CC BY
9
2000.02.039. ЯН ВЭЙЧЖУЕ ГЕНРИ. В ОСАДЕ? ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И БИЗНЕС ЭТНИЧЕСКИХ КИТАЙЦЕВ В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ.
YENG, HENRY WAI-CHUNG. Under siege? Economic globalization and Chinese business in Southeast Asia.// Economy and Society. L. Vol.28, N1. - , 1999. - P. 1-29.
Широкое распространение в последнее время пишет сотрудник географич. отделения Сингапурского нац. ун-та, получило убеждение в том, что экономич. глобализация неумолимо стирает нац. различия и гографич. разнообразие и означает конец государства. Считается, что сейчас инвестиции, информационнные потоки и люди перемещаются практически свободно через все границы. Главным локомотивом этого нового ‘мира без границ’ является свободный рыночный механизм, находящий свое выражение в глобальном перемещении капиталов.
Проблема глобализации заключается, прежде всего в самой идеологии и ее воздействии на принятие политич. решений и социальную жизнь. Мы видим, как риторика глобализации и одномерное понимание экономич. сдвигов в духе окончательного ‘конца государства’ интенсивно используется политическими и экономич. лидерами для легитимизации ставшей необычайно влиятельной неолиберальной идеологии. Это неолиберальная идеология в свою очередь используется для оправдания разрушения силами глобализации местных культур и существующих территориально-гос. образований.
Недавний экономич. кризис в Азии стал яркой иллюстрацией взаимозависимости глобальной экономики и мира ‘без границ’. Ультраглобалисты с легкостью нашли объяснение кризису в Азии, указывая на бегство капитала с азиатских рынков, начавшееся с момента девальвации тайского бата в августе 1997 г. и распространившееся затем по всему азиатскому региону. Как вывод: Азия должна подчиниться глобальным силам
либерализации, свободным рыночным механизмам и неолиберальной политич. идеологии. Но по сути ультраглобализационная версия азиатского экономич. кризиса окарикатуривает сложную и многофакторную природу отношений между глобализационными тенденциями и национальными и локальными экономич. системами.
На самом деле существует большое национальное многообразие наряду с глобальным капитализмом. Локальные и нац. варианты капитализма служат в качестве институционного механизма, смягчающего нивелирующее воздействие
глобализационных тенденций. Эти допускающие значительное многообразие наборы производственных укладов и норм потребления обеспечивают связующее звено между культурой и экономикой. несмотря на свое неоднозначное воздействие на капитализм, остающийся несмотря ни на что ‘"типологически порожденной в Европе формой организации экономической жизни’, эти нормы и ценности создают институционные рамки, в которых осуществляется проникновение мирового капитализма в локальные экономич. системы.
И так, несмотря на то, что глобализация влияет на действие местных сил, она их отнюдь не уничтожает. Вместо этого возникают новые формы местного сопротивления и социального действия, усиливающие взаимозависимость местного и глобального и стимулирующие разнообразие социальной жизни. Глобализация т.обр. может быть представлена как диалектические процесс одновременно гомогенизации и дифференциации.
Глобализация не отменяет необходимости существования нац. государств. Государство продолжает играть свою роль, обеспечивая необходимые внешние условия для основной функции капитализма —накопление капитала. Рынки и фирмы не могут функционировать без защиты со стороны власти. Различия в том, какую политику проводят нац. государства, являются сущностными для регулирования процесса глобализации. Государства при этом могут использовать следующие инструменты: они могут ограничивать доступ к рынкам и ресурсам; они могут устанавливать правила игры, напр., в том, что касается привлекаемых прямых зарубежных инвестиций иностранными ТНК; они могут планировать и осуществлять ту или иную индустриальную политику, направленную на ускоренное развитие конкретных секторов пром-сти и т.д.
С др. стороны, коммерческие фирмы в разных регионах различны в зависимости от культурных особенностей и социальных структур. Эта географич. привязка обуславливает взаимодействие коммерческих фирм с конкретными
характеристиками и операционными особенностями страны происхождения и страны—места действия. С этой точки зрения все без исключения ТНК остаются связанными со своими странами происхождения и являются по сути нац. компаниями, действующими в международном масштабе.
Местные традиции, обычаи, правила и ин-ты —все они в совокупности создают системную среду для действия зарубежных компаний и фирм, работающих т.обр., в условиях неопределенности. Эти “местные элементь" в экономич. жизни обусловливают также новые методы в экономич. регулировании, применяемом нац. государствами. Они основаны на специфич. комбинациях социальных ин-тов и посему весьма трудно применимы в др. условиях. Государства т. обр. во многом остаются связанными теми традициями социальной организации, которые они наследуют исторически.
