CC BY
74
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ
1999-2
издается с 1973 г. выходит 4 раза в год индекс серии 2.7
МОСКВА 1999
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
99.02.004. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ НА ПОРОГЕ XXI ВЕКА: Материалы международной научной конференции (МГУ, май 1997)/Под ред. Николаева П.А. (отв. ред.), Цыбенко Е.З., Чернец Л.В. - М.: Рандеву - АМ, 1998. - 501 с.
В сборник вошли материалы конференции, состоявшейся в Московском государственном университете в мае 1997 г. В ней приняли участие ученые России, Украины, Белоруссии, Грузии, Киргизии, а также Польши, Германии, США, Великобритании, Болгарии, Югославии. 84 статьи, вошедшие в сборник, сгруппированы в пять разделов в соответствии со структурой работы конференции.
Первый раздел — "Общие вопросы литературоведения, место в системе гуманитарных знаний. Состав, методы, пути развития" — открывается статьей П.А.Николаева "Итоги развития отечественного литературоведения", в которой характеризуются ведущие направления в науке о литературе XX в. Две господствовавшие в первое десятилетие школы — социологическая и формальная — "заключали в себе крайности констатирующей и объясняющей методологии" (с. 6). Сейчас, на исходе столетия, они представляются не взаимоотрицающими (как это было в самом литературном процессе), но дополняющими друг друга. "Идеологическое декретирование мешало направлениям и — как ни парадоксально — более всего социологическому, историко-генетическому, которое именовало себя марксистским" (там же). Ученый отметил продуктивность формальной и структуралистской
школ, "объединенных общими семиотическими предпосылками. Их намерения... отражали потребность культурологических наук защитить специфику искусства, его относительную автономию, исчезнувшую под пером тех, кто идеологически сужал "факторы", на которые указывала культуно-историческая школа, до социальных, политических, экономических" (там же). "Некоторым компромиссом" между формализмом и социологизмом явилось "философское литературоведение" М.М.Бахтина. В литературоведении успешно использовались и старые, традиционные методы и направления: "описательное" (в духе культурно-исторической школы) освещение литературного процесса, предпочтительное для многих ученых в условиях "методологической несвободы"; текстология (академические издания собраний сочинений классиков); типологические и компаративистские подходы. На современном этапе предлагается использовать также идеи феноменологии, герменевтики, рецептивной эстетики, теории информации, структурной лингвистики, философской антропологии и др. В терминологической системе современных исследований "наиболее интригующе звучат слова "модернизм" и "постмодернизм". Здесь наука достигла хороших результатов, больших, чем сама "постмодернистская" практика" (с. 8).
По мнению П.А.Николаева, на рубеже XX—XXI вв. "трамплином" для развития всей системы знаний станут гуманитарные науки (подобно тому как в первой половине XIX в. такой метанаукой была философия, а во второй половине — естествознание). При этом ответственная роль принадлежит филологии — союзу литературы и лингвистики.
Л.Г.Андреев в статье "Литература конца XX в. и современное литературоведение" отметил как положительную тенденцию последнего десятилетия — исчезновение "директивного центра, определяющего правила игры на поле интерпретации культуры" (с. 15), а также отмену цензуры. Но в то же время ученый указал на негативные процессы: закрытие или переориентацию многих изданий в условиях рынка, "мутный поток китча", переход в методологии от одной крайности в другую. "Совсем недавно мы уверенно произносили слово "реализм" — теперь же любое, только не реализм... Признаком хорошего тона стало сомнение
в возможностях исторического, социологического методов, в необходимости этической оценки эстетического — в наше время модны только "цветы зла". Сложилось целое направление, которое заслуживает термина "неврастеническое литературоведение". Синдромы его очевидны в деятельности не только отдельных лиц, но и целого журнала "Нового литературного обозрения" (с. 17—18). Предостерегая от слишком широкого применения частной методики постструктуриализма, Л.Г.Андреев подчеркнул место историзма, "исторического понимания эстетического" в российской системе филологического образования (с. 19).
Иные акценты прозвучали в статье Э.Чаплеевича (Польша) "Новое мышление в литературоведении". По его мнению, при описании общей картины литературоведения новое мышление проявляется, в частности, в отходе от чрезмерного использования таких категорий, как "национальная литература (польская, русская и т.д.), литература данного языка... определенного государства". При этом "заявляют о себе как категории гораздо более узкие... например, литература региона, "малой родины", "национальных меньшинств", а также значительно более широкие — "среднеевропейская, средиземноморская, латиноамериканская или же ибероамериканская" (с. 21). Статус отдельных категорий получили феминистская, эмигрантская, лагерная литература и т.п. Общая идея литературы как "космоса" при "новом мышлении" отступает перед ее пониманием как "хаоса"; акцентируется ее "разнородность или гетерогенность, диалогизм" (с. 22), что особенно касается самого радикального направления — деконструктивизма (Ж.Деррида). Новые тенденции прослежи-ваются и в подходе к литературному произведению: это — "поэтика диалога", по М.М.Бахтину; "концепция прозаики" Дж.С.Морсона и С.Эмерсон; "теория интертекстуальности", выведенная Ю.Кристевой из работ М.Бахтина. В результате произведение предстает как вторичное (а не "оригинальное") и "открытое" (а не "замкнутое и завершенное"). Вместе с тем обнаруживаются "широкие территории непознанного, и благодаря этому, произведение, как и вся литература, вновь предстает перед литературоведом вещью загадочной, таинственной" (с. 23).
