. Помимо связи «поздних» пьес с культурой «конца века» в них прослеживаются и «черты итоговых размышлений драматурга над жизнью» (019, с. 33). Анализ самих произведений («Правда хорошо, а счастье лучше», «Лес», «Волки и овцы», «Невольницы», «Не все коту масленица», «Красавец мужчина», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «Поздняя любовь», «Трудовой хлеб», «Богатые невесты», «Последняя жертва», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые», «Бесприданница» и др.) приводит автора к выводу, что все комедии позднего Островского «обладают особой драматической природой, в немалой степени тяготеющей к трагедии. Переживаемое героями крушение идеалов не только не искупается благополучными развязками драматических коллизий, но еще более усугубляет трагическое одиночество в мире тех, кто по своим убеждениям - "не от мира сего"» (019, с. 42).
На примере «Бесприданницы» (1879) Н.А. Шалимова в статье «"Перепевы" А.Н. Островского-драматурга» показывает роль сюжетных повторов в поздних пьесах драматурга: с их помощью обостряется «ощущение стремительных и катастрофических перемен, совершающихся в новой, пореформенной России» (017, с. 5). Этому же автору принадлежит статья «Ремарки в драматургии А.Н. Островского (к проблеме театральности "пьес жизни")» (017).
П. Б. Корнилов ставит вопрос: «Почему Карандышев не промахнулся?» и предпринимает попытку деконструкции финала «Бесприданницы». Обращаясь к категории катарсиса, автор утверждает: «Уместно говорить о пространстве будущего поступка зрителя (читателя) пьесы. Это... обналичивание новых горизонтов личного бытия составляет экстракт, квинтэссенцию пьесы» (018, с. 97). «Бесприданница» «формирует остро заряженное пространство, которое, если назвать вещи своими именами, есть пространство насильственной смерти. Пространство примиренного убийства, оставшегося для нас без репрессивных последствий, значит. оставившего характерный след с доминантой безнаказанности как таковой» (018, с. 97). В результате таких размышлений автор статьи приходит к постановке проблемы «опасности
драматургии "с убийством", драматургии вообще, серьезной неоднозначности актерства как профессии.» (018, с. 98).
М.А. Миловзорова в статье «Об особенностях интриги поздних комедий А.Н. Островского» касается жанровой основы этих произведений: «... в 1870-1880 годы, следуя эстетическим и культурным потребностям европеизирующегося русского общества, А. Н. Островский в своих комедиях в значительной степени воплощал структурную логику европейской комедии интриги, драматизм которой (кроме внутренних -образных, лирических тем, присущих русской драме) выражается именно в "запутывании" сложных обстоятельств в рамках многоаспектной любовной коллизии, неожиданных открытиях и нестандартных положениях действующих лиц». Однако это отнюдь «не разрушает концепции философского, лирического и религиозного характера драматургии позднего Островского» (019, с. 52).
И. Л. Альми (Владимир) пишет «Об особенностях поэтики комедии "Не было ни гроша, да вдруг алтын"», усматривая в пьесе «те черты драматургического стиля позднего Островского, которые в восприятии исследователей до сих пор заслонены характером поэтики его "злободневных пьес". Это прежде всего внимание к вечным страстям, глубина в изображении иррациональных пластов человеческой души, акцентиро-ванность в подаче характера, символические сгущения и та особенная предельность ситуаций, которая лишь частично ослабляется "счастливой развязкой"» (019, с. 73-74).
В.В. Ожимкова (Щелыково) в статье «"Злато, злато! Сколько через тебя злато" ("бешенные" деньги в пьесах Островского)» демонстрирует роль денег не только в развитии драматической интриги поздних пьес писателя, но и в жизни самого драматурга, «раскрывая трагический смысл господства денежных интересов над людьми» (019, с. 97).
