CC BY
64
Сборник современных гоголеведческих исследований был бы неполным без обновленных с учетом новых научных данных интерпретаций художественных сочинений Гоголя. В первый выпуск «Гоголевского вестника» включено фундаментальное исследование И.А. Виноградова «Поэма "Мертвые души": проблема истолкования», посвященное вопросам бытования, поэтики и текстологии произведения. Особенно интересен раздел, посвященный второму тому «Мертвых душ». В настоящее время подобные работы в научно-педагогической и издательской практике необходимы.
Завершают сборник две обширные библиографии, составленные В.А. Воропаевым. Одна из них представляет собой список авторефератов диссертаций, посвященных творчеству Гоголя и защищенных в период с 1945 по 2005 г. Не менее значителен и другой библиографический свод, включающий произведения Гоголя и литературу о нем на русском языке, изданные в 2003-2005 гг.
Очевидно, что первый выпуск «Гоголевского вестника», безусловно, яркое событие в современной историко-литературной науке. Об этом может свидетельствовать и состав авторов, известных в научном мире, и разнообразие тематики, не противоречащее продуманной единой концепции сборника. Хочется надеяться, что «Гоголевский вестник» в последующих выпусках займет достойное место среди пока немногочисленных гоголеведческих периодических изданий.
Е.В. Балдина
Сведения об авторе: Балдина Елена Викторовна, преподаватель кафедры русского языка для иностранных учащихся филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 5
СРАВНИТЕЛЬНОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ: РОССИЯ И ЗАПАД. XIX ВЕК: Учебное пособие / В.Б. Катаев, Л.В. Чернец, А.И. Журавлева и др.; Под ред. В.Б. Катаева, Л.В. Чернец. М.: Высшая школа, 2008. 352 с.
Рецензируемая книга свидетельствует о возрождении интереса в практике вузовского преподавания к научному направлению, которое далеко не всегда находило поддержку в отечественном литературоведении. Инициаторами создания учебного пособия выступили ученые филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, где уже с 2001 г. открыта специализация «Сравнительное литературоведение»
(в 2003 г. она была включена в перечень дополнительных специализаций по специальности «Филология»). В Приложении к учебному пособию приведены программы базовых лекционных курсов «Теоретическое введение в сравнительное изучение литератур» и «Русская литература XI-XIX веков в контексте европейской литературы» (их освоению и призвано помочь издание), а также список публикаций слушателей - студентов и аспирантов (с. 317—351)1.
Книга изменяет традиционное представление о привычном жанре учебника: в ней нет назидательности, непререкаемости в определениях Авторы размышляют, исследуют, спорят, делятся наблюдениями, открытиями, сопоставляют литературные факты, требующие нового осмысления.
Первая часть пособия — «Теоретическое введение» (автор Л.В. Чернец) — открывается разделом «О тематике компаративистских исследований», где современная компаративистика представлена в виде нескольких тематических блоков. По-прежнему в ней доминируют изучение контактных связей (прямых и опосредованных) и типологических схождений (аналогий) между творчеством писателей, представляющих различные национальные литературы. В то же время уверенно исследуются константы национальной культуры как условие ее самоидентификации в историческом процессе, различные формы проявления в литературе национального менталитета. В связи с общим ростом интереса к трансисторическим категориям внимание не только лингвистов, но и литературоведов все больше привлекает языковая картина мира (термин введен Л. Вайсбергером2); в орбиту компаративистики вовлечена мифопо-этика, вычленилась имагология, или анализ «образа иностранца в литературе»3. В целом круг тем этого направления «во второй половине XX — начале XXI в. значительно шире и разнообразнее, чем во времена А.Н. Веселовского или даже В.М. Жирмунского» (с. 9).
Цель совместных научных усилий авторов — продемонстрировать, как русская литература, долгое время испытывая влияние западноевропейской культуры, постепенно начинает занимать в мировом литературном процессе ведущее место. Книга состоит из ряда исследований, написанных шестью авторами, тем не менее сборником ее назвать нельзя. Это именно книга, так как все ее разделы объединены одной проблемой, одной целью — продемонстрировать роль русской
1 После издания этой книги вышел еще один сборник студенческих и аспирантских работ; см.: Сравнительное и общее литературоведение: Сборник статей молодых ученых. Вып. 2 / Под ред. Л.В. Чернец (отв. ред.), Н.А. Соловьевой, Н.З. Кольцовой. М., 2008.
2 См.: ВайсбергерЛ.Й. Родной язык и формирование духа / Пер. с исп. М., 1993.
3Дима А. Принципы сравнительного литературоведения / Пер. с рум. М., 1977.
С. 149.