В ряде докладов особое внимание было уделено М.М.Бахтину; эТО нашло отражение в статьях И.О.Шайтанова "Проблемы жанровой поэтики", Г.Тиханова (Великобритания) "Формалисты и Бахтин: К вопросу о преемственности в русском литературоведении", С.И.Пискуновой "Философско-эстетическое наследие М.Бахтина в свете задач исторической поэтики". В статье "Бахтинобум" как симптом кризиса в литературоведении" А. Н.Андреев отмечает, что при ближайшем рассмотрении "бахтинобум" является ажиотажем по поводу смены "обветшавшей", нацеленной на объективность научной парадигмы — на творческую, предельно субъективную" (с. 64).
В.Е.Хализев в статье "Культурология в ее значимости для современного литературоведения" указал на дискуссионность существующих точек зрения на культуру (это понятие ныне используется столь же широко и повсеместно, как ранее "социальность", "социальная сущность"). По логике ученого, культура — это все позитивно значимое в Жизни общества и это главным образом сфера ценностей. В ней различаются предметный аспект (материальные и духовно-материальные, т.е. устойчивые формы "жизнеустроения") и деятельностный аспект (к последнему причастны "решительно все" люди, а не только "представители творческих профессий"). В статье выделены важнейшие каналы связи художественной литературы с внехудожественными сторонами культуры.
В.М.Толмачев в статье "В моем конце мое начало": О культурологическом парадоксе XIX—XX вв." выявил несовпадение исторического и "культурологического" объемов понятия "конец XIX века" и предложил рассматривать историю литературы в контексте истории цивилизации. Поставив вопрос: "Серебряный век" — художественная реальность или исследовательский миф?", — В.И.Баранов утверждает, что вопреки распространив-шемуся пониманию "серебряный век" — никакой не век, а лишь ветвь причудливого историко-литературного древа начала XX в., не похожая на другие, но имеющая те же корни в общественной почве эпохи" с. 77). Методологические вопросы рассматриваются также в статье А.В.Липатова "Литературоведение: Холиастическая альтер-натива самодостаточности ".
В широком культурологическом контексте предстают "модернизм", "постмодернизма", а также "поздний модернизм" в статье И.П.Ильина "Проблема взаимоотношения постмодернизма с поздним модернизмом в современном литературоведении" Мироощущение, сознание, отразившееся в искусстве модернизма, — это прежде всего "ощущение краха традиционной культуры, породившего потребность в создании нового искусства, способного передать опыт эмоционального переживания духа современности" (М.Брэдбери) (с. 45). Постмодернизм — это "мировоззренческий комплекс", связанный с такими понятиями, как "мир и хаос", "постмодернистская чувствительность", "мир как текст", "интертекстуальность", "эпистемологическая неуверенность", "двойное кодирование", "пародийный модус повествования", или "пастиш", "противоречивость, дискретность, фрагментарность повествования" и т.д (там же). И.П.Ильин подчеркивает особое внимание теоретиков постмодернизма (от Лиотара до Бодрийяра) к функционированию литературы в обществе, к влиянию СМИ на художественный язык.
Рассмотрению "образцов постмодернистской литературно-критической мысли" посвящена статья Т.Н.Беловой. Автор считает, что представители этого направления, хотя и "подменяют строгость исследовательской логики "метафорической эссеистикой" с ее ассоциативностью и интуитивизмом", вместе с тем они ориентируют читателя на "более независимое, свободное и современное прочтение известных шедевров мировой литературы" (с. 115). Вопросов постмодернизма касаются И.М.Дубровина — "Литературоведение конца XX в.: Новое обращение к проблеме художественной прогностики", а также авторы статей, помещенных в других разделах: Марина фон Хирш (США) — "Основоположник постмодернистского направления в русской литературе: Обзор американской критики творчества Битова", В.Д.Седельник — "Франц Кафка и проблемы постмодернизма", Н.Г.Владимирова (Новгород) — "Категория интертекстуальности в современном литературоведении". Последнему автору представляется актуальной разработка термина в системе категорий поэтики произведения Исходя из трактовки М.Тэлборта, где интертекстуальность — "тип дискурса", текст рассматривается как "продукт социальной активности дискурса" (с. 186) В процессе чтения "означающее"
помещается в "текстуальный диалог", а читатель оказывается в роли субъекта. Д.Дюришин, исследуя термин "интертекстуальность" соотносит с ним тип аллюзий (т.е. "обращение к определенному художественному приему, мотиву, идее и т.п. преимущественно корифеев мировой литературы"). Такого рода аллюзии призваны "настраивать читателя на восприятие литературной традиции" (с. 187). Ц.Тодоров, Б.Гаспаров, М.Бахтин, Р.Барт, Х.Блум, Г.Левинтон, Р.Тименчик считают аллюзию "особым видом тропа". В.Торнтон называет ее "метафорой с неисчислимым набором сравнений" (с. 187).
