CC BY
119
УЦзинвэнь. Зооморфные и фитоморфные образы в сказках А. С. Пушкина и их переводах на китайский язык / У Цзинвэнь // Научный диалог. — 2017. — № 8. — С. 203—214. — DOI: 10.24224/2227-1295-2017-8-203-214.
Wu Jingwen. (2017). Zoomorphic and Phytomorphic Images in A. S. Pushkin's Fairy Tales and Their Translations into Chinese Language. Nauchnyy dialog, 8: 203-214. DOI: 10.24224/22271295-2017-8-203-214. (In Russ.).
I5E НАУЧНАЯ ЩЗ БИБЛИОТЕКА
^бИШШУ.ЙЦ
Журнал включен в Перечень ВАК
УДК 821.161.1Пушкин.03=581
DOI: 10.24224/2227-1295-2017-8-203-214
и I. Fî I С H ' S PfJHOCXCALS t)lBf( lORV-
Зооморфные и фитоморфные образы в сказках А. С. Пушкина и их переводах на китайский язык
© У Цзинвэнь С^ЙЯ) (2017), orcid.org/0000-0002-0374-4481, соискатель кафедры русского языка Института филологии и журналистики, Тюменский государственный университет (Тюмень, Россия), 523557572@qq.com.
Представлены результаты сопоставительного анализа зооморфных и фито-морфных образов, отраженных в метафорах и сравнениях в сказках А. С. Пушкина и их современных переводах на китайский язык, выполненных Цюн Юй и Ма Синьшуй. Актуальность исследования творчества А. С. Пушкина в аспекте перевода его произведений на китайский язык обусловлена интересом китайского читателя к творчеству русского классика; значимостью сказки как жанра, отражающего народные представления о мире; вниманием современной лингвистической науки к проблематике картины мира и особенностям идиостиля автора. Новизна работы определяется обращением к новым, еще не подвергавшимся филологическому изучению переводам пушкинских сказок. Выявляется специфика перевода компаративных тропов в сказках поэта с учетом «культурных смыслов», свойственных образам животных и растений в представлениях русского и китайского народов. Зооморфизмы и фитоморфизмы в соответствии со степенью эквивалентности соответствующих образов в представлениях русских и китайцев распределяются по трем категориям: полностью эквивалентные, частично эквивалентные и неэквивалентные соотношения. Отмечено, что материал группируется главным образом в областях полностью и частично эквивалентных соотношений, что объясняется известным сходством ряда образов животных и растений в двух культурах. Комментируются случаи неэквивалентных соотношений образов. Подчеркивается и объясняется преобладание зооморфных образов над фитоморфными. Рассматриваются особенности передачи переводчиками содержания зооморфных и фитоморфных образов Пушкина в целях их адекватного восприятия китайскими читателями.
Ключевые слова: компаративные тропы; метафора; сравнение; перевод; сказка. 1. Введение
А. С. Пушкин является первым русским автором, произведения которого — сначала прозаические, а потом и поэтические — стали доступными китайскому читателю благодаря переводам; их обзор представлен в работе Чжа Сяоянь [Чжа Сяоянь, 1999, с. 97]. Важная задача переводчика — адекватная передача смысла не только слов, но и поэтических словесных образов. Предметом нашего внимания являются зооморфные и фитоморфные образы, представленные в сказках А. С. Пушкина в компаративных тропах — метафорах и сравнениях, — а также способы представления данных образов в современных переводах на китайский язык, сделанных Цюн Юй и Ма Синьшуй.
Современные исследователи: Дж. Лакофф [Лакофф, 1999], Н. Д. Арутюнова [Арутюнова, 1998], А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов [Баранов и др., 1991] и др. — считают метафору основной ментальной операцией, способом познания мира. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» метафора определяется как «троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т. п., для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении» [ЛЭС, с. 296]. Анализ метафоры подтверждает ее значимость в лексических системах разных языков, перенос наименования с одного предмета на другой является самым естественным способом экспрессивной номинации. К компаративным тропам относят и сравнение, суть которого заключается «в уподоблении одного предмета другому, у которого предполагается наличие признака, общего с первым» [СЛТ, с. 439]. Рассматривая соотношение метафоры и сравнения, Н. Д. Арутюнова пишет: «Сокращая знак сравнения, метафора вместе с ним отбрасывает и основание сравнения», — указывая на трехчленность сравнения ^ сходно с B по признаку C) и двучленность метафоры ^ есть B) [Арутюнова, 1999, с. 348]. В китайском толковом словаре «Ци Хай» отмечается, что метафора имеет «точность большую, чем простое сравнение» [Ци Хай, 2010, с. 459].
