CC BY-NC-ND
380
Л.В. Клепикова
МИССИЯ ИЕЗУИТОВ В КИТАЕ И ЕЕ РОЛЬ В РАСПРОСТРАНЕНИИ ИДЕЙ ПРОСВЕЩЕНИЯ В ПОДНЕБЕСНОЙ ИМПЕРИИ (на примере переписки Г.В. Лейбница и отца И. Буве)
В статье на примере переписки знаменитого немецкого просветителя Г.В. Лейбница и французского иезуита И. Буве рассматривается проблема восприятия европейским человеком эпохи Просвещения китайской цивилизации. Автор пытается выяснить, каким образом шло знакомство ученых людей той эпохи с незнакомой культурой и какое место они отводили ей в собственной картине мира.
Ключевые слова: Китай, Лейбниц, Буве, Книга Перемен, Просвещение, христианство, академия.
Период активной деятельности иезуитской миссии в Китае относится к самым интересным эпизодам исторических взаимоотношений Европы с Китаем. Здесь и далее мы будем говорить именно о Китае, а не Востоке. Такое решение объясняется тем, что понятие «Восток» можно трактовать очень широко. Помимо Китая и стран, находившихся под его культурным влиянием (Корея, Япония), термином «Восток» характеризуют также и исламский мир, весь Африканский континент, индийскую цивилизацию и пр. А когда речь идет о культурном взаимопроникновении двух разных цивилизаций, все начинается, как правило, со столкновения духовных, религиозных традиций. И если арабский мир и частично Индия (где большой вес имела часть населения, исповедующая ислам), как Европа, входили в зону распространения авра-амических религий, то китайская цивилизация стояла особняком.
С давних времен на политическую, социальную и культурную ситуацию в Китае влияли несколько религиозных и религиозно-этических учений, среди которых наиболее крупными являлись (и являются по сей день) буддизм, даосизм и конфуцианство.
© Клепикова Л.В., 2013
Характерная особенность этих трех течений - отсутствие понятия Бога как такового. Конечно, такая разница в религиозном восприятии сильно осложняла взаимопонимание европейцев и китайцев, особенно учитывая, что настоящее их знакомство друг с другом началось именно на религиозной почве.
Активные отношения Европы с Китаем начались в середине XVI в. Можно назвать две важные даты: 1554 г., когда город Кантон1 был открыт для лимитированной торговли с европейскими торговцами, и 1583 г., когда в Южный Китай прибывает итальянский священник-иезуит Маттео Риччи (1552-1610). Значение его миссионерской деятельности в Китае велико. Преподобному Маттео удалось добиться разрешения о допуске целой иезуитской миссии в Китай и обратить в христианство большое количество коренных китайцев. Его первого из европейцев допустили в Запретный город. Позднее по приказанию императора Маттео Риччи занимался разработкой карты мира для пекинского двора. Характерно, что, рисуя свою карту, Маттео Риччи поместил Поднебесную в самый центр, таким образом не противореча официальной идеологии, что Китай является «Срединным государством»2. Также ученый иезуит осуществил переводы конфуцианских трудов на латынь и, наоборот, перевел важнейшие христианские книги и сочинения античных авторов на китайский язык3.
Важной особенностью проповеднической деятельности Риччи было не отрицание, а постепенная частичная адаптация местных традиций для будущего принятия христианства4. Впоследствии данный метод переняли другие иезуиты.
В Европе подобный подход вызывал неоднозначную реакцию. С одной стороны, на иезуитов сыпался град обвинений, прежде всего они исходили от представителей других миссионерских орденов. Критике подвергался иезуитский метод религиозной адаптации. Многие видели в нем намеренное искажение христианского учения, распространение ереси5. Объектом насмешек противников иезуитов стало то, что в своем приспособленчестве иезуиты якобы дошли до того, что изображают двенадцать апостолов китай-цами6. С другой стороны, иезуиты, стараясь подготовить поле для принятия местными жителями католицизма, волей-неволей должны были изучать язык, местные обычаи, искать пути компромисса с китайскими властями. Возможно, сами того не ведая, эти проповедники закладывали основы науки синологии. И именно в этом находят главную пользу от деятельности иезуитов в Китае современные ученые-синологи7.