В Юго-Вост. Азии бизнес этнич. китайцев является основной социальной и институционной матрицей развития капитализма. В настоящее время за пределами материкового Китая проживает 55 млн. этнич. китайцев, 91% которых сосредоточены в Азии. По оценкам Мирового банка валовой продукт, производимый “зарубежными китайцами’, составлял в 1991 г. 400 млрд. долл. США, а в 1996 г. —600 млрд. долл. США. С помощью интенсивных кланово-родственных и экономич. связей китайцы создали в регионе по сути невидимое “государство’ без границ с ежегодным ВНП чуть меньшим, чем ВНП всего материкового Китая. В настоящее время собственность “зарубежных китайцев’ в странах ЮВА (исключая Гонконг и Тайвань) по оценкам составляет 400 млрд. долл. США. Зарубежные китайцы контролируют ок. 500 крупнейших компаний в ЮВА с
совокупными активами 500 млрд. долл. США. Зарубежным китайцам принадлежит ок. 80% корпоративных активов в
Индонезии, 40-50% в Малайзии, 90% машиностроения Таиланда, на Филиппинах китайцы контролируют 1/3 из 1000 крупнейших компаний.
Местные ин-ты и социальные нормы наложили очень большой отпечаток на складывание китайского капитализма в ЮВА, придав ему отчетливое своеобразие. За исключением города-государства Сингапур, этнически преимущественно
китайского, все остальные страны региона в постколониальный период продемонстрировали рост антииностранных и антикитайских настроений. В 1970-е гг. произошли серьезные
обострения межэтнич. отношений в Индонезии и Малайзии.
Правительственная политика стала более жесткой по отношению к китайцам. Было использовано очень сильное политич. давление, с тем чтобы позволить коренному населению, известному под
термином “прибумй’ в Индонезии и ‘‘бумипутра’ в Малайзии,
контролировать большую часть нац. богатства. В Малайзии, напр., в 1971 г. стала осуществляться Новая экономич. политика (НЭП), ставившая две главные цели —искоренение нищеты и достижение большего этнического экономич. паритета.
Антикитайские настроения остаются очень сильными и общераспространенными в политич. культурах и публичной политике стран региона. Последние этнич. беспорядки в Индонезии продемонстрировали, что проблема этнич. неравноправия остается центральной для стабильного и динамичного развития многих стран ЮВА. Экономич. политика, благоприятствующая прибуми в Индонезии и бумипутра в Малайзии, заставила многие этнически китайские компании пересмотреть свою стратегию дальнейшего развития. После консолидации в стране происхождения эти компании начали серьезно диверсифицировать свою деятельность в направлении зарубежных стран в поиске новых возможностей для инвестиций. Наиболее известными примерами интернационализации китайских корпораций стали Салим групп (Salim Group) из Индонезии, Куок групп (Kuok Group) и Хон Леон групп (Hong Leong Group) из Малайзии, Чароэн Покфанд групп (Chroen Pokphand (CP) Group) и Бангкок банк (Bangkok Bank) из Таиланда, и Сай групп (Sy Group) с Филиппин.
Исторически т. е. дух китайского капитализма основывался на способности китайцев к созданию сетей взаимоотношений с целью формирования устойчивых социально-экономич. групп, позволяющих выживать во враждебном окружении. В китайском бизнесе взаимоотношения рассматриваются как средства достижения целей: китайские предприниматели считают более практичным полагаться на партикуляристкие (родственные,
земляческие и проч.) связи в своих коммерческих операциях внутри страны и за границей.
Итак, основным институционнным контекстом социальной организации китайского капитализма в ЮВА является ситуация несовершенной конкуренции, связанная с институционными барьерами и определяющей ролью правительств в вопросах экономики. В результате отношения, основанные на партикуляристских связях и политико-экономич. альянсах, существуют в качестве средств “закрытий’ и изоляции от конкуренции извне и для преодоления психологич. состояния ‘Ьсажденной крепости’ и менталитета постоянного беженца. Эти жестко организованные сети отношений базируются на межличностных отношениях, ядром которых служат родственные и квазиродственные связи (напр., отношения близких друзей или клиентно-патронные отношения). Помимо опоры на доверенных членов своей собственной семьи, китайские бизнесмены расширяют рамки “семейного бизнеса’ за счет избранных чужаков, принимаемых в семью, что позволяет сформировать доверительный круг посвященных. Эта стратегия “осуществления’ деловых связей позволяет этнич. китайцам выстраивать из системы личностных связей некое подобие крепости, защищающей от любых возможных враждебных действий окружающих или правительственных притеснений.
