CC BY
12
2001.03.034. БАУЭР М., ГЭСКЕЛЛ ДЖ. К ВОПРОСУ О ПАРАДИГМЕ ИЗУЧЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ. BAUER М., GASKELL G. Towards a paradigm for research on social representations. // J. for the theory of social behaviour. - Oxford, 1999. -Vol.29, N 2. - Р.163-186.
По мнению британцев М.Бауэра и Дж.Гэскелла (Лондонская школа экономики и политических наук), социальные представления - как научное понятие и как феномен повседневной жизни - составляют фокус современной социальной психологии. Их изучение отличается крайней пестротой подходов и толкований, акцентирующих самые разные аспекты как самого явления, так и его научной реконструкции. Подобный методологический плюрализм ведет к путанице исходных понятий и тормозит развитие этой области социально-психологической науки, считают Бауэр и Гэскелл. Еще большее беспокойство авторов вызывает увлечение ряда европейских психологов статистическими процедурами как средством "операционализации" тех или иных аспектов социальных представлений в эмпирическом исследовании. C одной стороны, такой подход сближает относительно новую область социальной психологии с традицией измерения аттитюдов, с другой - ограничивает изучение социальных представлений количественными методами, лишая этот феномен его качественного содержания, блестяще описанного С.Московичи1. Поэтому Бауэр и Гэскелл предлагают "вернуться к истокам" и, руководствуясь эвристическими идеями Московичи, обратиться к разработке парадигмы, которая позволит упорядочить методологический хаос и сделает возможной операционализацию различных аспектов теории социальных представлений в исследовательской практике.
Монография С.Московичи была посвящена специфике восприятия психоанализа как конгломерата "новых знаний" различными слоями французского общества 50-х годов. Французский психолог применял методы опроса населения и контент-анализа французской периодики. Объектом его внимания стали три большие социально-психологические группы: либерально настроенная городская интеллигенция, католики и коммунисты. Исследование показало, что каждая группа реципиентов нового знания выработала свой образ психоанализа, который был связан с доминирующим типом внутригрупповой коммуникации и характерной
1 Мо8еоу1е1 S. La psychoanalyse, son image et son public. - Paris, 1961.
формой ответной реакции аудитории. В коммунистической среде пропаганда рисовала образ психоанализа как идейно чуждого буржуазного учения, следствием чего явился устойчивый негативный стереотип, связанный с идеями Фрейда. В католической среде избирательное распространение одних аспектов психоанализа (прежде всего, связанных с практикой исповеди) и отрицание других (в частности, теории сексуальности) повлекло за собой возникновение устойчивого аттитюда.
В среде городской интеллигенции свободная диффузия психоаналитических идей способствовала формированию мнений. Как показал Московичи, во всех трех случаях наблюдалась та или иная степень сопротивления аудитории новому знанию, чреватому опасными изменениями привычного образа мира и человека на уровне здравого смысла. Заслуга Московичи состояла не только в том, что он идентифицировал и описал феномен социальных представлений как элементов обыденного сознания (здравого смысла), но главным образом в том, что он показал ключевую роль коммуникации и социально-психологического контекста как факторов адаптации нового знания и включения его в уже существующий конгломерат смыслов, значений и образов, заключают Бауэр и Гэскелл.
Социально-психологический анализ соотношения научного (экспертного) знания и его трансформации обыденным сознанием существенно отличается от подхода к этой проблеме историка науки или представителя философии науки. Если последних интересуют степень и причины искажения научной картины мира в зеркале повседневности, то психолог занят процессом "творческой реконструкции" экспертного знания обыденным сознанием, которое приспосабливает новые понятия и идеи к нуждам здравого смысла. С этой точки зрения, социальные представления, сопровождающие распространение научных идей и открытий, выступают своего рода посредниками между миром науки и жизненным миром: "Это окно в науку для широкой культуры" (с.166). Если уподобить научную теорию камню, брошенному в воду, а вызванный ею общественный резонанс - кругам на воде, то социального психолога интересуют именно эти круги - их размер, количество и т.п., а главное - непредсказуемость всех этих параметров, которые зависят не только от величины камня (т.е. от содержания научной теории), но и от глубины водоема (т.е. от содержания обыденного сознания). "Именно непредсказуемость здравого смыла и составляет проблематику теории
социальных представлений", - резюмируют свои рассуждения авторы (с.167).
