CC BY
11
ЛЕКСИКОЛОГИЯ. ЛЕКСИКОГРАФИЯ.
ТЕРМИНОЛОГИЯ. ФРАЗЕОЛОГИЯ
2003.04.020. БАНЬКО М. ОБЛАСТИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ЛЕКСИКОГРАФИИ И ЯЗЫКОЗНАНИЯ: ИССЛЕДОВАНИЯ О ТОЛКОВОМ СЛОВАРЕ.
БАЙКО М. Ъ ро§гатс2а 1ек8уко§гаШ 1 jQzykoznawstwa. ВШ^а о 81ст»п1ки jQdnojQzycznym / Wydz. po1onistyki uniw. Warszawskiego. — W-wa, 2001. - 336 s.
Монография состоит из пяти разделов, материал которых распределен по двадцати параграфам, посвященным общеметодологическим и практическим проблемам одноязычной лексикографии в перспективе нового толкового словаря — «Иного словаря польского языка», вышедшего под редакцией автора реферируемой монографии М. Банько в 2000 г. (Wydawnictwo Ши^е PWN. Т. А... О. 1213 s. и Т. Р...£. 1423 s.). В параграфах общетеоретического характера рассматриваются проблемы статуса лексикографии, границ между лексикой и грамматикой, эмпирических основ словаря и формирования языковой нормы. В параграфах, написанных с уклоном в практическую лексикографию, внимание уделяется описанию значений, построению дефиниций, лексикографированию фразеологизмов, проблеме выделения лексических единиц, вопросам грамматического описания.
В первом разделе «Общие вопросы» лексикография представляется как многоаспектная дисциплина, показывается важность для общей концепции словаря лексикографической традиции, текстовых источников, предназначения словаря, его объема, сферы и способа подачи информации, направленности на пользователя и товарных качеств словаря. Среди самых сложных функций лексикографа называются формулирование дефиниций, анализ цитаций и идентификация значений. Подчеркивается творческий характер работы лексикографа и необходимость охраны его авторских прав. К необходимым качествам лексикографа относятся широкая начитанность, умение писать, критичность подхода к написанному предпественниками. Указывается на следующие источники информации лексикографа: 1) словари, написанные предшественниками; 2) тексты источников, документирующие словоупотребление; 3) собственные знания, языковая компетентность и интуиция, поддерживаемые чтением специ-
альной литературы и мнением рецензентов и консультантов. Профессионализация, институционализация и коммерциализация словарного дела изменили подход к работе над словарем: «Словари с некоторыми научными амбициями — такие, как "Иной словарь польского языка", вынуждены прокладывать себе путь среди популярных изданий и не должны быть недоступными для среднего пользователя» (с. 16).
Взаимозависимость между лексикографией и языкознанием определяется Банько как билатеральная — теория языка оказывает определенное влияние на лексикографическую практику, формируясь при этом под воздействием лексикографических традиций и прогресса в лексикографии. Подчеркивается, что источником примеров в словарях должны быть тексты, а не интуиция лексикографа, ибо собственно предметом словарного описания являются не заголовочные слова, а лексические единицы, которые не даны эксплицитно, — их нужно извлечь из текстов, и именно этой цели должен служить анализ текстов источников. Большие корпуса текстов нужны, чтобы лексикографам было из чего выбирать и чтобы хватало цитат. В «Ином словаре» работа над словарной статьей начиналась с сортировки цитат как базы для формирования структуры словарной статьи (количества значений, их очередности, дефиниций, грамматической информации и др.). Переход от традиционных картотек к компьютеризированным текстовым корпусам автор считает вехой в развитии лексикографии и указывает на следующие преимущества корпуса: а) обеспечивается большая быстрота и селективность поиска информации; 6) предполагается возможность немедленного использования найденной информации в других программах; в) администратор постоянно растущего корпуса может в текущем плане отслеживать количество, размеры и типы текстов корпуса, обеспечивая им правильную структуру и оптимальную представленность языка; г) корпус как источник информации более надежен; д) создание, расширение и обслуживание корпуса дешевле. Важным отличием корпуса от картотеки является настроенность создателей картотеки на вылавливание слов, не отмеченных ранее в словарях, достоинством же корпуса является его надежность как источника информации по регистрации типовых употреблений и повторяющихся моделей (с. 38). Поэтому переход от картотек к корпусам означает не только изменения в технике работы лексикографа, но и кардинальное изменение роли тек-
стов источников в словаре. Картотека прежде всего ценилась как источник цитат, к которым лексикограф обращался уже после написания дефиниций, поэтому цитаты брались из «хороших» авторов, прежде всего из художественной литературы. Для новейшей лексикографии характерен противоположный подход с акцентом на объективизм: авторов не делят на хороших и плохих, не делается упор на художественный текст, в некоторых словарях учитывается разговорный язык, сначала анализируются цитаты, из них выводятся дефиниции, грамматическое и прагматическое описания слова.
