CC BY
20
Главный недостаток теории поля автор статьи видит в том, что Бурдье понимает взаимоотношение между габитусом и полем как «столкновение» с внешним, объективным явлением. Поле рассматривается им как предварительное условие существования габитуса. Таким образом, габитус «подчиняется» полю, приспосабливается к нему. Вследствие этого индивидам всегда приходится также подчиняться правилам, действующим в поле. Такое подражательное отношение между габитусом и полем, субъектом и объектом порождает совпадение габитуса и поля.
Современные исследования показали, что индивиды никогда не могут абсолютно подчиниться нормам и правилам. Следование нормам неотделимо от их нарушения. Нестабильность является неотъемлемым свойством процесса усвоения социальных норм. Поскольку Бурдье считает, что индивиды абсолютно подчиняются существующим нормам, он закрывает возможность социальной трансформации в рамках своей теории социальной практики. Поэтому его представления о социальном изменении и критической рефлексивности не совпадают с его социальной теорией. Поскольку диспозиции индивидов и требования поля для него тождественны, он обращается к концепции, рассматривающей социальное действие как осознанное, бестелесное вовлечение в систему понятий, убеждений и ценностей. Это противоречие можно преодолеть, если рассматривать следование индивидов установленным нормам как нечто временное и преходящее. Необходимо также, убеждена Лайза Эдкинс, отказаться от либерального отождествления критического отношения к социальной действительности с полной детрадиционализацией социального поведения, с отказом от всех ранее существовавших норм и правил.
П.Н. Фомичев
2004.04.004. ШИНКЕЛЬ В. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ ПЬЕРА БУРДЬЕ?
SCHINKEL W. Pierre Bourdieu's political turn? // Theory, culture a. society. - Cleveland, 2003. - Vol. 20, N 6. - P. 69-93.
Виллем Шинкель (Университет Эразма, Роттердам, Нидерланды) посвятил свою статью поздним работам Пьера Бурдье. Для них характерно обращение к актуальным политическим проблемам.
Его интересуют две темы: угроза смерти культуры и опасность неолиберальной экономики. Под культурой Бурдье имеет в виду такие автономные сферы, как искусство, литература и наука. Им угрожает опасность со стороны экономического рынка. Неолиберальные экономисты
считают, что рынок сам все урегулирует и что правительство должно как можно меньше вмешиваться в экономику. Американцы навязывают подобные представления всему миру, считая свою экономическую модель лучшей и единственно возможной. В 1999 г. Бурдье написал статью «О хитрости империалистического разума», в которой он пишет об угрозе американизации культуры. Многие теории, полагает Бурдье, способствуют воспроизводству существующих отношений неравенства между белыми и черными, характерного для американской культурной модели. Эти теории он называет расистскими.
Такой американизм приводит к пассивности разума, сциентизму, снобизму, консерватизму. Существует связь между дебатами о расе и этничности и обсуждением неолиберальной экономики. Их объединяет процесс навязывания американской модели всему миру. Бурдье называет это универсализацией американского партикуляризма. Он критикует неолиберальную идеологию за создание «антропологического монстра» -экономического человека. Этот монстр активно действует и формирует фаталистический дискурс, характерной особенностью которого является превращение экономических тенденций в рок, судьбу. Американская неолиберальная экономика сохраняет структурное насилие, которое осуществляют финансовые рынки. Бурдье пишет о «законе сохранения насилия», который приводит к преступлениям и самоубийствам.
Негативное влияние неолиберальной экономики Бурдье находит в культуре. Конкурирующие издания стремятся привлечь читателей сенсационными новостями. Телевидение стало деполитизированным и борется только за высокий рейтинг своих программ. Журналисты утратили свою независимость и подчинились требованиям рынка. Главной опасностью, угрожающей культуре, Бурдье считает утрату ею своей автономии. Если раньше искусство и литература были относительно независимыми от денег, то под влиянием «пророков Нового Завета неолиберализма» ситуация меняется к худшему. Неолибералы считают, что конкуренция приводит к расцвету культуры. Бурдье с ними не согласен. Он указывает на то, что рынок осуществляет свою культурную цензуру и понижает общий уровень креативности культуры. Эта взаимосвязь между неолиберальной экономикой и концом культурной автономии является причиной того, что Бурдье призывает интеллектуалов к борьбе за свои права. Если это не сделать, полагает он, то под давлением экономики окажутся в кризисе и интеллектуальные институты.
