2002.03.006. ГАНС Э. КРАТКОЕ ВВЕДЕНИЕ В ПОРОЖДАЮЩУЮ АНТРОПОЛОГИЮ.
GANS E. A Brief Introduction to generative anthropology // http: //www.anthropoetics.ucla.edu /gaintro.htm. — последняя редакция: 01/19/2002.
«Порождающая антропология» — название нового направления в гуманитарных науках, идеи которого разрабатываются американским ученым Эриком Гансом (профессор французского отделения Калифорнийского университета Лос-Анджелеса) и его последователями. Термин «порождающая антропология» был предложен Гансом в 1985 г. в работе «Конец культуры» (The end of culture). С 1987 г. Ганс ведет в Калифорнийском университете постоянный семинар по «порождающей антропологии». Ганс и его последователи видят свою задачу в том, чтобы подтвердить новую концепцию всем материалом культурной истории человечества. Выполнению этой задачи призван способствовать электронный журнал, выходящий при том же Калифорнийском университете: «Антро-поэтика. Электронный журнал порождающей антропологии» (Anthropo-etics. The electronic journal of generative anthropology // http://www.anthropoetics.ucla.edu/).
Ганс признает, что концепция «порождающей антропологии» прежде всего исходит из антропологической теории Рене Жирара и оперирует ее категориями: «миметический треугольник», «жертва», «желание» и т. п. При этом Ганс считает, что ему удалось путем коррекции построений Жирара сказать нечто новое: сконструировать некую «изначальную ситуацию», лежащую в основе всех явлений культуры. Следует, однако, отметить, что пока идеи «порождающей антропологии» не получили широкого распространения за пределами США, хотя в журнале «Антропо-этика» появляются статьи не только американских, но и европейских ученых.
В общем виде концепция Ганса изложена в манифесте школы — «Кратком введении в порождающую антропологию», помещенном на том же сайте, что и журнал «Антропоэтика».
Вслед за Жираром, Ганс усматривает в понятии «миметического» особое начало, отличающее человека от прочих живых существ: «человеческое можно определить миметическим принципом». Однако миметическое начало в человеке неразрывно связано с другим фундаментальным началом — «желанием». «Мы имитируем аппетитивные акты друг
друга, когда совершаем тот же самый акт, но применительно к другому объекту: ты сорвал яблоко, я увидел это и сорвал другое яблоко». Однако наступает момент, когда «мой» и «твой» жесты направляются на один объект. В этот момент «мимесис блокируется; жест присваивания терпит неудачу». Разрешение этого «миметического кризиса» — в символическом воспроизведении уникального «объекта желания», делающем его доступным всем. «Потерпевший неудачу жест присвоения — и есть исходный показывающий знак (ostensive sign)».
«Произведение на свет первого знака и есть то исходное событие (originary event), из которого возникло человеческое общество». Миметический треугольник (я — ты — объект желания, вокруг которого возник миметический кризис) уже содержит в себе все элементы, необходимые для возникновения знака как выхода из миметического кризиса; однако язык как первая знаковая форма мог возникнуть лишь в особом коллективном событии, — когда желаемый всеми объект оказался в центре интересов всей группы. Интенсивность миметического кризиса достигла в этом событии такой степени, что прежняя животная иерархия, предполагающая схватку двух наиболее сильных особей за обладание желаемым предметом, разрушилась: группа была поставлена перед проблемой поиска нового выхода из кризиса, и этот выход был найден в создании «замещающего» и «изображающего» знака.
Антропология, исходящая из гипотезы об этом «исходном событии», должна определить все основные категории человеческого (язык, желание, эстетическое, религиозное и т.п.) как «моменты исходной сцены». Все сущностно человеческое должно было возникнуть в вышеописанном исходном событии.