«Иной словарь» является первым в польской лексикографии словарем, составленным не только на основе традиционной картотеки, но и корпуса текстов. Среди примеров нет препарированных, они аутентичны (хотя ряд цитат сокращен или модифицирован). Использование корпуса осуществлялось путем упорядочивания по частотности вариантов словарных статей, подстатей и флексионных форм (что нередко давало иные результаты, чем в большинстве словарей). Банько полагает, что в области словоизменения словари должны отражать систему, а не узус, при этом не должны приводиться формы, не засвидетельствованные в корпусе, отсюда разрыв между установленной и узуальной нормами не должен быть слишком большим. Тот тип нормативизма, который применялся ранее, когда из словаря исключались лексические единицы и значения, не считавшиеся нормой, автор называет селективным. Новейший нормативизм называется им описательным — «его суть не в отборе и исключении, а в более нюансированной квалификации лексического материала, чем это имело место ранее, и учете не только форм, освященных традицией, но и тех, которые связаны с языковым обычаем» (с. 48). При этом не ставится под сомнение нормативная функция словаря, ибо в ней заинтересованы пользователи. Вопрос лишь в способе ее реализации — отрыв от текстов источников и языковой традиции социально опасен, так как подрывает доверие к нормативной деятельности. Автор задается вопросом, не должен ли описательный нормативизм стать директивой для всей культурно-языковой деятельности.
Одним из постулатов автора является интеграция словаря и грамматики. В соответствии с этим постулатом в «Ином словаре польского языка» была реализована определенная концепция грамматики польского языка — дистрибутивный синтаксис (связанный с именами З.Салени и М.Свидзинского). Работа над «Иным словарем»
показала отсутствие резкой границы между словарем и грамматикой. Иллюстрацией этого положения служит распределение глаголов на группы — в зависимости от степени детализации описания количество этих групп может колебаться, а классификация с охватом всех глаголов предполагает формирование более 150 трупп. Отсюда вывод, что оценка некоторых фактов как регулярных (грамматических) или нерегулярных (словарных) относительна и зависит от запланированной детальности описания, а также от языка и его грамматической традиции. В этом же ракурсе анализируется проблема разграничения словоизменения и словообразования (с. 58). Банько указывает, что лексикограф — на базе определенной грамматической концепции и материала источников в корпусе — способен фактически определять границы лексем. Он указывает на сопряженность между словарем и грамматикой: словарь — это не только дополнение грамматики, но и ее верификация. Интеграция словаря и грамматики требует не только учета грамматической информации в словарях, но и лексической информации в грамматиках, координирования сфер охвата, степени детализации и способа обработки этой информации, обеспечения методологического единства подхода и метаязыка описания. Автор обнаруживает в современных словарях тенденцию к применению описательных помет в противоположность сокращенным, чем достигается большая приближенность метаязыка словаря к наивной картине мира.
Банько высказывает мнение, что традиционное противопоставление нормативного и описательного словаря нивелируется, если нормативный словарь добросовестно описывает язык, учитывая как реальное функционирование в обществе (узус), так и его общественное восприятие (норму). Современная тенденция — дифференцировать разговорную норму (утилитарную) и официальную (образцовую) уже нашла свое выражение в целом ряде польских нормативных словарей, и такую стратификацию нормы автор считает благоприятным явлением.
В разделе «Дефинирование значений» Банько описывает новый тип дефиниций в «Ином словаре польского языка» на фоне существующей практики. Он указывает на основные причины, по которым в словарных дефинициях необходимо учитывать контекст: а) контекст часто выступает в качестве критерия дифференциации значений; б) без учета контекста невозможно само выделение описываемых в
словаре лексических единиц (с. 79—80). Банько считает необходимыми изменения в технике работы над словарем в плане настроя на наблюдения над употреблением заголовочного слова в контекстах, прежде всего в словосочетаниях, в том числе устойчивых.