Однако на рубеже XVII-XVIII вв. европейские миссионеры в Китае видели свою важнейшую задачу отнюдь не в простом сборе
сведений о китайской цивилизации. Цель миссии до самого конца оставалась непоколебима - католическая христианизация Китая. Конечно, это не означало, что сам по себе Китай не вызывал у европейцев интереса. Большая часть европейской просвещенной элиты очень приветствовала деятельность проповеднических орденов в Китае именно с точки зрения установления с ним дипломатических, научных и культурных связей. Причем среди тех, кто поддерживал китайских иезуитов, были не только католики. Одним из самых ярых защитников иезуитских проповеднических методов был убежденный протестант Г.В. Лейбниц. Увлечение немецкого философа китайским феноменом началась еще в 1689 г., во время его визита в Рим, где он имел честь беседовать с иезуитом отцом Гримальди, недавно возвратившимся из Китая8. Но всерьез эта проблема стала занимать Лейбница лишь во второй половине 1690 - начале 1700-х годов, после выхода его книги Каю1зз1та Б1тса (1697) и, главным образом, после учреждения в Берлине Академии наук (1700). Это увлечение носило не только научный характер. Лейбницу была необходима информация о таких вещах, как китайский способ изготовления бумаги или уход за червями-шелкопрядами9, для финансовых целей. Производство особой бумаги и шелка могло бы улучшить финансовое положение Академии наук, которая не получала денежной поддержки от государства в лице короля Пруссии.
Лейбниц не видел ничего зазорного в том, чтобы вступить в контакт с католическими проповедниками в Китае. Ведь, несмотря на свои религиозные взгляды, они были европейцами и христианами и могли сослужить хорошую службу в деле сближения Китая с Европой.
Тем не менее стоит отметить, что иезуитские миссионеры, казавшиеся внутри Китая единым целым, на самом деле представляли собой собрание людей разных национальностей (итальянцы, португальцы, французы и т. д.). Порой отдельно взятая группа иезуитов больше пеклась об интересах какого-либо европейского монарха, на чьи средства была снаряжена их экспедиция, нежели выполняла задания Римского престола. Так, например, в 1685 г. французский король посылает в Китай шестерых иезуитов-математиков, задача которых пропагандировать интересы Франции в Срединной империи. По прибытии в Китай двоим из них - Жану-Франсуа Жербийону (1654-1707) и Иоахиму Буве (1656-1730) - было разрешено остаться при дворе императора Канси10.
Наибольший интерес для нас представляет деятельность И. Буве, точнее та ее часть, которая посвящена его переписке с
Лейбницем. Она длилась несколько лет, с 1700 по 1703 г. На последнее письмо Лейбница, датированное 18 мая 1703 г., ответа не последовало. Отец Буве прекратил контакт в одностороннем порядке, чему может быть несколько причин.
Возможно, служба при императорском дворе отнимала у иезуита слишком много сил и времени. Помимо обязанностей придворного математика, Буве исполнял обязанности переводчика, например, между папским посланником Чарльзом Томасом Мэйордом и императором11.
Причиной прекращения переписки мог стать так называемый спор о ритуале, разгоревшийся в католическом мире12. Суть спора заключалась в том, насколько местные ритуалы, которые иезуиты не пытались искоренить среди своей китайской паствы, согласовывались с христианской догмой. Древнюю традицию поклонения предкам иезуиты были склонны рассматривать как светский обычай, в то время как другие христианские ордены, на сторону которых в конце концов встал папа римский, считали это идолопоклон-ничеством13. Таким образом, Обществу Иисуса грозило обвинение в ереси и загрязнении католического учения. На этом фоне иезуиты могли счесть переписку с протестантом нежелательной.
Тем не менее и из нескольких писем, которыми успели обменяться преподобный Буве и Лейбниц, можно почерпнуть любопытную информацию о восприятии просвещенными европейцами Китая и узнать, каким образом эта страна вписывалась в европейское университетско-академическое пространство.
