История
2001.03.056-058. РАЗВИТИЕ НАУКИ В ИСТОРИИ КИТАЯ (ХУ-ХХ вв.) 2001.03.056. SONG ZHENGHAI, CHEN CHUANKANG. Why did Zheng He's sea voyage fail to lead the Chinese to make the "great geographic discovery" ? // Chinese studies in the history and philosophy of science and technology /Fan Dainian, Cohen R.S. (eds). - Dordrecht etc.: Kluver academic publichers, 1996. - P. 303-314.
01.03.057. CHEN YALAN. The effect of the autocratic monarhy of the Qing dynasty on science and technology // Ibid. - P. 315-326.
01.03.058. ZHANG BINGLUN, WANG ZICHUN. The struggle between evolutionary theory and creationism in China // Ibid. - P. 289-302.
При всей спорности термина "открытие" по отношению к издавна заселенным землям или давно проложенным межконтинентальным путям, понятие "великие географические открытия" (ВГО) оправдано, поскольку, отмечают китайские ученые Сун Чжэнхай и Чэнь Гуанькан, ВГО, действительно, сыграли революционизирующую роль в мировой истории и в самом развитии науки (056). Почему же субъектами ВГО оказались европейцы, хотя народы других частей света также были искушены в искусстве мореплавания? Ответ авторы ищут на примере Китая.
Ко времени ВГО Китай обладал флотом, далеко превосходившим все эскадры европейских стран и совершавшим под предводительством Чжэн Хэ впечатляющие трансконтинентальные плавания. В 1405 - 1433 гг. великий китайский мореплаватель предпринял 7 экспедиций, посетил более 30 стран, прошел все восточное побережье Африки вплоть до Красного моря. В последнем путешествии участвовали более 27,8 тыс человек, флот Чжэн Хэ насчитывал 62 корабля, из которых самый большой около 148 м длиной и 60 м шириной мог нести более 1000 человек (1,с.303-304). Между тем в первом плавании Колумба (1492) участвовали 3 корабля и 88 человек, эскадра Васко да Гама (1497) насчитывала 4 корабля и 170 человек, Магеллан отплывал (1519) с 5 кораблями и 265 моряками (056,с.313). Но интенсивность европейских плаваний стала резко возрастать, а в Китае после седьмого плавания Чжэн Хэ они прекратились.
Первой и главной причиной стало отсутствие мотивации у китайских правителей. Они не искали за морем драгоценностей и пряностей. В противоположность западноевропейским странам, они, считая основой благосостояния страны собственное сельское хозяйство, видели в торговле дестабилизирующий для общества фактор. Некоторым
исключением были периоды правления династий Сун и Юань, но уже династия Мин (1368-1644) полностью запретила морскую торговлю для китайцев.
Всплеск мореплавательной активности в начале правления этой династии объяснялся не экономическими, а политическими причинами. Императоры новой династии возвещали о своем воцарении и миролюбивых намерениях. Эспедиции Чжэн Хэ были дипломатическим посольством, которому надлежало вручить иноземным правителям эдикт правящего императора: "Повинуясь мандату Неба, я унаследовал императорский трон... В отношениях с иностранными государствами я, подобно моим предкам, буду проявлять благосклонность. Вы еще не знаете об этом... Поэтому я посылаю евнуха Чжэн Хэ, Ван Цзынхуна и других, чтобы передать этот эдикт. Я надеюсь, что вы, проявите уважение и, повинуясь небесному повелению, будете великодушными к своему народу. Тогда мы сможем разделить благо мирной жизни" (056,с.314).
Дополнительной целью посольства было выяснение судьбы императора Цзянь Вэня, исчезнувшего после узурпации престола его дядей. И основная и дополнительная цель после седьмого плавания были достигнуты. Вопрос о престолонаследии потерял значение, поскольку дядя, ставший императором Чэнь Цзы, умер, а свергнутый племянник так и не объявился. А главное, дипломатические отношения были восстановлены: уже после пятого плавания Чжэн Хэ Китай посетили с ответным визитом 17 представительных посольств. В составе одного из них из Гули (Калькутта) прибыло 1200 человек (056,с.314). Межконтинентальные плавания прекратились, а активизация японских пиратов стала поводом для полного запрещения подданным империи выходить в море, и этот запрет действовал до конца правления династии Мин. "Китайское мореплавание, начавшее развиваться со времени династии Тан, зачахло", поскольку не имело экономической подоплеки (056,с.308).