В статье «Тема племянничества в пьесах А. Н. Островского в этнолингвистическом аспекте» Н.С. Ганцовская (Кострома, КГУ) отмечает, что именно в поздних пьесах драматурга, таких как «Лес», «Не все коту масленица», «Волки и овцы», названная тема «разработана наиболее глубоко и многогранно» (019, с. 188). Драматургические произведения Островского, «с одной стороны, помогают нам выявить историю, этимологию, системные связи слов племянник, племянница в общерусском языке, а с другой - глубже вникнуть в мир художественных образов драматурга, приблизиться к пониманию идеостиля писателя» (019, с. 189). К яркому, самобытному языку произведений драматурга обраще-
но внимание Н.С. Гранцовской и в статье «А.Н. Островский и живое народное слово: Лексикографическая деятельность писателя» (017).
Эта тема разрабатывается и в публикациях И.П. Плюсниной (Кострома, КГУ) «Костромская диалектная лексика в "Материалах для словаря русского народного языка" А.Н. Островского (наименования предметов и явлений окружающей природы)» (017), «Лексика традиционной народной культуры в "Материалах словаря русского народного языка" А.Н. Островского» (018), «Лексика "Материалов для словаря русского народного языка" в поздних пьесах А.Н. Островского» (019). Н.С. Тугарина (Щелыково) в статье «Имя - герой - образ» обращается к анализу приема «говорящих» имен и делает заключение: «Если в раннем периоде творчества это нередко именаярлыки, семантика их очевидна, то в позднем наиболее часты случаи скрытой семантики, когда смысл заключен в значениях православных имен, отчеств и фамилий, которые нередко образованы от диалектных слов». Поэтому «наиболее продуктивным в изучении вопроса семантики имен является контекстуальный подход, когда прослеживается связь имен собственных с их образным решением» (019, с. 203).
*
Материалы сборников многоаспектно включают творчество драматурга в культурологический контекст как в хронологическом плане (от XVII до ХХ в.), так и в отношении анализируемых явлений культуры (театр, литература, музыка). В статье «Оправдание театра» Н.А. Шалимова ставит своей целью через обращение к творчеству Островского «распознать характерные особенности процесса европеизации русской культуры, поскольку таковые отразились в сознании тех, кого Островский сделал персонажами своей драматургии» (019, с. 16). В этом плане рассматривается комедия о начале русского театра «Комик XVII столетия».
И. А. Овчинина (Шуйский гос. пед. ун-т) в статье «Театр в художественном восприятии А.Н. Островского» анализирует пьесы «Лес», «Комик XVII столетия», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые». Эти произведения явились не только художественным воплощением эстетической позиции автора, но в то же время в них Островский, изображая служителей сцены, «привлекал внимание публики к проблемам театра, раскрывал своеобразие этого вида творчества» (019, с. 19), а также своеобразие самих «служителей сцены», актеров,
людей искусства, одаренных талантом и «наделенных чувством собственного достоинства» (019, с. 21).
Л.А. Розанова (Ивановский гос. ун-т) в публикации «А.Н. Островский: Продолжение жизни (по неизвестным ранее материалам Ивановской области)» предлагает читателям «удивительную картину отношения к драматургии Островского массового зрителя и читателя, отношения выступавших в качестве посредников интеллигентов-демократов» (018, с. 80), а также театральных коллективов провинциального города, каким был Иваново-Вознесенск в конце XIX - начале XX в. Статья Н.М. Садовской «Драматургия А.Н. Островского и балетный театр» - о балетных постановках «Снегурочки», «Бесприданницы» и «Женитьбы Бальзаминова». Автор показывает, как, «обретая иную театральную реальность, драматическое произведение, обогащаясь сферой музыки и танца, часто раскрывается в неожиданных художественных ракурсах» (018, с. 94).
Особым аспектом темы «Наследие Островского в контексте русской культуры» является проблема творческих истоков, контактов и влияний.