литературы в едином историческом процессе развития европейской литературы. На протяжении XIX в. эта роль стремительно и резко изменяется. Естественной точкой отсчета выступает предшествующий период, когда русская литература активно осваивала западноевропейский опыт. Поэтому логично включение в «Теоретическое введение» раздела «Из предыстории компаративистики "Вопросы национального своеобразия литературы в манифестах классицизма"», где русский классицизм рассматривается как «завершающий национальный вариант данного общеевропейского направления» (с. 19). Внимание здесь обращено не столько на эстетические принципы, сближающие манифесты итальянского, английского, немецкого, французского и русского классицизма (поэзия как «подражание», разум как регулятор творчества, «чистота» жанров, ориентация на античные образцы и др.), сколько на актуальных вопросах, обсуждаемых в практической части нормативных поэтик: разработка литературных норм родного языка, роль отечественных авторов в развитии тех или иных жанров, в использовании стихотворных размеров. Национальное своеобразие литератур передают именно практические части манифестов, нередко расходящиеся с общей теорией классицизма. «Так, в России усиленно культивировался высокий жанр трагедии, однако, как правило, это были странные трагедии: в них часто нарушалось единство действия, наличествовала счастливая развязка и др. В результате зрители чувствовали не столько сострадание и страх, сколько национальную гордость за деяния отечественных героев» (с. 24). Исподволь подготавливалась, в рамках традиционалистского мышления, почва для последующего роста национального самосознания, для романтической эстетики.
Вторая, основная часть книги - «Русская классика и западноевропейские литературы» - заканчивается обзором связей Чехова-драматурга с мировой драмой. Ему предшествуют разделы, где главные имена - Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Островский, Тургенев, Л. Толстой. Длительный период времени охватывает лишь первый раздел «Восприятие русской литературы в Германии (1752-1976)», написанный А.А. Смирновым.
Коллективное авторство в книге под одним названием таит в себе опасность: ведь у каждого исследователя свой подход к теме, свой стиль, своя манера изложения, свой речевой темперамент, тем более что объединились известные ученые. Но здесь индивидуальность каждого не затмевает, а дополняет и оттеняет своеобразие других. Научная точность, широкая осведомленность, глубокий интерес, который ученый не педалирует, а, скорее, скрывает за нарочитой сухостью изложения, - вот то, что отличает работы А.А. Смирнова. Читая его обзор, студент, аспирант, магистрант (т.е. основной адресат издания) может изумиться: как, неужели уже в 1827 г. Гёте
получил первые сведения о Пушкине от Жуковского? А в 1833 г. в Лейпцигском сборнике Пушкин наряду с Мицкевичем назван самым значительным поэтом современной Европы? (с. 35).
Неожиданность гипотез, парадоксальность сближений, вовлечение русской литературы в общий европейский поток художественных открытий, смелые и интересные сопоставления характеров персонажей, тем, сюжетов отличают обширное исследование В.А. Недз-вецкого «Русские классики и французская литература (Ш. Нодье, Ж. Санд)». Правда, некоторые сравнения основаны лишь на предположениях, на догадках. Например: «.. .Татьяна в принципе могла бы - пусть более поверхностно и только во французских переложениях - знать и названные в XII строфе третьей главы произведения "британской музы"» (речь идет о романе Шарля Нодье «Жан Сбо-гар») (с. 87). Но ведь гипотеза часто бывает рядом с открытием.
Исчерпывающе точны размышления А.И. Журавлевой по поводу влияния Шиллера на театральную эстетику Аполлона Григорьева и А.Н. Островского. Роль немецкой идеалистической философии, немецкой литературы в формировании русской эстетической мысли, действительно, трудно переоценить. Не только увлеченность, а исследовательская страсть к сопоставлениям характерны для А.Б. Криницына - автора большого раздела «Творчество Ф.М. Достоевского: связи с западноевропейскими литературами». Достоевский и Диккенс, Достоевский и Гюго, Достоевский и Бальзак - эти и другие параллели убеждают в том, что величайшие романисты XIX в. способствовали формированию русского гения. В то же время А.Б. Криницын показывает, что даже в ранних произведениях, испытывая то или иное влияние, Достоевский предстает не учеником, не подражателем, а смелым мастером. Например, рассказ Гюго «Последний день приговоренного к смерти» сыграл совершенно особую роль в творчестве Достоевского. Возможно, это был самый ранний опыт имитации «потока сознания» в повествовательной технике (с. 222), который с таким блеском использовал впоследствии Достоевский. Этот пример, приведенный ученым, ярко иллюстрирует теорию «встречных течений» Александра Н. Веселовского: только литература, поднявшаяся на необходимую ступень развития, может испытать влияние более развитой литературы и сама в свою очередь обогатить ее. Добавим: один гений, почувствовав намек на новую форму даже на периферии поэтики у другого, мощно способствует открытию и рождению новых форм. Происходит взаимное обогащение национальных литератур.
