CC BY
46
2004.01.016. ГАЛКИН А.А., КРАСИН Ю.А. РОССИЯ: QUO VADIS? - M.: Изд-во ИС РАН, 2003. - 276 с.
Подводя итоги прошедшего десятилетия, авторы книги, сотрудники Института социологии РАН А.А.Галкин и Ю.А.Красин анализируют, в чем состоит специфика нынешнего этапа общественно-политического развития России, как прошедшие события сказались на структуре общественного сознания. Книга насчитывает три раздела - «Наследие», «Альтернативы», «Перспективы», включающие в себя семь глав1. При рассмотрении ряда методологических проблем авторы обращаются к давней российской истории.
Общее состояние, в котором находился Советский Союз к началу 1991 г., по мнению авторов, не поддается однозначной оценке. Точнее всего его можно было бы охарактеризовать как состояние организма, пораженного серьезной, но не смертельной болезнью. Страна обладала, хотя и устаревающим, но тем не менее мощным промышленным потенциалом. Внешнеполитические позиции были достаточно прочными, чтобы не только успешно защитить национальные интересы страны, но и играть роль арбитра на международной арене. Внешняя задолженность хотя и была значительной, не вызывала сомнений в платежеспособности должника. Оборонный потенциал - чрезмерно раздутый и дорогостоящий - все же в целом обеспечивал безопасность страны. Кроме этого имелись крупные запасы энергетического и минерального сырья, высокий уровень квалификации населения и богатейший научный потенциал.
Во времена перестройки наступило общее оздоровление международных отношений, ослабла нависшая над миром угроза глобальной ядерной катастрофы. Зашатались барьеры, отгораживавшие страну от остального мира. Началось постепенное включение экономики страны в глобальную экономическую систему.
Вместе с тем чем дальше, тем больше на поверхность выступали болезненные явления, подрывавшие жизнестойкость общественного организма. Наиболее сложными оказались проблемы в экономике и в сфере национальных отношений. Было очевидным, что для оздоровления народного хозяйства необходимы кардинальные преобразования. Однако лимит времени оказался исчерпанным. В разгар этих поисков и произошел путч августа 1991 г. со всеми его последствиями.
Радикально-либеральный курс 90-х годов придал идентификационной ломке разрушительный характер, ввергший общество в состояние, близкое к хаосу. Скороспелые стандарты, по большей части заимствованные из чужого опыта, не выдержали испытания при соприкосновении с российской действительностью.
1 Названием книги авторы подчеркивают, что задача книги дать не только анализ произошедших в России перемен, но и ответить на вопрос: Как далеко мы готовы идти по пути реформ и демократии? В библейском изречении — «quo vadis?» — второе значение слова «quo» — не только «куда», но и «как далеко».
Ход событий после августовского путча и развала Союза в значительной степени зависел от характера и структуры новой правящей элиты, в руки которой попали рычаги политической власти. Новая элита сформировалась на двойственной основе. С одной стороны, в нее вошли выходцы из второго и третьего эшелонов партийно-хозяйственного актива, к которым примкнули деятели теневой экономики. С другой - ее ряды пополнили представители бывшей интеллектуальной контрэлиты, вынесенные на поверхность на волне противостояния прежней системе. Эти две части сосуществовали в рамках властных структур, так и не слившись полностью.
Изменилось лишь соотношение удельных весов прежних субэлит. Доминирующее место заняли те, кто именовался в прошлом хозяйственниками — руководители промышленных министерств и управлений, ведущие работники административно-управленческих структур и та часть партийной номенклатуры, которая по своему происхождению и опыту работы была наиболее тесно связана с технократическо-хозяйственной деятельностью. Часть партийной номенклатуры (за исключением выбывшей по возрасту) ушла в частный бизнес.
Из интеллектуальной, именовавшей себя демократической, контрэлиты к властным функциям пробились, как правило, не лучшие. Наиболее искренних и нравственно ориентированных отодвинули на политическую обочину, и они в своем большинстве вошли в состав умеренной, а отчасти радикальной оппозиции. У тех же, кто приобщился к плодам власти, стремление сохранить завоеванные позиции и извлечь из них персональные выгоды приобрело доминирующий характер.
Специфика становления новой правящей элиты предопределила неизбежность частичного, а нередко и почти буквального воспроизводства ряда прежних стереотипов поведения. Более того, ликвидация множества идеологических «табу» выдвинула на передний план наиболее негативные стороны этих стереотипов.