Банько излагает ряд психолингвистических моментов, связанных с созданием «Иного словаря польского языка» — он был задуман как легкий, приятный, увлекательный и нескучный. В то же время его задача — описать польский язык в большей мере «вглубь», нежели «вширь», это активный словарь, поэтому много места в нем уделено точной характеристике наиболее частотных слов. Дефиниции «Иного словаря» запрограммированы на отражение наивной картины мира и одновременно — на отсутствие конфликта с научным знанием. Автор отмечает, что контекстные дефиниции видятся некоторым пользователям несколько инфантильными, наивными, народными и потому худшими. Такое восприятие контекстных дефиниций говорит о том, сколь далеко лексикография отошла от своей прямой задачи объяснения значений. Обращаясь к проблемам метаязыка, автор подчеркивает, что в толковых словарях метаязык является подсовокупностью описываемого языка или его специализированной разновидностью. Хотя метаязык «Иного словаря» ближе к естественному языку, чем язык других словарей, тем не менее он тоже опирается на определенную конвенцию. Так, дефиниции глаголов имеют в нем обычно вид условного предложения (начинающегося с союза jesli «если») — так хорошо просматривается грамматическая и лексическая сочетаемость глаголов. Например, «если женщина отказала мужчине в своей руке, то она не согласилась стать его женой». Союз kiedy «когда» является сигналом естественности происходящего: «Когда птицы чирикают, то...». Употребление местоимения кЮ «кто-то» является указанием, что речь идет о деятельности, по каким-то соображениям оцениваемой негативно, например: «Если кто-то доносит на нас, то...» (с. 89).
Но большинство существительных объясняется вне контекста, так как они не проявляют грамматических или лексических преференций. Например, «Слон — это...». В тех случаях, когда образное выражение могло бы быть понято буквально, применяется прагматическая рамка типа «Если мы говорим, что.., то мы имеем в виду...». Суммирование достоинств контекстных дефиниций показывает, что: 1) они дают четкие контекстные идентификации лексических единиц и дифференциации их значений; 2) побуждают редакторов четко
формулировать условия употребления дефинируемых единиц; 3) они легче воспринимаются; 4) в них больше стилистической свободы. Главным достоинством контекстной дефиниции является содержащееся в ней указание на синтаксическую и лексическую сочетаемость дефинируемого слова или словосочетания. Эта сочетаемость определяется либо в общем плане, с помощью гиперонима, либо характеризуется через примеры.
Автором затрагивается проблема тате называемых многократных дефиниций, представляющих собой ряд синонимичных или квазисинонимичных слов и словосочетаний, призванных быть семантически эквивалентными дефинируемой лексеме. Такие дефиниции, по мнению автора, недостаточно точны из-за их слабой структурированности (показателями структуры являются здесь только знаки препинания). Причиной распространения таких дефиниций, по мнению Банько, является традиция (восходящая к дву- и многоязычным словарям, в которых объяснение слова сводится к приведению его соответствий на другом языке) и соображения их удобства для лексикографов, так как они не требуют анализа понятия и обращены к цепи ассоциаций. Первым словарем, который в польской лексикографии прервал эту традицию, стал «Иной словарь польского языка»
Проблема выбора гиперонима в словарной дефиниции ставится как проблема оптимизации категоризации. Указывается на значимость принятия определенной точки зрения: василек — это цветок для туриста, сорняк для крестьянина, лечебная трава для травника и растение для ботаника. Хотя в одной дефиниции может отражаться несколько точек зрения, для лексикографа важна обыденная, присущая неспециалистам, и научная. Банько отмечает, что в большинстве польских словарей дефиниции строятся как научные, а степень их зависимости от научной таксономии и насыщения ее научной терминологией возрастает. При этом для большого класса лексических единиц родовидовое определение является наиболее естественным способом описания значения, отсюда столь важен выбор гиперонима как базы для правильной категоризации. Банько считает, что принятый в лексикографии принцип поиска близкого гиперонима влечет за собой опасность регресса и порочного круга. Автор приводит примеры дефиниции чемодана через сумку, сумки через мешочек, портфель и чемоданчик. Менее рискованны, по его мнению, дефиниции с гиперонимом более отдаленным и общим. Например, в «Ином словаре»
чемодан — это предмет в виде прямоугольной коробки с ручкой, служащий для перевозки вещей во время путешествия.