Кроме социально-экономических, действовали и научно-мировоззренческие факторы. Плавания Колумба и Магеллана отнюдь не казались авантюрой. Основание для успеха организаторы видели в шарообразности Земли, в которой европейцы были уверены со времен Пифагора и Анаксагора и после засилия библейских представлений вновь уверились с возрождением аристотелизма в ХП в. В традиционном китайском сознании при всех нюансах и бесспорном развитии естественно-теоретических взглядов, напротив, преобладало представление, что Земля плоская. Основанием для этого убеждения был
"политический образ" Поднебесной как центра земли (056,с.309). При таком мировосприятии мысль о кругосветном плавании или возможности достичь восточных земель, плывя на запад, не могла даже прийти в голову.
Из представления о плоской форме Земли исходило все развитие географических знаний в традиционном Китае, включая технику измерения поверхности, картографию, навигационные системы. Наибольшее значение для ВГО имели различия в картографии. В Китае отсутствовал интерес к созданию карт мира. Самодостаточность китайского социума ориентировала на составление подробных крупномасштабных карт участков собственной территории, что отвечало потребностям управления, налогообложения и др. Даже общенациональная карта впервые была разработана лишь в Сунскую эпоху (1137). На ней приводились названия ряда стран, но нанесены лишь очертания соседних Кореи и Вьетнама (056,с.314). О существовании неизвестных стран китайские географы, судя по картам, даже не задумывались.
Совершенно иной была ситуация в Европе, где со времен Древней Греции было распространено составление карт мира, составители которых предвидели существование неизвестных земель и даже давали более или мнеее обоснованные прогнозы об их местоположении. В противоположность китайским, преобладали мелкомасштабные карты больших территорий, а главное, европейские карты мира "укрепляли стремление к поискам отдаленных земель" (056,с.312).
Если бы при династии Мин началось быстрое развитие капитализма, "все бы изменилось" и все неблагоприятные факторы, начиная от субъективной воли правителей и кончая пороками картографирования, были преодолены экономическими потребностями. "Тогда бы китайцы также совершили великие географические открытия" (056,с.313), -- заключают Сун Чжэнхай и Чэнь Гуанькан.
"Если с древности и вплоть до ХУ в. Китай своей наукой и техникой далеко превосходил Запад, то в Новое время он все больше и больше оставался позади... Причины потери Китаем своего преимущества в соревновании с Западом очень глубоки, однако ключевыми периодами стало правление династий Мин и Цин", -- пишет Чэнь Ялань. И решающим фактором отставания он считает "феодально-монархическую политику централизованного абсолютизма", которую проводили цинские императоры. Именно успехи имперской
централизации при Цинах (1644-1911) сыграли роковую роль для научно-технического прогресса в Китае (057,с.315).
Императоры династии отнюдь не были противниками научно-технического прогресса. Напротив, привлекая западных ученых и инженеров, и активным личным участием они стремились его форсировать; однако все их усилия в этом направлении были подчинены исключительно политическим целям, в результате чего развитие науки и техники принимало односторонний и ограниченный характер. Один из ярких примеров - реформа календаря.
Неточность традиционной календарной системы остро осознавалась еще в Минский период, уже тогда было принято решение о привлечении западных специалистов и создано ведомство для реформы календаря. Однако из-за внутренней слабости минской империи реформа была осуществлена лишь при Цинах. В 1645 г. был издан чжисяньский календарь, сохранявший традиционную форму, но с усовершенствованной системой исчисления, основанной на теории планетарного движения Тихо Браге и европейской системе геометрического исчисления. Толчком явилось солнечное затмение 1 августа 1644 г., точно предсказанное западным астрономом Шал фон Беллом. Сам астроном был назначен главой ведомства календарной реформы.
Однако вскоре последовала реакция традиционалистов. Их лидер Ян Гуансянь выдвинул лозунг "Лучше отсутствие в Китае хорошого календаря, чем присутствие иноземцев" (057,с.317) и сменил во главе ведомства Шал фон Белла, который со своими помощниками был заключен в тюрьму. Однако вскоре новый император Канси (1662-1722) "решительно поддержал прогресс" (057,с.318). Проведя испытание на точность предсказания различных астрономических явлений в течение года и убедившись в преимуществе европейского календаря, он санкционировал его введение.
Канси выступил покровительствовал точным наукам, приглашал западных ученых и основал придворную школу для высших чиновников, которую посещал и сам в качестве обычного ученика. Под непосредственным руководством императора был составлен учебник по математике, включавший как переводные тексты, так и труды китайских ученых. Канси стандартизовал меры измерения поверхности. Кроме календаря, предметом его особого внимания стала картография. Он сам изучал европейские методы проецирования, и после продолжительных работ в 1718 г. была составлен подробный атлас страны, основу которого представляла уникальная карта с масштабом 1:1400000 и детальным
изображением всех стратегических пунктов, фортов, плотин и т.д. По оценке Дж.Нидэма, это была не только лучшая карта из всех когда-либо произведенных в Азии, но и "более точная, чем какая-либо европейская карта того времени". При правлении Цяньлуна (1736-1796) картографические работы были расширены вплоть до Ташкента, Самарканда и Кашмира (057,с.321).
