КУЛЬТУРА
2001.04.060-063. МИССИОНЕРЫ-ИЕЗУИТЫ И ЕВРОПЕЙСКАЯ НАУКА В КИТАЕ XVII-XVIII ВВ.
2001.04.060. JAMI C. "European science in China" or "Western learning"? Representations of cross-cultural transmission 1600-1800 // Science in context. - Cambridge etc., 1999. — Vol.12, N 3. - P.413-434.
2001.04.061. JAMI C. Western devices for measuring time and space: Clocks and Euclidian geometry in late Ming and Ch"ing China // Time and space in Chinese culture. - L.etc., 1995. - P. 165-200.
2001.04.062. CHU PINGYI. Trust, instruments, and cross-cultural scientific exchanges: Chinese debate over the shape of the Earth, 1600-1800 // Science in context. - Cambridge etc., 1999. - Vol.12, N 3. - P.385-411.
2001.04.063. HSIA F.C. Some observations on the Оbservations.The decline of the French Yesuit scientific mission in China // Revue de synthese. - P., 1999. - T.120, N 2/3. - P.305-333.
Сотрудник Национального центра научных исследований (Париж, Франция) Катрин Жами отмечает (060), что сочинения иезуитов вплоть до недавнего времени были важнейшим источником западных исследований по китайской науке. Соответственно проблематика этих исследований выводит к иезуитской традиции Х^П в. Главная из них, почему наука Нового времени с математизацией гипотез о природе, использовавшаяся для развития передовых технологий, не возникла в китайской цивилизации? И на Западе, и в Китае многие считали, что китайская интеллектуальная традиция в целом и китайская наука в частности не подготовили страну к развитию ее по западному образцу. Такое отношение к китайской науке основывалось в значительной мере на иезуитской традиции, связывавшей превосходство западной науки с христианской религией. Иезуиты не изучали китайскую науку и ее достижения, поскольку отвели для себя в Китае роль учителей. Они "описывали, чему учатся у них их ученики, но не останавливались подробно на том, как они научились сами тому, что им необходимо для жизни в Китае" (060, с. 417). Проповедуя христианство китайской элите, иезуитские миссионеры использовали европейскую науку как часть "истинной религии", как Божий дар.
Роль иезуитов в Китае была смоделирована с роли их ордена в Европе: через сеть колледжей, в которых обучалась местная элита, они обеспечивали свое влияние. Миссионеры-иезуиты опирались на учебни-
ки иезуита Клавия, учеником которого в Риме был Маттео Риччи (15521610). Расчеты Клавия для реформы григорианского календаря в 1582 г. стали основой для иезуитов, работавших в 1629-1635 гг. над реформированием китайского календаря.
Хотя центр ордена Иисуса Христа находился в Риме, деятельность иезуитов была тесно связана с Португалией и ее заморской империей. Созданную ими здесь образовательную систему иезуиты быстро распространили по всем ее колониям. В Китай иезуиты прибыли в конце XVI в. Возглавил их деятельность итальянский иезуит Маттео Риччи, направивший все силы миссионеров на пропаганду христианства в Китае и евангелизацию китайцев с помощью достижений европейской науки.
Восприятие китайцами европейской науки происходило в отличной от европейской политической и интеллектуальной обстановке. В Китае области занятий и интересов иезуитов называли "си сюэ", что означает "западное учение". Первые иезуиты и их китайские ученики использовали для этой цели также термин "тянь сюэ" - "небесное учение". В учении выделялись 1) "принципы" ("ли"), 2) "вещи" ("ци"). Первая часть включала непосредственно относящиеся к религии предметы, вторая - такие области науки, как гидравлика, евклидова геометрия, арифметика, астрономия и космология. Это разделение отражало классификацию наук в Европе того времени, прежде всего в программах иезуитских колледжей, где теология занимала высшее место в иерархии знаний, что в известном смысле совпадало с неоконфуцианством, в котором все области научного знания подчинены "Великому учению" ("дасюэ").