В научной литературе неоднократно отмечалась значимость для языка зооморфизмов и фитоморфизмов. Как пишет Г. Н. Скляревская, язык посредством зооморфизмов «изобретает самые разнообразные характеристики человека, в подавляющем большинстве случаев они пейоративные: внешности (байбак), психологические (змея), нравственные (скотина), социальные (букашка)» [Скляревская, 1993, с. 90]. В. В. Фещенко предлагает
включить в науку о языке раздел фитосемиотики для обозначения исследований фитонаименований как знаков, существенных для культуры в целом и языковой культуры, в частности [Фещенко, 2005, с. 12]. Такой раздел, а также раздел, посвященный изучению зооморфизмов, по-видимому, имеют право на существование в языкознании с целью изучения разных языков мира. Так, в древнем Китае считалось, что в человеческом сознании образы животных (звери, птицы, рыбы и другие представители фауны) и растений (сосна, бамбук, мейхуа, роза и др.) выступают как знаки, на основе которых составляется образная картина того или иного аспекта бытия.
Рассмотрение метафор и сравнений в сказках А. С. Пушкина и в их переводах на китайский язык дает возможность определить черты сходства и различия образных средств в двух языках, выявить специфику зооморфных и фитоморфных образов в русской и китайской культурах.
2. Зооморфные метафоры и сравнения в русской и китайской языковых культурах
Материалы «Словаря языка Пушкина» [СЯП, 2000] свидетельствуют, что А. С. Пушкин использовал в своих сказках 32 номинации животных (всего 276 употреблений), основываясь на характеристиках представителей фауны по их виду, свойствам и действиям, давая им положительную и отрицательную оценку, отражая посредством данных образов сущность персонажей произведений. Пушкинские зооморфные образы, имеющие истоки в русской национальной культуре, являются своеобразным культурным эталоном, на который ориентируются художники слова более позднего времени.
Если носители русского языка без труда понимают смысл пушкинских зооморфных образов, то представители иных народов и культур имеют определенные особенности восприятия данных образов.
Рассматривая обозначения зооморфных метафорических объектов, мы, используя «Толковый словарь» Д. Н. Ушакова [ТС, 2005] и словарь «Синхуа» [Синхуа, 2011], распределяем пушкинские зооморфизмы по трем категориям в соответствии со степенью эквивалентности данных образов в представлениях русских и китайцев.
1. Полностью эквивалентные соотношения.
К данной группе относятся образы волка, медведя, собаки, ежа, лебедя, соловья, петуха, павы, совы, кота. Например, метафорическое значение волка у двух народов отражает представление о жестокости, жадности, высокомерии, а также «одинокости» в мире. В китайском языке имеются описывающие волка фразеологизмы ^а^ х!и gбu fëi, букваль-
ный перевод звучит следующим образом: «сердце волка и легкие собаки», что обозначает неблагодарного человека) и "#ПШЙЙ" (Яй si hй, букв. «как волк и подобный тигру»). В русском словаре тоже найдутся подобные выражения, например, волк в овечьей шкуре.
Номинация медведь в китайской культуре имеет два полярных значения: одно из них употребляется в речи для положительной оценки человека (например, для характеристики его силы), а другое — для отрицательной (для характеристики неуклюжести человека). В русской культуре медведь также может характеризовать человека положительно и отрицательно, например, в народной традиции человеку, называемому медведником, приписываются одновременно сила и свойство неуклюжести, ср. записанное на территории Смоленской и Псковской областей слово медвёдник 'рослый, сильный, но неуклюжий человек' [СРНГ, вып. 18, с. 65].
