Научная статья на тему '2001. 03. 035. Жэрвэ М. -К. , Моран Н. , Пенн Дж. Феномен отсутствия в теории и исследовании социальных представлений'

2001. 03. 035. Жэрвэ М. -К. , Моран Н. , Пенн Дж. Феномен отсутствия в теории и исследовании социальных представлений Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
54
14
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2001. 03. 035. Жэрвэ М. -К. , Моран Н. , Пенн Дж. Феномен отсутствия в теории и исследовании социальных представлений»

Резюмируя изложение своего теоретико-исследовательского проекта применительно к феномену социальных представлений, Бауэр и Гэскелл подчеркивают, что цель их программы состоит в том, чтобы приблизиться к пониманию структуры и функций здравого смысла, т.е. тех гибридных форм локального знания, которые возникают в ответ на новые запросы развивающегося общества. Поскольку эти явления обладают такой огромной важностью в повседневной жизни, постольку они являются адекватным и вполне легитимным средоточием усилий социальных психологов" (с .181).

Е.В.Якимова

2001.03.035. ЖЭРВЭ М.-К., МОРАН Н., ПЕНН ДЖ. ФЕНОМЕН ОТСУТСТВИЯ В ТЕОРИИ И ИССЛЕДОВАНИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ.

GERVAIS M.-C., MORANT N., PENN G. Making sense of "absence": towards a typology of absence in social representations theory and research // J. for the theory of social behaviour. - Oxford, 1999. - Vol.29, N 4. - Р.419-444.

М.-К. Жэрвэ и ее коллеги из Лондонской школы экономики и политических наук (Великобритания) обращаются к анализу феномена "отсутствия" как атрибута социальных представлений. Под "отсутствием" в данном случае имеются в виду лакуны и пробелы в содержании представлений о том или ином социальном объекте, выявленные в ходе эмпирических исследований. Такие лакуны, по мнению авторов, не могут быть объяснены невежеством, неосведомленностью или иными проявлениями когнитивного дефицита; они "значимы сами по себе", поэтому "анализ феномена отсутствия выходит за пределы простого вопроса о знании/незнание фактов" (с.419). К сожалению, этот вопрос, который лежит в самом сердце исследовательской практики, олицетворяя собой связь теоретических, методологических и аналитических измерений, до сих пор не был предметом специального анализа, замечают Жэрвэ и ее коллеги. Они рассматривают проблему лакун в социальной репрезентации с нескольких точек зрения. В первую очередь их интересует природа и значение феномена отсутствия в рамках концепции социальных представлений. Они предлагают также пробную типологизацию различных форм отсутствия, которая призвана помочь исследовательской практике. Кроме того, в статье содержится обзор ряда ставших классическими эмпирических исследований, иллюстрирующих

различные типы лакун репрезентации. В заключение британские исследователи демонстрируют конструктивную роль этого явления для развития теории и практики изучения социальных представлений.

В интеллектуальной истории ХХ столетия (особенно в континентальной Европе) проблема "того, чего нет" всегда считалась не менее важной, чем вопрос о том, "что есть" - по той простой причине, что "первое определяет форму второго" (С. 420). Проблемой "отсутствия с разных позиций занимались Фрейд и Лакан, Деррида и Фуко, Леви-Стросс и Соссюр. Несмотря на разницу теоретических подходов, философов, лингвистов, структуралистов и психоаналитиков объединяло стремление понять, каким образом "умалчиваемое", "подавленное", "подспудное", "мифологизированное" и "неизреченное" участвуют в конструировании социальной реальности и человеческой субъективности. В контексте этого междисциплинарного интереса к расшифровке и деконструкции "отсутствия" возникла общая метатеоретическая идея социального конструкционизма с его заявкой на выявление скрытых механизмов конституирования социального мира и отношений социального доминирования. В рамках социального конструкционизма "то, что опущено и находится вне поля зрения, значит едва ли не больше того, что артикулировано и считается очевидным" (с.421). Разумеется, данная метатеоретическая перспектива не исключает возможности "абсолютного невежества" или "полного незнания" как фактов реальности. Именно поэтому, настаивает Жэрвэ, "отсутствие может быть определено только в его отношении к присутствию, т.е. с позиций определенной теоретической системы и указанного ею объекта исследования" (с.421). Такой системой в данном случае выступает концепция социальных представлений.