Одна из дискуссионных проблем современного литературоведения — отношение автора к произведению, его присутствие в художественном тексте. К.Штедтке (Германия) в статье "Индивидуальное творчество как проблема истории литературы", отметив популярность в современной науке теорий "смерть автора" (Р.Барт), "интертекстуальность" (Ю.Кристева), анализирует совсем иное понимание роли автора русскими классиками XIX в. При этом следуя традициям русской филологии (Б.Эйхенбаум и др.), он различает автора как личность и как "образ" (т.е. индивидуальный стиль). При обращении к истории вопроса этапное значение, по мнению Штедтке, имеют Н.Карамзин (в его произведениях "автор" творчески активен, воспринимает мир как зеркало своей души), Пушкин (утверждающий автономность литературы и ее "автора", ибо "цель поэзии — поэзия..."), Гоголь (у него обоснование статуса автора "далеко выходит за рамки литературы как обособленной системы культурной жизни общества") (с. 139). В эстетических взглядах Достоевского К.Штедтке выявляет различные тенденции: писатель в своих суждениях о литературе подчеркивает активность субъективного художественного отражения; вместе с тем "децентрализация образа автора" в художественных текстах Достоевского делает его предшественником русского модернизма (с.141).
"Итоги изучения романа" — тема выступления А.Я.Эсалнек. Прослеживается модификация жанра; рассматривается пятидесятилетний опыт изучения романа разными школами. Обращение к проблемам архетипа в исследованиях современников воссоздает широкую картину развития жанра, сверхзадачей
которого является интерес к становлению личности в микросреде и окружающем мире. "Романная ситуация, — обобщает Эсалнек, — характеризуется рядом взаимосвязанных признаков, к числу которых следует отнести дифференцированный подход к изображению персонажей; выделение главных героев, составляющих микросреду; неизбежное внимание к внутреннему миру героев и вытекающий отсюда тип психологизма; итоговость в изображении нравственно-психологического и мировоззренческого развития героев; потребность в ощущении ценностной значимости позиции героев и обусловленная этим тенденция к монологизму, лимитированность пространственно-временных рамок повествования, тяготение к определенному типу сюжета" (с. 83).
В теоретическом ракурсе к изучению русской литературы обращаются Э.Шоре (Германия) — "Феминистское литературоведение на пороге XXI в.: К постановке проблем (на материале русской литературы XIX в.)", Т.А.Булычева (Иваново) "Эстетика И.Ф.Анненского и проблема синтеза искусств в современном литературоведении", Т.Д.Венедиктова — "Литература как разговор (опыт описания национальной традиции)".
Проблемы зарубежной литературной критики рассматривают Т.Н.Красавченко — "Магия консерватизма в английском литературоведении", Н.Т.Пахсарьян — "Кризис современного литературоведения в оценке французской науки", С.А.Шерлаимова — "Проблемы назначения литературы в критике Восточной Европы", М.Стемпень (Польша) — "Роль науки о литературе в ходе современных изменений политического строя (из польского опыта)".
Второй раздел книги — "Поэтика: понятия и термины" — открывается статьей Л.В.Чернец "Об отечественных словарях по литературоведческой терминологии", где сопоставляются важнейшие издания: от "Словаря древней и новой поэзии" Н.Остолопова (1821) до "Литературного энциклопедического словаря" (ЛЭС) 1987 г. Цель обзора: проследить принципиальные изменения в словниках и в толковании терминов, а также соотношения "старых" и "новых" терминов как симптомы методологических перестроек; выявить "взаимодействие" и "конкуренцию" различных направлений и школ в литературоведении. Подчеркивается трудность реализации в энцикло-
педических словарях принципов информативности (полнота словника, различные значения терминов) и одновременно — системности. Сочетанию этих принципов в тезаурусах, отражающих научный полиглотизм, помогают рамочные компоненты текста: предисловия, приложения (предлагающие, например, перечни терминов, ключевых для различных школ). "Осознанная, оговоренная рассогласованность терминов открывает перспективу для научного диалога, для сближения понятийных сеток. Отсечение успешно "работающих" понятий или иллюзия единого научного языка могут завести в тупик" (с. 155).