Образ собаки в обеих культурах связан с преданностью, но также и с низкопоклонством (как своеобразной модификацией преданности). Еж в представлениях русского и китайского народов отличается прежде всего остротой игл, что обусловливает наличие у данного образа такого метафорического смысла, как «самозащита». Лебедь, имеющий привлекательный внешний облик, является в представлениях русских и китайцев символом красоты и чистоты, в связи с чем образ лебедя используется для метафорического обозначения женщины, обладающей данными качествами. Петух в русской и китайской культурах метафорически связан с огнем и светом, он способен разогнать тьму, поэтому существует обычай изображать на крышах домов фигурки петуха.
Из названной группы образов Пушкиным наиболее востребован образ лебедя как аналога положительного женского образа, например: И дева по стене высокой, Как в море лебедь одинокой, Идет, зарей освещена [Пушкин, 2000, с. 73] или:
[Ш^,, 2014, с. 162] — На высокой стене стоит дева, словно в море одинокий лебедь...1 В то же время у Пушкина есть и пример уподобления лебедю человека мужского пола: В сарачинской шапке белой, Весь, как лебедь, поседелый, Старый друг его [Пушкин, 2000, с. 177]. Данный фрагмент «Сказки о золотом петушке»:
[Ш5, 2014, с. 63] — переводится как старик, который носит белую сарачинскую шапку, там стоит, как журавль в куриной стае. Лебедь у поэта оказывается символом не только чистоты, но и мудрости, совершенства. Сравнивая старика с лебедем, поэт имеет в виду не только
1 Подстрочный перевод наш. — У Ц.
внешнее сходство (седину, белую шапку): старик подобен лебедю и в ином смысле — он мудрее и благороднее царя. В Китае образ лебедя символизирует только красоту и чистоту. Для старого человека в Китае есть иной образ — журавль, символизирующий долголетие, честь, мудрость, преданность, осторожность. В связи с этим китайский читатель едва ли поймет причину сравнения старика с лебедем, поскольку с этой птицей традиционно сравнивают красивую женщину. Очевидно, образы русской культуры в этом случае имеют большее сходство с европейской, нежели с восточной.
2. Частично эквивалентные соотношения.
Соотношения данного вида отмечены нами у следующих образов: змеи, лисицы, ласточки, жабы, орла и др.
Например, лисица в русской и китайской культурах имеет общее значение — 'хитрый, коварный зверь', но разница заключается в том, что лиса в сознании китайского народа всегда «соблазнительница», например, в народной легенде Ш^Ш^ («Рассказы Ляо Чжая о необычайном»). «Змеиная» метафора отражает порочность, коварство, в китайском языке есть идиома "ШЩ^''" (Shëxië zhI х1п, букв. «сердце змей и скорпионов»), обозначающая хитрого, злого и коварного человек. Сходное значение отражено в русском выражении змею на груди пригреть. Однако в китайской культуре змея — это и маленький дракон, оцениваемый положительно.
Ястреб и орел в русском и китайском языках имеют сходное значение, это символы героизма, силы и быстроты. Разница заключается в том, что орел в китайском языке представляет также порочность и зло. В поэме Пушкина «Руслан и Людмила» читаем: Счастливым пользуясь мгновеньем, К объятой голове смущеньем, Как ястреб, богатырь летит [Пушкин, 2000, с. 60], ср. перевод:
2014, с. 174] — Богатырь, пользуясь счастливым мгновеньем, к смущенной голове, как ястреб, летит. В «Сказке о золотом петушке» царские дети уподобляются гордым, сильным птицам — соколам, образы которых в славянском фольклоре символизируют молодых героев. Эти храбрые, доблестные воины трагически погибли, поддавшись чарам Шамаханской царицы, что заставляет царя оплакивать сыновей — пойманных и погибших птиц: Ох дети, дети! Горе мне! Попались в сети Оба наши сокола! [Пушкин, 2000, с. 175], ср. перевод:
Ш! [Й^, 2014, с. 55] — Ох дети, дети! Какая беда! Вы попали в ловушку! Мои два смелых сокола! Китайский переводчик добавил прилагательное «смелый», так как в культуре Китая сокол считается злой птицей. В этом примере объект одинаковый, но так как образ сокола в разных культурах
имеет разное осмысление, переводчик добавил новое слово для правильной передачи замысла автора.
