CC BY
26
2000.03.021. БАКШТАНОВСКИЙ В.И., СОГОМОНОВ Ю.В., ЧУРИЛОВ В. А. ЭТИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО УСПЕХА/Тюм. науч. центр Сиб. отд-ния РАН и др. - Тюмень; М., 1997. - 746 с.
Этика политического успеха рассматривается авторами как предмет мировоззренческой, морально-философской доктрины, способной - с высокой степенью вероятности - превратиться из идеи для творческого меньшинства в участницу конкурса идей общенационального масштаба. Амбиция доктрины этики успеха -определение реального места ценности успеха в современной морали и поиск оснований для вывода о возможности намеренного культивирования идеалов этики успеха в современной России.
Предлагаемая авторами доктрина имеет этический характер. Во-первых, само стремление к достижению нравственно значимо, такое стремление является нравственно полноценным актом свободного мировоззренческого выбора. Во-вторых, речь идет об успехе как итоге индивидуального достижения - человек добился его своими личными усилиями. В-третьих, соотношение целей и средств в этом достижительном процессе соответствует моральным требованиям. В-четвертых, доктрина сама, не дожидаясь критики, фиксирует неизбежные моральные конфликты достижительной успешной деятельности и пытается найти способы разрешения конфликтных ситуаций.
Этика успеха - такой же символ современной цивилизации, как мировоззренческий плюрализм и демократические институты. Не случайно эту цивилизацию именуют достижительной, что было бы немыслимо без принятия в ней ценностей и норм этики успеха.
Нормы этоса выражают конвенциональный компромисс между реально возможным и идеально желаемым уровнем нравственной жизни «продвинутых» групп и сословий. Этос нацелен на выявление пределов власти над людьми. Он ограничивает полноту власти над человеком, которой располагает врач над больным, воспитатель над воспитанником, политик над населением.
В «открытом» обществе нет единых целей подобно тому, как это имеет место в локальных общностях. Но, чтобы усилия людей оказались каким-то образом скоординированными и только потому эффективными, люди вынуждены соблюдать некие универсальные и абстрактные правила рыночного и политического поведения. Авторы предлагают называть эти правила «нетрадиционной», рациональной моралью.
«Неестественная» мораль является естественным продуктом длительной культурной эволюции. Нет оснований предполагать, будто ценности традиционной морали каким-то образом девальвируются: альтруизм, солидарность, взаимопомощь с полным правом именуют «абсолютами» морали. Именно они «очеловечивают» социум, социальные связи людей. «Абсолюты» остаются навигационными огнями в ценностном мире, ориентирами человеческих помыслов и поступков в масштабах малых групп. За этими границами они остаются «фаворитами» морали, но применяются более сдержанно, избирательно.
В макромире люди выступают не только как подданные или производители, но как граждане, которые действуют, определяя свои жизненные стратегии самостоятельно. Они сориентированы на жизненный и деловой успех. Их мораль не выражает духа беззаветной любви к ближнему и сплоченности, но, по сути, является этикой ответственности.
Рациональная мораль обеспечивает эффективность работы рыночной экономики, своеобразного политического рынка и делает это не путем их идеализации, а посредством систематической моральной критики. Подобная критика содействует достижению равновесия пользы и добра, рационального и чувственного в самой морали.
Этика успеха стимулирует ориентацию на нравственно-позитивную ценность успеха, подтверждаемую как общественным признанием потребности «победителя» в уважении, так и собственным удовлетворением притязательной личности от самореализации. Она стимулирует риск в мировоззренческой сфере морального выбора, риск как положительную реализацию внутренне противоречивого стремления к достижению. Она стимулирует также преодоление опасностей и соблазнов «грязной игры» и достижение желаемого успеха именно вследствие «честной игры», «игры по правилам», когда эти правила соотнесены с общечеловеческими ценностями.
Успех - это качество человеческой деятельности, характеризующее такие ее структурные элементы, как смысл, мотив, цель, средство, а не только результат. Отрыв аксиологического и праксиологического измерений друг от друга провоцирует как социокультурный, так и нравственный риск отчуждения.
Возникновение свободного рынка, прорвавшего барьеры дефицитности благ, потребовало новых поведенческих регуляторов, что существенным образом повлияло на представления об успехе и способах его достижения. Проблема теперь заключалась не в том, чтобы
произвести больше товаров и услуг, а в том, чтобы заставить то и другое двигаться от производителя к потребителю. «Природа конкуренции в условиях борьбы за покупателя, потребителя сделала «этику личности» незаменимой для достижения делового и жизненного успеха» (с.93).