Содержание термина "социальные представления" вызывает сегодня самые оживленные дискуссии среди сторонников и противников концепции Московичи. Бауэр и Гэскелл придерживаются толкования этого термина, предложенного С.Йовчелович: социальные представления - это "пересечение индивидуального и социального", некоторое "пространство между" индивидом и обществом, "средство связи объектов, субъектов и деятельности последних" (с.167). Представления воплощены в коммуникации и в сознании индивидов и разделяются ими наподобие языка. "Разделяемость" представлений в данном случае означает участие каждого индивида в целостной совокупности образов, значений и смыслов, когда каждый член группы обладает накладывающимися друг на друга частями целого, но все целое может быть понято лишь в соотношении его с группой (Р.Харре). Представление есть акт репрезентации, т.е. тип деятельности с очевидным результатом (выработанные идеи, созданные социальные объекты, итоговое представление). В различных практических (прагматических) контекстах могут существовать различные формы репрезентации (представления) одной и той же исходной идеи, объекта и т.п. Кроме того, репрезентация есть одновременно "индивидуальная и коллективная деятельность, состоящая в культивации здравого смысла"; она заключается в разработке, циркуляции и восприятии тех или иных представлений" (с.167).
В формальном отношении представление - это отношение между тремя элементами: субъектом, или носителем представления (8); объектом, который подлежит воспроизведению в представлении в виде конкретной сущности или абстрактной идей (О); проектом или практически-прагматическим контекстом социальной группы, в рамках которого представление имеет смысл (Р).
Таким образом, существуют представления субъектов, представления об объектах и представления проектов; "субъект, объект и проект образуют систему взаимного конституирования - третий из них опосредует первые два" (с. 168). Данная структура крайне важна для понимания того, как в объекте представлен проект субъектов, или же каков в представлении субъектов объект в его отношении к проекту, или, наконец, как проект связывает между собой субъектов и объект. Вещи и идеи становятся предметом репрезентации в том случае, если они отсутствуют (во времени или пространстве), поэтому для своего
воспроизведения в виде представлений они нуждаются в ментальных операциях объективации, воображения, памяти и предвидения. Эти четыре функции акта репрезентации (и самого представления как его итога) не являются всего лишь эпифеноменами человеческой деятельности, они "конституируют внутреннюю среду, которая, будучи сопоставлена с внешней средой "грубых фактов", стимулирует и в то же время ограничивает индивидуальную и коллективную деятельность" (с.168).
Переходя к эпистемологическому аспекту теории социальных представлений, Бауэр и Гэскелл подчеркивают, что в споре об адекватности представления "миру как он есть" они придерживаются позиции "умеренного иконоборчества". "Иконоборцы" жесткой ориентации — последователи Маркса, Адорно или Лиотара, выступающие против "ложного сознания, традиционной теории и привилегированных метанарративов", полагают, что все представления с необходимостью искажают мир фактов. Сторонники умеренной точки зрения считают целесообразным дифференцировать адекватные и неадекватные представления. Такая точка зрения, пишут Бауэр и Гэскелл, "дает возможность осмыслить "позитивное" знание в его функциональном отношении к контексту и в то же время не мешает критическому отношению к этому знанию" (с.168).
Дифференциация представления и его объекта, продолжают британские психологи, является следствием рефлексии, которая открывает дорогу критическому осмыслению представлений с точки зрения их "адекватности", изменению этих представлений и обмену ими. Однако такая рефлексия - удел ученых или "интеллектуалов", в сфере здравого смысла она - редкая гостья. В повседневной жизни, на уровне обыденного сознания люди довольствуются практический пользой своих представлений, полагая, что представление и объект этого представления одинаково реальны, точнее, являются одной реальностью. Поэтому модный среди специалистов вопрос о том, следует ли считать представление представлением об "Х" или оно тождественно самому "X", не может быть окончательно разрешен. В одном случае представление тождественно объекту "Х" в том смысле, что оно слито с миром и нашим опытом этого мира; если же мы дистанцируемся от объектов мира в рефлексивном усилии, представление становится особой реальностью - "представлением об объекте X". Существенным в обоих случаях является то, что непременным условием рефлексии выступает альтернативное представление, связанное с тем же сегментом
реальности, - представление, принадлежащее "другому" или "другим". "Именно благодаря контрасту различных перспектив мы начинаем осознавать факт существования представлений, особенно если этот контраст несет в себе угрозу нашей уже существующей реальности и вызывает сопротивление... В этом смысле представления социальны, так как они возникают в результате вызова со стороны других и сопоставления с "грубыми фактами" мира" (с.169).
Автор выделяет три главные характеристики социальных представлений, которые составляют основу предложенной ими новой исследовательской парадигмы: включенность представлений в социальные системы коммуникации; структура и функции представлений; их способы и средства осуществления.
