CC BY
63
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ.
НАУЧНЫЕ КОНФЕРЕНЦИИ
2004.03.029. СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ: МАТЕРИАЛЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ» (V ПОСПЕЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ) / Редкол.: Николаев П.А. и др. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. - 332 с.
Сборник открывает статья П. А. Николаева «Типология и компаративистика». Ученый рассматривает актуальные вопросы методологии и проблематики современного литературоведения. В настоящее время существует тенденция соотносить категории науки с практикой модернизма, ставшего «новой закономерной стадией искусства, пришедшей на смену реалистической эпохе» (с. 7). Коль скоро в новом искусстве появляются тексты, незавершенные по содержанию, жанру и стилю, то и необходимость в прежних категориях отпадает. Именно поэтому, по мнению представителей «новой эстетики», академическая наука словно бы избегает проблематики ХХ в., с его экспериментами в области формы, но преимущественно интересуется медиевистикой или античной литературой. Тем не менее научная типология и компаративистика постепенно избавляются от своего «страха» и широко используют любой инструментарий анализа - идеи феноменологии, герменевтики, структурной лингвистики и. т.д.
Анализируя приоритетные направления исследований, проводимых современной академической наукой, автор подчеркивает, что глубокое истолкование получила романтическая структура мышления и последующие ее модификации (прежде всего - символизм). Появились крупные работы о В.А. Жуковском и его связях с немецким просветительством; ученые активно апеллируют к наследию П.Я. Чаадаева при обсуждении проблемы «Запад -Восток»; наука стала заниматься не одними лишь шедеврами художественной литературы, но и словесностью в более широком плане.
Еще одной важной тенденцией П.А. Николаев считает попытки по-новому осмыслить понятие творческий метод, соотношение в нем индивидуального начала и коллективных стилей в разные периоды историко-литературного процесса. Одни ученые оспаривают возможности художественного метода как универсальной категории и предлагают новые; другие выступают в защиту этой категории. В искусствознание вошла так называемая религиоведческая типология, которая изучает индивидуальные стили круп-
нейших художников как доминанты, определившие целые стадии в истории искусства.
В целом, обобщает П.А. Николаев, типологические исследования и в особенности сравнительно-типологический метод зарекомендовали себя как наиболее перспективные подходы. Однако необходимо помнить, что в компаративистике не следует игнорировать внелитературные факторы и нельзя сводить ее методологию к обычному сопоставлению текстов.
А.Я. Эсалнек в статье «Компаративистика и диалогизм» пишет: «Если компаративистика занимается изучением разного рода сходств между литературными явлениями, то предпосылкой и почвой для возникновения таких сходств и их рассмотрения является наличие диалогических отношений между теми же явлениями. Поэтому попытка осознать диалогический подход в контексте компаративистских исследований представляется продуктивной» (с. 59).
Диалог эпох в мировой литературе включает в себя все три аспекта диалогичности, выделенные М.М. Бахтиным: диалог как «особенность отдельного индивида, в котором могут присутствовать Я, над-Я, сверх-Я и другие потенции»; «межличностный диалог, т.е. диалог Я и Другого как участников коммуникации»; «диалог текстов», которые «могут быть самого разного рода - бытовые, общекультурные, авторские и безымянные, художественные и нехудожественные» (с. 60). Внутриличностный диалог можно обнаружить даже в лирике, которую Бахтин считал принципиально монологичным жанром, но в ней сталкиваются подчас противоположные импульсы, мотивы, таящиеся во внутреннем мире человека; межличностной диалогич-ностью насыщен любой роман (а не только романы Достоевского). Диалог текстов наиболее ярко проявляется в постмодернистских произведениях. Однако если в произведениях постмодернистов (особенно - русских) диалог с традицией осуществляется на уровне иронии, пародирования и отрицания, то в реалистических произведениях ХХ в. память о прошлом сохраняется, наследуется и развивается.
На примере судьбы романного жанра в ХХ в. А.Я. Эсалнек анализирует и сопоставляет смещение смысловых акцентов в русской и зарубежной литературах. Внимание к бессознательному в душе человека у модернистов (В. Вулф, Д. Джойс, М. Пруст) сменяется описанием разлада между человеком и средой у экзистенциалистов. Для зарубежной литературы характерен поворот от социума к индивидууму. В русской литературе 1920-1980-х годов, напротив, шел процесс деперсонализации, подавления личности и воспитания коллективного оптимистического мироощущения, когда сильный человек с
радостью жертвовал собой во имя блага социума. Таким образом, создавая новый тип героя, советская литература вступила в диалог-конфликт с тенденциями мирового литературного процесса ХХ в.