У обращенных в христианство китайцев была своя причина для принятия "небесного учения". Об этом ярко свидетельствует история обращения самого знаменитого китайского христианина, ученого и патриота Сюй Гуанци (1562-1633). Он посвятил свою жизнь трем делам -науке, нации и религии, оставив после себя в каждой области значительный вклад (участие в переводе Евклида, реформирование календаря и др.). В Китае его называют "великим столпом китайского христианства". Но он был "не только крещен, но и обращен в европейскую науку" (060, с.423). И это обращение произошло под влиянием открытия "высоких истин", на поиски которых его направило положение в Китае в последние десятилетия правления династии Мин (1368-1644).
Это был период социального, политического и военного кризиса в стране. Развитию денежной экономики, торговли и ремесел сопутство-
вало появление новой городской культуры, искавшей опоры за рамками старых традиций. Кризис поколебал приверженность конфуцианских ученых-чиновников консервативному социальному порядку, у них появился интерес к научному и техническому знанию: в это время публиковались трактаты по медицине, музыковедению, математике и технике. Эти пласты знания стали центральными для так называемого "практического учения" (ши сюэ), отдававшего предпочтение этой стороне и критическому подходу.
Конфуцианская этика предписывала ученому чиновнику использовать свои знания для "поддержания порядка в мире" ("чжэн ши"). Выполняя этот долг, Сюй выступил организатором реформы китайского календаря (1629-1633). В Китае календарь считался императорской монополией, средством, при помощи которого император как посредник между космосом и миром людей гарантировал гармонизацию человеческой и социальной жизни с космическими циклами.
Потребность в реформе календаря стала насущной в конце XVI в. Предпринятые до Сюя попытки оказались неудачными. Сюй порекомендовал привлечь к реформе иезуитов, объясняя это тем, что Китай всегда приглашал иноземных специалистов для составления календаря. По мнению Сюя, астрономия, как и другие области "практического учения", могла быть непосредственно использована для восстановления политического и социального порядка. Заимствования у западной науки основывались на двух основных постулатах "учения": практической приложимости и проверяемости. В обращении Сюя в христианство существенны два мотива - социальный (Сюй считал, что христианство в отличие от буддизма укрепит общественную мораль) и политический (он связывал с христианством надежду на консолидацию страны).
В отличие от представителей "западного учения" конца Минской династии, большинство его сторонников в начале Цинской династии не были учениками европейских миссионеров. Их интересы ограничивались лишь двумя областями знания — математикой и астрономией. Они считали, что без служения Христу могут проникнуть в глубь "западного учения" и заимствовать технические новшества. Это отражало начало общей специализации в науке, а также уменьшение восприимчивости к новым идеям, последовавшее за консолидацией Китая во времена Цинской династии. На смену прежнему восприятию "западного учения" как интеграции знаний пришло представление о нем как о возвращении древних китайских знаний, переданных в свое время на Запад и затем
преданных забвению в Китае: начиная с XVIII в. в Китае все пришли к согласию, что "западное учение имело китайское происхожде-ние" (060, с.426). Эта идея включала и "переоценку" двух основных компонентов "небесного учения" - разделения "техники" и "доктрины".
В общем, можно сказать, что использование "западного учения" и знаний и умений иезуитов-миссионеров не имело для Китая того же значения, которое ему придавали, например, французские иезуиты. Те считали, что, "обратив" императора Канси в "западное учение", они обратили его в христианство; в глазах же китайцев это выглядело совсем иначе: они связывали его с выполнением императорского долга, поскольку, обнародовав точный календарь, Канси привел людей к гармонии с небесными циклами; поручив составить атлас, символически упорядочил территорию страны, хозяином которой он был; изучая "западное учение", он получил средства, при помощи которых можно было и реформировать календарь, и составлять атлас. Начиная с 20-х годов XVIII в. императорский патронаж над наукой в Китае утрачивает свое значение, иезуиты-миссионеры остаются при дворе, выполняя функции художников и техников, а "западное учение" переоценивается самими китайцами и трактуется ими как один из элементов в истории китайской науки.