Технический прогресс также имел совершенно определенное предназначение, проявившись заметным образом в литье пушек по западным образцам. Они появились в Китае в конце правления династии Мин, и "восьмизнаменная" манчьжурская армия использовала их уже при взятии Пекина. Для подавления сепаратистских выступлений с помощью Ф.Вербье было специально налажено производство легких пушек для войны в горах. При военных маневрах в 1681 г. пушки различных типов выпустили за 3 месяца более 21 тыс. ядер, причем некоторые орудия сделали по 300-400 выстрелов (057,с.321-322).
"Все эти достижения (реформа календаря, составление карты страны и усовершенствование пушек) явились богатыми плодами сотрудничества Китая с Западом". По поручению Канси Вербье писал своим коллегам, что в Пекине будут "приветствовать каждого иезуита, искушенного в астрономии, оптике, статике, динамике и других физических дисциплинах". В 1687 г. Людовик Х1У и Французская Академия наук послали в ответ 5 специалистов по астрономии и математике. В 1697 г. И.Буве был назначен "имперским посланником" во Франции для набора там специалистов и отбора научной литературы (057,с.322).
Однако развитие связей Китая с Западом носило ограниченный характер. Европейские миссионеры использовали знания как средство обращения китайцев в христианство. Они утаивали те теории, которые, в их представлении, подрывали постулаты вероучения. В конце правления Канси, почувствовав повышенеый интерес императорского двора к контактам с Западом, Ватикан предписал миссионерам запретить своей пастве почитать Небо, Конфуция, предков. В ответ Канси запретил проповедь христианства, пояснив, что Китай нуждается только в западных знаниях, но не в их религии. Этот курс привел к изоляционизму, прервавшему научно-технический прогресс.
С самого начала использование западных достижений носило избирательный и утилитарный характер. В астрономии были восприняты лишь геоцентрические системы, изучение математики ограничилось элементарной классикой, усвоение физики остановилось на доньютоновской стадии. Многое из заимствованного оставалось в
глубокой тайне для подданных. Карта хранилась во дворце. Распространение огнестрельного оружия было запрещено. После того как цель объединения страны и подавления сепаратизма была достигнута, было прекращено совершенствование боевой техники. Хотя в императорском дворце были самые совершенные образцы военной техники, китайская армия встретила интервентов оружием ХУП в. Оружейные мануфактуры при преемниках Канси пришли в упадок, зато власти настойчиво проповедовали боевые качества традиционного оружия маньчжурских племен - копий, стрел, клинков. Курс на возврат к традициям был провозглашен и в науке.
Да и сам Канси оставался до конца глубоким поклонником Конфуция, ища в его учении руководство для наилучшего управления страной. Знания иностранного происхождения использовались тоже с этой целью. Заимствование календаря было неслучайным, так как наследникам Неба было очень важно точно определять время значительных астрономических явлений и заранее предупреждать об этом население, иначе предзнаменования могли стать могущественным идеологическим оружием для врагов династии. Политические цели составления атласа страны и усовершенствования военной техники также очевидны. Задачей императора было "создать мощную объединенную феодальную империю, а не подтолкнуть Китай к модернизации" (2,с.325). С решением этой задачи научно-техническому прогрессу при Цинах был положен предел.
Чжан Бинлунь и Ван Цзычунь возражают против утверждений, что эволюционная теория (ЭТ) встретила в Китае меньше сопротивления, чем в Европе, из-за слабости влияния на традиционную китайскую культуру религиозного креационизма (058). По их мнению, такое сопротивление было очень значительным и вместе с политическим изоляционизмом и традиционной слабостью естественных наук препятствовало подлинному усвоению ЭТ. Основной преградой для ее распространения авторы считают сопротивление католической и протестантской миссий.
Активность миссий после 1860 г. непрерывно нарастала. К 1900 г. на территории Китая действовали 2068 католических миссионеров и 741,6 тыс. китайцев были обращены в католичество. К 1932 г. число последних превысило 2 млн. 560 тыс. Аналогично число китайцев-протестантов возросло с 500 в 1858 г. до 8500 в 1900 и 375 тыс. в 1922, к этому времени число миссионеров-протестантов достигло 6250 чел. (058, с. 301). Следует учитывать также, что именно миссионеры и крещенные
китайцы традиционно играли важнейшую роль в распространении западных научных теорий.