А.С.Курилов в статье "Литературоведческие понятия и историко-литературная наука" предложил пересмотреть содержание понятий "классицизм" и "романтизм", связанных с разными типами творчества. По логике ученого, романтизм стал попыткой борьбы с классицизмом, "но не XVIII в., а с неоклассицизмом, классицизмом XIX в., олицетворением которого были... уже явно просматривавшиеся "оковы немецкого или английского владычества", "шиллеризм", "байронизм" и т.п. "увлечения" отечественных писателей тех лет, что В.Г.Белинский удачно назвал "романтическим классицизмом"1'. Именно такой классицизм задавал тон в литературной жизни России первой четверти XIX в., именно против такого "направления нашей поэзии" выступила тогда отечественная романтическая критика" (с. 161). А.С.Курилов считает возможным говорить о трех разных по художественной ориентации классицизмах: XVII в., XVIII в. и первой четверти XIX в., что открывает "иную, по сравнению с существующей ныне, картину исторического развития нашей литературы" (там же). Первым шагом на пути освобождения от классицизма стало создание самобытной поэзии путем обращения к "народнопоэтической старине". А.П.Сумароков, А.О.Аблесимов, М.И.Попов, М.Д.Чулков, В.А.Левшин — представители романтизма, который нес функции национального Возрождения, синтеза самобытного и "чужеземного" художественного опыта, а затем и перехода к оригинальному творчеству. Вехами "народного романтизма" будут "народные" песни А.Ф.Мерзлякова, А.Дельвига, Н.Цыганова, сказки А.Пушкина, П.Ершова, В.Одоевцева, В.И.Даля и других писателей первой половины XIX в.
" Белинский В.Г. Полное собр. соч.: В 13т. - М., 1953. - Т. 3. - С. 430-431.
По мнению НД.Тамарченко, единство в произведении вне-эстетического ("материала") и эстетического ("формы") может быть осмыслено с помощью богословской формулы "нераздельное и неслиянное". М.Бахтин и П.Флоренский эту формулу применяли часто: первый — при анализе жанра романа Достоевского (1929 г.); у второго она оказывается "ключом к решению проблемы единства "антиномичности сопряженных полюсов произведения — его композиции и его конструкции — в книге о пространстве и времени в искусстве0, создававшейся в 1929—1925 гг." (с. 177). Формула "нераздельности и неслиянности" у Бахтина и Флоренского ориентирована на разные модели мира как результат божественного творческого акта. Различны и категории моделей в их учениях об искусстве: у Флоренского "в центре внимания — символ, канон, стиль" (в этом направлении его идеи были развиты А.Ф.Лосевым); у Бахтина — "разностильность", неканоничность и "прозаическое иносказание" (с. 181—182).
Имя М.Бахтина возникает и в статье М.М.Гиршмана (Украина) "Литературное произведение как художественная целостность: Итоги и перспективы изучения". Один из аспектов анализа исходит из признания, что "текст не охватывает произведение в его целостности и событийной полноте" (с. 175). Ибо, как писал Бахтин, полнота эта "включает и его внешнюю материальную ценность, и его текст, и изображаемый в нем мир, и автора-творца, и слушателя-читателя" (Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975. — С. 404). Актуален также вопрос "о специфической позиции литературоведа-исследователя литературного произведения как художественной целостности... Изучать произведение и понимать нечто произведением — эти, вообще-то разные, сферы деятельности необходимо связны у литературоведа, который всегда ищет меры между ними и тем самым ищет и уясняет свое место и свое сознание..." (с. 175— 176).
Е.Н.Себина рассматривает новаторские приемы "описания" в XX в. как форму "присутствия" автора. О сложности проблемы автора в литературе XX в. по-своему свидетельствует тяготение многих писателей к "маскам" (об этом доклад С.Г.Исаева;
'' См.: Флоренский ПЛ. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. — М , 1993. — С. 130.
Новгород). "Опыт многоуровневого описания лирики Булата Окуджавы" проводит С.С.Бойко, пользуясь термином "доминанта
творчества".
С.А.Мартьянова (Владимир) выдвинула понятие "форма поведения", с помощью которой фиксируются те или иные нормы в ситуации общения (ритуальность или безыскусственность). Внимание читателя к "формам поведения" существенно, если персонажи сосредоточены на своем внешнем облике, как, например, Онегин, Печорин или Грушницкий. "Формы поведения" имеют и знаковый характер (жест отчаяния у Ахматовой). Есть знаки — пародии: алый кушак Джулии в антиутопии Д.Оруэлла "1984", светские манеры Онегина, а также Николеньки Иртеньева ("Юность" Л.Толстого) и др. "Формы поведения" могут являться источником движения сюжета, завязки конфликта; они могут быть обусловлены эпохально и т.п. "Формы поведения" — часть мира произведения; без них творчество непредставимо.