В другой статье (061) Катрин Жами, рассматривая введение европейскими иезуитами-миссионерами часов и евклидовой геометрии в Китае, отмечает, что то и другое было привнесено в страну для евангелизации китайцев, но адресованы они были разным слоям китайского общества. Евклидова геометрия, естественно, получила признание в основном среди небольшого числа ученых чиновников, что было очень важно для иезуитов ввиду их близости к политической власти. Часы, прозванные китайцами "самозвонными колоколами", сначала были приняты чиновниками, получавшими их как подарки, потом с ними имели возможность познакомиться императорский двор и сам император, и, наконец, после того как иезуиты поставили часы перед своими домами, с ними смогли познакомиться многие горожане. Эти разные пути и слои, в которых распространялись европейская техника и знания, обусловили и различие в образах пионера миссионеров Маттео Риччи, сохранившихся в памяти китайцев: среди ученых он почитался как "конфуцианец с Запада", а среди шанхайских часовщиков конца ХК в. как человек, привезший в Китай "часовое искусство". Западные техника и научные методы измерения времени и пространства получили
императорское признание во времена правления Канси. Император распорядился создать две организации, занимавшиеся изготовлением часов и изучением европейской математики. Его усилия оказались успешными: часы и евклидова геометрия быстро завоевали признание в Китае. Иезуитам не удалось достичь своей религиозной цели с помощью нововведений, так как китайцы сумели успешно освоить их, не меняя религиозных воззрений.
Новые артефакты не несут с собой создавшую их культуру. Репрезентативные статусы астрономических часов в средневековом Китае и Европе были различны. В Европе они играли важную роль механической метафоры, но эта метафорическая роль не могла быть понята в Китае. Иными словами, европейские артефакты были перенесены в Китай, в то время как элементы европейского контекста их в Китае отсутствовали.
Тайваньский ученый из института истории и филологии при Academia sinica Чжу Пиньи в статье, посвященной дебатам в Китае XVII-XVIII вв. о форме Земли (062), указывает, что до появления иезуитов ученые Срединной империи и Западной Европы имели разное представление о форме Земли, но ни те, ни другие не сомневались в их истинности. Европейские ученые со времен Аристотеля считали, что земля шарообразна. Для них это блыло самоочевидно: плавания Колумба и Магеллана лишний раз подтвердили эту идею.
Несмотря на обилие космологических споров в средневековом Китае, центральное место в них занимали две модели универсума -"хуньтянь" ("небесной сферы") и "гайтянь" ("полусферического купола"), но в каждой из них Земля признавалась плоской. Расхождение было лишь в том, касаются ли Небеса Земли. Сторонники первой модели уподобляли положение Земли желтку в яйце (а Небес — белку), но при этом в соответствии с традиционной китайской космологией утверждали, что Небо коррелирует с элементом "ян" и поэтому кругло и подвижно, а Земля - с элементом "инь" и поэтому плоска, квадратна и неподвижна. Эта же корреляция присутствует и в другой модели универсума. Космология круглых Небес и плоской, квадратной Земли нашла свое отражение в материальной жизни и языке древних китайцев, запечатлевших их в декоративно-прикладном искусстве и в обозначении моральных качеств человека.
Космологические дебаты закончились в Китае после династии Тан (618-907), но способ коррелятивного мышления сохранял свою силу
вплоть до появления иезуитов. Вера в плоскую квадратную Землю не была поколеблена даже после того, как во времена династии Юань (12791368) мусульманские астрономы подарили императорскому двору глобус: дальше двора информация о нем не пошла.
Когда в конце XVI в. М.Риччи поселился в Китае, он начал создавать там карты мира, которые, на его удивление, вызвали здесь большой интерес. Наибольшей известностью пользовалась карта, сделанная им совместно с Ли Чжицзао (1565-1630) в 1602 г., в которой он использовал европейскую технику картирования и космологию, включая представление о сферичности Земли и аристотелевское учение о четырех элементах. С помощью этой карты Риччи мог показать китайцам, откуда он прибыл сам, и продемонстрировать им свои географические знания, разрушив тем самым китайский стереотип варваров-иностранцев.
Карта мира Риччи была больше, чем карта Земли: включив в нее астрономическую информацию, Риччи объединил географию, астрономию и космологию и предстал невольно в традиционном образе конфуцианского мудреца, постигшего знание Неба и Земли, что безусловно повысило доверие китайцев к нему.