Так, первое упоминание на китайском языке о теории Дарвина и ее авторе появилось во введении к переводу труда Ч.Лайеля "Основы геологии", осуществленном американским миссионером Дж.Макговеном и китайским ученым Хуа Хэнфаном в 1871 г. Переводчики отмечали "старомодность" теории изменчивости видов и дополняли ее теорией Ламарка. В таком сочетании ЭТ распространялась в 70-80-х годах Х1Х в., а сам дарвинизм смешивался с креационизмом. В изданном в 1884 г. "Кратком обзоре западного учения" суть теорий Дарвина и Ламарка сводилась к вмешательству в природный процесс мудрого Создателя: "Все люди или животные, независимо от того, возникли они одновременно или постепенно, друг за другом, были созданы на основании Закона Божьего... Можно проследить происхождение человека вплоть до животных и растений, и везде видны следы чудодейственного творения" (058, с. 290).
Однако после появления в 1895 г. перевода книги Т.Гексли "Эволюция и этика" придавать дарвинизму креационистский вид стало невозможным. Изданная Янь Фу (1854-1921) под названием "Тянь янь лунь" ("всеобщая эволюция"), она оказалась "наиболее влиятельной книгой" на рубеже веков, вызвав шок среди политической и интеллектуальной элиты. Напротив, реформаторы высоко оценили ее. Она распространялась полулегально, ее размножали от руки, она стала наиболее полноценным изложением теории естественного отбора.
Миссионеры запретили чтение "Тянь янь лунь" в церковных школах и даже обсуждение ее среди паствы. Одновременно началась публикация литературы, оспаривающей ЭТ. Наиболее внушительной (100 тыс. иероглифов) оказалась изданная в 1908 г. книга Ли Чуньшэня "Принципы восточной и западной философии". Она специально предназначалась миссионерам и верующим, чтобы снабдить их аргументами в защиту учения Библии. Дарвин, Спенсер и Гексли провозглашались "величайшими врагами нашей Церкви", которые "превосходно зная, что тайны природы необъяснимы", сознательно "бросили вызов воле Создателя". Целью автора была дискредитация "трех британских дьяволов", а методом высмеивание ЭТ (058,с.292).
В доказательство абсурдности ЭТ Ли Чуньшэнь отстаивал постулат "если хоть что-то не подвержено изменению, ничего не может измениться", а примером неизменности для него были половые различия. Они же служили посрамлением идеи естественного отбора. Если бы, действительно, торжествовал сильнейший, все бы женские особи,
доказывал Ли Чуньшень, давно бы превратились в мужские, и среди людей и животных существовал бы только один пол. Ли Чуньшень также недоумевал, как из многообразия видов фауны и около сотни видов одних обезьян мог возникнуть единичный человеческий, или, перечислив многообразные различия, задавал риторический вопрос, как может превратиться в человека горилла (058,с.292-293). Абсурдом для противников ЭТ представлялось отрицание принципа начала по отношению к миру, жизни и т. д.
С 20-х годов начался новый этап в борьбе религиозных кругов против ЭТ. Было признано, что поднятый Дарвиным "вопрос заслуживает изучения" (3,с. 300), Церковь не против ЭТ "как таковой", а против ее "атеизма" и против "абсолютизации" ее постулатов (058,с. 298). Некоторые авторы утверждали, что принцип эволюции содержался уже в ранней религиозной литературе, в частности у св. Августина, что он отнюдь не противоречит креационизму, поскольку в основе эволюции также заключена воля Создателя и именно последняя является "конечной причиной эволюции" (058,с.301).
Более внимательно и обстоятельно рассматривались и опровергались отдельные постулаты и методика ЭТ. Так, конфессиональные идеологи доказывали, что сходство различных видов не доказывает их преемственности, а классификационные приемы не могут подтвердить изменчивости. Характеризуя находку синантропа, они отмечали принципиальные различия между ним и современным человеком, подчеркивая отсутствие каких-либо признаков у первого разума. Следовал и риторический вопрос, как сторонники ЭТ могут считать находку синантропа опровержением креационизма, если тот жил 400 тыс. лет назад, а Бог сотворил мир около 4004 г. до н.э. (3,с.299). Общий вывод противников ЭТ заключался в том, что она является недостоверной гипотезой.
В то же время ЭТ была подхвачена радикальной китайской интеллигенцией, которая увидела в ней идеологическое оружие в борьбе с правящим режимом и традиционной культурой. Такой подход был особенно характерен для представителей Движения 4 мая (1919). Они считали, что все беды страны происходят от засилия "вредной идеологии" и думали, что распространение ЭТ поможет с ней справиться и тем самым "вдохновит китайский народ изменить действительность" (058,с.294). ЭТ ставилась на уровень и даже выше самых выдающихся открытий человечества, вроде теорий Коперника и Ньютона. Характерным было также сопоставление учения Дарвина с учением
Маркса: "Дарвин открыл законы эволюции живых организмов, Маркс открыл законы человеческой истории" (058,с.295).
А.В.Гордон