Опираясь на эту переписку в качестве основного источника, мы будем рассматривать проблему распространения европейских знаний в Китае через иезуитскую миссию, как это видели Лейбниц и отец Буве. Очень важно, что переписка велась как раз в то время, когда едва открылась Берлинская академия наук, и Лейбниц, будучи ее президентом, старался делать все для поднятия ее престижа и финансовой самостоятельности.
Первое письмо Буве Лейбницу может произвести впечатление, будто священник проповедует и подтверждает идеи веротерпимости и космополитизма14. Иезуит-математик жестко критиковал тех, кто пользовался Книгой Перемен (И-Цзин)15 для обвинений древних китайцев в косности и суеверии16. Такие радикальные взгляды не способствовали ни скорейшему обращению китайского населения в христианство, ни сближению миссионера с потенциальными неофитами. По мнению Буве, хороши те миссионеры, «которые, чтобы обеспечить обращение этого народа [китайцев], употребляют все свои душевные силы и лучшую часть своего времени,
чтобы изучать китайские книги»17. Кроме того, он утверждал, что нашел соответствия в книгах «китайских ученых мужей» и «европейских мужей». Под книгами «китайских ученых мужей» он в первую очередь подразумевал Поднебесный чертеж триграмм Фу Си18 (или система исчисления Фу Си).
На первый взгляд корреспондент Лейбница очень высоко оценивает как китайскую науку и культуру, так и самих китайцев. Однако, говоря об образованности и «чистоте» китайской науки, Буве подразумевал именно древнюю китайскую ученость. Его отношение к современным китайцам было гораздо прозаичней. Это видно из его характеристики системы Фу Си, которая «не может и не должна восприниматься как наука суеверная и испорченная, но напротив - к ней следует относиться, как к инструменту для исправления всех ошибок и суеверий»19. С ее помощью следует «демонстрировать китайцам ошибки и противоречия их современной философии»20. С точки зрения придворного математика, современные китайцы и, соответственно, их нынешняя наука стояли значительно ниже по сравнению с их великими предками, которые, вероятно, исповедовали монотеистическую религию. Причем воплощением мудрости предков для Буве и Лейбница стала именно полумифическая фигура Фу Си, чьи триграммы-багуа будто бы были математической версией Древнего Закона (наподобие еврейской Торы), который со временем подвергся забвению21. Для его восстановления и требовалось усиленно штудировать древнекитайскую классику. Но замыслы Буве простирались гораздо дальше, чем просто обращение китайцев в христианство. Ведь в Китае, как он писал, когда-то существовала сложная и высокоразвитая наука, которая была утрачена вследствие забвения Древнего Закона. Поэтому после восстановления Закона можно и нужно было приступать «к восстановлению наук в Китае и к доведению их до совершенства»22.
Эти два пункта - поиск следов монотеистической религии на китайской земле и восстановление и распространение наук - объединяли миссионера-католика Буве и философа-протестанта Лейбница. Но очень важно отметить, что оба ученых мыслили реализацию этих замыслов как взаимосвязанные процессы, где один был невозможен без другого.
В своем письме от 15 февраля 1701 г.23 Лейбниц прямо писал, что в полной мере заниматься наукой и поиском полезных сведений миссионеры смогут лишь тогда, «когда ваш отряд24 увеличится столь значительно, что вы охватите все количество населения страны и прежде всего императора, который [один] стоит ста мил-
лионов»25. Тут возникают сразу два важных аспекта лейбницев-ской всемирной академической системы:
1) распространение идей просвещения и учености невозможно без принятия христианства;
2) ключевой фигурой в этом процессе должен стать монарх.