Вся географическая и астрономическая информация Риччи была абсолютно новой для китайцев, и, чтобы повысить внимание к ней, он широко привлекал к своей работе ученых чиновников, попросив их написать предисловия к ряду изданий его карты. Среди авторов были знаменитые Ли Чжицзао и Сюй Гуанци (1562-1633). Первый писал о том, что Риччи, хотя и иностранец, но последователь Пути и потому заслуживает доверия, а второй даже поддержал теорию сферичности Земли, ссылаясь на китайскую астрономическую традицию, но одновременно указывая, что она бесполезна для календарной реформы, а потому необходимо призвать в помощь иезуитов.
Когда Ли и Сюй писали предисловия, они еще не обратились в христианство, но симпатизировали ему. В отличие от них, большая часть ученых-чиновников относилась к карте мира Риччи как к вызывающему любопытство эзотерическому объекту. Многие богатые люди приобретали ее как произведение искусства, что позволило Риччи вводить новые знания в повседневную жизнь китайских ученых-чиновников. Но эта карта ставила многих китайцев в тупик, так как Китай на ней не был центром мира.
Как христианский миссионер Риччи не забыл включить в карту элементы христианской идеологии, но использовал часто для их
выражения конфуцианскую терминологию, стараясь доказать конфуцианским ученым существование Бога. Соединение географии и христианства придавало проблеме формы Земли не просто научное значение. В структуре космоса иезуиты усматривали демонстрацию Божьей воли, подвигнувшей звезды на вращение вокруг сферической Земли.
Новые географические знания быстро распространялись по Китаю, карта мира Риччи многократно копировалась, но китайцы, не знавшие картографической тенхники, допускали при этом много ошибок и пропусков. Толком разобраться в ней могли только близкие к иезуитам люди. Для большинства китайцев она оставалась редкой вещью и не разрушала "китайского мировоззрения" (062,с.393).
В 1610 г. иезуиты официально получили место при минском дворе в качестве астрономических консультантов. Они принесли с собой геометрическую модель астрономических расчетов (основной частью которой было представление о сферичности Земли), а также новые астрономические таблицы и приборы, позволявшие учитывать кривизну Земли при картографировании ее поверхности. Но одни лишь инструменты и таблицы не могли доказать верность иезуитской астрономической теории. На помощь пришли ученые-чиновники, использовавшие традиционный механизм доверия к ним со стороны общества. Эти чиновники называли иезуитов "конфуцианцами с Запада" или связывали их с древними мудрецами Китая, чьи календарные знания были утрачены, включая их тем самым в "социальные сети доверия".
После привлечения иезуитов к работе по реформе календаря дебаты о форме Земли вступили в другую фазу. Во-первых, было подорвано положение придворных астрономов, которые пытались взять реванш на бюрократической обструкции теории сферичности Земли. Во-вторых, с внедрением новой карты мира сферичность Земли стала рассматриваться как новая форма знаний, расширяющая видение мира, но не влияющая на повседневную жизнь, однако при этом возникла потребность в новой астрономической технике, необходимость менять традиционные астрономические дефиниции и меры. На этой основе и родилась идея синтеза Востока и Запада как "риторической стратегии" (062,с.396).
В 1616 г. в Китае началась антихристианская кампания: иезуитов обвинили в том, что на их картах Китай не представлен как центр мира, и называли их "хитрыми иноземными варварами". Моральная организация доверия потерпела неудачу, и новая космология была признана разрушительной для общественного порядка. Однако антихристианская
кампания продлилась недолго. Минская династия не преуспела в календарной реформе. Хотя многие европейские астрономические труды были переведены на китайский, минский император отказывался поддержать западный календарь. После прихода к власти маньчжурской династии Цин в 1644 г. иезуитская астрономическая система получила наконец официальное признание. Однако лояльные минской династии ученые-чиновники продолжали критиковать иезуитов как "иноземных варваров" и отвергали их теории. Среди них были такие известные фигуры, как Ван Фучжи (Ван Гуаншань) (1619-1692) и Ян Гуансянь (1599-1669), отрицавшие теорию сферичности Земли как бездоказательную. Ян обличал иезуитов за то, что они помещают на карте мира Запад на более высокую позицию "ян" - позицию руководителя, а Китай на более низкую позицию "инь" - позицию зависимого. Для него проблема формы Земли была прежде всего идеологической, а не научной; форма Земли и размещение стран в мире предполагали космогонический порядок, в котором Китай занимал центральную позицию, что исключается при шарообразности Земли. Кроме того, введенная иезуитами теория круглой Земли, по его мнению, просто нелепа хотя бы потому, что невозможно вообразить человека стоящим вниз головой на противоположной стороне шара. Торжество консервативных идей Яна было недолгим. Иезуитам удалось доказать его полное невежество в астрономии, подкрепив свою аргументацию авторитетом Аристотеля и его учением о четырех элементах.
