2003.03.018. МАКДАУГАЛЛ У. ЖАЖДА МЕСТИ КАК СОЦИАЛЬНАЯ ЭМОЦИЯ (ИЗ КНИГИ «ВВЕДЕНИЕ В СОЦИАЛЬНУЮ ПСИХОЛОГИЮ»).
McDOUGALL W. An introduction to social psychology. — 30th ed. — L., 1950. — P. 116-124. Дореволюционное издание на русском языке: МАКДАУГАЛЛ У. Основные проблемы социальной психологии. — М., 1916. — С.99-106.
[Жажда мести]. Существует еще эмоция, которую правильно называть жаждой мести; это не просто гнев, хотя гнев может занимать в ней немало места. Особый интерес она представляет для моралиста, так как служит одним из главных источников института общественного правосудия, особенно того его отдела, который ведает преступлениями против личности; ведь преследование и наказание убийц государством или представителями закона лишь постепенно заменили собой систему частного возмездия и кровной мести. Помимо прочего, импульс мщения отличается от простого гнева своей устойчивостью, зависящей от того, что он развивается в соединении с чувством, как правило, чувством собственного достоинства. Поступком, с большей непреложностью, чем другие, вызывающим жажду мести, является публичное оскорбление, которое, если его сразу не нейтрализовать негодованием, унижает данное лицо в глазах других. Такое оскорбление вызывает в человеке позитивное эгоистическое чувство с его импульсом поддержать собственное достоинство и восстановить собственную ценность и могущество в глазах публики. Если оскорбление отмщено сразу, то переживаемую эмоцию правильнее называть негодованием (resentment). Если немедленно удовлетворить импульс гневного самоутверждения невозможно, то рождается мучительное желание отомстить; в груди остается жгучая обида; это желание можно удовлетворить лишь утверждением собственного могущества, нанесением равного или большего оскорбления обидчику — «сведением счетов с ним». Это мучительное напряжение позитивного эгоистического чувства, не дающее угаснуть гневу на обидчика, и есть эмоция мщения, или жажда мести.
Хотя легче всего эту эмоцию вызывает, пожалуй, личное оскорбление, она может возникнуть и под влиянием умышленного причинения ущерба любой части более широкого «я», т.е. любой части той обширной сферы объектов, на которые распространяется наше чувство собственного достоинства: например, под влиянием причинения
ущерба или нанесения оскорбления семье, племени или любому более крупному обществу, с которым мы себя отождествляем. Мы видим это в случае кровной мести, когда убийство одного члена семьи или племени возбуждает эту эмоцию у всех других ее членов, которые таят ее в себе до тех пор, пока не «сведут счеты» с семьей убийцы, убив его или другого члена его семьи. В еще более широком масштабе эта эмоция может возбуждаться как коллективная эмоция целого народа поражением в войне. Здесь мучительное воление или желание, которое вызывается сдерживанием импульса позитивного эгоистического чувства, начинает безусловно преобладать над элементом гнева. Отношение французского народа к Германии спустя много лет после окончания франко-прусской войны и значительной части британской нации к бурам после Маджубы определялось этой эмоцией, возбужденной в системе той наиболее распространенной расширенной формы чувства собственного достоинства, которую мы называем патриотическим чувством.
Далеко не все разделяют взгляд на жажду мести как на соединение гнева и уязвленного эгоистического чувства. Этот вопрос горячо обсуждался в связи с историей наказания. Д-р Штейнмец, немецкий авторитет в этой проблематике, придерживается взгляда, что «мщение коренится главным образом в ощущении силы и власти; его цель — улучшить самочувствие, униженное или подавленное причиненным ущербом»1. И в подтверждение этого взгляда он указывает на то, что вначале месть бесцельна и ищет удовлетворение в любом насильственном утверждении человеком собственной власти. Лучшей иллюстрацией этого ни на что не направленного мщения служит, вероятно, амок малайца2. В этих случаях человек, которому причинили ущерб или нанесли оскорбление, не обдумывает заранее мщения обидчикам. Какое-то время он таит обиду внутри себя, полный мучительного желания отомстить, внушенного инстинктом самоутверждения, а затем внезапно хватается за свой крис и бежит по деревне, убивая каждого, кто попадется ему на пути, пока сам не будет убит. Эта вызревающая внутри лютая обида, вызванная оскорблением, иногда очень интенсивно проявляется у других дикарей. Мы знаем, как Ахилл подолгу дулся в своей палатке, и не раз читали о дикарях, которые целыми днями лежат, уткнувшись лицом в землю, и иногда даже умирают, если эта эмоция и ее импульс не могут найти удовлетворения.