Лейбниц возлагал особые надежды на фигуру императора. Зная
о китайском дворе лишь из писем своего корреспондента и из присылаемых в Европу отчетов других иезуитов, просветитель имел достаточно туманное представление о царивших там порядках и сложной системе церемоний, через которые требовалось пройти, чтобы получить аудиенцию у императора26. Поэтому философ представлял себе китайского императора по аналогии с европейскими монархами, с которыми ему не единожды приходилось сотрудничать. Мечтой Лейбница было убеждение императора Канси в преимуществах христианской веры. Философ рассчитывал, что крещение императора станет необратимым импульсом для перехода всей Поднебесной в новую веру. Таким образом, Китай войдет в семью христианских стран (а христианство в философской системе Лейбница напрямую ассоциировалось с Европой27) и откроется путь для распространения в этой стране идей Просвещения.
Лейбниц очень рассчитывал, что к принятию такого решения императора Канси побудят изыскания его, Лейбница, касательно происхождения системы Фу Си: «Быть может этот великий монарх не будет раздосадован, узнав, что европеец из ваших знакомых, который проявляет глубокий интерес к <...> Китаю и его культурным связям (commerce de lumière) с Европой, сделал это открытие и специально послал его вам [Буве], чтобы посвятить Его Величеству»28. По мнению просветителя, ознакомившись с математическими обоснованиями христианской веры, император Канси и китайские философы должны были обнаружить весомые аргументы христианской истины Сотворения29.
Лейбниц всегда считал, что импульс по реализации любой идеи, будь то учреждение академии наук или распространение христианства, всегда должен исходить сверху, т. е. от монарха30. В соответствии со взглядами философа принятие императором христианства повлечет аналогичный поступок со стороны всех его подданных.
При этом президент Берлинской академии наук неспроста просил Буве донести до сведения Канси, кто именно явился открывателем христианского сокровения системы Фу Си. Пока христианизации Китая не произошло, научными изысканиями в этой стране нужно заниматься «ради пользы для нас в Европе»31. Лейбница интересовали открытия китайцев в области астрономии, физики,
медицины, хронологии и пр. При этом просветитель подчеркивал, что китайские научные данные должны будут послужить не для его собственной славы, а для процветания Берлинской академии наук и «воодушевления» прусского короля Фридриха I32. Что же Лейбниц имел в виду, говоря о «воодушевлении» прусского короля? В данном случае президент Академии наук рассуждал как опытный дипломат и дальновидный составитель научно-образовательных проектов.
После пышного венчания прусской короной Фридрих начал быстро забывать о Берлинской академии наук, согласие на основание которой дал исключительно из соображений поднятия собственного престижа. И Лейбниц всеми силами пытался убедить прусского монарха в пользе Академии, в частности, что именно благодаря ей Пруссия станет первым после Голландии33 протестантским государством, установившим отношения с далеким Китаем. По этой причине Лейбниц также просил Буве сообщить китайскому императору, что прочие монархи, чьи страны не находятся в постоянных отношениях с западноевропейскими странами, например турецкий султан или московский царь, очень уважают короля Фридриха. Просветитель надеялся на возникновение интереса самого Канси к установлению дипломатических связей с прусским двором. Таким образом, протестантская Пруссия смогла бы поддерживать с Китаем прямые дипломатические отношения. Они бы не зависели ни от иезуитов, ни от других католических миссий, за спинами которых стоял или Римский престол, или какой-либо католический монарх (например, французский король).
Однако здесь играет роль еще один фактор. Помимо установления внешнеполитической связи Пруссии с Китаем, Лейбниц также желал самостоятельно контактировать с Канси. Ведь одной из важнейших функций Берлинской академии наук, созданной по лейб-ницевскому проекту, было поддержание отношений с другими аналогичными заведениями, находящимися в других странах. Конечно, подобной пока не существовало в Китае. Но Лейбниц не отрицал культурных связей нехристианского Китая с христианской Европой. Характерно, что в оригинале философ называет эти связи «commerce de lumière», что буквально можно перевести как «торговля Просвещением». То есть благодаря связям с Европой в Поднебесную проникнет Просвещение. А значит, возникновение научной академии на этой земле возможно в ближайшем будущем.