Этика успеха имеет консеквенциональный характер и вместе с тем она культивирует значимость нравственно позитивных мотивов, которые определяются доверием к универсальным нормам поведения в специализированных пространствах человеческой деятельности.
Если в США в обществе ценится успех, а в школе - достоинство, то в России школа настраивает на успех, не думая о достоинстве. Американский выпускник школы сохраняет внутреннее достоинство в процессе учебы, и поэтому чужой успех в окружающей жизни не вызывает у него никакой зависти. От столкновения с чужим успехом руки у него не опускаются, потому что его достоинство и достоинство успешного человека для него одинаковы.
И наоборот, в нашей стране погублены многие отличники, дети, добившиеся успеха в школе. Там они привыкают только к успеху, без обязательного чувства достоинства. Перед многими учениками не возникает даже моральной проблемы цены достижения статуса отличника, не рефлексируется проблема достоинства. И когда в жизни не получается такого же успеха, какой был в школе, - потому что в жизни совершенно другие условия и другие требования, - отличник сейчас же «садится в лужу».
Этика успеха культивирует гордость за достигнутое. Это естественное чувство имеет бесспорную общественную значимость, поддерживая в человеке сознание собственного достоинства и независимость. В стране с долгим засильем патернализма поддержка такого чувства очень важна. Но этика успеха культивирует и меру этого чувства. Доведенное до крайности, оно легко переходит в свою противоположность - гордыню.
Этика успеха играет роль моральной философии наиболее динамичных групп и слоев современного общества, воплощающих в себе дух времени. «Этика успеха революционизирует социальные структуры и отношения, «обслуживая» вовсе не «новых русских», если под этим выражением понимать лишь известную часть предпринимательского и чиновничьего сословий, а новых в культурологическом смысле, т.е. «молодых русских» (с .114).
Доктрина этики успеха защищает не столько политическую и социальную, сколько моральную идею. Основной способ связи такой
идеи с практикой - моралистический (но не морализаторский), когда этическая идея успеха культивируется как одна из новых альтернатив морального выбора.
Идея успеха имеет этико-прикладной характер. Она касается тех ценностей, которые конкретизируют моральные нормы в различных сферах делового и жизненного успеха. В такой ситуации у моральной идеи формируется дополнительная практическая сила. Благодаря профессиональному статусу Дела, выбор человека дела жестко обусловлен ценностью успеха: служение Делу неотделимо от ориентации на успех.
Авторы не считают, что в России может укорениться имитационная модель трансплантированной рациональной морали и этики успеха. История свидетельствует о неудачах, которые преследуют ретивых модернизаторов. «Не может этика успеха в России быть точной копией той этики, что была впервые взращена в своей неповторимой культурной среде: искусственно, в полном гигантского риска эксперименте нельзя смоделировать условия возникновения такой этики в неведомых для нее культурных средах» (с.123).
С одной стороны, этика успеха не является чем-то принципиально отличным от классических образцов. С другой, впитав созвучные ей национальные традиции, она в то же время оказывается неизмеримо большим, чем простая аппликация универсальных ценностей на свод ценностей уникальных.
История описания нравственной культуры и психологии народов обязывает считаться с опасностью впасть в прегрешение односторонности: каждому признаку такой культуры обычно противостоят определенные противовесы в национальном характере, обеспечивая их известную целостность. Так, свойственная россиянам всемирная отзывчивость сопровождалась всплесками надменности, проявлениями спеси по отношению к другим народам, напряженный поиск самобытности оказывался повязанным с изоляционизмом, свойство художественности нередко оборачивалось неприязнью к рациональным началам жизнеустройства, а готовность к состраданию, жажда полной правды жизни могли порождать пренебрежение ко всякому «постепенству», к культурному эволюционизму и т. п.
Вывод о «непрописанности» идеи личного успеха в нравственном мире народа авторы дополняют: а) характеристиками особенностей включения этики успеха в российскую ментальность, в духовный опыт народа, б) тезисом о том, что слабая ориентация на
достижительство, готовность к риску, индивидуальную ответственность присуща в той или иной степени всякому традиционалистскому сознанию. Обнаружение всего этого в российском духовном опыте свидетельствует о специфике характера протекания модернизационных процессов в стране, о необходимости «перемодернизации».