К частично эквивалентным соотношениям относится и уподобление женщин жабам в русском тексте «Сказки о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» и в его китайском переводе: А ткачиха с Бабарихой Да с кривою поварихой Около царя сидят, Злыми жабами глядят [Пушкин, 2000, с. 128]; (сравним перевод:
[Ш5, а 102] — Ткачиха, старая тёща да и кривая повариха рядом сидят, мигают глазами, злой взгляд, как у жабы. Общими признаками жабы у Пушкина являются принадлежность к женском началу и отталкивающая внешность. В русской культуре сравнение с жабой возможно только в отношении злой женщины, как это и представлено у Пушкина. Его женские персонажи, сравниваемые с жабами, уродливы не только внешне, но и внутренне. В Китае же, напротив, жаба — положительный образ, который является символом богатства и долголетия.
3. Неэквивалентные соотношения.
В данную группу входят следующие зооморфизмы: заяц, утка, рыба, хорек, горностай и др. Наибольшей степенью неэквивалентности отличается символика зайца: в китайской культуре это послушное и мудрое животное, а в русской — трусливое. Например: И, верной смерти ожидая, Коня еще быстрее гнал. Так точно заяц торопливый, Прижавши уши боязливо, по кочкам, полем, сквозь леса Скачками мчится ото пса [Пушкин, 2000, с. 37], сравним перевод:
2014, с. 163] — Поэтому он гнал коня еще быстрее, убегая как торопливый заяц. По кочкам, сквозь леса, укрывается от охотничьей собаки. В этой части сравнение персонажа с зайцем, бегущим от собаки, помогает глубже ощутить испуг бегущего Фарлафа.
3. Фитоморфизмы в русской и китайской языковых культурах
Растения являются символами жизни, смерти и возрождения, что неоднократно находит отражение в пушкинских текстах, герои которых могут проявлять себя подобно цветам или деревьям, например, расцветая или увядая. Как отмечают исследователи, в текстах А. С. Пушкина употребляется много названий растений, причем наиболее часто поэт упоминает розу (101 раз), лавр (40), дуб (28), сосну (21), липу (21), лилию (12) [Егорова, 2006]. Следует, однако, отметить, что фитоморфные метафоры в произведениях Пушкина представлены в меньшем количестве, нежели
зооморфные, при этом, создавая фитоморфные метафоры, автор чаще всего обращается к образам цветов и деревьев.
Необходимо отметить, что вследствие разных причин (географических, климатических, исторических и иных) образы растений в русской и китайской культурах зачастую имеют различное символическое содержание: полностью или частично эквивалентное и неэквивалентное.
1. Полностью эквивалентные соотношения.
К данной группе относятся образы розы, лотоса, лилии, тюльпана, жасмина, мимозы и др. В представлениях китайцев и русских лотос символизирует чистоту и невинность, в классической китайской литературе, например, имеется описывающее лотос стихотворение «ЙШШ» («О любви к лотосу»), строки которого ^ЙЙШ^ЖШМШ^^ШвЙШ^
были переведены так: А я так люблю один только лотос — за то, что из грязи выходит, но ею отнюдь не замаран, и, чистой рябью омытый, капризных причуд он не знает. Сквозной внутри, снаружи прям. Не расползается и не ветвится. И запах от него чем далее, тем чище... Лилия связана с чистотой, счастьем и благородством, к такому образу этого цветка неоднократно обращались русские поэты. Тюльпан издавна символизирует наступление весны и благополучие. Роза в обеих культурах является символом любви, связана с образом красивой женщины, возлюбленной. Но если для русской литературы метафорический образ розы традиционен, то в китайском словесном творчестве он появился достаточно поздно, как заимствование из европейской литературы. В древней китайской литературе данный образ не встречается.
В обеих культурах цветок часто символизирует красоту, особенно женскую. Все в цветке может иметь определенное значение: цвет, форма, запах и др. В китайском языке имеется немало выражений, описывающих черты лица и манеры женщин, например, (словно цветок красивая внешность), (подобный цветку или яшме, эпитет для красавицы) и т. д. Уподобление красавицы цветку традиционно и для русской поэзии.
2. Частично эквивалентные соотношения.