В своем ответе34 Буве очень высоко оценивает Академию наук в Берлине и выгоду от ее создания для всего христианского мира: «Эта [новая просвещенная Академия] будет новым оружием, кото-
рым миссионеры воспользуются здесь, чтобы разрушить постепенно царство дьявола и установить в нем прочно оное Иисуса Хри-ста»35. Иезуит не уточняет, каким именно образом Берлинская академия наук станет подмогой в этом трудном деле. Однако можно предположить, что Буве и его компаньонам по ордену была необходима помощь в переводе и трактовке китайских книг. В другом письме придворный математик сетует на то, что знающих людей сильно не хватает и что, будь в его распоряжении еще 4-5 человек, они смогли бы в не очень длинный срок обработать значительно больше китайских трудов36. Вероятно, читая строки из письма Лейбница об Академии наук, работающей на благо Прусского государства, Буве решил, что было бы хорошо иметь аналогичное заведение в Китае, где бы собирались его единомышленники. Недаром преподобный Буве излагает Лейбницу свой план «малой Китайской академии», состоящей из полдюжины иезуитов и преследующей цели:
1) распространять христианство в Китае;
2) предоставлять ученым в Европе все сведения о Китае37. Отец Буве полагал, что принципы наук должны будут помочь «очистить» «учение китайцев» от нехристианских наслоений38. Отношение самого миссионера к потенциальным китайским неофитам по-прежнему оставалось более чем сдержанным. По его словам, за 2 тыс. лет китайцы «почти совершенно утратили знание истинного Бога, забыв иероглифический смысл их знаков и понимание их древних книг»39. Иными словами, Буве считал, что он и иезуитская ученая братия лучше понимают и трактуют древние китайские сочинения, чем сами китайцы (!). Даже про Фу Си - пожалуй, единственного представителя китайской цивилизации, пользующегося у Буве уважением, - последний без смущения высказывался, что в облике этого великого философа «нет ничего китайско-го»40 и что будто бы «есть серьезные доводы, признаваемые весьма способными учеными, доказывающие, что Фу Си никогда не ступал на китайскую землю»41. Буве говорил об этом как об установленном факте, не называя ни имен ученых, ни перечисляя предполагаемых доказательств. Путем такого рода рассуждений придворный математик подразумевал необходимость принятия христианства китайцами, чтобы они учились у иезуитов пониманию своих классических книг42.
Можно предположить, что такие мысли были навеяны европо-центричным мышлением проповедника. Впрочем, скорее всего он действительно полагал, что католики-иезуиты, обладающие знанием божественной истины, - единственные, кому может открыть-
ся таинственный смысл древнего трактата. То же может касаться и коренных китайцев, но только с условием, что они примут крещение. Как любой убежденный проповедник, Буве считал это делом времени.
Тем не менее есть основания предполагать, что в какой-то момент Лейбниц стал сомневаться в грядущей христианизации Поднебесной или, по крайней мере, что иезуиты добьются успеха на этом поприще.
Как уже было сказано, Лейбница очень занимала личность императора Канси, так как просветитель полагал, что именно такой союзник требуется европейцам-христианам для обращения Китая в истинную веру и последующего включения этой страны в ареал распространения европейской просвещенности. Чтобы лучше понять характер китайского монарха, Лейбниц даже просил Буве «расширить ваш [описательный] портрет этого правителя [и представить его] в виде небольшой летописи его правления»43. Конечно, президент Берлинской академии не мог не понимать, что интерес к европейским знаниям и культуре у императора или у кого-либо из царственной семьи быстрее возникнет в случае знания хотя бы одного европейского языка. Поэтому Лейбниц осторожно спрашивает иезуита, насколько верны слухи о том, что кто-то из сыновей императора изучил несколько европейских языков44. Буве не замедлил опровергнуть эти слухи, заявив, что те, кто их распространяют, «плохо осведомлены»45. Иезуит поясняет, что «императору действительно несколько раз было любопытно посмотреть, как мы пишем буквы нашего алфавита, и послушать, как мы читаем наши книги, точно так же как и его царственным детям, но никогда с намерением этому научиться»46. Такие откровения не могли не насторожить Лейбница. Конечно, он сам сомневался в достоверности того, что китайский принц владеет европейскими языками. Однако известие о том, что созерцание латинских букв было для императорской семьи не более чем одноразовым развлечением, не сулило ничего хорошего для его проектов, касающихся культурных связей Китая и Европы.