Позиция Бурдье вызвала недовольство тех социологов, которые хотят быть «нейтральными». Бурдье в 1992 г. призвал интеллектуалов объединиться. Также он предложил рабочим всех национальностей создать профсоюз, который защищал бы их права во всех европейских странах. В «Маскулинном господстве» (1998) Бурдье анализирует неравенство между мужчинами и женщинами. Он так страстно высказался против унижения женщин, что книга вызвала дискуссию во французской прессе. Неравенство между мужчинами и женщинами рассматривается им как структурное, постоянно воспроизводимое. Скрытые константы увековечивают различие между полами. Вследствие этого, феминистки не могут добиться серьезного успеха. В работе «Бремя мира: социальные страдания в современном обществе» (1999) содержится описание исследования, в котором Бурдье и его коллеги рассказывают много индивидуальных историй о «социальном страдании». То же самое можно сказать о журналистах и интеллектуалах вообще. Однако, согласно Бурдье, даже если будут объяснены механизмы, делающие жизнь столь болезненной, то ничего не измениться к лучшему. Поле политической жизни исторически сформировалось как силовое поле. Задачу интеллектуалов Бурдье видит в том, что они должны привнести в политический мир авторитет и компетентность, которые присущи автономным мирам искусства, философии или науки. Между такой автономией и социальными обязательствами Бурдье не видит противоречия. Главной его заботой остается сохранение автономности культуры от влияния неолиберальной экономической рациональности.
Критическую методологию Бурдье автор статьи анализирует, рассматривая его работу «Различие: социальная критика способности суждения» (1996). В этой работе Бурдье исследует поле культурного производства, воспроизводство образования. Для понимания теории Бурдье необходимо обратиться к понятию габитуса. Габитус он рассматривает как компромисс между механистическими и рационалистическими (субъективистскими) теориями. Состоит габитус из устойчивых диспозиций, которым свойственно функционировать как структурирующие. Габитус «порождает» действия и интерпретации и сформирован внешними социальными условиями, которые Бурдье называет «объективными». Схемы габитуса функционируют так, что они не осознаются индивидами и не фиксируются в языке.
Предметом исследования в «Различии» является рефлективное суждение. Критика Бурдье, в отличие от критики Канта, не является транс-
цендентальной. Социальная критика суждения вкуса для Бурдье - это эмпирический анализ тех социальных условий, на которые эстетика Канта не обращает внимание. Бурдье отрицает универсальную основу рефлективного суждения Канта. Исходя из эмпирического анализа, он намечает параметры рефлективного суждения. Каждый класс и каждая классовая фракция имеют свой специфический габитус и свои эстетические предпочтения. Характерное для рефлективного суждения Канта бескорыстное удовольствие от прекрасного Бурдье считает свойством культурной части господствующего класса. Для представителей низшего класса важную роль в оценке вещи как эстетически значимой играет функциональность.
Если габитус можно рассматривать как совокупность диспозиций индивидов, то поле, социальное пространство классов, можно считать совокупностью позиций, занятых этими индивидами. Социальное пространство - это арена борьбы за тот или иной капитал (социальный, культурный или экономический). Позиции индивидов в социальном поле определяются через их отношения между собой. Реляционная логика -главный методологический принцип Бурдье. Распределение позиций индивидов произвольно и случайно. Например, поле культурного производства характеризуется наличием харизматической иллюзии, которая функционирует как руководящий принцип, согласно которому «подлинное искусство» - это продукт экономически незаинтересованного свободного художника. Эта иллюзия создает веру в естественность отношений в поле искусства, что способствует осуществлению специфических действий. Иллюзия поля дает понять индивидам, что имеет значение для их поведения. Различия между классами воспринимаются легитимными потому, что они обусловлены различиями в степени владения символическим капиталом. Члены господствующего класса, имея больший доступ к высшему образованию, вырабатывают эстетические вкусы, считающиеся более «правильными» (легитимными), чем вкусы представителей среднего класса. Осмысление социального мира является борьбой за право структурировать социальное пространство, создавать символические структуры, с помощью которых социальные группы воспринимают себя и осуществляют социальную мобилизацию своих членов.
В такой реляционной логике Бурдье заложен большой критический потенциал, поскольку она помогает демифилогизировать социальные отношения. Он стремится показать, что отношения господства и подчинения в социальном поле основаны на вере в их «естественность». Бурдье характеризует французскую систему образования как «расизм
интеллигенции» потому, что она осуществляет систематическое воспроизводство языкового превосходства детей из высших слоев общества. Дети, «неправильно» говорящие по-французски, не имеют шансов получить высшее образование из-за того, что их даже не допускают до сдачи экзаменов. Во всех социальных полях имеются различия, смысловые структуры, не имеющие никакого объективного смысла.