Проблема диалога, рассмотренная теоретически, конкретизируется в результате поисков параллелей и взаимодействия между национальными литературами и различными видами искусств. Эта тема затрагивается в статье А.А. Смирнова «Функция компаративистики в современном литературоведении» и более подробно рассматривается в работе Н.В. Тишуниной (Санкт-Петербург) «Взаимодействие искусств в литературном произведении как проблема современного литературоведения». Автор подчеркивает, что этот аспект компаративистики получил свое методологическое обоснование в трудах М.П. Алексеева о Тургеневе, Пушкине, Островском, Шекспире, хотя связи между искусствами занимали русскую эстетическую мысль еще со времен В. Одоевского и В. Белинского. Несмотря на распространенное мнение о том, что в системе межпредметных связей возможно взаимовлияние только с содержательной точки зрения, автор считает, что оно возможно и в области формы.
Показательна в этом отношении литература рубежа XLX-XX вв., как русская, так и западноевропейская. В символизме прежде всего «средства художественной выразительности смежных видов искусств определяли структурные особенности литературного произведения... "Акварели" Верле-на... "Симфонии" А. Белого, "Соната призраков" Стриндберга... "Перо, карандаш и отрава: Этюды в зеленых тонах" О. Уайльда - все эти произведения выявляли новые принципы художественной организации текста» (с. 88). Символисты широко использовали принцип «цитации», обращаясь к литературным, изобразительным и музыкальным произведениям прошлого, переосмысляя их в контексте нового произведения. Именно на рубеже веков обновление жанровой системы породило такие литературные формы, как «офорт», «панно», «симфония», «соната». В то же время в живописи начинают встречаться определения, имеющие отношение к музыке («Музыка», «Танец» Матисса). В 1970-е годы, в связи с употреблением слова «текст» в значении не только литературного письма, но знаковой системы в принципе, появляется термин «интермедиальность» - «создание целостного полихудожественного пространства в системе культуры» (с. 90). Становится возможным «цитирование» внутри единого семиотического общекультурного кода. В качестве примера автор статьи анализирует сказку О. Уайльда «День рождения инфанты», сравнивая ее с картиной Веласкеса, на которой художник изобразил «бледную маленькую инфанту».
Конкретные примеры типологических параллелей и контактных связей между русской и зарубежными литературами составляют предмет исследования и в других статьях сборника. Его материалы расположены в соответствии с историко-хронологическим принципом: за статьями о средневековой литературе следуют работы об эпохе Просвещения, романтизме, проблемах реализма, модернизма и постмодернизма. Количественное преобладание работ о романтизме подтверждает утверждение П.А. Николаева о том, что именно это художественное явление вызывает наибольший интерес исследователей. В сборнике публикуются статьи: «Соотношение народной и мировой словесности в осмыслении русских романтиков» (автор - А.В. Моторин; Великий Новгород), «Миф об Агасфере в творчестве русских романтиков» (Л. А. Ходанен; Кемерово), «Романтическая традиция в переводах А. Майкова» (А.Н. Гиривенко), «К вопросу о романтизме (русско-японские аналогии и различия)» (Т. Фудзинума; Япония), «Психологический анализ в романе М.Ю. Лермонтова и традиции русской и западноевропейской прозы» (А.Н. Штырова; Тверь).