Примерно такое же удручающее впечатление произвел на Лейбница рассказ Буве об аудиенции у императора Канси. С одной стороны, проповедник в очень благожелательных тонах расписывает свою аудиенцию, на которой он поведал императору о поражении русского царя под Нарвой47. А с другой стороны, когда речь заходит об открытиях Лейбница относительно системы Фу Си, которые следовало преподнести китайскому правителю, отец Буве заметно сникает. Миссионер был вынужден признаться в том, что императорской аудиенции не так-то просто добиться, и добавля-
ет, что, в отличие от ученых бесед о теоретических принципах европейских наук, Канси не очень интересны способы обоснования христианства48. В конце концов Буве ссылается на то, что у него совсем не было времени на доклад про открытие немецкого просветителя императору, к тому же Лейбниц пока не дал ему «достаточно полных сведений» о системе исчисления49. Оправдание недостатком времени выглядит довольно неубедительно, ведь в этот отрезок времени Буве имел аудиенцию у императора, где подробно доложил последнему о нарвских событиях. Разумеется, здесь может играть роль простое нежелание сообщать императору о каких-либо достижениях протестантского ученого, так как в принципе иезуитам были невыгодны какие-либо прямые связи любого протестантского государства с Китаем. Однако, глядя на положение И. Буве при императорском дворе, о котором косвенно можно судить из его собственных слов, скорее всего придворный математик попросту не пользовался таким доверием императора, как хотелось бы ему самому или Лейбницу. Уже из признания Буве о большей заинтересованности императора в европейских науках, нежели в христианском учении, напрашивается вывод о том, что Канси рассматривал придворных иезуитов скорее как искусных мастеров и знатоков разных западных чудес, а не как представителей нового религиозного учения. Иезуитов использовали или для развлечения двора, или для сугубо утилитарных целей. Например, Буве писал Лейбницу, что все, чем он занимался после короткой отлучки из Китая во Францию, было составление топографической карты одной из китайских провинций50.
Таким образом, иезуит пытался, во-первых, обнадежить Лейбница. Мол, как только последний предоставит ему более подробную информацию о своем открытии, оно тут же будет передано Канси. И, во-вторых, убедить и Лейбница, и себя в собственной возможности влиять на императора.
Однако из последнего письма Лейбница51 видно, что заверения отца Буве не сильно обнадежили просветителя. Лейбниц предостерегает Буве, что «доброжелательность, с которой они [китайцы] там относятся к иностранцам, очень сильно поубавится в один прекрасный день, если они сочтут, что более в них [иностранцах] нет такой нужды»52. Это не значит, что теперь следует замалчивать о достижениях западной науки. Но, делясь опытом с китайцами, необходимо что-то брать взамен. Поэтому уже сейчас «чрезвычайно важно безотлагательно приступить к работе над историей искусств Китая»53. С точки зрения Лейбница, самое опасное, что могло случиться в работе иезуитской миссии, это потеря внимания импера-
тора. Ведь как только он сполна удовлетворит свое любопытство к европейской науке, он может решить, что более не нуждается в услугах иезуитов. И тогда путь для христианизации Китая, а значит, и для распространения идей Просвещения на этой земле будет закрыт навеки. Следовательно, главное сейчас - это заинтересовать императора. И если он равнодушен к обоснованиям христианской веры, то пока нужно действовать в интересах науки. Может показаться, что Лейбниц противоречит сам себе, ведь до этого он же утверждал, что настоящие занятия наукой невозможны, пока Китай не вошел в семью христианских держав. На самом деле речь идет все о том же сборе важных данных и сведений, которые могли бы оказать существенную пользу для развития науки в Европе. Императора Канси нужно убедить в необходимости дополнения китайских искусств европейскими знаниями, и таким образом усовершенствовать и те и другие54. По мнению Лейбница, ни в коем случае было нельзя терять такого союзника, как император. И все важные начинания следовало непременно проводить в сотрудничестве с ним.