В статье «Романтические истоки эстетической позиции А.Н. Островского» В.В. Тихомиров (Кострома, КГУ) отмечает, что «художественное творчество для романтиков - творение новой жизни, обновление всего сущего, отсюда - интерес к изначальному бытию, к детству, к народной культуре, мифологии, т.е. истокам человеческой духовности» (019, с. 8). Отталкиваясь от этой мысли, автор обнаруживает в пьесах драматурга «большое количество мифологических ситуаций, образов и характеров, преимущественно там, где автор старается воплотить свои идеалы, как правило, опирающиеся на христианские и фольклорные традиционные народные ценности» (019, с. 9). В таком ракурсе рассматриваются пьесы «Свои люди - сочтемся!», «Бедность не порок», «Не так живи, как хочется» и ряд других.
Н.Г. Морозов (Кострома, КГУ) в статье «Традиции древнерусских повестей XVII в. в драме А.Н. Островского "Пучина"» рассматривает названную пьесу как вариацию Островского на тему древнерусской «Повести о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин» (018, с. 69). В статье И.А. Едошиной «Народная культура в драмах А.А. Потехина и А.Н. Островского (к проблеме специфики русского самосознания)» показано, что народную культуру драматурги воспринимали «с позиции драмы христианского сознания. но по-
разному присущей крестьянскому и купеческому миру» (017, с. 46). Близкие мысли развивает П.М. Тамаев (Ивановский гос. ун-т) в статье «"Гоголевские" пьесы А. А. Потехина»: «Новое поколение русских драматургов середины XIX в. стремилось к тому, чтобы передать в своих произведениях народное мироощущение с его представлениями о добре и зле» (017, с. 53). Именно чувство народных корней генетической памяти, а также чуткость к музыке русской речи являются, пишет А.Н. Ратников (Щелыково), общей основой творений Островского и В.А. Гаврилина -композитора, создавшего музыку к ряду произведений драматурга. «В. Гаврилин, как и Островский, идет от фольклорных пластов, не цитируя их, а привнося в свои произведения сам дух народный, который растворяется в музыке» (017, с. 63).
А.В. Павлов (Кострома, КГУ) в статье «А.Н. Островский и С.В. Максимов (к проблеме личных и творческих взаимоотношений)», опираясь на воспоминания Максимова, отмечает следы воздействия драматурга на его раннее творчество, что сказалось «и на уровне идейно-художественных воззрений, и на уровне творческой манеры» (019, с. 158). Л.А. Чернова (Щелыково) в статье «А. Н. Островский и М. О. Микешин (к истории взаимоотношений)» обнаруживает связь драматурга с петербургским рисовальщиком и скульптором второй половины XIX в. - Михаилом Осиповичем Микешиным. По мнению автора, их сближает «интерес к народному творчеству, искренняя, неподдельная любовь к своему Отечеству, серьезный и ответственный взгляд на назначение искусства» (019, с. 178).
Статья Н.А. Лобковой (Кострома, КГУ) «А.Н. Островский и вопросы эстетики драмы в письмах А.К. Толстого» посвящена писателям, которые почти одновременно обратились к одному и тому же историческому материалу, но увидели его совершенно по-разному. Принимая классификацию А. А. Аникста, согласно которой произведения Островского названы эпической народной драмой, а пьесы К. Толстого -психологической исторической трагедией1, автор присоединяется в итоге к мнению известных островсковедов - А.И. Журавлевой и Л.М. Лотман. «Оба драматурга продолжали пушкинские традиции» (019, с. 147). Однако «Островский сосредоточил свое внимание на "судьбах народных", а
1 См.: Аникст А. А. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. - М., 1972.
Толстого более интересовала "судьба человеческая"»1. В статье «Образ Дмитрия Самозванца в хронике А.Н. Островского "Дмитрий Самозванец" и в трагедии А.К. Толстого "Царь Борис"» З.Н. Сазонова (Владимирский гос. пед. ун-т) приходит к выводу, что, несмотря на существенные различия «между хроникой А.Н. Островского и трагедией А.К. Толстого, есть неоспоримое сходство, основанное на идее невозможности лжи во имя справедливости» (019, с. 152).