Как показывают социологические исследования последних лет, в России еще не осуществился выбор в пользу той или иной модели этики успеха. Подобное состояние определяется как духовно-нравственная неопределенность. «Речь идет о «чуде» сосуществования индивидуализма с коллективизмом в одной почти мефистофельской душе» (с.141).
Авторы указывают на постоянные колебания, прорывы и откаты не только в истории страны, но и в нравственной жизни отдельного человека. Эти колебания отражаются в его нравственных качествах: происходят, минуя «золотую середину», смещения от активизма - к пассивности, от энтузиазма - к апатии, от покорности властям - к бунтарству, от легковерия и доверчивости - к хитрости, от святости - к греховности, от готовности трудиться до седьмого пота - до длительных приступов меланхолии и затяжного безделия.
Несмотря на всю неопределенность духовно-нравственной ситуации в стране, авторы выражают уверенность, что здесь происходит постепенное отступление традиционализма и казарменного коллективизма, которые блокируют достижительную деятельность, погашают ориентацию на личный успех. Немалую роль в таком отступлении сыграли развившиеся еще в доперестроечные времена потребительский индивидуализм и бюрократический рационализм, способствовавшие укреплению ответственности за последствия собственных поступков.
Новая логика производства рождает личность, способную принимать ответственные решения не от случая к случаю, а постоянно. Материальное благополучие работников содействовало росту «среднего класса» как главного собственника и основного потребителя, ослаблению социальных конфликтов. Вместе с системами социального обеспечения возникли новые представления о социальной справедливости - на их основе сложилась социально ориентированная экономика. Возникла «экономика мысли», когда производство лишь формирует материальную оболочку товаров и услуг, а их существо порождается духовной жизнью общества. Поменялись и представления об общественном богатстве: они определяются большими научно-организационными коллективами
мобильных работников, качеством внутренних рынков, творческими дарованиями граждан. «...Нравственное развитие человечества вступило в другую фазу, достигло новых рубежей, обрело иную аутентичность, и, в связи с этим, можно говорить о возникновении в мире и России третьей - «пострациональной» - морали, благодаря которой происходят как переоценка ценностей, так и обновление регуляторных механизмов» (с.152).
Потребительски ориентированная личность стремится к внутреннему равновесию, ограничивая сферу применения моральных оценок. Она готова быть строгой лишь к прегрешениям в области локальных отношений (семейных, приятельских и т.п.), но снисходительна там, где стыкуются личный и общественный долг. «И если далее простирается мир, в котором любое утверждение о моральности сомнительно, здесь, следовательно, можно действовать так, будто морали вообще нет» (с.154).
Пострациональная мораль не вытесняет предшествующие «морали» на обочину нравственной жизни общества, а следует за ними во временной последовательности, являясь неким приращением к ним. Она определенным образом «надстраивается» над ними в соответствии с законом спирали и ей предстоит обрести особые способы сосуществования с предшествующими фазами развития на равных основаниях.
Нравственная мудрость, на которую опирается пострациональная мораль, предполагает ясное осознание факта, что, с одной стороны, рациональная мораль и этика успеха содержат в себе сильнейшую угрозу иссушения нравственных чувств людей, их машинизации, с другой - что одна только естественная мораль может сделать людей совершенно не приспособленными к существованию в «открытом» обществе.
По мнению авторов, России предстоит положить конец затянувшемуся в ней спору «древних» (традиционная мораль, идеология соборности) и «новых» (рациональная мораль с ценностями этики успеха), не оказывая исключительной поддержки ни той, ни другой стороне, делая ставку на то лучшее, что содержится в обеих.
Формы пострациональной морали не являются экстравагантными отклонениями от первых двух, некоей случайной патологией традиционности или рациональности. Они - естественный результат развития лучших тенденций как традиционной, так и рациональной морали.
В политической среде возникла идея «исключения из правила»: мораль в экстраординарных случаях настаивает на совершенно неморальных, а то и аморальных поступках. Например, политику подчас разрешается и даже предписывается скрытность, лукавство, уклонение от выполнения обещаний подобно тому, как используется «ложь во спасение» во врачебной или воспитательной практике. «Без скрытности, обманных движений, пышной риторики, ловкого маневрирования и т.п. нет политического соперничества» (с.173).