Соотношения частичной эквивалентности в китайской и русской
культуре отмечены у образов орхидеи, незабудки и др. В обеих культурах орхидея является образом любви и красоты; в Китае орхидея относится к одному из десяти традиционных цветов, обозначая душевную тонкость, изящество. Незабудка в китайской и русской культурах означает память о любимом, но разница заключается в том, что незабудка в русской культуре означает также верную любовь, чувство тоски и расставание.
3. Неэквивалентные соотношения.
К данной группе относятся такие образы из мира растений, как иван-да-марья, хризантема, мэйхуа (цветок сливы), пион, нарцисс, азалия и т. д. Иван-да-марья в китайской культуре не обладает символическим смыслом, а в русской культуре этот цветок символизирует преданность, неразрывность с любимым, вечную любовь. С древнейших времен китайский народ любит и ценит хризантему, наделяя ее рядом символических значений: благородством, долголетием, тоской по родине и др. Мэйхуа, также являющаяся одним из десяти традиционных цветов в Китае, символизирует силу и благородство. В традиционной китайской литературе часто проводилась параллель между этим цветком и образом чистого душой человека, как это отражено в классической китайской поэзии. Например, в стихах поэта Ли Цинчжао героиня грустит о безвозвратной и отцветшей, словно мейхуа, молодости: —
Падал снег. А в саду мэйхуа, как всегда, в эту пору цвела. Помню, веточку алых цветов, захмелев, я в прическу вплела. Но осыпались эти цветы и моих не украсят волос. Неуемные слезы бегут, стала мокрой одежда от слез. Русской культуре образ этого растения незнаком.
Различия в степени эквивалентности можно наблюдать не только у цветов, но и у деревьев. Например, если береза является одним из символов России, то для Китая таким символом является сосна.
В сказках А. С. Пушкина употребляется ограниченное количество фитоморфных метафор. Образы растений в стихах Пушкина употребляются главным образом с целью портретной характеристики персонажей. С. В. Шервинский по этому поводу говорит: «Девушка и ее красота постоянно вызывают у Пушкина образ розы» [Шервинский, 1971, с. 138]. Розе уподобляется лицо красавицы, например: «Как часто тихое лицо мгновенной розою пылает» [Пушкин, 2000, с. 75], сравним перевод:
— На её спокойном лице появилось красное марево, как роза. Поскольку в китайской грамматике отсутствует категория падежа, переводчик использовал вместо сравнения в форме творительного падежа иную форму для правильного понимания китайскими читателями смысла пушкинского образа. При описании исполинской головы, персонажа «Руслана и Людмилы», Пушкин использует образ соответствующего масштаба: Власы её как черный лес, Поросший на челе высоком [Пушкин, 2000, с. 50], сравним перевод:
— Его волосы растут на высоком лбу, как черный лес. Сопоставление с травой бороды волшебника основано не столько на внешнем сходстве, сколько на представлении о непрочности травянистых растений:
герой с легкостью отсекает длинную бороду противника, «как горсть травы». Китайский перевод достаточно точно передает исходное высказывание: — — Схватил бороду мага, как горсть травы, отсек ее. Посредством растительных образов Пушкин характеризует не только внешний вид, но особенности поведения человека, связанные с его душевным состоянием (например: Дрожит как лист, дохнуть не смеет; Хладеют перси, взор темнеет).
6. Выводы
В ходе анализа материала нами было выявлено 46 компаративных тропов, большинство которых — 35 — представлено зооморфными метафорами и сравнениями, а 11 — фитоморфными. Преобладание зооморфных образов обусловлено, по-видимому, тем обстоятельством, что компаративные конструкции в пушкинских сказках относятся главным образом к персонажам произведений, а сходство человека с другими представителями животного мира является более очевидным, нежели с реалиями мира растений, образы которых используются прежде всего при описаниях внешнего облика персонажей. Концентрация исследуемого языкового материала преимущественно в областях полностью и частично эквивалентных соотношений метафор и сравнений отражает определенную степень близости упоминаемых Пушкиным образов животных и растений в русской и китайской культурах. Современные переводы сказок Пушкина на китайский язык отражают стремление переводчиков наиболее адекватно передать содержание зооморфных и фитоморфных пушкинских образов для китайского читателя.