Ряд статей раскрывает восприятие творчества русских писателей за рубежом. В статье «Иностранный критик - это для читателя первый представитель потомства» (о восприятии творчества И. С. Тургенева на Западе)» Л.В. Чернец пишет о том, что из всех критических работ о себе Тургенев предпочитал статью известного тогда немецкого критика Юлиана Шмидта (1818-1886) за меткость суждений и проницательность. Взгляд со стороны зачастую позволяет выявить общечеловеческий аспект содержания текста, который иногда остается за пределами внимания критиков на родине писателя, но в итоге оказывается самым важным. Так, о характере Базарова Ю. Шмидт отзывается с полным уважением, не усматривает в нем карикатурности и не стремится «дописывать» образ, как делали некоторые из русских публицистов. И Шмидт, и его рецензент П. Лавров (которому принадлежат слова, вынесенные в заглавие реферируемой статьи) особенно ценили Тургенева за правдивость изображения действительности. Сравнивая «Записки охотника» с «Хижиной дяди Тома», Ю. Шмидт подчеркивал, что русский писатель в отличие от Г. Бичер-Стоу не стремился изобразить крепостных образцом добродетели, но честно показал, как развращает рабство и самих господ, и подвластных им людей. Как и Шмидт, за реалистическое изображение жизни ценил Тургенева французский критик и теоретик Эмиль Геннекен. Его восхищала не злободневность романов писателя, а психологизм и точное описание душевного состояния героев, часто - посредством намека, недоговоренности, символа. Творчество Тургенева анализировалось Геннекеном в рамках «эстопсихоло-
гии», вовлекавшей в сферу изучения литературы ее функционирование и силу воздействия на читателей. Тургенев, по мнению Геннекена, может служить примером писателя-иностранца, оказавшего большее влияние на французских читателей, чем их соотечественники. В этом сказалось избирательное родство душ, когда на интеллектуальный выбор не влияли ни кровные, ни языковые связи.
В статье Е.З. Цыбенко «Литературная инспирация и творческий результат» исследуются польско-литературные связи. Зависимость от первоисточника может оказаться совершенно очевидной - например, в «Душевной чахотке» Л. Штырмера; писатель позаимствовал у Лермонтова и характер героев, и сюжетные линии. Иногда инспирацию можно обнаружить, не углубляясь в историю вопроса, поскольку параллели лежат на поверхности, но произведение, несмотря на заимствования, остается оригинальным. Например, в романе Г. Сенкевича «Без догмата» можно обнаружить типологическое сходство с «Евгением Онегиным» и особенно с «Героем нашего времени». Третий вид взаимодействий возможен, когда в результате инспирации (не всегда узнаваемой критиками) получается текст, совершенно не похожий на литературный источник. Например, есть очевидные параллели между «Анной Карениной» Л. Толстого и «Куклой» Б. Пруса и не только потому, что это романы о любви; но в каждом из них дан глубокий анализ общественной жизни. Творческие контакты могут возникнуть у очень разных по мировоззрению и манере писателей. Многословная и сентиментальная Э. Ожешко писала романы, по тематике совсем не похожие на произведения Л. Толстого; но обоих интересовали проблемы нравственности, поиски правды, идея непротивления злу насилием.
В статье «"Снегурочка" А.Н. Островского в контексте мифотворчества писателей второй половины XIX в.» В.Е. Хализев сопоставляет миф о Снегурочке у Островского с мифологией таких произведений, как «Кольцо Нибе-лунга» Р. Вагнера, «Пер Гюнт» Г. Ибсена и «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше. При всей глубине различий их объединяет главенство героя, чья деятельность, так или иначе, нарушает установленный порядок. Однако в русской сказке преобладает «воссоздание налаженности ("лада") жизни в стране берендеев» (с. 191), где нет фатального противостояния индивидуально-личного и общинного, родового начал - формируется мысль о возможности их «гармоничного соединения» (с. 192). Но почему же тогда умирает Снегурочка? Развязка сказки-мифа трактуется по-разному. По словам царя Берендея, Снегурочку покарало Солнце, свершив свой «правдивый суд». По утверждению некоторых критиков, трагический финал обусловлен желанием
автора показать, что закончился «золотой век берендеев» - «кончилось время эпоса, наступило время трагедии» (Шалимова Н. А. Русский мир
A.Н. Островского. - Ярославль, 2000. - С. 111). Сходным образом, замечает
B. Е. Хализев, «пьесе Островского навязывают широко бытующие ныне представления о внеличностном характере традиционного бытового уклада жизни и его бесчеловечности ("вечная мерзлота"), а также (в духе пантрагиз-ма) об извечной гибельности любви»1 (с. 198). По мнению В.Е. Хализева, «горестная судьба героини Островского - это символ извечной и неизбывной ранимости и беззащитности начинающего жизнь человека, в особенности яркого, щедро одаренного, душевно цельного, и в наибольшей степени -женщины в ее ранней юности... Ранимость и беззащитность отдельного человека, по Островскому, столь же непреходящи и вечны, как предустановленный природный порядок» (с. 195).