В разделе также рассматриваются вопросы типологии литературы, ее виды и жанры. О русской философской прозе, своеобразии ее языка — статья А.Э.Еремеева (Омск); о трагическом в русской литературе и литературоведении XX в. — статья М.Б.Лоскутниковой (Уфа). См. также статью И.И.Плехановой (Иркутск) "Категория трагического в скрещении философского, психологического и литературоведческого видения". В статье Н.Г.Мельникова в центре внимания понятие "массовая литература" в XX в. (основной жанровой репертуар: детектив, боевик, фэнтези и
др).
М.И.Шапир выступает с критикой существующих понятий "метра", "рифмы", "строфы" и предлагает свои определения ("Теория русского стиха: Итоги и перспективы изучения"). По убеждению автора, и ритм, и метр, и рифма есть не только в стихе, но и в прозе. Определяя свое понятие стиха как "системы сквозных принудительных парадигматических изменений, структурирующих четвертое измерение текста" (с. 240), а также рифмы, строфы, ее видов, автор (с помощью еще не до конца разработанной номенклатуры понятий) намечает пути развития теории стиха.
Третий раздел — "Проблемы русской литературы и фольклора в современном литературоведении. Литературоведение русского
зарубежья" — открывается статьей В.П.Аникина "Пути и путы фольклористики в XX в.". Автор ставит вопрос о "согласовании" между собой разных методик и интерпретаций фольклора. Будь то мифологическая, миграционистская интерпретация, либо антропологическое или психологическое направления — в любом случае требуется свой метод и подход. Фольклористика, длительное время находившаяся под опекой сравнительно-исторического языкознания, в начале века еще четко не определила своего статуса, на фольклор смотрели как на явление общекультурного порядка В начале XX в. фольклористика оказалась в полосе смены ориентиров. В трудах Б.М.Соколова, М.К.Азадовского обосновывалась идея индивидуального творчества в фольклоре, произошло сближение фольклористики и литературоведения. В конце 50-х годов на науку обрушилась волна структуралистского языкознания. Метод "аналогий" А.Н.Веселовского привнес в фольклористику научные методы лингвистики, но в интерпретации структуралистов "вместо изучения художественного содержания сказок, былин, песен мы получили забавную терминологическую игру о соотношении верха и низа, амбивалентности, бинарности и прочих изысков самодовлеющей мысли исследователей" (с. 247). В наступившее "постструктуралистское" время фольклористика вернулась к историко-культурным трактовкам. Фольклор — "народное многовековое искусство со сложными напластованиями времен и разностадиальными традициями, в том числе и бытовыми" (с. 248), и поэтому его изучение требует учета многих исторических свойств, факторов развития. Фольклористика не должна превратиться "в этнографию или в субдисциплину какого-то иного особого культуроведческого типа", она должна оставаться "филологической и искусствоведческой наукой" (с. 249).
В центре внимания Т.Б.Диановой — "Принципы изучения стиля народной лирики (проблема формульности)". Обосновывается понимание термина "формула" как семантического стереотипа и речевого клише в трактовке разных школ и направлений современной фольклористики. Анализируя концепции Е.Б.Артеменко, Г.И.Мальцева, Фр.Миклошича, А.Т.Хроленко, автор отмечает их полемичность. Исследование стиля народной лирики и народного эпоса, тематические группы,
синонимические ряды, лексические единицы, формулы-биномы, песенные фразеологизмы, входящие в стереотипы текстообразования жанров — все эти "формулы" как элемент канона не являются набором разнотипных форм, но предстают упорядоченным целым, полностью определяемым законами жанра.