1 Steinmetz S. Die Entwicklung der Strafe.
2 Превосходное его описание дал сэр Хью Клиффорд в рассказе «Амок Дато Кайа».
С другой стороны, проф. Вестермарк, споря со Штейнмецом, утверждает, что эгоистическое чувство не является существенным элементом жажды мести1. Он пишет: «Негодование можно описать как агрессивную душевную установку по отношению к причине страдания. Гнев — внезапное негодование, в котором враждебная реакция на причину страдания не сдерживается размышлением. В свою очередь, месть — это более обдуманная форма неморального негодования, в которой враждебная реакция более или менее ограничивается рассудком и расчетом. Тем не менее трудно провести четкую границу между этими
двумя типами негодования, а также уловить, когда возникает
2
действительное желание причинить страдание» .
Этот взгляд на гнев и месть и на отношения между ними совершенно расходится с тем, который был предложен нами выше. Вестермарк принимает негодование за основной тип этого рода эмоциональной реакции и различает две его разновидности — гнев и месть, — которые, по его мнению, различаются только тем, что если гнев есть внезапное и импульсивное негодование, то месть представляет собой обдуманное и контролируемое негодование. Смею думать, что эта неудача анализа проистекает из непризнания руководящего принципа, которому мы следовали, а именно того принципа, согласно которому первичные эмоции представляют собой аффективные аспекты основных инстинктивных ментальных процессов, а все другие эмоции образуются из них путем слияния или смешения. Вестермарк пытается защитить свою точку зрения, говоря, что если кто-то написал книгу, а она была встречена враждебной критикой, то, хотя это больно бьет по нашему самомнению, мы все же не мстим критику, а решаем написать новую, лучшую книгу. В попытках пролить свет на происхождение эмоций опасно доверяться соображениям об эмоциях, исходящим от наиболее культурного и интеллигентного класса людей; думаю, многие авторы отомстили бы за себя несправедливому и вредному критику, если бы подвернулся удобный случай; да и наши литературные споры зачастую оказываются не чем иным, как рафинированным выражением этой эмоции.
Наше объяснение этих эмоций ближе к объяснению Штейнмеца, но отличается от него признанием того, что жажда мести представляет собой по существу смесь двух элементов: гнева и позитивного
1 Westermark E. Origin and development of the moral ideas. Chap. II.
2 Westermark E. Origin and development of the moral ideas. Chap. II. - P.22.
эгоистического чувства. Эти два элемента могут смешиваться в любых пропорциях, так что месть варьирует в диапазоне от бурной слепой ярости малайца, впавшего в амок, или эмоции ребенка, яростно колотящего всех, кто подвернется, до относительно хладнокровной, спланированной мести, которая может откладываться и искать удовлетворения годами. Различие, которое мы проводим между негодованием и местью, состоит в том, что негодование представляет собой соединение гнева и позитивного эгоистического чувства, непосредственно провоцируемое актом агрессии, и не обязательно предполагает существование развитого чувства собственного достоинства, тогда как месть есть та же эмоция, развивающаяся в системе чувства собственного достоинства (этим определяется ее устойчивый характер) с добавлением мучительного чувства, проистекающего из длительной борьбы двух названных импульсов.