«Различие» не может быть имманентной критикой классовой идеологии. Поздний анализ Бурдье основан на реляционной перспективе поля и понятии габитуса. Несмотря на то что у Бурдье не было «политического поворота», тон его критики изменился. Он выявлял механизм воспроизводства социального неравенства и сожалел о своей неспособности его изменить. В ранних работах Бурдье вскрывал отношения господства и подчинения между «господами» и «рабами». Позднее он критиковал «негативных интеллектуалов», писавших расистские статьи о ситуации в Алжире. В популярных изданиях он высказывался против деятельности МВФ и Всемирного банка. Большое недовольство вызывали у него «публичные интеллектуалы», спекулирующие своими профессиональными знаниями.
Причину публицистичности поздних работ Бурдье следует искать в том, какое место он занимал в академической и политической жизни Франции. Габитус Бурдье автор статьи определяет так: социолог, критикующий истеблишмент и являющийся его членом. У Бурдье было философское образование, благодаря чему он обладал большим интеллектуальным и символическим капиталом. Когда он учился в Е école normale, то примкнул к группе студентов, которые боролись против «сталинистских» порядков в этом учебном заведении. Бурдье отверг как субъективизм Сартра, так и объективизм структурализма. Всю свою жизнь он отказывался искать компромисс с официальными интеллектуальными институтами. В 1968 г. Бурдье был одним из идеологов студенческих протестов. Заняв кафедру социологии в Коллеж де Франс в 1981 г., Бурдье продолжал критиковать французскую систему образования и политику социалистической партии, проводимую Франсуа Миттераном. Правящие левые партии в европейских странах проводили политику, мало чем отличающуюся от политики правых партий. Резкое неприятие Бурдье вызывало расширение Европейского союза. В последние годы жизни он поддерживал движение антиглобалистов.
Вышесказанное не может объяснить, почему критический габитус привел Бурдье к левым интеллектуалам. Одной из причин этого является
то, что большинство видных французских философов и социологов имели правые убеждения или были аполитичными. Ф. Лиотар и Ж. Деррида имели в США больший успех, чем во Франции. Постмодернистские философы вообще не интересуются политикой. Можно сказать, что структура академического поля была такова, что Бурдье идеально подходил на роль ведущего левого интеллектуала.
После того, как Бурдье стал публицистом, его социальный анализ стал риторическим и менее глубоким. Мысли, которые высказывал он в газетах, в интервью, на встречах с представителями профсоюзов, не были так же обоснованными, как его научные публикации. Люди, к которым он обращался, не имели габитуса, позволявшего им понять, что такое габитус и поле. Они не могли воспринять реальность как совокупность социальных отношений. Поэтому критические выводы Бурдье лишились теоретического обоснования. Его диалог с научным сообществом также изменился. Вместо подробного анализа французской интеллектуальной сцены Бурдье стал просто утверждать, что критикуемый им автор плохо пишет. Когда он рассматривает процесс глобализации, то обвиняет американских социологов в политических пристрастиях. Глобализацию он считает американской моделью модернизации. О глобализации, по его мнению, говорят тогда, когда хотят сравнить другие страны с США. Такая критика не является научной, уверен автор статьи. В данном случае Бурдье забывает то, что писал раньше. Ответственность индивидов за свои слова и поступки, утверждал он, зависит от их места в социальной структуре. Многие нападки не имеют смысла, поскольку отдельный философ является столь же ничтожной частью структуры, как единичный электрон. Став публицистом, Бурдье забыл основу своей критики - реляционную логику.
Резкая критика «американского империализма» Бурдье вызвала ответную реакцию. Ряд социологов, соглашаясь с некоторыми утверждениями Бурдье, были удивлены его тоном и отсутствием теоретических доказательств. Б.Латур в книге «Арамис или любовь к технологии» (1996) проводит различие между двумя типами социологии: «классической» и релятивистской (реляционной). Согласно Латуру, классическая социология имеет «метаязык», который так описывает реальность, что можно понять фактически происходящее в ней. Эта фактическая ситуация может сильно отличаться от представлений индивидов о ней. Классическая социология претендует на то, что она знает об индивидах больше, чем они знают о себе. Вместо живых людей, она исследует социаль-
ную структуру, определяющую их судьбу. Очевидно, что концепцию поля Бурдье можно считать такой классической социологией. Этот тип социологии Латур обвиняет в высокомерии, презрении к людям. В одной из работ Бурдье пишет, что социолог должен снисходительно относиться к людям, поскольку они являются всего лишь «пешками» на социальном поле. Латур не считает, что социология может быть судьей поведения изучаемых ею индивидов.
