CC BY
6
2004.03.002
10
ной, и никто больше не находится с ним в равном положении» (с. 270). Избегал контактов М. Бахтин и в жизни. Р. Якобсон, напротив, был чрезвычайно общителен, хотя научный его диалог был весьма специфичен: он «заражал» слушателей своим энтузиазмом. По убеждению Цв. Тодорова, «жизнь Якобсона - диалогичная, полная взаимодействия, вся развернутая к другим - счастливо дополняет его монологическую и опред-меченную концепцию языка и литературы. Теория диалога Бахтина компенсирует и освещает его изолированную жизнь, лишенную в один момент плодотворного общения с другими» (с. 275).
В реферируемом выпуске под рубрикой «К 110-летию со дня рождения П.Н. Медведева» даны два материала: под названием «Русский Бранд» публикуется статья П.Н. Медведева о книге Н. А. Бердяева «Смысл творчества» (М., 1916); тема «бахтинский круг» определяет основное содержание сопровождаемой обширными комментариями статьи Ю.П. Медведева и Д. А. Медведевой «Павел Медведев, Михаил Бахтин, Людвиг Флек и другие (К истории "мыслительного коллектива")».
В рубрике «Архивные размышления» Н. А. Паньков публикует материалы из личного архива Б.В. Залесского (1887-1966), друга М.М. Бахтина, в том числе проспект его книги «Роман воспитания и его значение в истории реализма»; здесь также напечатана статья А. М. Кузнецова «Симфония человеческой жизни», предваряющая публикацию «Собрания Пословиц» М.В. Юдиной. Ее имя возникает и в воспоминаниях А.М. Кузнецова «М.М. Бахтин 11 октября 1973 г. от 5 до 7 часов вечера», опубликованных под рубрикой «МешопаИа».
Указатель содержания журнала за 1992-2002 гг. заключает его последний выпуск.
М.К.Шнеерсон-Аксенов
2004.03.002. МАХЛИН В.Л. НЕВЕЛЬСКИЙ ИСТОК // Невельский сборник. - СПб.: Акрополь, 2003. - Вып. 8. - С. 9-24.
Как источник научно-философской программы бахтинского диало-гизма рассматривает написанную в Невеле и самую раннюю из известных работ М.М. Бахтина статью «Искусство и ответственность» (1919) доктор филос. наук В.Л. Махлин. Речь идет о творческом принципе, реализованном всей дальнейшей научной деятельностью мыслителя и направленном на преодоление непримиримого конфликта между искусством и жизнью. Именно с этой статьи начинается, по мнению В.Л. Махлина, диалог Бахтина с романтическим миропониманием и «культом изолированного "внутренне-
11
2004.03.002
го", "духовного" (Innerlichkeit) - диалог, образующий ... подспудное духовное напряжение монографий о Достоевском и Рабле, как и теории романа и "романизации" 1930 гг.» (с. 12). Вместе с тем Бахтин дает здесь ответ и формалистической парадигме с ее культом произведения-вещи.
По Бахтину, искусство, которое «не отвечает за жизнь» и ее безысходную «пошлую прозу», и жизнь, которая «не считается с искусством» и не требовательна к себе, виноваты в своем самооправдании через взаимоотторжение. «Именно взаимная привилегия и правота искусства и жизни друг перед другом, - пишет В. Л. Махлин, - собственно и есть в то же время их недостаточность, недовоплощенность, несовершенство или незавершенность здесь и теперь, в длящемся. неутопическом событии нравственной реальности этого мира» (с. 16). Их реальное, не утопическое и не механическое единство возможно только в личности, преображающей разноместность искусства и жизни, прошлого и настоящего, себя и другого в подлинную совместность, которая, вместе с тем не становится безличным, недифференцированным единством. Именно в надъюридической ответственности (и вине) личности - нетради-ционность и неутопичность постановки Бахтиным традиционного для русской философии и эстетики вопроса: «Искомое единство целого, единство вне меня - возможно только во мне?» (с. 19). Иными словами, «ни одна конкретная индивидуальная, идеологическая, политическая, религиозная, эстетическая позиция не может быть вполне ни понята, ни оправдана только со своей ("внутренней") точки зрения» (с. 14). Она не должна быть отчуждена и эстетизирована (овеществлена), но понята в своем онтологически-персональном основании. Это право заслуженного собеседника в более позднем программном тексте Бахтина «К философии поступка» (1921), будет определено, отмечает исследователь, в качестве «моего участного не-алиби в бытии».
Бахтин не был услышан ни в свое время, ни в постсоветской духовно-идеологической ситуации с ее «пафосом самооправдания всех против всех» в попытке «обойти или опровергнуть свое "не-алиби" перед лицом разоблаченной, но продолжающейся истории. Все снова и по-новому оказываются правы перед лицом другого, в особенности перед лицом прошлого как "другого"; отсюда неизбежное "возвращение вытесненного"» (с. 21). Парадокс нынешнего времени заключается в том, считает В. Л. Махлин, что в новой ситуации Бахтин может быть услышан.
Т.Г. Юрченко