Теперь предметом спора стал не вопрос о сферичности Земли, но культурное значение этого факта. Основное внимание переключилось на место Китайской империи в геополитической системе, представленной на новой карте мира. В итоге возникла идея "китайского происхождения западного учения". Она стала основной стратегией сторонников теории сферичности Земли.
Среди них был и самый знаменитый астроном цинского Китая Мэй Вэньмин (1633-1721). Свои доводы в пользу сферичности Земли он основывал на привлечении двух традиционных моделей китайской космологии - "ханьтянь" и "гайтянь", пытаясь даже сочетать их. Как астроном Мэй сознавал, что Китай не является центром Земли, но как конфуцианский ученый он стремился спасти тезис о центральном положении Китая среди других стран. Мэй выдвинул постулат, что "срединной страной" является то место, где родились мудрецы; оно расположено на "лицевой стороне" Земли, а это и есть Китай. Он
занимает центральное положение из-за превосходства его цивилизации над другими. Мэй пытался утвердить культурную позицию Китая на "круглой Земле", чтобы устранить помехи для признания теории сферичности. С этой целью он предложил теорию "китайского происхождения западного учения", идея которой была поддержана императором Канси во время встречи и беседы с Мэем на императорской яхте. Это беспрецендентное событие способствовало быстрому повышению статуса Мэя. Теорию "китайского происхождения западного учения" включили в астрономическую и математическую энциклопедию, составленную по приказу императора.
Европейские астрономические идеи поддерживал и другой ивестный китайский астроном Чан Юн (1681-1762). Он считал, что западная астрономия описывает "истинную природу неба", но в то же время соглашался с утверждением Мэя, что место Китая на "лицевой части" Земли доказывает превосходство китайской цивилизации. Пример Чан Юна ясно показывает, что невозможно принять чужую научную систему или идею на одних только научных основаниях, нужно всегда брать в расчет ее "приживаемость" в данной культурной среде. Характерно, что в Китае даже для астрономов аристотелевская физика была всего лишь "словами", а доказательства, непреложные для европейских ученых, были для них недостаточными, если не подкреплялись культурной традицией.
Дебаты о форме Земли были продолжены в Китае в ХК и начале ХХ в., но по масштабам и значению они были более ограниченными и имели эпигонский характер. Эти споры закончились только тогда, когда сошли с исторической сцены конфуцианские ученые, защищавшие культурные традиции и ценности Китайской империи.
Американский специалист по истории науки Флоренс Ся (063) анализирует отчеты о деятельности научных миссий французских иезуитов в Китае за 1688, 1692 и 1729 гг. В 1685 г. шесть иезуитов из Коллежа Людовика Великого отплыли из французского Бреста как "математики короля" в Китай, открыв новую главу в истории иезуитской миссионерской науки. Они принесли с собой типично французские академические методы научного изучения природы. До начала ХУЛ в. ряды французских ученых-миссионеров в Китае регулярно пополнялись. Программа их исследований в Китае включала астрономические, естественно-исторические, физические, географические, лингвистические и другие изыскания. Амбициозные планы ученых-иезуитов, вдохнов-
ленных первоначальными успехами в пропаганде достижений французской академической науки в Китае, быстро рассеялись. В ранние годы работы миссии иезуиты считали, что они представляют парижскую Академию наук и образуют с ней единое целое. Однако со временем Академия наук перестала сотрудничать с миссией, что привело к прекращению ее деятельности в начале ХVIII в..
М.Н.Корнилов