«Логика и сверхлогика любви в драматургии А.Н. Островского» -это название статьи В. И. Мильдона заимствовано из работы В. Н. Ильина «Сверхлогика любви Достоевского» (1963). «Речь идет о любви эротической, а не любви в христианском значении (возлюби ближнего, возлюбленные братья и сестры)» (018, с. 73). В судьбе русской сценической героини «реализуется всемирный архетип любви-смерти, Эроса-Тартара. Поэтому-то женщины Островского угадывают обреченность собственных порывов, и этим усиливается их пророческий страх, они словно провидят безответность своей любви.» (018, с. 75).
«А.Н. Островский и А.П. Чехов: Преемственность или разные миры?» - таким вопросом задается Б.П. Корнилов. Отмечая несхожесть творческих манер двух драматургов, автор тем не менее убежден: «Образец идеальной русской пьесы составил бы органический синтез драматургических парадигм Островского и Чехова, где гармонично слились бы в единое целое универсум природного могущества (Островский) и величие человеческого намерения (Чехов). Впрочем, этот синтез существует. Сама жизнь» (019, с. 170).
В статье «Карандышев и Соленый» Л.М. Ельницкая (Москва, ВГИК) полагает, что оба героя являют собой один и тот же психологический тип - средний, безликий, с уязвленным самолюбием, «ущербный человек, с глубоко скрытым комплексом неполноценности» (019, с. 165); но только один из них признает себя «смешным человеком», а другой предпочитает роль «ужасно страшного». Однако и в том, и в другом образе драматурги демонстрируют читателю (зрителю) «опасность такого состояния массового человека» - ведь «никто не видит в нем угрозы для жизни» (019, с. 166). И эта опасность тесно «связана с одича-
1 Журавлева А. И. Русская драма и литературный процесс XIX в.: От Гоголя до Чехова. - М., 1988. - С. 96.
нием среднего человека, его выпадением из живой культуры, его духовным омертвением» (019, с. 167).
Вопрос о влиянии Островского на художественный мир писателя-модерниста ставится в статье Ю. В. Розанова (Вологда) «А. Н. Островский в "снах" Алексея Ремизова». Весьма знаменательно, что в обеих редакциях сна «Жандармы и покойники» (цикл «Бедовая доля») разговор с «неким писателем» предполагает присутствие в том или ином контексте и Островского, и Чехова (017, с. 50).
Е.Н. Гращенкова (Москва, Дом-музей Марины Цветаевой) в статье «Александр Николаевич Островский в эпоху перемен: век XIX, век XX, век XXI.» ставит своей задачей подчеркнуть своеобразие и долголетие творчества драматурга. Затрагивая темы «Островский - Достоевский», «Островский - Чехов», «Островский - литературные критики его времени», автор подтверждает мысль о современности произведений драматурга: «.быт и бытие героев Островского - наш сегодняшний день» (019, с. 186).
На первый взгляд неожиданной кажется идея сопоставления, заявленная в статье Н.Г. Морозова (Кострома, КГУ) «Типологические схождения в творчестве И. А. Бунина и А. Н. Островского». Однако автор утверждает, что в 1910-е годы «в поле зрения Бунина-художника попали такие крестьянские характеры, о которых можно было судить, учитывая опыт. А.Н. Островского. Речь идет о новом для России типе деревенских купцов, сельских богатеев, не покидавших родные деревенские
гнезда ради городской жизни» (017, с. 58).