Специфика этой концепции, обеспечившая ей широкую популярность среди психологов и социологов, состоит в том, что фокусом исследования и объяснения здесь является "пространство между коллективной и индивидуальной психологией". Поэтому сторон-никам теории социальных представлений удается избежать методологи-ческого дуализма, равно как и крайностей индивидуализма и пансоцио-логизма в психологии. Несмотря на эпистемологические споры адептов теории социальных представлений, последняя, без сомнения, принадле-жит к лагерю социального конструкционизма и потому "ее интересуют как вопросы познания, так и его онтологические корреляты" (с.422).

Суть данной теории, продолжают британские психологи, состоит в выявлении механизмов и процессов нормирования и развития

исторически изменяющихся культурно-специфических систем верований, знаний и коллективных практик, творцами которых в равной мере выступают отдельные индивиды и социальные силы. Эта теория объясняет, каким образом индивиды и социальные группы определяют свое место в мире и сам этот мир, привнося в него значения и смыслы, и формируют пространство "общего знания" (здравого смысла, обыденного сознания), которое делает среду их обитания узнаваемой, понятной и привычной. Под социальными представлениями имеются в виду "совокупности верований, социальных практик и общего знания, которые не только присутствуют в сознании людей, но составляют саму ткань общества" (с.422). Очевидно, подчеркивает Жэрвэ, что в рамках данной концептуальной схемы феномен "отсутствия" является едва ли не ключевым объектом внимание аналитиков. Действительно, если одна из главнейших функций представлений - делать знакомым неизвестное и новое посредством созидания значений и смыслов там, где их прежде не было, то главным вопросом исследования становится вопрос о том, как и почему тот или иной социальный объект - посредством своего представления - становится (или не становится) элементом повседневной жизни. Другими словами, проблема возникновения социальных представлений - этого проблема того, как из ничего возникает нечто вполне определенное. На языке конкретных эмпирических исследований эта проблема может быть конкретизирована следующим образом: почему некоторые аспекты социальных представлений "утаиваются" респондентами в ходе опросов, что стоит за актами "умолчания" или умело разыгранного невежества, носителей представлений? Являются ли подобные лакуны репрезентации защитным механизмом, оберегающим коллективную идентичность респондентов, или они вызваны методологическими просчетами аналитика? В определенном смысле анализ пробелов в представлениях сопоставим с этнометодологическим изучением рутинных практик организации опыта: в обоих случаях то, о чем не говорят (или то, что считается само собой разумеющимся), нередко имеет большее значение для исследования и несет более глубокое социальное содержание, чем артикулированное и заявленное.

Анализ эмпирических исследований процесса и результатов социальной репрезентации, продолжают Жэрвэ и ее коллеги, дает основание для предварительной систематизации и типологизации пробелов в представлениях. Авторы выделяют четыре типа лакун в репрезентации, связанных с четырьмя этапами исследовательского

процесса: теоретический, методологический, эмпирический и аналитико-интерпретативный.

С теоретической точки зрения, пробелы в социальных представлениях респондентов чаше всего обусловлены спецификой концептуальной реконструкции аналитиком искомого объекта, а также избирательностью его теоретических ожиданий. Конструируя объект, который он надеется обнаружить в представлениях респондента, исследователь неизбежно акцентирует одни параметры этого объекта в ущерб другим, вольно или невольно провоцируя "неполноту" репрезентации у испытуемого. Ярким примером подобной концептуальной избирательности может служить классическая работа С.Московичи о восприятии психоанализа во Франции. Так, Московичи обнаружил, что большинство французов, имевших представление об идеях Фрейда, были хорошо осведомлены о психоаналитической структуре личности и о конфликтах сознательного и бессознательного содержания психики, но лишь незначительный процент опрошенных знал о теории либидо. Для Московичи эти данные послужили доказательством лакун в репрезентации. Иначе интерпретировал их французский психоаналитик, написавший предисловие к книге Московичи. По его мнению пробелы, обнаруженные Московичи, были следствием того, что для самого автора теории социальных представлений образ психоанализа был неотделим от теории либидо. Между тем, эта теория доминировала в учении Фрейда в 1900—1920 гг., а затем уступила место концепции внутрипсихического конфликта эго и ид. Другими словами, Московичи оперировал представлением, связанным с ранней версией психоанализа, тогда как представления его соотечественников конца 50-х годов формировались на основе иной, более поздней трактовки идей Фрейда. Кроме того, как замечает критик Московичи, его исследование страдало неполнотой эмпирической выборки: если бы в число опрошенных, помимо коммунистов и католиков, были включены французские психоаналитики, совокупный национальный образ психоанализа выглядел бы иначе.