Обращаясь далее к мифам, созданным в ту же эпоху западноевропейским искусством, автор статьи склоняется к следующему выводу: «. вероятно, "Снегурочка" А.Н. Островского, вдохновенно поддержанная оперой Н.А. Римского-Корсакова, и "Пер Гюнт" Г. Ибсена в соединении с замечательной сюитой Э. Грига оказались как бы на периферии "мифовосприятия", уступив центральное место мифологии вагнеро-ницшеанской ориентации» (с. 197-198). И объясняется это обстоятельство созвучностью такой ориентации духовной атмосфере XX столетия.
В сборнике также представлены статьи: «У истоков сравнительного литературоведения» (А.С. Курилов), «А.П. Скафтымов о сравнительном изучении литературно-художественных произведений» (В. В. Прозоров, Саратов), «Контекстно-герменевтический метод: Перспективы анализа литературного процесса и литературного произведения» (В.В. Заманская), «Мифопоэтиче-ские образы в национальной картине мира» (А.И. Смирнова, Волгоград), «Историзм и относительность концепта "национальная литература"» (Н.Л. Васильев, Саранск), «"Эстетический объект" в свете сравнительного литературоведения» (А.В. Ставицкий, Кемерово), «Понятие театральности и проблемы типологии европейской драмы ХХ века» (Н. И. Прозорова, Калуга), «Святой апостол Андрей в восточно- и западноевропейской средневековой литературе и культуре» (Г.Ю. Филипповский, Ярославль), «"Третий Рим" и
1 См.: Мильдон В.И. Берендеи, или Вечная мерзлота: Художественная антропология в драме А.Н. Островского «Снегурочка» // «Снегурочка» в контексте драма-тургии А.Н. Островского. - Кострома, 2001.
"Второй Константинополь": Проблема иерархии в церковно-полемической литературе восточных славян» (В.Г. Короткий, Минск), «Ломоносов и Фонте-нель» (С.А. Салова, Уфа), «Трансформация мотивов западноевропейской литературы в повести Н.М. Карамзина "Остров Борнгольм"» (Т.И. Рожкова, Магнитогорск), «Идиллическая топика и русско-европейская литературная традиция (конец XVIII - первая половина XIX в.)» (Н.Л. Вершинина, Псков), «О многозначной логике в сравнительном литературоведении (концепция "Фауста" Гёте в русской литературе)» (М.Г. Богаткина, Казань), «Ключевые категории компаративистики и их функции на примере восприятия Ф. Достоевского в Польше» (А.И. Баранов, Литва), «Мастерство русских классиков и Восток: художественные параллели» (П.Г. Пустовойт), «"Жизнь Арсеньева" И. Бунина и "Ушедшие не возвращаются" М. Катилишкиса в типологическом рассмотрении» (М.В. Романенкова, Вильнюс), «"Тема в вариациях" в теоретических исканиях А. Белого» (С.Г. Исаев, Великий Новгород), «Становление и развитие исповедальных форм автобиографической прозы в западноевропейской и русской литературах» (Э.И. Абуталиева, Ульяновск), «Трагедия Эсхила "Прометей прикованный" и трагедия Вяч. Иванова "Прометей": История создания и литературная судьба» (Т.В. Федосеева, Минск), «"Пещера" как метафора катастрофы в произведених Е. Замятина, М. Алданова и О. Хаксли» (Т.Я. Орлова), «Ярослав Ивашкевич и русская поэзия» (Л.Н. Гарданова, Гродно), «Модернизм в русской и белорусской прозе конца ХХ в.» (Г. Л. Нефагина, Минск), «Постмодернистские тенденции в русской и корейской литературах» (Ким Ен Су, Сеул), «Сравнительное изучение литератур в свете танатологической проблематики» (Р.Л. Красильников, Вологда), «Проблемы национальной ментальности в многоязычной литературе русского зарубежья» (Ш.А. Мазанаев, Махачкала), «Новолатинская поэзия XVI в. как феномен культуры Великого княжества Литовского» (Ж.В. Некрашевич-Коротков, Минск), «Формы французской баллады в кругу строфических форм европейской поэзии XIV - XVI вв.» (В.Б. Семенов), «Два автора - один сюжет (Л. Тик и Стендаль)» (И.В. Карташова, Тверь), «К вопросу о сравнительном изучении разнорегио-нальных литератур (на материале польско-грузинских литературных взаимоотношений XIX в.)» (В. Оцхели, Грузия), «Интертекстуальность романа Поль Констан "Уайт Спирит"» (Т.Л. Селитрина, Уфа), «Античный миф в немецкой литературе ХХ в.» (Т.Н. Васильчикова, Ульяновск).
С. С. Жуматова