Впрочем, отмечается в книге, среди представителей новой правящей элиты оказалось и немало энергичных, способных людей. Речь, однако, подчеркивают авторы, идет не о характеристике отдельных персонажей, но о некоторых общих свойствах. В частности, такие как: доминирование корпоративных интересов над общенациональными, преобладание группового и личного эгоизма, недостаток общей и профессиональной культуры, дефицит ярких лидеров, талантливых политиков, высокая степень бюрократизации со всеми присущими ей пороками, низкий уровень нравственности, утилитарный прагматизм, отсутствие общенациональной солидарности. Прагматизм и безыдейность, выведение нравственности за скобки политики, естественно, по мнению авторов, обернулись раздробленностью и групповыми разборками, подрывавшими авторитет власти в глазах населения.
На все эти противоречия наложились специфические интересы мафиозных экономических групп. Им также была свойственна неоднородность: одни были заинтересованы в продолжении хищнического разграбления национальных богатств, другие стремились легализовать свое положение, третьи, уже отмывшие «грязные» деньги, стали проявлять склонность поддержать утверждение правовых основ функционирования экономики.
Внутри страны новая правящая элита получила возможность опереться на высокую степень доверия значительной части населения, глубоко разочарованного прежними порядками и сложившимся положением дел, желавшего перемен, которые бы вывели страну на уровень существования, каким он виделся на примере наиболее развитых стран Запада. Внешнюю поддержку обеспечивали, руководствуясь различными, иногда противоположными устремлениями, правящие круги большинства западных государств. Эта позиция была поддержана значительной частью западной общественности, которая рассматривала процессы, происходившие в России, как интенсификацию движения в сторону экономического оздоровления и дальнейшей демократизации режима.
С учетом всех этих обстоятельств новой правящей элитой и были сформулированы основные постулаты внутренней и внешней политики. Ее острием стал незамедлительный перевод народного хозяйства на рельсы рыночной экономики. При этом была взята на вооружение ориентация на наиболее радикальные западные модели монетаристского финансового регулирования. Одновременно предполагалось форсированное создание массового класса мелких и средних собственников, который бы смог стать прочной социальной базой нового социальноэкономического курса. По отношению к внешнему миру намечалось быстрое и безоговорочное включение автаркически организованного народного хозяйства страны во всеобщую систему мирохозяйственных связей.
Немалую роль при этом играли чисто эгоистические соображения - расчет на то, что обусловленный всем этим социально-экономический хаос, сопровождаемый массовым переделом государственной собственности, откроет возможности личного обогащения для групп, в той или иной степени причастных к власти.
В общественно-политической сфере были формально взяты на вооружение и даже закреплены конституционно возникшие в годы перестройки демократические процедуры. Одновременно исподволь на них накладывались бюрократические ограничители, что создавало возможность возродить традиции номенклатурного самовластия, сохраняя при этом демократический декорум.
Была бездумно сломлена вертикаль государственной власти. Как следствие, начался разгул сепаратизма, приведший сначала к распаду Советского Союза, а затем к прогрессирующей дезинтеграции и самой России. Отношения между центральной властью и регионами - и так не простые в годы советской власти - стали предметом политического торга.
В результате сложилась резкая экономическая, социальная и политическая дифференциация регионов по условиям жизни и труда большинства граждан, по степени их социальной защищенности и эффективности социальной инфраструктуры, по удельному весу и роли демократических институтов и процедур при принятии политических решений, по уровню политической активности и характеру политических предпочтений электората и, наконец, по степени зависимости большинства субъектов от субвенций федеральной власти.
Вместо идиллической картины процветающей рыночной экономики и влиятельного, зажиточного среднего класса, отмечается в книге, российские граждане узрели жуткую реальность бесконтрольного расхищения государственного имущества, созданного трудом многих поколений, группой супербогачей-олигархов и узкой прослойкой государственной бюрократии.
Ухудшение социального положения основной массы населения с различной степенью интенсивности продолжалось вплоть до 1999 г. Отсюда беспрецедентное для России распространение бедности. Общество столкнулось с вопиющим социальным неравенством.
Но оно возникло не на пустом месте. За сотканной из идеологем внешней оболочкой социальной структуры советского общества скрывалось действительное социальное членение, во многом не совпадавшее с изображаемой картиной, но по ряду параметров все же адекватное ей. Под государственнопатерналистской оболочкой сохранялись вполне реальные частные интересы, имевшие свои «корешки» и в экономике, и в социальных отношениях, и в самих государственных структурах. Нелегитимные в правовом и идеологическом смысле, они существовали как бы в подполье. Однако в годы брежневского застоя стали бурно развиваться, нередко приобретая уродливые формы и размывая устои государственно-бюрократического строя, его идеологии.