Таким образом, продолжает Жэрвэ, нерепрезентативность выборки можно считать одной из главных методологических причин обнаруживающихся пробелов в социальных представлениях. Другие причины методологического характера хорошо известны всем, кто занимается эмпирическими исследованиями (неквалифицированность интервьюеров, неадекватные методы сбора и обработки информации, ограниченный временной период и т.п.). Специфическая сложность

изучения социальных представлений связана с тем, что подавляющее большинство исследователей предпочитает лабораторным экспериментам работу "в поле", причем статистическая обработка полученных данных и прочие математические процедуры и количественные методы оказываются мало пригодны для осмысления социальной репрезентации. Выходом из положения может стать сочетание нескольких качественных методов и сопоставление полученных результатов (например, сравнение поведения респондентов и их вербальных реакций на вопросы интервьюера, или визуальных и лингвистических образов искомого объекта).

Эмпирический и аналитически-интерпретативный типы отсутствия представлений теснейшим образом связаны между собой. Эмпирически выявленное "отсутствие" далеко не всегда означает, что у респондента или социальной группы действительно нет никакого представления о том или ином социальном объекте. Эмпирически наблюдаемые лакуны репрезентации могут быть обусловлены целым рядом факторов как индивидуально-когнитивной, так и социально-идеологической природы, которые должны учитываться в процессе интерпретации данных. Объект, который занимает аналитика, может оказаться нерелевантным повседневным интересам респондента или, напротив, вызывать стойкие ассоциации, которые не пропускает его "внутренняя цензура"; респондента может подвести память, наконец, существуют объекты, которые до такой степени являются сами собой разумеющимися, что они с трудом могут быть выражены в языке. Социальное представление может эмпирически не идентифицироваться вследствие культурных табу или запретов, наложенных социально доминирующими группами и их идеологиями. Кроме того, феномен отсутствия представлений нередко указывает на присутствие защитных механизмов, нацеленных на сохранение коллективной идентичности.

Именно такое толкование обнаруженным ею лакунам в репрезентации предложила Д.Жоделе в своей монографии, посвященной представлениям о безумии и душевных болезнях. Свое эмпирическое исследование Жоделе проводила в небольшом французском поселке, где на протяжении нескольких десятилетий существует своеобразный институт "приемных родителей" для душевнобольных. Общаясь с обитателями поселка, исследовательница обнаружила у них стойкое нежелание говорить на медицинские темы, связанные с душевными болезнями. Респонденты ссылались, на свою некомпетентность в этой области, на незнание новейших медицинских достижений, отсутствие

специальных знаний и т.п. Наряду с этим Жоделе обнаружила, что в повседневной жизни "опекуны" соблюдают жесткие поведенческие нормы в отношении больных: по возможности их селили в отдельных помещениях, их одежду и посуду стирали и мыли отдельно, их не допускали к общему богослужению, были запрещены не только интимные, но даже романтические отношения с теми, кто страдал душевным расстройством. Все это свидетельствовало о существовании стойкого социального представления о душевном нездоровье как о заразном заболевании, делает вывод Жоделе. Скрывая это представление, освященное локальной традицией, но противоречащее данным современной медицины, обитатели поселка оберегали свою коллективную идентичность и свой тип обыденного знания (здравого смысла) от посягательств "иного".

Анализ феномена отсутствия в терминах концепции социальных представлений, пишут Жэрвэ и ее коллеги, еще раз демонстрирует ее теоретические и методологические преимущества по сравнению с прочими моделями социально-психологического знания. "Теория социальных представлений предлагает концептуальные рамки для изучения природы исторических и культурных форм социальных объектов путем анализа обыденного знания и повседневной практики" (с.439). При этом предложенный аналитический ракурс позволяет изучать совокупную, взаимосвязанную динамику индивидуальных и коллективных, социальных и когнитивных, интенциональных и бессознательных, материальных и символических составляющих человеческой субъективности и социальной жизни. Данная концепция убедительно доказывает, что социальные представления (и их "отсутствие") есть продукты социальной жизни, поскольку "именно общество лежит в самом сердце человеческой субъективности" (с.437), а знание и здравый смысл являются конституирующими элементами материальной среды обитания людей и их социальных отношений.

Е.В.Якимова.

2001.03.038. КОСТАЛА-ФУНО А.-М. ДИНАМИКА ИДЕНТИЧНОСТИ, ДЕЙСТВИЕ И КОНТЕКСТ.

COSTALAT-FOUNEAU A.-M. Identity dynamics, action and context// J. for the theory of social behaviour. - Oxford, 1999. - Vol.29, N 3. - P.285-300.

В статье французского психолога А.-М. Костала-Фуно (Университет Поля Валери, Монпелье) поставлена проблема

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.