Автором показываются противоречия между научной (энциклопедической) и обыденной дефинициями. Приводятся следующие характеристики научных дефиниций: 1) описание экстралингвистических объектов; 2) научность; 3) избыточность. Указывается, что научные дефиниции не соответствуют закрепившемуся в языке обыденному (наивному) восприятию мира. Так, роза, свекла и пшеница в научной дефиниции определяются через гипероним «растение», но при обыденной категоризация этих понятий роза — это цветок, свекла — овощ, а пшеница — одна из зерновых. Автор предостерегает от соединения научности с популярностью, так как еще опаснее, чем непонимание дефиниций, их ошибочное понимание, вытекающее из применения общеизвестных слов в специальных значениях, а также из употребления терминов, которые в словаре не объясняются. В целом же непонятность псевдонаучных дефиниций противоречит задачам словаря, который призван объяснять значения. Автор приводит ряд дефиниций из «Иного словаря», построенных на обыденном восприятии, напр.: «Солнце — это < > небесное тело, видимое на небе днем в виде огненного диска, благодаря которому на земле светло и тепло»; «Вода — это прозрачная жидкость, в чистом состоянии бесцветная, без вкуса и запаха, заполняющая реки, озера и моря, падающая на землю в виде дождя. Людям, животным и растениям вода нужна для жизни» (с. 131).
Из недостатков дефиниций, написанных в научном ключе, автором отмечаются такие, в которых не учитываются элементы значения дефинируемых единиц, важные для понимания дериватов, фразеологических оборотов и пословиц. В дефинициях предлагается также учитывать те из коннотаций, которые являются условием понимания слова, его дериватов и берущих от него начало фразеологических оборотов. Называются трудности при создании обыденных дефиниций — стараясь сформулировать обыденную, «наивную» дефиницию какого-либо понятия, легко невольно совершить какую-либо ошибку, поэтому в помощи специалистов лексикограф нуждается здесь не менее, чем в энциклопедических словарях. Автор приводит пример дефиниции гриба, который в сознании многих — по-прежнему растение (хотя в ботанике с какого-то времени квалификация грибов иная). В дефиниции надо было обойти различия взгляда
специалиста и неспециалиста. В результате гриб определен как «живой организм, растущий, как и растения, на земле...» (с. 133). Коллективу «Иного словаря» постоянно приходилось преодолевать разрыв между энциклопедической и обыденной категоризацией. Автор полагает, что обыденная и специальная информация должны быть в дефиниции разделены, например, графически: специальную информацию можно давать на сером фоне, как в некоторых словарях
Анализ затрагивает и такой тип дефиниций, как дейктические, в узком смысле — это иконографическая дефиниция (рисунок или фотография с надписью), дополняющая вербальные дефиниции. В широком смысле дейктические дефиниции обращены к предметам-прототипам: «Желтым является, например, лимон, который ты сейчас видишь»; «Нечто, что является бежевым, имеет цвет кофе с молоком». Автор выступает за как можно более широкое применение таких дефиниций, когда речь идет о понятиях, познаваемых чувственным путем, — названиях цветов, звуков, запахов, вкусов, собирательных понятиях — таких, как мебель, транспортные средства, а также общих понятиях с размытыми очертаниями, которые через типовые предметы или ситуации охарактеризовать легче, чем с помощью аналитической дефиниции. Неконтрастность ряда понятий может быть также передана с помощью лексических показателей неконтрастности типа обычно, в целом, часто, например и т.п. Подчеркивается, что лексикограф обязан уметь предвосхищать уровень компетентности получателя и суметь оценить, достигнута ли достаточная точность разработки словарной статьи.
В разделе «Проблемы с фразеологией» ставится проблема критериев фразеологизированности словосочетаний, связанная со стремлением уменьшить масштабы субъективизма и произвольности. Называются следующие критерии выделения фразеологизма: 1) асуммарность значения — значение фразеологизма нельзя вывести из значений образующих его слов; 2) отсутствие симметрии между планом содержания и планом выражения, иными словами, противоречие между структурным и реальным значениями фразеологизмов; 3) критерий элементарной компонентности, означающий, что элементарным составным компонентом лексикона естественного языка является фразеологический оборот целиком. Из признаков фразеологических оборотов называются также образность и экспрессивность. По поводу учета вариантности фразеологизмов Банько выска-
зывает мнение, что в словаре достаточно указать на типичные, характерные варианты. Автор полагает, что причиной большого количества мнимых фразеологизмов являются информационные ограничения классических словарных дефиниций. Фразеологизмы типа «человек действия», «деловой человек» интерпретируются автором как мнимые фразеологизмы, так как невозможно перечислить всю возможную сочетаемость слова человек: «люди ренессанса», «люди гор» и т.п. Делается вывод, что статус некоторых выражений как лексических единиц или как словосочетаний зависит от степени детализации языкового описания, от целей, которым это описание призвано служить.