В процессе трансформации российского общества 90-х годов претерпели изменения многие параметры его социальной организации. Эти изменения вызваны развитием рынка, дифференциацией собственности и связанных с этим гражданских отношений в хозяйственной сфере. Вокруг намечающихся полюсов формирующейся смешанной экономики стали складываться реальные группы интересов. Однако, по мнению авторов, общая композиция социальной структуры российского общества пока не устоялась. Размытость базовых социальногрупповых интересов приводит к тому, что на первый план выходят верхушечные интересы олигархических и клановых групп. Опережающая кристаллизация этих интересов тормозит и деформирует весь процесс становления нормальных общественных отношений.
Особое место в гражданском обществе России, подчеркивается в книге, заняли политические партии, большинство из которых по сути дела являются квазипартиями или в лучшем случае протопартиям. У них отсутствует массовая социальная база. Час-
то партии консолидируются не на основе общих интересов, а вокруг харизматических лидеров. Нынешнее состояние политических партий определяет и степень их влияния. Опросы, проводимые на протяжении ряда лет, показывают, что около 50% граждан не испытывают симпатий ни к одной из существующих политических партий. Иными словами, пишут авторы, множественность партий на российской политической арене отражает отнюдь не многообразие социальных интересов. Это не политический плюрализм зрелого демократического общества, а результат распада навязанного обществу однопартийного монолита. В этой множественности проявляется неупорядоченность политических отношений (с. 108).
Многие гражданские союзы и объединения лишь формально независимы. На деле же материально, идеологически, организационно они по-прежнему привязаны к властным структурам. Не сложилась и целостная система гражданских структур. В целом состояние гражданских объединений в России вполне соответствует незавершенности структурирования общественных интересов и социальной стратификации общества. В стадии формирования находится и правовая база российского гражданского общества (с. 109).
Слабость нормативного обеспечения деятельности институтов гражданского общества оборачивается для них тяжелыми последствиями. Они попадают в ряде случаев в неправовое пространство, где становятся жертвами бюрократических или криминальных структур, разрушающих их либо выхолащивающих из них независимое гражданское содержание. Ликвидация нормативно-правовых пробелов в этой сфере, считают авторы, тем более важна, что одной из наиболее распространенных бед России является правовой нигилизм, склонность игнорировать законодательные предписания, что свойственно как низам, так и верхам.
Взаимоотношения гражданского общества и государственной системы в России усложняются тем, что происходят они в условиях становления нового российского федерализма. Это означает, что гражданское общество взаимодействует не только с федеральной властью, но и с властными структурами субъектов Федерации. Гражданские институты становятся объектами управленческого воздействия не только с федерального, но и с регионального уровня, где российское гражданское общество в целом слабее, чем на федеральном. Соответственно, его способность противостоять политической (административной) власти значительно ниже, чем в стране в целом. Преодолеть это негативное явление можно лишь противопоставив ему разветвленную систему местного самоуправления.
Серьезная ошибка политических элит, считают авторы, заключается в том, что, оказавшись обладателями значительного политического капитала, они нередко рассматривают его как нечто вечное. Между тем политический капитал, будучи сравнительно устойчивым, в то же время подвижен. Власть, естественно, заинтересована в высокой степени восприимчивости общественных структур и индивидов к импульсам, поступающим сверху, и поэтому часто прибегает к ее искусственному
стимулированию. С помощью властных технологий это вполне возможно, но лишь в определенных, достаточно ограниченных пределах. Даже самые совершенные информационные технологии не и состоянии их преодолеть.
Полученный политический капитал был по своей сути заем-ным. Для авторов очевидно, что для его сохранения и приумножения нужно было руководствоваться не только своими представлениями о «должном» и «полезном», но учитывать настроения и чаяния основ-ной части общества, идти навстречу ее интересам.
Отсутствие острой реакции общества на усиливающиеся тяготы, вызванные экономической и социальной политикой власти, сыграло с правящими кругами злую шутку. Оно укрепило у них убеждение, что, несмотря на растущее недовольство, основная масса населения готова безропотно терпеть проводимые над ним эксперименты. В подтверждение этого обманчивого убеждения обычно приводился широко распространенный тезис об особой, исторически обусловленной терпеливости русского народа. В результате правящей элитой были упущены первые признаки начавшегося крупного сдвига в общественном сознании и политическом поведении массовых групп российского населения.
Конечно, считают авторы, особенности непростого исторического пути сказались на ментальности народа: доля авторитарно ориентированной части населения здесь несколько выше, чем в западных странах, но не настолько, чтобы это имело определяющее значение.
Обвальное падение политического доверия, которым первоначально располагала власть, воспринимавшаяся обществом как демократическая, не могло не привести к глубоким сдвигам в структуре ценностных ориентаций населения. Разочарование значительной части населения в политическом режиме, убеждены авторы, нельзя отождествлять с решительным поворотом общества от демократии к авторитаризму. Тем не менее вера российских граждан в моральные основы демократии, в эффективность демократических институтов была, несомненно, поколеблена. Вновь возрос интерес к авторитарным формам правления.