"Достижения и просчеты русской медиевистики" — тема статьи В.В.Кускова, охарактеризовавшего вклад нескольких поколений древников в построение истории древнерусской литературы. Отмечен "жесткий идеологический прессинг", которому подвергалась русская медиевистика, особенно в конце 1940-х — начале 50-х годов (в частности, "табуированной" темой были жития святых: "Житие Петра и Февронии" во всех изданиях называлось "повестью"). Начиная с 60-х годов научная мысль переживает подъем, чему способствовала "плодотворная работа сектора древнерусской литературы ИРЛИ (Пушкинский дом) под руководством Д.С.Лихачева, аналогичного сектора в ИМЛИ под руководством А.Н.Робинсона и после его смерта — А.С.Демина. Появились фундаментальные труды Д.С.Лихачева, А.Н.Робинсона, В.И.Малышева, Н.С.Демковой, вузовский учебник В.В.Кускова и др. К заслугам русских медиевистов отнесены: преодоление "представления о русском средневековье как эпохе великого молчания" (с. 274); изучение художественной специфики литературы, жанров и жанровых систем, стилей, связей древней и новой русской литературы; подробнейший анализ "Слова о полку Игореве" (которому посвящена, в частности, пятитомная энциклопедия), издание "Словаря книжников и книжности Древней Руси XI—XVII вв.") и др. "Просчетами" В.В.Кусков считает: некритическое перенесение этапов развития (периодизации) западноевропейской средневековой литературы на древнерусскую (концепция Н.И.Конрада); трактовку "смехового мира" Древней Руси в духе понимания "карнавала" М.М.Бахтиным, причисление юродивых к смеховой культуре — "ведь юродство было одной из форм проявления святости, "подвига" в миру" (с. 275).
И.В.Карташова (Тверь) в статье "Итоги изучения проблем романтизма в отечественном литературоведении", указав на богатое теоретическое наследие XIX — начала XX в. в постижении Романтизма, констатировала драматизм истории его изучения в
послеоктябрьскую эпоху. Этому было много причин: романтизм оказался в ряду явлений, неугодных официальной методологии из-за его "идеалистической философской основы, религиозных и мистических устремлений"; доминировала "теория реализма — антиреализма, которая объявляла реализм универсальным художественным методом..." (с. 277). С преодолением данной схемы в конце 50-х годов начинается "реабилитация" романтизма, возникают "романтиковедческие" научные центры: в ИМЛИ, в ИРЛИ, в Московском и Ленинградском университетах, в Томске, Казани, Калинине (Твери). При этом романтизм рассматривается в двух соотносимых аспектах: гносеологическом — как "субъективный тип (принцип) творчества в отличие от объективного (реалистического)", вытекающий "из самой природы искусства" (с. 279); и конкретно-историческом — как неповторимая форма искусства, возникшая в конце XVIII — начале XIX в И.В.Карташова остановилась на заслугах Н.А.Гуляева и его последователей в разработке проблем романтизма.
Вопросы русского литературоведения освещаются в статьях "Традиция "формального" комментирования в русской литературе" (В.В.Цоффка; в частности, речь идет о Пушкине); "Творческое наследие русского символизма и современное литературоведение" (О.А.Клинг); "Типологические исследования русских мифологов" (Н.Ф.Злобина); "Исследовательские возможности современного мифопоэтического подхода к анализу русской поэзии XX века" (Н.О.Осипова); "Современная русская поэзия в литературоведении последних лет" (В.А.Зайцев).
Особенности литературной жизни русской эмиграции рассматриваются в статьях В.В.Сорокиной "Русское зарубежное литературоведение 20—30-х годов", Т.П.Буслаковой "Французская наука о литературе русской эмиграции 20—30-х годов XX в.", Л.Н.Целковой "Литературоведческие концепции В.Набокова (на материале "Лекций по русской литературе"), В.В.Прозорова (Саратов) "Николай Иванович Ульянов — литературовед русского зарубежья".
Четвертый раздел — "Литературоведение на Западе. Зарубежное литературоведение о русской литературе. Русское литературоведение о иноязычной литературе".
Е.З.Цыбенко в статье "Об изучении межславянских
литературных связей в русском литературоведении второй половины XX века" отметила давние традиции славистики в России (еще в 1335 г. в Московском университете была образована кафедра славянской мифологии). Новые импульсы славистика получила после Второй мировой войны в результате возникновения "геополитического единства так называемых социалистических стран (славянских прежде всего)" (с. 357). Тогда в Московском и Ленинградском университетах были созданы кафедры славянской мифологии, в 1946 г. — Институт славяноведения и балканистики АН СССР (ныне Институт славяноведения РАН). По мысли Е.З.Цыбенко, при описании исторического процесса национальной литературы необходимо учитывать воздействие других литератур, в противном случае картина будет заведомо неполной. В изучении межславянских литературных взаимосвязей за последние десятилетия наметились новые тенденции: наряду с традиционным изучением влияния русской литературы на другие славянские литературы все активнее освещается обратный процесс (например, воздействие Г.Сенкевича на В.Брюсова, а Ст. Пшибышевского на А.Белого и "женскую прозу" рубежа XIX—XX вв.). Не соглашаясь с утверждением А.В.Липатова о том, что "славянская общность — это скорее идеологический миф, чем историческая реальность" (с. 359), Е.З.Цыбенко в то же время признала необходимость "нового освещения" отношений славянских литератур и, в частности, русско-польских.