В процессе духовно-практического освоения мира мораль является не просто тонким инструментом социализации человека, но и фактором очеловечивания социума, гуманизируя отношения между людьми. Такая двузначность позволяет вывести мораль из зоны социальной необходимости в мир свободы, преодолевая противоречие между сущим и должным.
Подобно тому, как в рыночной экономике не все то, что эффективно экономически - нравственно, а, напротив, именно потому оно и эффективно, что является моральным, в политической сфере современного общества при серьезных и массовых нарушениях моральных стандартов утрачивается функциональное единство социума. И наоборот, политическая система только тогда соответствует своему предназначению, когда ее институты и люди, в них занятые, придерживаются определенных моральных стандартов.
Выделяются три типа политической культуры:
• «патриархальная» - с полным отсутствием у масс интереса к политической деятельности и закрытостью политической системы;
• «подданическая» - с лояльной ориентацией на результаты политической деятельности при сравнительно низком уровне участия масс в функционировании политической системы;
• «активистская» (или «партипационная») культура участия масс в политической жизни.
Абсолютизация роли рациональной морали содержит сильнейшую угрозу иссушения нравственных чувств человека, утраты идентичности, тогда как абсолютизация места и роли естественной морали способна сделать его совершенно не приспособленным для существования в «открытом» обществе, в таких его функциональных подсистемах, как рынок и политика. Нравственная мудрость вводит запрет на отсечение одной морали от другой и на восприятие одной из них в качестве «низшей», «торгашеской», а другой - как «высшей», «аутентичной». Вступая на рыночную площадь или в сферу политики,
впитывая нормы и правила рациональной морали, человек не вправе утрачивать приверженность сокровенным ценностям, выработанным поколениями. Обе морали обязаны знать «свое место» и отказываться от гегемонистских притязаний.
Гражданское общество - это системы отношений между гражданами, не опосредованные институтами государственной власти; это самоуправляемые системы отношений. Возникает гибкое сопряжение гражданского и политического обществ с их последующей коэволюцией. Одним из продуктов подобной коэволюции являются ориентированные на ценность успеха этика гражданского общества и политическая этика.
Демократия - это такая форма государственной власти, которая признает народ и источником, и, одновременно, носителем власти. Однако никогда не было народа, который бы управлял собой, а поэтому всякое управление является олигархическим, господством немногих. Следовательно, демократия означает прежде всего реализацию гражданских прав, свободу для народа и для каждой части народа, а не только для привилегированных слоев. Демократическое государство не стремится к финализму, не претендует на исключительность в толковании смысла истории. Это орган управления делами общества в его же интересах. Такое государство отказывается от достижения «морально-политического единства народа», принимая за должное недовольство как законами, так и практикой их исполнения.
Политическая этика - это совокупность ценностей и норм, ориентирующих и вместе с тем регулирующих действий как профессиональных политиков, так и всех тех, кто вовлечен в политическую жизнь. Политическая этика регулирует не только поступки фигурантов от политики, но и всех граждан, когда дело касается «большой» или «малой» политики. Она воздействует на поведение граждан, например, тогда, когда им предстоит явиться к избирательной урне, не уклоняясь от свободного и ответственного выбора. Политическая этика выражается также в форме нравственных требований граждан к облеченным властью лицам.
Будучи моралью в полном смысле слова, этика политического успеха выступает не просто средством подкрепления политико-правовых регулятивов и гарантий, но и особым способом выражения недовольства качеством правления, средством нелицеприятной критики наличных политических нравов.
Власть означает силу, способность навязывать свою волю вопреки сопротивлению подвластных, но, одновременно, она является и
авторитетным полномочием. Политическая власть осуществляет свою волю не столько вопреки сопротивлению, сколько побуждая подвластных силой авторитета к действиям, которые оказываются способными изменить порядок вещей, повлиять на интересы людей, на социальные обстоятельства. Понятие власти сущностно соотносится с ответственностью субъектов власти, в первую очередь, моральной ответственностью.
В тоталитарном обществе «общественное мнение» сравнительно легко соглашалось с политикой, не освященной нравственностью, нередко - просто с безнравственной политикой. Не принималось во внимание, что сами нравственные подходы имеют огромное политическое значение, если рассматривать их не конъюнктурно, не сквозь призму хитросплетений аппаратных игр, а в исторических измерениях. Этатизированный этос признавал приоритет политики над моралью. Политика почиталась запредельной по отношению к сфере обыденной нравственности, отрывалась от общечеловеческих ценностей.