Среди сочувствующих авторитаризму многие, вероятно, принадлежали не столько к числу убежденных «авторитаристов», сколько к людям, возмущенным неэффективностью, некомпетентностью власти. Негативную роль сыграло и то, что российская общественность, а еще в большей мере правящая элита, оказались плохо знакомы с нынешними проблемами западной демократии. В качестве моделей демократического развития были взяты образцы вчерашнего дня. В результате возникла странная амальгама негативных сторон разных подходов к демократии (с. 181).
Экскурс в историю авторитарных концепций и вытекающие из него соображения подводят авторов к рассмотрению перспектив авторитаризма в современном российском обществе.
В обстановке неустроенности, неопределенности и утраты перспектив люди стали искать утерянную идентичность и сферу самовыражения за пределами устоявшихся общественных институтов. Их социальная активность проявилась в приверженности сильным лидерам, группирующим вокруг себя команды сторонников. Сложилась своеобразная социальная база, способствующая авторитарным тенденциям и сопутствующая им.
Именующие себя демократическими политические силы, рьяно призывавшие в конце 80-х - начале 90-х годов решительно покончить с наследием тоталитаризма и упрекавшие М.Горбачёва и шестидесятников за непоследовательность в деле демократизации обще-ства, вдруг узрели вокруг себя в ими же взращенной системе все прежние пороки, часто даже в более уродливых проявлениях: бюрократизацию, попрание законов, субъективный произвол, привилегии, клиенте-лизм, взяточничество, коррупцию.
Свой вклад в деформацию демократического развития внесла и поднятая на вершину власти новая элита, оказавшаяся в плену авторитарных стереотипов политического мышления и способов действия.
Большинство выходцев из партийно-хозяйственного и комсомольского актива с самого начала воспринимали демократические лозунги как вынужденно необходимый внешний ритуал, с которым следует считаться, минимизируя его воздействие на практику. Обращение к авторитарным методам, особенно при общем падении уровня управляемости, соответствовало и соответствует их внутренним убеждениям и стереотипам поведения (с. 216).
Для интеллектуалов, оставшихся в составе властвующей элиты, ориентация на демократические формы правления была свойственна до тех пор, пока захваченные ими позиции пользовались поддержкой политически мобилизованных масс. По мере утраты такой поддержки стали все рельефнее проявляться их откровенные симпатии к элитарному авторитаризму.
Однако, по мнению авторов, авторитарная власть в России, кем бы она ни осуществлялась, не в состоянии последовательно и системно реализовать экономическую реформу, призванную обеспечить выход страны из кризиса. В лучшем случае она способна на паллиативные меры, которые загонят противоречия внутрь и, скорее всего, завершатся очередным циклом застоя.
Авторитарный «откат» не даст сколько-нибудь удовлетворительного решения и социально-политических проблем России. Как показывает мировая практика, эти проблемы решаются многолетней и отнюдь не легкой практикой демократических взаимоотношений, условием и результатом которой является не авторитаризм, а демократия (с. 231).
Авторы не согласны с мнением некоторых российских и зарубежных аналитиков, которые утверждали, что к концу 90-х годов в России сложился режим финансовой олигархии. Тенденция к этому несомненна, но она натолкнулась на другие
тенденции авторитарного толка - государственно-бюрократические, корпоративные, национально-патриотические и т. д. Финансовая олигархия в России все еще недостаточно сильна и сплоченна, чтобы претендовать на властную монополию. Вряд ли вообще она ее добьется в будущем, учитывая российскую традицию государственности, выдвигающую на ведущие позиции в системе авторитарной власти государственную бюрократию. По этой же причине все другие олигархические группы, попав в орбиту власти, врастают в государственную систему, принимая существующие правила игры и, тем самым, признавая гегемонию государственной бюрократии (с. 232).
Будущее как нынешнего руководства, так и страны в целом в решающей степени определяется тем, удастся ли преодолеть системный кризис, решив наиболее жгучие экономические и социальные проблемы. Нежелание считаться с традиционными основаниями российской политической жизни, подчеркивается в книге, уже нанесло стране тяжелый урон. В случае продолжения такой линии поведения последствия могут оказаться еще более разрушительными. Прорыв перестройки и начавшийся с этого момента отсчет времени экономической и политической трансформации свидетельствуют о том, что в широком историческом плане в России назрела острая потребность в переменах и в демократии. Но эта потребность не может быть реализована в одночасье. Общество будет трансформироваться, скорее всего, по своеобразной модели «пульсирующего» развития, в котором реформаторские порывы будут чередоваться с паузами, отступлениями и даже рецидивами прошлого.
В.С.Коновалов