Тематика статей, посвященных славянским литературам, достаточно репрезентативна: "Русская литература ХУП1 в. в трудах болгарских ученых" (А.Вачева; Болгария); "Загребская стилистическая школа и ее значение для литературоведения в Югославии" (Г.Я.Ильина); "Русский символизм в исследованиях польских литературоведов" (Б.Стемпчиньская; Польша); "Вклад Н.А.Янчука в изучение межславянских литературных связей" (Б.Бялокозович; Польша); "Британская русистика 1990-х годов о современной литературе" (А.Ю.Большакова); "Русская литература в грузинском литературоведении XX в." (В.И.Оцхели; Грузия).
А.Д.Михайлов в статье "Изучение средневековой литературы: итоги, задачи, прогнозы" отметил растущий интерес широкого читателя к средневековью, спрос на "популярные серии". Он выделил четыре неравнозначных обстоятельства, способствовавшие
развитию медиевистики во второй половинах XX в: 1) вычленение, в зависимости от предмета исследования, отдельных областей науки, "эпосоведения", "артуроведения" (анализ артуровских сюжетов) и др; 2) комплексный (не только филологический) подход к памятникам, породивший промежуточную дисциплину, которую можно условно назвать "менталитетологией"; 3) взаимосвязь медиевистики с общей теорией литературы и в особенности с компаративистикой; 4) более четкая и дробная периодизация средневековой литературы, в частности, взгляд на X—XII вв. как на "зрелое", "развитое" и на своем исходе "высокое" Средневековье (с. 380). А.Д.Михайлов подчеркнул успехи в области кодикологии (изучение манускриптов), привлек внимание к проблеме единства средневекового произведения, поскольку появление нового рукописного текста было каждый раз "творческим актом" и при сохранении фабулы варьировались словесная обработка, сам объем текста. Ученый предположил, что публикация в недалеком будущем всех средневековых текстов и их машинная обработка внесут сильные коррективы в описание литературного процесса.
"Некоторые аспекты изучения средневековой литературы в немецком литературоведении" — тема статьи Д.Л.Чавчанидзе.
Анализ зарубежного литературоведения представлен в статьях: "Нортоп Фрай и поиски метода в литературоведении США" (А.С.Козлов; Симферополь); "Английский романтизм в современной английской критике: оценки и переоценки" (И.Ю.Попов); "Время собирать камни (дискуссионные вопросы британского литературоведения 1990-х годов" (Н.И.Бушманова; Ярославль) и др.
В статье "Английский "новый историзм": Возрождение, романтизм..." Н.А.Соловьева отмечает, что "новый историзм" возник как школа или направление в литературной критике с выходом в свет книги М.Батлер "Романтики, бунтари и реакционеры" (1981). Придя после формализма и "пристального чтения", новая школа (М.Левинсон, Дж.Кристенсен, К.Свон) "интерпретирует литературные тексты в категориях соотнесенности с другими дискурсами, особенно с теми, которые не принадлежат собственно литературе, а находятся в сфере социальных, экономических и политических интересов" (с. 394). Новый историзм находится в стадии оформления и систематизации
методических приемов и способов анализа, вбирая в себя все лучшее. "Сделать классические произведения нашими современниками, прочесть их не только вместе с Гегелем, Кантом, но и с Фрейдом, Дерридой и Полем де Маном — задача сложная, но выполнимая... Новый историзм помогает понять давно прошедшее время не только в контексте прошлого и совершившегося, но больше всего в контексте современного, не завершенного процесса переосмысления и переоценки ценностей, свойственного концу столетия. Для русской науки это более чем актуально и перспективно. Начав с Возрождения и романтизма, новый историзм приблизился к модернизму и постмодернизму, что свидетельствует о плодотворности найденного подхода к тексту, эпохе, в которую он был создан, и эпохе, в которой он продолжает жить" (с. 399—400).
Пятый раздел сборника — "Проблемы изучения творчества русских и зарубежных писателей".
Ф.З.Канунова и А.С.Янушкевич (Томск) в статье "В.А.Жуковский на рубеже XXI века" представили работу ученых по подготовке 20-томного издания сочинений поэта. Изучение его библиотеки разрушило стереотипы представлений о нем как о "придворном поэте", "реакционном романтике". Актуален вопрос о месте Жуковского в истории русской общественной мысли, о национальном значении первого русского романтика.
А. А. Смирнов в-статье "Лирика Пушкина в исследованиях XX в." обратил внимание на малочисленность трудов, обобщающих лирическое наследие поэта; в ряду успешных в этом роде — работы 60—70-х годов Н.Л.Степанова, Б.П.Городецкого, М.П.Алексеева, В.Д.Сквозникова, Н.Н.Петруниной и некоторых других; сохраняет актуальность исследование В.И.Коровина о поэтическом мышлении в эпоху романтизма как о мышлении стилями, а не жанрами. Однако в силу неразработанности теории до сих пор нет фундаментальных исследований лирического наследия поэта. Автор статьи отметил успехи пушкинистов в Америке (Шоу, О'Белл, Майклсон, Бетеа, Бриггс, Сэндер) и Германии (Кайль, Роте, Шмид, Книгге). Но и здесь пока не создана целостная, всеохватная концепция пушкинской лирики в ее эволюции.