*
Широко понятая тема «Вокруг Щелыкова» представлена в сборниках самым разнообразным материалом. О.Н. Купцова (Москва, ВГИК) в статье «"Усадебные пьесы" А.Н. Островского в контексте русских литературно-эстетических концепций» обращается к характеристике топоса усадьба, включая особенности его изображения драматургом в «диалог русских писателей о том, что такое. усадебный образ жизни» (018, с. 37). Этому же автору принадлежит статья «Пастораль в меркантильное время (усадебные пьесы Островского и традиции карамзинизма)», где, в частности, показано, что отношение драматурга к «деревенской жизни» было двойственным: он одновременно «и сожалеет о невозможности усадебных утопий. и иронизирует над ними» (019, с. 112). Г.И. Орлова
(директор Музея-заповедника «Щелыково») в статье «Щелыковские реалии в "пьесах жизни" А.Н. Островского» резюмирует: «Анализ созданного Островским хронотопа барской усадьбы приводит к выводу, что в мифологему "дворянского гнезда", явленную в русской литературе произведениями Аксакова и Тургенева, Толстого и Гончарова, Салтыкова-Щедрина и Чехова, Островский вписывает новую страницу» (018, с. 58).
А.Н. Ратников (Щелыково) в статье «Храмы в окрестностях Ще-лыкова и А.Н. Островский» предпринимает попытку «религиозного осмысления среды», в которой творил драматург (018, с. 6). В статье «Из плена смутного времени: Образ Сергия Радонежского в исторической драме-хронике А.Н. Островского "Козьма Захарьич Минин, Сухорук"» тот же автор показывает, что «географический путь» драматурга в Ще-лыково пролегал из Москвы через Троице-Сергиеву Лавру, «органически пересекаясь у раки, где покоятся мощи преподобного Сергия Радонежского, с незримым духовным путем всей русской культуры» (019, с. 109).
В статье «Работа над книгой "Сказание о св. Николае, архиепископе мир ликийских, чудотворце"» В.П. Столяров (Москва, член Союза писателей) повествует о судьбе Федора Михайловича Кутузова, одного из владельцев усадьбы «Шалыки» (ныне Щелыково), сыгравшего «видную роль в возведении на российский трон Елизаветы II» (017, с. 99). Н.А. Дружнева (Кострома) в статье «.Вдова надворного советника Эмилия Андреевна Островская руку приложила.», анализируя уставные грамоты, высоко оценивает их документально-историческую значимость. Действительно, они выступают «ценным историческим источником по истории усадьбы Щелыково, позволяющим проследить, как отразилась отмена крепостного права на ее имущественно-хозяйственном положении, характеризуют Эмилию Андреевну Островскую как помещицу, косвенно отражают взаимоотношения между мачехой и пасынками» (018, с. 114-115). Публикация Н.С. Тугариной (Щелыково) «Вот мне приют.» представляет собой взгляд на Щелыково «как на усадьбу, имеющую довольно богатую историю» (017, с. 67). Проследив эту историю, автор приходит к оптимистическому выводу: «В прежние века Щелыково жило напряженной творческой жизнью, вдохновляло людей, продолжение этих традиций мы видим и сейчас» (017, с. 73-74).
Сборники насыщены биографическими сведениями и архивными материалами. Тема статьи Е.М. Дьяченко (Щелыково) «Облик А.Н. Островского глазами современников» является одним из аспектов
большого исследования: «Проблема личности А.Н. Островского». Направление хода исследования определяется принципом «по одежке встречают.», т.е. «от внешнего - к внутреннему, от частного - к целому» (018, с. 101). В результате из мозаики описаний и оценок драматурга его современниками складывается портрет интересного и незаурядного человека.