Жажда мести рассматривалась некоторыми авторами, например д-ром Мерсье1, как источник нравственного возмущения (indignation); Вестермарк же отводит эту роль «негодованию» (resentment). Он выделяет в негодовании два больших класса: моральное и неморальное. Последнее состоит из гнева и мести, первое — из нравственного возмущения и неодобрения. По-видимому, эта классификация содержит разделение по разным признакам и создает путаницу, причем не только потому, что не улавливает различия между гневом и местью, но и потому, что у Вестермарка нет критерия для различения морального и неморального негодования. Всегда ли месть является моральной эмоцией и всегда ли бескорыстный гнев против жестокого угнетателя, который мы назвали нравственным возмущением (гнев, возникающий тем способом, который мы изучили в главе III, т.е. из родительского инстинкта, осуществляемого от лица беззащитного создания), неморален — решение этих вопросов можно оставить моралистам. Но что обе эти эмоции — месть и нравственное возмущение — не только по существу разнятся между собой, но и возбуждаются очень разными ситуациями, кажется столь же бесспорным, как и то, что одна по существу эгоистична, а другая — по существу альтруистична. Эти две эмоции вместе составляют главную основу всякого правосудия; ни одна из них сама по себе не может положить начало системе законов и обычаев, оберегающих
1 Mercier. Criminal responsibility. Oxford, 1905.
личные права и свободы; и ни одна из них сама по себе не может обеспечить эффективного осуществления правосудия.
Одобрение и неодобрение трактуются Вестермарком и другими авторами как эмоции. Но описывать их как эмоции — значит увековечивать хаос в психологической терминологии1. Это не эмоции, а суждения, и хотя, подобно другим суждениям, они часто определяются эмоциями, так бывает не всегда, ибо даже моральное одобрение и неодобрение могут быть безэмоциональными интеллектуальными суждениями, делаемыми в логическом соответствии с ранее установленными принципами.
[Неприязнь, презрение, ненависть, зависть]. Имеется еще одна группа сложных эмоций, в которой самыми заметными элементами являются гнев и страх. Когда какой-нибудь объект возбуждает наше отвращение и в то же время гнев, переживаемая нами эмоция называется неприязнью (scorn). Оба импульса обычно выражены очень четко: физические проявления отвращения и импульс гнева в виде стремления напасть на свой объект, ударить, уничтожить его. Эта эмоция чаще всего вызывается действиями других людей, низкой жестокостью или тайным противодействием нашим усилиям; следовательно, из нее часто проистекают наши первичные нравственные суждения. К ней, как мне кажется, очень часто добавляется позитивное эгоистическое чувство: мы чувствуем свое превосходство в присутствии моральной слабости или ничтожности другого, подобно тому как на низшей ступени физическая слабость и малогабаритность окружающих возбуждают позитивное эгоистическое чувство, соединяющееся с порывом расправить плечи, задрать нос и расхаживать с важным видом. Словом «неприязнь» часто обозначают аффективное состояние, в котором присутствует как элемент эта эмоция; но если этот элемент преобладает, эмоция, которую мы испытываем, выказывая пренебрежение другому, называется презрением. Таким образом, неприязнь представляет двойную смесь гнева и отвращения или тройную смесь, если к ним добавляется позитивное эгоистическое чувство. Презрение же является смесью двух элементов, отвращения и позитивного эгоистического чувства; в отличие от неприязни, в нем нет элемента гнева.
1 В одном из последних трактатов по этике, отличающемся значительной точностью психологической терминологии, они последовательно называются на одной странице эмоциями, чувствами, чувствованиями и суждениями.
Страх и отвращение склонны соединяться, например, при взгляде на змею или аллигатора, а у некоторых людей эту двойную эмоцию возбуждают различные животные, крысы, мотыльки, черви, пауки и т.д., а иногда просто внешность каких-то людей, хотя чаще их характеры. Эту эмоцию мы называем омерзением (loathing), а ее интенсивную форму — ужасом. Омерзение может осложняться изумлением, которое, несмотря на соединение импульсов страха и отвращения, удерживает нас в присутствии внушающего омерзение объекта в состоянии какого-то ужасного оцепенения.