На этом переписка Лейбница с отцом Буве прерывается.
Данная переписка дает нам интересную картину представлений европейской просвещенной элиты о китайском государстве. В переписке участвовали два европейца, являвшиеся одними из лучших умов своего времени. Они происходили из двух враждебных друг другу религиозных лагерей (католического и протестантского) и представляли интересы двух разных стран (Франции и Пруссии), не всегда находившихся в дружественных отношениях. Тем не менее в вопросах интерпретации иной цивилизации и Буве и Лейбниц проявили редкое единодушие. Оба полагали, что установление полноценных политических и культурных связей с Китаем возможно только после обращения этой страны в христианство. Иезуит Буве полностью солидаризировался с Лейбницем в вопросе о том, что настоящая европейская наука есть орудие для укрепления господствующей тогда в Европе идеологии - христианской религии. В то же время оба ученых считали, что деятельность иезуитской миссии в Китае должна быть направлена не только «вовнутрь», но и «вовне». То есть данные и информацию, которые удавалось собрать о Китае, следовало незамедлительно отправлять в Европу в целях обогащения европейской науки. Буве даже не исключал возможности создания в Поднебесной «малой Китайской академии» с тем лишь условием, что трудиться там будут европейцы или китайцы, принявшие крещение. Парадоксальным образом, восхищаясь древнекитайской классикой и положительно оцени-
вая императора Канси, в своих просвещенческих замыслах Буве и Лейбниц мечтали провести европеизацию Китая без практического участия самих китайцев. О китайцах, за исключением императора и мифического Фу Си, миссионер Буве отзывался довольно негативно, обвиняя их в утере потаенного смысла древних трактатов.
Если географически переписка проходила между центром Европы и сердцем Китая, то, принимая во внимание мировоззрение и жизненные установки обоих корреспондентов, она ни разу не вышла за рамки Европы. В ту эпоху, столкнувшись с цивилизацией, не похожей на их собственную, европейцы были склонны подгонять свои представления о ней в заранее заданные рамки. Являясь носителями христианской культуры, европейцы считали ее единственно верной и единственно пригодной для научного и культурного развития. Конечно, представители иной развитой культуры -китайцы (китайские ученые и император в том числе) - не могли воспринять этой точки зрения. Отсутствие механизмов межциви-лизационного сотрудничества в то время сильно осложняло культурный диалог.
Примечания
1 Ныне Гуанчжоу.
2 Дубровская Д.В. Миссия иезуитов в Китае. М.: Крафт+, 2000. С. 79-80.
3 На китайский - оды Горация, труды Эпиктета и Эзопа, а также «Начала» Евклида. На латинский - ряд китайских трактатов о конфуцианстве.
4 Подробнее о Маттео Риччи и его деятельности в Китае см.: Дубровская Д.В. Указ. соч. 256 с.; HeyndrickxJ. The man who brought China to Europe. Steyler: Nettetal, 1990. 250 р.; Haub R, Oberholzer P. Matteo Ricci und der Kaiser von China. Jesuitenmission im Reich der Mitte. Würzburg: Echter-Verlag, 2010. 160 s.; Butz H, Cristin R. Philosophie und Spiritualität bei Matteo Ricci. Berlin: Edition Parerga, 2007. 82 s.
5 Kittsteiner H.D. Die Stabilisierungsmoderne. München: Carl Hanser Verlag, 2008. S. 275.
6 Дубровская Д.В. Указ. соч. C. 177.
7 Lee Th. H.C. (ed.) China and Europe: Images and Influence in the Sixteenth to the Eighteenth Centuries. Hong Kong: Chinese University Press, 1991. 356 p.; Jenkins R.C. The Jesuits in China and the Legation of Cardinal de Tournon. An Examination of Conflicting Evidence and an Attempt at an Impartial Judgment. L.: BiblioBazaar, 2011. 200 p.; Hsia A. The Vision of China in the English Literature of the Seventeenth and Eighteenth Centuries. Hong Kong: Chinese University Press, 1998. 404 p.