Большое внимание уделено в монографии проблеме размещения и упорядочения фразеологических сочетаний в толковом словаре. Автор считает, что словарь должен быть запроектирован как взаимоувязанная и логичная структура, чтобы искомый фразеологический оборот находился там, где будет искать его ведомый интуицией пользователь словаря. В польских словарях принято описывать фразеологический опорот под одним из его членов, фразеологизмы обычно «приписываются» к отдельным значениям заголовочного слова. Плюсом такой практики является то, что она позволяет группировать обороты, формально или семантически родственные. В связи с этим в «Ином словаре польского языка» в качестве главного критерия, предопределяющего размещение фразеологизмов, был принят критерий их мотивации. В целом в «Ином словаре» при размещении фразеологизмов исходили из следующих критериев: 1) критерий самой сильной мотивации, означающий, что фразеологический оборот объясняется под тем его элементом, который сильнее всего мотивирует его значение; 2) критерий совместного описания (дополнительный), согласно которому фразеологизм расположен под элементом, позволяющим объяснить в одном месте несколько вариантных, семантически или деривационно близких фразеологизмов; 3) критерий катего-ризаци) — применяется к оборотам, не имеющим переносного характера, с главной номинативной функцией (а не экспрессивной), например, «несчастный случай» объясняется подзаголовочным словом более высокого уровня категоризации случай.
В разделе «Грамматические вопросы» рассматриваются принципы, по которым строится алгоритм образования форм словоизменения в «Ином словаре», включающий в себя «информацию о словоизменении общего характера, приведенную во вводной части слова-
ря, детальную информацию, приведенную в словарных статьях, а также инструкцию» (с. 188), позволяющую на основе этой информации воссоздать форму словоизменения любой лексемы, содержащейся в словаре. Эти алгоритмы не требуют предварительной классификации лексем на типы склонения или спряжения, не обращены к парадигмам.
Большое внимание уделяется местоимениям. Так, в «Ином словаре польского языка» содержится 351 местоименная единица, а класс местоимений квалифицируется в нем как часть речи. Дается обзор подходов к изучению местоимений со стороны польских ученых. Банько перечисляет целый ряд неточностей в описании местоимений, устраненных в указанном словаре. Он предлагает не выделять отдельно вопросительные и относительные местоимения, а объединить их в один разряд вопросительно-относительных местоимений. Банько поддерживает тот тезис, что местоимения представляют собой открытый класс, элементы которого не поддаются полному перечислению. Внутри класса местоимений вводится градация на типичные местоимения, менее типичные, а также на неместоименные слова, сходные с местоимениями по своим функциям (факт, вопрос и т.п.).
Обращаясь к проблематике грамматического рода, автор отмечает, что в польском языке это прежде всего синтаксическая категория, имеющая и морфологические показатели. Детально рассматривается вопрос о количестве грамматических родов в польском языке и о лексикографировании информации о роде. Указывается на объективные трудности в квалификации слов в словарях по их грамматическому роду в связи с разветвленностью данной категории в польском языке.
Автором анализируются глаголы типа шгу 'моросит' с урезанной парадигмой и ограниченной синтаксической сочетаемостью и так называемые предикативы типа 1кеЪа 'надо', »айо 'стоит' или widaC 'видно' (составляющие, по мнению автора, особый класс).
В параграфе «Единицы с нетипичной грамматической характеристикой» обсуждаются, в частности, мнимая превосходная и сравнительная степени у слов типа 'разнообразнейший', 'самый разный' и т.п. Указывается на их производность и лексикализованность.
В заключительном разделе «"Иной словарь польского языка" на фоне последних 50 лет» дается обзор польской лексикографии,
констатируется, что «Иной словарь» послужил проверке содержащихся в реферируемой монографии теоретических положений и методологической базы.
В.Г.Кульпина, В.А. Татаринов