Касаясь критической позиции Бурдье, Латур отмечает, что недопустимо делить всех людей на «преступников» и «жертв». Создается впечатление, что Бурдье, подобно Марксу, смотрит на мир с точки зрения Архимеда. Как известно, Маркс был способен преодолеть свою дихотомию между базисом и надстройкой и увидеть «реальную» классовую борьбу между буржуазией и пролетариатом. Бурдье справедливо упрекают за то, что он мало уделяет внимания способности людей самим изменить к лучшему свою жизнь. Так, в работе «Акты сопротивления : движение протеста безработных, социальное чудо» (1998) Бурдье утверждает, что угнетенные социальные группы не способны на организованный протест.
Сомнения также вызывает представление Бурдье о роли «публичного интеллектуала». Для того чтобы иметь моральное право занимать ту или иную позицию, такой интеллектуал должен быть лично ни в чем не заинтересован. Однако подобная нейтральность всегда разоблачалась самим Бурдье как маскировка корыстных интересов. Бескорыстность рассматривается им как форма символического капитала на политической арене. Анализ полей политики и академической жизни привел Бур-дье к выводу, что политики делают «реальную» политику, а интеллектуалы их «честно» критикуют, преследуя свои интересы. Выйти из этой эгоистической детерминированности он пытался, заявив, что интеллектуалы могут быть защитниками интеллектуализма. Однако непонятно, как отличить защиту интеллектуализма от борьбы на академическом поле. В любом случае неизбежна дискуссия о легитимной дефиниции интеллектуального авторитета и о том, какие схемы классификации и интерпретации общественного интеллектуала считать правильными. На самом деле, Бурдье хочет дать интеллектуалам «игровую комнату» для автономного самовыражения. Если бы он был последовательным, то признал бы, что интеллектуалов нет, а есть только интеллектуализм.
Таким образом, критика Бурдье сама может являться объектом критики. В его публицистике отчетливо проявились противоречия, свой-
ственные ему и раньше. Однако следует учитывать, что публицистическая позиция Бурдье является не столько выражением его теоретических убеждений, сколько моральной позиции, уверен автор статьи. Он поддержал угнетенных, представителей меньшинств, стал самым левым среди левых. Моральный императив Бурдье является такой же необходимой частью социологии, как и теоретический анализ.
П.Н. Фомичев
2. СОЦИОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ
2004.04.005. ФИЛМЕР П. СТРУКТУРЫ ЧУВСТВОВАНИЯ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ: ЗНАЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ СОЦИОЛОГИИ КУЛЬТУРЫ РЭЙМОНДА УИЛЬЯМСА.
FILMER P. Structures of feeling and socio-cultural formations: the significance of literature and experience to Raymond Willams's sociology of culture // British j. of sociology. - L., 2003. - Vol. 54, N 2. - P. 199-219.
Пол Филмер (Голдсмит Колледж, Великобритания) рассматривает структуры чувствования Р.Уильямса как важное понятие в его социологии культуры. Можно выделить две постоянные характеристики этого понятия: эмпирическую и историческую. Структура реальной эмоции связана с особенностью коллективного исторического опыта и его влиянием на индивидов и группы индивидов. Ее эмпирическое качество не является ни натуралистическим, ни социологическим. Оно связано с феноменологией интерсубъективного сознания и структурными интерактивными процессами, формирующими и трансформирующими его в социальные и культурные структуры.
Исторический аспект структур можно проследить на материале искусства и литературы, сопоставляя его с культурной атмосферой общественных институтов соответствующего периода. Взаимосвязь между этими двумя постоянными аспектами свидетельствует, что структуры чувствования порождаются социальными и культурными практиками общения. Подобные практики являются рефлексивным опытом коммуникации, лежащим в основе и стабильности, и изменения в человеческих обществах. Уильямс устанавливает единство эмоционального восприятия и языкового символа в формировании свойств рефлексивного исторического опыта. Это единство, чья экспрессивная смысловая наполненность проявляется в воображаемых символических практиках искусства и