Статья Г.И. Орловой, названная строчкой из письма А.Н. Островского к его жене «.Я живу только для тебя и детей.» (019), посвящена теме семьи, ее роли в жизни драматурга. В статье «М.А. Шателен (Островская)» (017) Г.И. Орлова дает штрихи к портрету старшей дочери драматурга. Закончившая образование в Париже, Мария Александровна написала научную работу «Переписка Вольтера с Екатериной II: Критическое эссе» на французском языке. В статье Г.И. Орловой впервые публикуются отрывки из этой работы, переведенные О.Н. Осиповой. Здесь также показан интерес Марии Александровны к изобразительному искусству. Н. А. Дружнева (Кострома) в статье «. Я в Щелыково сразу попала в такой водоворот, что не знала все время ни сна, ни отдыха» (017) повествует о многолетней переписке и тесном сотрудничестве Марии Михайловны Шателен (внучки драматурга) и Александра Александровича Григорова - краеведа, генеалога, Почетного гражданина города Костромы. О.Н. Купцова в статье «Надежда Николаевна Островская» (017) пишет о жизни и литературной деятельности сводной сестры драматурга, которая была не только педагогом, общественным деятелем в области детского и женского образования, но и детской писательницей. Публикуется список произведений Н.Н. Островской. Статья Н.А. Звонниковой (Москва, ВГИК) «А.П. Чехов и П.Н. Островский» (017) раскрывает отношения Антона Павловича со сводным братом драматурга Петром Николаевичем Островским.
Публикация П.П. Резепина (краевед) «А.Н. Островский и его костромское окружение» (017) представляет собой проект предполагаемого биографического справочника, персонажами которого «станут уроженцы и жители Костромской губернии, упомянутые в дневниках и письмах драматурга и воспоминаниях о нем современников, а также оставившие о нем собственные воспоминания» (017, с. 102). Автор публикует фрагмент (литера А) из библиографического словаря «А.Н. Островский и его костромское окружение» (019). С.П. Чуянов (Нижний Новгород) свою статью «Творчество А.Н. Островского в судьбе провинциальной актрисы» посвятил таланту заслуженной артистки РСФСР Евгении Федоровны
Волковой (1899-2000), которая «еще пожила в том быте, в тех реалиях, которые так точно и верно, как подобает великому художнику, передал А.Н. Островский» (017, с. 105). О.И. Смирнова (Кострома) в публикации «Прижизненные издания пьес А.Н. Островского в фонде редкой книги Костромской областной научной библиотеки» (018) рассказывает о двух таких изданиях, которые держал в руках сам драматург, о чем свидетельствуют дарственные надписи. Речь идет о пьесах «Доходное место», «Не от мира сего» и о том, что сопровождало их появление в судьбе писателя.
В статье «А.Н. Островский на Пушкинском празднике 1880 г.» Н.А. Лобкова, сравнивая суждения драматурга с пушкинскими размышлениями о природе драмы, о ее законах, подчеркивает: «Островский завершил то, что в драматическом искусстве начал Пушкин, и остался при этом писателем самобытным, неповторимым, следуя пушкинскому принципу полной творческой свободы» (018, с. 112).
В первом сборнике «Щелыковских чтений» (017) были представлены также материалы методического и краеведческого характера: «Щелыково в системе туристско-рекреационных ресурсов Костромской области» (И.Б. Горланова); «Программа "Щелыково - родина Снегурочки" в системе работы музея с детьми» (автор Е.Н. Безменова); «Фольклор как система эстетического и художественного воспитания» (Л.П. Ратникова); «Фантазия - она реальна.» - статья О.М. Ипатовой-Щукиной о Е.В. Честнякове, самобытном народном художнике, крестьянском поэте, одаренном просветителе 20-60-х годов, на родину которого в Кологривский край ходила этнографическая экспедиция Государственного музея-заповедника А.Н. Островского (017, с. 118) сотрудников Дома Соболева.
Ю.В. Высоцкая
Зарубежная литература
2004.04.020. ГЕРЕР Т. ЗАБЫТЫЙ ЭДЕМ: ПУТАНИЦА ЗНАКОВ В «АСТРЕЕ».
GHEERAERT T. L'Edem oublié: le brouillage des signes dans «L'Astrée» // Etudes Epistèmé. - P., 2003. - N 4. (www.etudes-episteme.com).
Руанский профессор Т. Герер рассматривает знаменитый пасторальный роман О. д'Юрфе «Астрея» (1607-1627) с точки зрения «режима знаков», анализируя его соответствие поэтике барокко. Он обнаруживает в произведении «кризис сигнификации», выявляющийся уже в первой