Но тут возникает одно необходимое замечание. Если нельзя говорить с уверенностью о влиянии, о знакомстве одного писателя с творчеством другого, то лучше не делать допущений, а обратиться к теории самозарождения сходных образов и мотивов, сходных
поэтических систем, органично возникших в разных национальных литературах в результате сходных условий развития. Мы имеем в виду сравнение произведений Стендаля и Достоевского, Достоевского и Леопарди. Один только факт лишь «допущения» знакомства Достоевского с этими авторами лишает исследование той энергетики, какая присутствует в сопоставлении творчества Достоевского и Сервантеса, Бальзака, Диккенса, Гюго.
Если параллель Чехов и Мопассан не раз была предметом изучения и обсуждения, то еще «никто не говорил о параллелях к Чехову непосредственно в новеллах и романах Т. Манна», еще «недостаточно изучена тема "Франц Кафка и Чехов"» (с. 261), замечает автор раздела «А.П. Чехов и Германия» В.Б. Катаев; ему же принадлежат разделы «А.П. Чехов и Франция», «Пьесы А.П. Чехова в контексте мировой драмы». Обаяние работ этого ученого - в их неторопливой раздумчивости и осторожности сопоставлений. Здесь нет гипотез и предположений. Зато есть обилие фактов, каждый из которых может стать темой нового исследования.
Наряду с разделами, рассматривающими в компаративистском аспекте творчество русских классиков в целом, в книгу включены работы, освещающие относительно частные темы, например «Метафора водного потока в лирике А.С. Пушкина и английских романтиков» А.А. Смирнова, «Иноязычная речь в "Войне и мире" Л.Н. Толстого» Л.В. Чернец, «"Вырождение" Макса Нордау и воззрения А.П. Чехова на русскую интеллигенцию» А.Б. Криницына. «Но ведь в литературе - и в литературоведении - нет мелочей, - отмечают в Предисловии редакторы учебного пособия. - И как знать: может быть, работы второго типа скорее послужат моделью, стимулом для научного дебюта?» (с. 5). Ведь важнейшая задача специализации - приобщить слушателей к научному поиску.
В заключение приведем слова Алексея Н. Веселовского, автора недооцененных, на наш взгляд, исследований литературных связей России и Западной Европы: «Восьмидесятые годы, отмеченные "мирным нашествием" русского творчества на Запад, поставили Тургенева, Достоевского, Толстого, Салтыкова и их выдающихся преемников наряду с руководящими художниками-мыслителями Запада, Европы, Америки <...> это завоевание, достигнутое и творческой силой, и гуманной этической стороной, - главный факт новейшей истории нашей литературы, в которой двигательная сила былого "западного влияния", воспитывавшего, руководившего, уступила место культурному братству, равенству и свободе, обмену и соревнованию»4. Книга «Сравнительное литературоведение: Россия
4 Веселовский А.Н. Западное влияние в новой русской литературе. М., 1916. С. 255.
и Запад. XIX век», вышедшая спустя почти столетие после последнего издания цитируемого труда, и повествует о братстве, взаимном обогащении, свободном соревновании русской и западноевропейской литератур.
Л.Н. Целкова
Сведения об авторе: Целкова Лина Николаевна, докт. филол. наук, проф., филол. ф-та МПГУ. E-mail: [email protected]
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2009. № 5
МЕРЕЖИНСКАЯ А.Ю. РУССКАЯ ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА: Учебник. Киев.: Издательско-полиграфический центр «Киевский университет», 2007. 335 с.
Автор книги обладает собственным видением ряда основополагающих для теории постмодернизма вопросов, как дискуссионных, которые только начинают обсуждаться учеными-филологами, так и относительно устоявшихся, которые приобрели статус оформленных и подкрепленных исследовательской практикой слагаемых общей теории постмодернизма.
Уже во введении А.Ю. Мережинская обозначает свою основную мысль - принципиальное отличие русского постмодернизма от западного. Эта мысль является определяющей во всех разделах: и когда автор рассуждает об истоках русского литературного постмодернизма (раздел 2), о проблеме его периодизации и типологии (раздел 3); и когда выделяет национальные версии постмодернизма, сосредоточивая внимание на русской и украинской (раздел 4); описывает жанровые модификации русского постмодернистского романа конца 1980-1990-х гг. (раздел 5); рассматривает поздний русский постмодернизм (раздел 6), теоретические модели и проблемы исследования позднего литературного постмодернизма (раздел 7); сопоставляет и разграничивает русский постмодернизм 1990-2000-х гг. и массовую литературу (раздел 8).
Русский постмодернизм, считает А.Ю. Мережинская, «не только отражает общий кризис культуры конца XX в., но и, в отличие от западного, демонстрирует не "усталость", а энергию, пассионарность» (с. 5). Необходимость пересмотра представлений о литературном постмодернизме, ставшая определенной в 1990-х гг., также связана, по мысли автора, не только с обозначившимся кризисом. А.Ю. Ме-режинская выделяет несколько причин и заключает: «Те качества,