"Функциональным локусом" представлений, пишут Бауэр и Гэскелл, выступают социальные условия, или "системы коммуникации, в рамках которых вырабатываются, циркулируют и воспринимаются социальные представления. Элементарная система коммуникации для выработки представления может быть представлена в виде треугольника, одной вершиной которого служит объект (0), а две другие означают субъектов коммуникации (Sj и S2), которые вступают во взаимодействие по поводу объекта и потому участвуют в общем проекте (Р), имеющем временные параметры. Рождение значения (общего смысла, представления) объекта 0 есть всегда социальный акт, происходящий между "Я" и другим, причем реальный или воображаемый vis-a-vis олицетворяет для субъекта спрессованный во времени и пространстве социальный опыт. "Межсубъектность" значения (представления) отражается в проекте, поэтому можно сказать, что значение есть качество, приобретаемое объектом в контексте проекта.
Если приблизить графическую модель рождения представлений к реальности социальной жизни, где сталкивается множество субъектов и стоящих за ними социальных групп, где меняются как сами объекты, подлежащие репрезентации, так и группы, занятые в общих проектах, а также сами проекты, то лучшим изображением процесса могла бы послужить знаменитая упаковка швейцарского шоколада "Tablerone" -вытянутая пирамида, состоящая из нескольких уложенных друг за другом треугольных конфет.
Модель "Tablerone"
Прошлый пр
Б
^^^ Будущий проект
представление объекта 0 субъектами Б1 и Б2 в момент времени 1.
Каждая "конфетка" обозначает конкретное представление конкретного объекта в конкретный момент времени. В своей совокупности "конфетки" демонстрируют подвижность мира субъектов, объектов и проектов, множественность сетей коммуникации, эволюцию проектов во времени. Таким образом, модель "ТаЬ1егопе" показывает, что "представление есть временной гештальт интеробъектности" (с. 171).
Структура социальных представлений подробно описана в работах С.Московичи, Ж.Абрика и У.Вагнера. Обычно выделяют ядро представления и его периферические элементы. Функционирование социальных представлений включает защитные механизмы объективации и анкеровки, которые позволяют адаптировать новое содержание знания к привычной системе мировосприятия, перевести "неведомое" на язык повседневности, выразив абстрактное в конкретно-объектной форме и посадив рискованное "на якорь" прошлого опыта. Ожесточенные споры среди последователей Московичи вызывает вопрос о том, как соотносятся между собой представления и прочие составляющие повседневного знания - идеологии, мифы, стереотипы, аттитюды, идентичности и т.п. По мнению Бауэра и Гэскелла, эти "конструкты здравого смысла" не следует противопоставлять представ-лениям по принципу либо/либо; скорее следует рассматривать сами представления (в их структурном своеобразии) как выполняющие разные социально-психологические функции в разных социальных, исторических и временных контекстах: идеологические, мифотвор-ческие, креативные (кристаллизация идентичности, формирование аттитюдов).
Например, представление о клонированной овечке Долли в одних социальных группах британского общества выполняло религиозно-мифическую функцию, в других ассоциировалось с наукой и идеологией
XXI в., в третьих вызывало протест как олицетворение антиутопии О.Хаксли.
Социальные представления обладают также специфическими способами и средствами своего воплощения, которые авторы строго дифференцируют. К способам осуществления социальной репрезентации они относят поведенческие привычки, индивидуальное познание и неформальную коммуникацию. Поведенческие привычки обычно находятся вне мониторинга сознания и выражаются "на языке тела"; остальные способы воплощений представлений реализуются посредством слов, визуальных образов и нелингвистических звуков. Таким образом, движение, слова, образы и звуки составляют четыре средства социальной репрезентации. В реальном процессе циркуляции и трансформации социальных представлений их способы и средства образуют самые разные комбинации. Так, эмпирическое изучение представления о нации продемонстрировало 16 таких комбинаций (в частности, флаг, народная музыка, гимны, исторические свидетельства и мифы, национальная одежда, танцы).
В заключение Бауэр к Гэскелл предлагают свое видение идеального типа теоретико-эмпирического исследования социальных представлений. Этот идеал, или парадигма, включает несколько требований, которые служат залогом результативности исследования, но тем не менее вряд ли осуществимы на практике во всей своей полноте, замечают авторы. Первое требование предполагает преимущественное изучение содержания представлений, а не их формы, т.е. того, что обычно понимают под словосочетаниями "обыденное сознание" или "здравый смысл". Это содержание должно рассматриваться как производное от типа доминирующей внутригрупповой коммуникации (что блестяще показал Московичи на примере "образа психоанализа"). Второе условие касается характера и способов идентификации социальных групп в рамках наличных социально-психологических условий. Объектом исследования в данном случае должны быть так называемые естественные группы, а не традиционные таксономические образования, выделенные исследователем по принципам половой или возрастной принадлежности, уровню доходов, образования и т.п. Естественными могут считаться группы, объединенные общим проектом в вышеназванном смысле этого слова. Внутри таких образований можно различить более сильные формы, для которых, помимо общей заинтересованности в проекте, характерны коллективная память и знание своего исторического прошлого; как правило, такие группы
самореференты (примером могут служить католики, посещающие церковь). Однако в обществе постмодерна более распространены слабые формы естественных групп; в таких объединениях самоидентификация ее членов не всегда очевидна, общий проект носит скрытый характер, но налицо общая траектория развития и близость жизненных перспектив (примером слабых естественных групп могут служить матери, воспитывающие малолетних детей или горожане, читающие одну и ту же газету).