Такая форма социальной организации иногда критикуется как замкнутая и ориентированная вовнутрь, что вызывает неприятие, особенно с точки зрения коренного населения стран ЮВА. Но она является одним из сильнейших конкурентных преимуществ в период потрясений и быстрых изменений, поскольку ее гибкость позволяет ей быстро приспосабливаться к новым ситуациям и возможностям. Так, изменились многие черты семейной организации китайцев прошлого, которые представляли препятствие на пути адаптации к реалиям современной экономики (напр., высокая фертильность, подчиненное положение женщин и деспотич. власть старшего поколения).
Казалось бы, по мере того, как экономич. глобализация все больше распространяется на регион ЮВА, система китайского бизнеса уже не может оставаться статичным набором прежних социо-культурных составляющих. Тем не менее, экономич.
глобализация встретила энергичную реакцию со стороны основных действующих лиц китайского предпринимательства — фирм и политико-экономич. альянсов.
Для многих сторонников неолиберальных подходов азиатский фин. кризис стал неизбежным (и в конечном счете полезным) следствием глобализации, ибо глобальная фин. интеграция сделала возможным мгновенную переброску огромных фин. средств и региональное воздействие локальных кризисов выглядит как некое наказание, наложенное экономич.
глобализацией на азиатские экономики, развивавшиеся по модели коррумпированного “олигархического капитализма’. Вина за кризис также возложена на чрезмерную дерегуляцию фин. рынков азиатских стран, позволившую фирмам осуществлять масштабные внешние заимствования. В отсутствие сколько-нибудь внятного гос. контроля и координации заимствований и иноинвестиций это привело к неожиданному кризису ликвидности и в результате к тому, что огромный пузырь, именовавшийся “азиатским
экономическим чудом’, лопнул.
В какой степени этот процесс экономич. обвала затронул китайский капитализм в ЮВА? В качестве примера жертвы азиатского фин. кризиса и недостатков, заложенных в систему китайского предпринимательства, автор рассматривает
банкротство ведущего азиатского инвестиционного банка
Перегрин (Peregrine Investment Holdings, Ltd.), ставшего самым крупным банкротством в Гонконге с момента перехода его под юрисдикцию КНР 1 июля 1997 г. Перегрин стал жертвой одного единственного крупного невозвращенного кредита, выданного в Индонезии, и тех самых методов, которые стали олицетворением бизнеса многих таких компаний —(высокорискованные проекты, партнеры с сомнительной репутацией и опора на личные контакты, зачастую в политич. кругах).
История краха Перегрина связана с кредитом, предоставленным индонезийскому предпринимателю китайского происхождения Юпи Виджара, имевшего тесные связи с такой важной фигурой на политич. арене Индонезии, как дочь бывшего президента Сухарто Ракмана, являвшаяся вице-председателем правящей партии Голкар и одновременно контролировавшая Индонезийскую компанию эксплуатации платных автострад.
Компания Ю. Виджара (транспортные перевозки),
интегрированная с коммерческими интересами дочери индонезийского президента через обмен акций, получила от Перегрина необеспеченный краткосрочный заем на 260 млн. долл. США (1/3 собственного капитала Перегрина). Этот предприниматель, известный своим умением обделывать дела самого разного характера, строил обширные планы создания разветвленной сети паромного сообщения между многочисленными островами Индонезии. Роковой час для компании РТ Steady Safe т, соответственно, для Перегрина наступил, когда летом 1997 г. в ЮВА разразился фин. кризис. В результате кризиса и девальвации рупии акции этой компании упали с 3240 рупий за акцию до кризиса до 300 (в долларовом эквиваленте) в январе 1998 г. В итоге Перегрин уже не мог иметь и тени надежды, что компания сможет вернуть взятый кредит.
Пример Перегрина очень хорошо демонстрирует риски, связанные с форсированной глобализацией, и недостатки китайской системы ведения бизнеса через сети межличностных взаимоотношений. Считается, что сети личных и деловых отношений предоставляют организационные ресурсы, позволяющие китайским компаниям конкурировать с глобальными корпорациями. “закрытый’ характер азиатских рынков делает очень трудным для “посторонних’ проникновение внутрь, даже если они приходят с более низкими ценами или с товарами лучшего качества. В случае с Перегрином его конкурентные преимущества базировались на присутствии на местном рынке через широкую. систему партнерства с компаниями в разных странах региона и развития разветвленной сети личных связей. Один из высших менеджеров банка как-то заявил о том, что Перегрин обладает отношениями глубокого взаимодействия с такими фигурами в регионе, как Ли Касинг, Гордон У (крупнейшие гонконгские предприниматели-миллиардеры), руководителями CITIC Pacific (гонконгский филиал Китайской международной торговоинвестиционной корпорации CITIC) и генералами, находящимися у власти в Бирме.