В отличие от модели Жирара, которая усматривает изначальный момент «человеческого мимесиса» в насилии (violence), «порождающая антропология» Ганса делает акцент на отказе от насилия, или, вернее, на «отложенном насилии». Объект желания становится неким «недоступным центром» существования, объектом любви; в итоге желание сублимируется и становится «желанием участия в центральном существе». Таким образом, в человеке, «в соответствии с миметическим принципом, миметическое берет верх над аппетитивным (appetitive)».
Две глобальные категории, определяющие отношение человека к «центральному объекту», — «любовь» и «негодование» (resentment). Любовь связана с приятием недоступности объекта, который именно в этом своем качестве «недоступного центра» примиряет и гармонизирует человеческое сообщество, позволяя избегнуть самоубийственной борьбы за
обладание. Однако «удаляя», «утаивая» себя от человека, этот центральный объект вызывает и противоположное чувство — чувство «негодования». Взаимодействие и игра этих двух чувств, по Гансу, составляет один из главных сюжетов человеческой культуры.
Ганс рассматривает три фундаментальные формы «человеческого взаимодействия»: лингвистическое, священное (sacred) и эстетическое, пытаясь определить их место в «исходном событии» превращения присваивающего жеста в знак.
Что касается языка, то здесь Ганс в целом остается на традиционных соссюрианских позициях, полагая, что язык как «система различений» стремится к минимализации своих материальных проявлений: в отличие от эстетического, которое разрабатывает «различные аспекты материальности», язык видит в материальном такой свой «момент, который следует лишь минимализировать». Главный вклад «порождающей антропологии» в область лингвистики, по Гансу, состоит в утверждении приоритета «показывающей функции» (ostensive form) языкового знака по отношению к «императивной» и «декларативной» функциям, которые являются вторичными. В исходном событии языковой знак «показал», «изобразил» объект желания, тем самым как бы «выступив в его роли».
Настаивая на идее «исходной центральности», «порождающая антропология», согласно Гансу, имеет существенное сходство с религиозной антропологией. «Поскольку недостижимый центральный объект — это первое проявление священного, то и первый лингвистический знак может считаться первым именем Бога». Человечество и Бог родились одновременно. «Порождающая антропология» вполне пригодна для того, чтобы «вобрать в себя религиозные концепции в их когнитивной ценности»; «теология — это хорошая антропология, хотя и плохая космология».
Эстетические отношения Ганс трактует как продукт известного «гносеологического противоречия», связанного с исходной миметической ситуацией. С одной стороны, «знак представляет центральный объект»; однако с другой стороны, в воображении любого человека объект представляется и таким, каким он есть сам по себе, вне опосредующей роли знака. В эстетическом восприятии «субъект осциллирует между созерцанием знака как обозначения объекта и созерцанием самого объекта, обозначаемого знаком; эту осцилляцию мы называем эстетическим эффектом».
Созерцая объект как таковой, в его мнимой «достижимости», человек забывает о медиативной функции знака. Однако тут же приходит и
осознание того, что объект все же недоступен, что он «утаивает» себя. Это осознание порождает чувство «негодования», которое, впрочем, тут же «очищается» благодаря возобновлению формальной медиации знака. Это «очищение», по Гансу, соответствует аристотелевскому «катарсису».
Таким образом, эстетическое восприятие представляет собой взаимодействие и игру между «горизонтальным измерением» желания, которое постоянно наталкивается на «отказ» объекта и приходит в состояние «негодования», и «вертикальным измерением» знака, ведущим к примиряющему осознанию недоступности и вместе с тем необходимости высшего «центрального объекта».
Такое понимание эстетического позволяет, как утверждает Ганс, провести границу между массовым (popular) и высоким искусством. Если в первом достигается легкое, но утопическое примирение «любви» и «негодования», то второе иронически обнажает «парадоксальную природу эстетического опыта», не приводя к полному примирению вечно враждующих начал — непосредственного по самой своей сути желания и знака как орудия опосредования.
А.Е. Махов