Другими словами, изучение социальных представлений требует от аналитика социологического воображения, которое подскажет ему наиболее вероятные сферы пересечения интересов и предпочтений, объединяющих людей по таким признакам, которые не укладываются в традиционные измерительные шкалы (новые социальные движения, "политические нации" и т.д.).
Третье требование, которое выдвигает новая исследовательская парадигма, состоит в использовании мультиметодов анализа, учитывающих как способы, так и средства социальной репрезентации. На практике это означает сочетание таких приемов и процедур, как полевые исследования (применительно к привычному поведению), опросы, интервью и метод свободных ассоциаций (при изучении индивидуального познания), групповые интервью (при анализе процессов неформальной коммуникации), контент-анализ документов и массовой печати (для исследования формальных типов коммуникации). Обязательным условием изучения социальных представлений является учет их временных параметров, что требует разработки целостных программ лонгитюдных исследований, включающих серии опросов и интервью, отстоящих друг от друга во времени, анализ больших массивов периодики за несколько лет и т.п. Успех в изучении социальных представлений гарантирован в том случае, если предметом анализа выступает тот или иной кросскультурный контекст, т.е. "место пересечения" интересов нескольких субкультурных групп, участвующих в общем проекте. Поскольку социальные представления кристаллизуются, как правило, в связи с возникновением "нового" (научной теории, социального явления), то они притягивают к себе внимание целого спектра "естественных объединений", из которых одно оказывается ведущим. Наконец, немаловажной является и точка зрения социального аналитика, который не должен соблазняться перспективами "социальной инженерии", но, напротив, призван занять позицию незаинтересованного наблюдателя или "аналитического меланхолика".
Резюмируя изложение своего теоретико-исследовательского проекта применительно к феномену социальных представлений, Бауэр и Гэскелл подчеркивают, что цель их программы состоит в том, чтобы приблизиться к пониманию структуры и функций здравого смысла, т.е. тех гибридных форм локального знания, которые возникают в ответ на новые запросы развивающегося общества. Поскольку эти явления обладают такой огромной важностью в повседневной жизни, постольку они являются адекватным и вполне легитимным средоточием усилий социальных психологов" (с .181).
Е.В.Якимова
2001.03.035. ЖЭРВЭ М.-К., МОРАН Н., ПЕНН ДЖ. ФЕНОМЕН ОТСУТСТВИЯ В ТЕОРИИ И ИССЛЕДОВАНИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ.
GERVAIS M.-C., MORANT N., PENN G. Making sense of "absence": towards a typology of absence in social representations theory and research // J. for the theory of social behaviour. - Oxford, 1999. - Vol.29, N 4. - Р.419-444.
М.-К. Жэрвэ и ее коллеги из Лондонской школы экономики и политических наук (Великобритания) обращаются к анализу феномена "отсутствия" как атрибута социальных представлений. Под "отсутствием" в данном случае имеются в виду лакуны и пробелы в содержании представлений о том или ином социальном объекте, выявленные в ходе эмпирических исследований. Такие лакуны, по мнению авторов, не могут быть объяснены невежеством, неосведомленностью или иными проявлениями когнитивного дефицита; они "значимы сами по себе", поэтому "анализ феномена отсутствия выходит за пределы простого вопроса о знании/незнание фактов" (с.419). К сожалению, этот вопрос, который лежит в самом сердце исследовательской практики, олицетворяя собой связь теоретических, методологических и аналитических измерений, до сих пор не был предметом специального анализа, замечают Жэрвэ и ее коллеги. Они рассматривают проблему лакун в социальной репрезентации с нескольких точек зрения. В первую очередь их интересует природа и значение феномена отсутствия в рамках концепции социальных представлений. Они предлагают также пробную типологизацию различных форм отсутствия, которая призвана помочь исследовательской практике. Кроме того, в статье содержится обзор ряда ставших классическими эмпирических исследований, иллюстрирующих