8 Филлипов М.М. Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность [Электронный ресурс] // Проект «Собрание
классики» Библиотеки Мошкова. URL: http://az.lib.ru/f/filippow_m_m/ text_1893_leibnitz.shtml (дата обращения: 05.05.2012).
9 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701) // Лейбниц Г.В. Письма и эссе о китайской философии и двоичной системе исчисления. М.: РАН ИФ, 2005. С. 95; KittsteinerH.D. Op. cit. S. 276.
10 Император Канси (4 мая 1654 - 20 декабря 1722) - четвертый правитель маньчжурской династии Цин. В детстве и юности находился под сильным влиянием иезуита Фердинанда Вербиста, однако христианство не принял. Проводил политику веротерпимости. Период правления Канси считается «золотым веком» императорского Китая.
11 Eine wissenschaftliche Akademie für China / Hrsg. von C. von Collani. Stuttgart; Wiesbaden: Franz Steiner Verlag, 1989. S. 15.
12 Ibid.
13 Дубровская Д.В. Указ. соч. С. 165.
14 И. Буве - Ш. ле Гобьену (для Лейбница) (Пекин, 8 ноября 1700) // Лейбниц Г.В. Указ. соч. С. 70-75.
15 Книга Перемен (И-Цзин) - является самым древним из дошедших до наших дней древнекитайских философских трактатов. Во II в. до н. э. был включен в канонический свод конфуцианских текстов.
16 И. Буве - Ш. ле Гобьену (для Лейбница) (Пекин, 8 ноября, 1700). С. 70.
17 Там же. С. 73.
18 Фу Си - легендарный первый правитель Китая, иногда изображался как существо с телом змеи и человеческой головой. Ему приписывалось создание китайской иероглифической письменности или первых восьми триграмм, которые стали основой для китайского письма и учености.
19 И. Буве - Ш. ле Гобьену (для Лейбница) (Пекин, 8 ноября 1700). С. 71.
20 Там же. С. 73.
21 Дубровская Д.В. Указ. соч. С. 178-179.
22 И. Буве - Ш. ле Гобьену (для Лейбница) (Пекин, 8 ноября 1700). С. 74.
23 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701). С. 87-100.
24 Имеется в виду число местных жителей, принявших христианство.
25 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701). С. 96-97.
26 Среди этих церемоний можно назвать, к примеру, систему поклонов коути.
27 Клепикова Л.В. Импульсы глобализации в образовательных практиках XVII-XVIII вв. // Ученые записки Орловского государственного университета. 2011. № 2 (40). Серия «Гуманитарные и социальные науки». С. 41-44.
28 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701). С. 91-92.
29 Там же.
30 См.: Клепикова Л.В. Указ. соч.
31 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701). С. 93.
32 Там же. С. 91-92.
33 В результате посольства Джона Ньюхофа (17 июля - 16 октября 1656 г.) голландцам было дано официальное разрешение торговать на территории Китая раз в 8 лет (см.: Дубровская Д.В. Указ. соч. С. 134).
34 И. Буве - Лейбницу (Пекин, 4 ноября 1701) // Лейбниц Г.В. Указ. соч. С. 119-141.
35 Там же. С. 131.
36 И. Буве - Лейбницу (Пекин, 8 ноября 1702) // Лейбниц Г.В. Указ. соч. С.146-150.
37 Там же. С. 149.
38 Там же. С. 146.
39 Там же. С. 146-147.
40 И. Буве - Лейбницу (Пекин, 4 ноября 1701). С. 121.
41 Там же. С. 126.
42 Там же. С. 129.
43 Лейбниц - И. Буве (Брауншвейг, 15 февраля 1701). С. 97.
44 Там же.
45 И. Буве - Лейбницу (Пекин, 4 ноября 1701). С. 133.
46 Там же.
47 Там же. С. 119.
48 Там же. С. 132.
49 Там же.
50 Там же.
51 Лейбниц - И. Буве (Берлин, 18 мая 1703) // Лейбниц Г.В. Указ. соч. С.166-181.
52 Там же. С. 166.
53 Там же.
54 Там же.