Понятно, что Перегрин в конце концов стал жертвой опоры на систему “гуаньсй’и ‘ ‘кумовского капитализма’. Но означает ли пример Перегрина, что вся система китайского бизнеса
находится в осаде в результате разворачивающегося наступления сил глобализации? Как показывает пример Малайзии, вместо повсеместной гомогенизации и устранения местных ин-тов, можно констатировать и противоположные тенденции.
Начиная с 1971 г. малайзийское правительство проводило политику ‘“бумипутра’, ориентированную на “этнический обход’, в рамках которого малайзийцы-бумипутра прямо взаимодействуют с иностранными партнерами, избегая чрезмерной зависимости от этнич. китайцев. Согласно правительственной политике существовал потолок в размере 30% владения акциями любой компании для иностранцев и одновременно нижний предел в 30%, установленный для коренных малайзийцев.
Как следствие правительственной политики в Малайзии сформировалась своеобразная система ‘ ‘Али-баба’, в рамках которой малайзийцы-бумипутра использовались китайцами как ширма, прикрывающая реальных владельцев. За исключением ситуаций полного доверия между номинальными и реальными владельцами, опасность обмана со стороны партнера-бумипутры, как правило, хеджировалась различными механизмами типа продажи номинальному владельцу неголосующих акций или организации ‘Задолженности’ номинального владельца своему партнеру —этнич. китайцу на сумму акций, записанных на имя номинального владельца. Похожие методы обхода гос. ограничений широко практикуются как в Малайзии, так и в Индонезии и Таиланде.
Тем не менее к середине 90-х гг. стало ясно, что НЭП дала свои плоды, позволив существенно расширить присутствие коренных малайцев в ключевых отраслях произ-ва и торговли. Экономич. кризис в Азии нанес наиболее сильный удар по малайским предприятиям и фирмам. Следствием кризиса стало решение Нац. совета по экономич. действиям, влиятельного органа, созданного премьер-министром Махатиром для преодоления последствий кризиса, разрешить некоренным малайцам и иностранцам владеть большей, чем прежде, долей в акционерном капитале компаний. Это был рациональный шаг правительства для привлечения средств иностранцев китайцев, чтобы спасти от банкротства малайзийцев-бумипутра. В нескольких стратегич. областях экономики прежние ограничения остаются, но показатель минимума 30% для бумипутра будет
теперь рассчитываться для отрасли в целом, а не на уровне отдельного предприятия или компании.
Ославбление ограничений по владению акциями предприятий открывает дорогу этнич. китайцам к получению контроля гораздо более простыми способами, чем раньше, над предприятиями малайцев-бумипутра. Т. обр. для китайского бизнеса косвенным следствием кризиса стало уменьшение зависимости от системы “Али-баба’ и вообще от олигархич. капитализма.
Каково же в целом будущее китайского капитализма в ЮВА в эру глобализации?
Во-первых, кризис показал, что все более интернационализирующийся мир бизнеса требует форм поведения, размывающих традиционную китайскую замкнутость. Китайские фирмы должны уметь не только создавать и использовать сети взаимоотношений, но и управлять этими сетями на профессиональном уровне, получая возможность объективной оценки и распределения рисков.
Во-вторых, поскольку большинство этнически китайских предприятий и фирм все еще полагаются на семейный контроль над компанией, очень важно обращать внимание на состав инвестиционного портфеля и конкурентоспособность на региональном и глобальном уровне. Жесткий контроль над фирмой, сосредоточенный в руках семьи, имеющий свои преимущества, в то же время обнаруживает уязвимость крупных китайских корпораций, излишне зависимых от фин. сектора и сектора недвижимости (испытывающих наибольший спад в момент кризисов). Наибольшее кол-во добавленной стоимости создается сейчас в мировой экономике в производственном секторе, особенно в рамках глобализованного произ-ва, осуществляемого ТНК. Одним из способов увеличения конкурентоспособности является создание СП и партнерства с зарубежными компаниями.
В-третьих, похоже, что будущее китайского капитализма в ЮВА вряд ли может быть обеспечено с помощью сохранения политико-экономич. альянсов \с правящими элитами, что в прошлом позволяло китайцам осуществлять быстрое накопление капитала путем использования использования монополистских
прав и франчайзинга. Сейчас существование этих альянсов оказалось под угрозой. Падение режима Сухарто, напр., означало конец отношениям семьи президента Индонезии с приближенными к семье крупными китайскими бизнесменами. Поэтому китайским предприятиям необходимо будет сосредоточить усилия в области других своих конкурентных преимуществ, как то: навыках, технологиях, управленческом опыте и т. д. для выживания в условиях конкуренции, усиливающейся по мере глобализации. Со всеми своими сильными и слабыми сторонами китайский капитализм, вероятно, сможет адаптироваться к глобализации.
А.Н.Карнеев