В послесталинскую эпоху считалось неизбежным существование закрытых для критики зон и располагающих критическим иммунитетом лиц, занижение остроты и масштабности противоречий общественного развития. Обоснованным признавалось моральное негодование, но по преимуществу лишь на микросоциальном уровне, где приветствовались громкие призывы к ответственности, воззвания к активной жизненной позиции, требования единства слова и дела. То ли намеренно, то ли по недомыслию смешивались настоящее критиканство, сутяжничество и шельмование, с одной стороны, и созидательная критика, неотъемлемое свойство морали быть критически-конструктивной силой - с другой.
Гигантский политический успех демократических сил в России, позволивший им практически бескровно оттеснить с политической сцены уже до того ослабленную и расколотую партноменклатуру, отнюдь не содействовал утверждению моделей политического успеха на нравственных основаниях. «Этот процесс явно запаздывает, пробуксовывает в зыбучих песках старой ментальности, в этатизированном этосе...» (с.300).
Причина плохой приживаемости этики политического успеха в России заключается, по мнению авторов, в поверхностной демократизации политической жизни, в отсутствии действительно демократических отношений «сверху донизу». Не без оснований сами слова «демократия», «демократ» приобрели у части массового сознания одиозный смысл. Вопрос о политической этике тесно связан с вопросом
о системе отношений, при которых «низы», народные массы смогут не просто обсуждать политические проблемы и даже не просто сумеют оказать влияние на их решение, но и будут решать их в своих интересах, участвовать в их исполнении.
Пока же политическая этика плохо функционирует даже на одном электоральном уровне, о чем свидетельствует массовая безответственность на выборах, беззащитность избирателя перед поползновениями популизма, «проталкивающего» свои образы политического успеха. Низовой горизонт политической жизни затемнен очевидным преобладанием ментальности подданнической культуры, где этика избирателя как рядового агента политической жизни никогда не культивировалась. Формировалось свойство беспрекословного подчинения власти и, в зависимости от обстоятельств, либо свойство восторженного восприятия ее решений, либо равнодушия к ним.
Игра развивается на границе общественной и природной сфер, не совпадая ни с одной из них. «Достойный человека удел, оберегающий и отграничивающий его как от натуральной серьезности животного, так и от официальной серьезности чиновника, обретается только в игре... » (с.337). Исследование в духе этой тенденции имеет шанс создать метод освоения этики политического успеха в единстве бремени и счастья морального выбора.
Авторы подчеркивают неразрывную связь нравственной культуры с «правилами игры». Правила игры как условие такой культуры не тождественны, например, правилам игры в шахматы, ибо человек, соблюдающий такого рода правила, еще не проявляет себя как моральный субъект. Но подлинная моральная культура не может существовать вне правил игры, игрового поведения в целом.
Если в политическом этосе выявлены игровые элементы и если они адекватны версии игры как сферы моральной свободы, т.е. все основания включить такой этос в общечеловеческий. Тест на «игру» помогают зафиксировать противоречивость политического этоса, опасность лишь формального сочетания категорического и условного императивов. Основанием для поиска игровых элементов политической деятельности, которые обусловливают ее нравственную природу, является тезис о сознании свободы выбора как сущностной черты игровой деятельности.
Выделяется следующая структура нравственных отношений: • элементы сознания (нормы, принципы, запреты и т.п.);
• основные ценностные ориентации, позволяющие улавливать важнейшие ценности в их конфигурации;
• основной смысл и социальная направленность оценок и самооценок;
• совокупность мотивов и побуждений, отражающих высшие духовные ценности личности;
• мировоззренческий пласт, влияющий на соподчинение норм и ценностей (представления о смысле жизни, справедливости и т. п.);
• контрольно-психологические механизмы сознания - долг и совесть, в которых выражается императивность морали.
Этико-праксиологическая игра - это модель морального выбора применительно к любому субъекту (обществу, группе, личности), к любому виду человеческой деятельности (политической, экономической). Ее задача - активизировать моральное развитие личности и таким образом развить у «хомо политикус» черты «хомо моралес».
Прикладная этика становится таковой не только потому, что выбирает в качестве одного из своих предметов какой-либо вид человеческой деятельности, но и благодаря выявлению в них возможности включения «императива умения» в структуру морального выбора и тем самым придания этому императиву нравственного статуса. Праксиологический потенциал морального выбора по своей природе наиболее адекватен «целесредственной» природе игрового моделирования. В этом авторы усматривают особую функцию праксиологической составляющей в понятии этико-праксиологической игры.