Затем, гнев, страх и отвращение могут составить тройную смесь, к которой как нельзя хорошо подходит название «ненависть», хотя это понятие лучше было бы приберечь для чувства сильного неприятия, в системе которого чаще всего возбуждается эта сложная эмоция.
Зависть примыкает к этой группе эмоций. Не чувствуя готовности к ее анализу, я все же полагаю, что это двойная смесь негативного эгоистического чувства и гнева. Первую эмоцию возбуждает превосходство объекта в силе или положении; вторую — ощущение того, что лицо, возбуждающее нашу зависть, не дает нам воспользоваться какими-то благами или положением, которыми оно само пользуется. Не думаю, чтобы истинная зависть возникала где-либо, кроме тех случаев, когда испытывается чувство лишения чего-то или препятствие со стороны объекта зависти: например, когда другой получает приз, которого мы добивались, или место, которое мы надеялись занять, и тем самым оказывается препятствием на нашем пути к достижению цели.
[Ревность]. Трудную проблему представляет ревность. Говорят, что она обнаруживается у животных и очень маленьких детей. Любимая собака будет взволнована при виде того, как ее хозяин ласкает котенка или другую собаку. Иногда она прячется, убегает и тоскует, иногда лезет к хозяину, чтобы и ее приласкали, бросая косые взгляды на свою соперницу. Так же поступают иногда маленькие дети, когда их мать нянчится с другим ребенком. В обоих случаях ревнивое создание склонно проявлять гнев на соперника. Их всех этих фактов еще не следует, что ревность — первичная эмоция, хотя, возможно, для полного их объяснения нам придется допустить инстинкт обладания или собственности1. Но даже в этих случаях поведение, по-видимому, предполагает существование, хотя бы в рудиментарном виде, чувства
1 Его можно, пожалуй, отождествить с инстинктом стяжания, упомянутым в главе
III.
нежности. Конечно, настоящая ревность развивается лишь тогда, когда есть чувство любви или привязанности. Условия ее возбуждения, конституирующие объект эмоции, сложны, ибо тут играет роль не отдельное лицо с его ситуацией и действиями, а отношения между тремя лицами. Присутствие третьего лица, пытающегося привлечь внимание объекта чувства, не возбуждает само по себе ревности, хотя и может возбудить гнев. За ревностью скрывается не только гнев против третьего лица, но и болезненный удар для нежной эмоции и чувства ревнующего. Наверное, можно представить такую бескорыстную любовь, которая не требует взаимного чувства нежности. Такое чувство было бы не способно к ревности; к этому типу приближается иногда материнская любовь, хотя редко. Обычно же чувство любви питается взаимностью, поддерживается ею и требует ее, и когда взаимность даруется, она возбуждает, в свою очередь, позитивное самочувствие, или душевный подъем, сливающийся с нежной эмоцией, многократно умножая ее приятный характер. Для полного своего удовлетворения это чувство требует максимума взаимности. Пока мы чувствуем, что этот максимум не достигнут, нам тяжко на душе, у нас нет полного удовлетворения импульса саморасширения, импульса позитивного самочувствия. Ревность возникает, когда объект чувства отдает — или просто нам кажется, что отдает, — другому хотя бы долю того внимания, на которое мы сами претендуем. Таким образом, это неустойчивое эмоциональное состояние, в котором наиболее постоянным элементом оказывается мучительно уязвленное позитивное самочувствие и которое колеблется между двумя полюсами, местью и упреком, соответственно тому, на какое из двух лиц в большей мере обращено сознание. В некоторых случаях нежная эмоция может быть минимальной или даже отсутствовать, и чувство, внутри которого возникает этот вид ревности, является чисто эгоистическим: объект рассматривается как собственность, как часть собственного расширенного «я», как одна из опор, на которых зиждется собственная гордость; а проявления любви или покорности со стороны объекта ценятся лишь постольку, поскольку содействуют позитивному самоощущению и чувству самоуважения. При этом любое выражение внимания к третьему лицу со стороны объекта чувства вызывает ревность, когда элемент гнева обращается преимущественно на сам этот объект.
В.Г.Николаев