П.Г.Пустовойт отметил как одну из главных — проблему связи Тургенева с русскими и зарубежными писателями ("Творчество И.С.Тургенева в современном литературоведении").
Анализируя наиболее важные труды последних десятилетий, ученый выделил ряд актуальных аспектов: изучение последнего периода творчества писателя, особенностей его реалистического романа и других жанров, а также поэтики, языка, стиля его произведений; составление научной библиографии и др. Он также отметил необходимость научной монографии, рассматривающей стиль писателя "в русле развития художественных стилей литературы XX века" (с. 434).
Г.В.Краснов (Коломна) обозначил "новые подходы в изучении "позднего" Л.Н.Толстого", концентрируя внимание на религиозно-философском наследии писателя как публициста. Выделены работы, освещающие христианские мотивы в художественных произведениях "позднего" Толстого; таковы статьи С.П.Стояновой, А.А.Нестеренко, Т.Ёкота-Мураками (Осакский ун-т) и др. Автор подчеркнул полемические аспекты в изучении творчества писателя.
В.Б.Катаев в статье "Сто лет после Чехова: Итоги и проблемы изучения" обращается к работам литературоведов Великобритании, Германии и США. В восприятии британцев пьесы Чехова уступали лишь шекспировским; немецкая теория драмы была разработана в основном на чеховском опыте (например, работы Г.Шмид); в Америке русский драматург — самый популярный из иностранных (Э.Олби назвал его "ответственным за возникновение драмы XX в."). Признание Чехова мировой фигурой заставило отечественных литературоведов подвести итоги: в 70-е годы в ИМЛИ велись работы по изданию 30-томного собрания сочинений писателя; интерес к нему как оригинальному мыслителю подкреплен культурно-историческими и структуралистскими методами исследования. Ближайшие задачи чеховистики — издание 6-томной летописи жизни и творчества писателя, подготовка чеховской энциклопедии, а также серии "Чеховских чтений". В.Б.Катаев назвал современную чеховистику международной отраслью литературоведения.
Лесковеды Е.В.Тюхова и А.А.Кретова (Орел) ставят вопросы комментированного изучения текстов писателя. Е.В.Тюхова ("Отечественная наука о Лескове на рубеже веков") обозначила параметры научных поисков отечественных литературоведов: место и значение писателя; связи его творчества с древнерусской
литературой, с народной культурой и мифологическим сознанием, с мировой литературой. АА.Кретова совместно с профессором П.Каццола (Италия) в статье "Творчество Н.С.Лескова в современном итальянском литературоведении" анализирует критические работы о писателе. Подчеркивается, что география их обширна: Рим, Милан, Турин, Болонья, Падуя... Итальянские литературоведы проводят, в частности, сопоставительный анализ творчества Лескова с Е.Замятиным, В.Шукшиным и др. Тема лесковских "героев-праведников" также является объектом пристального интереса ученых. Уделяется внимание поэтике произведений Лескова, структуре повествования, изучению сказа.
В книге также помещены статьи: "Мотив в литературном произведении (творчество Ф.М.Достоевского)" (Н.К.Шутая); "И.А.Бунин в интерпретациях русского литературоведения 1990-х годов" (Р.С.Спивак; Пермь); "Религиозно-философская концепция Василия Аксенова в американской литературной критике" (Н.А.Ефимова; США); "Джорж Оруэл в восприятии и оценке русского литературоведения" (В.Г.Мосина); "Достижения и проблемы изучения творчества Эрнеста Хемингуэя" (Б.А.Гиленсон); "Русское литературоведение об истории кыргызской литературы" (А.С.Султаналиева; Кыргызстан).
А.Р.Аринина, Л.Н.Иванчева
99.02.005. ХАЛИЗЕВ В.Е. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ. - М.: Высшая школа, 1999. - 398 с.
Содержание и структура книги доктора филол. наук, проф. В.Е.Хализева отражает его многолетний опыт чтения курса лекций по теории литературы в Московском университете им. М.В.Ломоносова. Предпринятое ученым широкое обсуждение различных научно-методологических концепций и направлений в литературоведении XIX—XX вв. явилось и результатом освобождения отечественного литературоведения от принудительного пресса марксистской социологии и теории социалистического реализма как высшего этапа литературы, от методологической жесткости.
В.Е.Хализев различает "направленческое" и "вненаправ-ленческое" литературоведение. К первому относятся монистические