Этическое игровое моделирование есть одно из средств аккумуляции нравственного опыта путем совместного творчества. Соавторство придает эффективность именно нравственным, а не регламентационным аспектам «морального кодекса депутата». Развитие нравственного потенциала кодекса в направлении кредо депутата позволяет фиксировать не только требования общества к корпусу депутатов, но и встречный процесс - манифестацию своих нравственных ценностей перед лицом общества во имя морального доверия с его стороны. «... Профессионально-нравственная акцентировка норм должна выражать и нравственные претензии общества, и нравственные самообязательства депутатского корпуса, а тем самым - сочетание побуждающих мотивов и пресекающих санкций» (с.457).
В политической этике операции с понятиями «добро» и «зло» ограничены, приходится пользоваться понятием «необходимое, малое зло». Президент уведомлен о том, как за «голые» политические выкладки мстит попранная мораль. Из политики никому не удастся раз и навсегда «изгнать дьявола». Подобно тому, как силе, возобладавшей над правом, в конце концов мстит историческое дальнодействие, выверенной на одну лишь полезность политике рано или поздно приходится расплачиваться за свое пренебрежение моральными соображениями. Это позволяет усомниться в непреложности печально известного изречения «политика -грязное занятие».
Сложность сдвоенной задачи политического и морального выбора увеличивается оттого, что сам моральный выбор далеко не всегда оказывается однозначным, черно-белым - между добром и злом или даже между наименьшим и несколько большим злом. Нередко возникают ситуации, когда приходится совершать выбор полихромного характера -между добром и злом в одной плоскости и между ними же в ином измерении, когда ради сбережения одной ценности приходится жертвовать другой, возможно, не менее значимой, когда в одной системе ценностных координат сталкиваются достоинство общества и государства, долг человека и гражданина, ценности публичной и частной морали.
Принимая ту или иную линию поведения и на ее основе те или иные решения, президент пользуется услугами советников, членов своей команды. В отношениях с ними президент обязан придерживаться ряда особых правил политической этики. За окончательный выбор политического и морального решения президент несет единоличную ответственность: надо уметь выдержать такую ответственность и бремя одиночества. И ему ничего не остается, как внутренне согласиться с поэтической метафорой: «Ты - царь. Живи один!» (с.576).
Авторы подчеркивают, что, как показывает опыт ставки на ценность успеха в период первого президентского правления в России, политика «не увидела» ни полного потенциала этики успеха, ни тех перемен, которые произошли в этой этике тогда, когда стала формироваться пострациональная мораль. По существу, эта политика делала ставку на устаревшую версию ценностей и норм этики успеха, уже изживаемую в цивилизации, вступившей в эпоху постиндустриализма. Акценты этой политики на воспроизводстве в России рыночных институтов и демократических форм правления игнорировали необходимость «выращивания» соответствующих
ценностных позиций у носителей «недорациональной» морали. «Вместо установки на сосуществование приверженцев этики успеха с приверженцами «недорациональной» морали была избрана - скорее всего, неумышленно - позиция такой же острой моральной конфронтации, как и той, что поразила социально-экономическую, политическую и культурную сферы жизни общества» (с.582).
Что касается этики депутата, то здесь важна не показная ответственность за исполнение своих обязанностей, не способы перенесения ответственности с отдельных лиц на всю парламентскую фракцию, а дух призвания, который органически соединяет призвание жизненное с призванием деловым, не дозволяя профанировать профессиональное искусство политика, превращая его в шарлатанство, в грубые приемы популизма. Он не позволяет депутату беспечно отлеживаться на парламентской «печи», накапливая энергию для постпарламентской карьеры: ему суждено расточать ее в стенах парламента за весь срок, на который он избран.
Никакая совершенная демократическая избирательная система не дает надежных гарантий от манипулирования волей граждан-избирателей со стороны политократов, если избиратели не обладают развитым гражданским сознанием и сами не обеспечивают себя этической защитой от манипулятивного давления. Дело организации этической защиты, повышения уровня политического участия избирателей не может быть всецело доверено одним политическим элитам: оно вменяется в обязанность всем гражданам-избирателям. «Дело это относится к разряду таких, которые никто за них не способен сделать» (с.622).
О.В.Летов