Источники и принятые сокращения
1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. — Москва : Советская энциклопедия, 1966. — 598 с.
2. ЛЭС — Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В. Н. Ярцевой. — Москва : Современная энциклопедия, 1990. — Режим доступа : М1р://^. academic.ru/672/Метафора.
3. Пушкин А. С. Руслан и Людмила. Сказки / А. С. Пушкин. — Санкт-Петербург : Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. — 256 с.
4. СРНГ — Словарь русских народных говоров : в 49 томах / ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова, С. А. Мызникова. — Москва ; Ленинград ; Санкт-Петербург : Наука, 1965—2015. — Вып. 1—49.
5. СЯП — Словарь языка Пушкина : в 4-х т. / Отв. ред. акад. АН СССР В. В. Виноградов. — 2-е изд., доп. / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. —Москва : Азбуковник, — 2000.
6. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. — Москва : Аль-та-Принт, 2005. —1216 с. — Режим доступа : http://www.dict.t-mm.ru/ushakov.
7. ШШШШШШ^ ЙШ 2010. — 1773 с.
8. МШЯ ШФ^М 2011. — 708 с.
Литература
1. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. — Москва : Языки русской культуры, 1998. — 896 с.
2. Баранов А. Н. Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю) / А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов. — Москва : Ин-т русского языка РАН, 1991. — 193 с.
3. Егорова Е. Н. Флористическая символика в поэзии Пушкина / Е. Н. Егорова // Приют задумчивых дриад. Пушкинские усадьбы и парки. — Москва : Московская областная организация Союза писателей России : ДМУП "Информационный центр", 2006. — 232 с. — Режим доступа : http://www.proza.ru/2008/08/29/531.
4. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф. — Москва : Издательство ЛКИ, 2008. — 256 с.
5. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка / Г. Н. Скляревская. — Санкт-Петербург : Наука, 1993. — 152 с.
5. Тань Аошуан Китайская картина мира : Язык, культура, ментальность / Тань Аошуан. — Москва : Языки славянской культуры, 2004. — С. 7—119.
6. Фещенко В. В. О внешних и внутренних горизонтах семиотики / В. В. Фе-щенко // Критика и семиотика. — Новосибирск, 2005. — Вып. 8. — С. 6—43.
7. Чжа Сяоянь Восприятие Пушкина в Китае : обзор переводов / Чжа Сяо-янь // Язык, сознание, коммуникация : сборник статей под. ред. В. В. Красных, А. И. Изотова. — Москва : Диалог-МГУ, 1999. — Выпуск 10. — С. 96 —99.
8. Шервинский С. В. Цветы в поэзии А. С. Пушкина / С. В. Шервинский // Поэтика и стилистика русской литературы. — Ленинград : Наука, —1971. — С. 134— 140.
9. Ш 2014. — 225 с.
10. 2009. — 245 с.
11. жё^ш шт^шя 2000.—270 с.
Zoomorphic and Phytomorphic Images
in A. S. Pushkin's Fairy Tales
and Their Translations into Chinese Language
© Wu Jingwen (2017), orcid.org/0000-0002-0374-4481, degree seeker, Department
of Russian Language, Institute of Philology and Journalism, Tyumen State University (Tyumen, Russia), 523557572@qq.com.
The results of a comparative analysis of zoomorphic and phytomorphic images reflected in the metaphors and comparisons in A. S. Pushkin's fairy tales and their modern translations into Chinese language, made by Tsun Yuy and Ma Sinshuy are presented. The relevance of the study of creativity of A. S. Pushkin in the aspect of translation of his works into Chinese is determined by the interest of the Chinese reader to the works of Russian classics; the significance of the fairy tale as a genre, reflecting the people's view of the world; the attention of modern linguistics to the issues of worldview and the characteristics of idiostyle of the author. The novelty of the work is determined by appeal to the new, not yet subjected to the philological study translations of Pushkin's fairy tales. Specifics of translation of comparative tropes in fairy tales of the poet are revealed in the light of "the cultural meanings" inherent in the images of animals and plants in views of the Russian and Chinese peoples. Zoomorphisms and phythomorphisms in accordance with the degree of equivalence of the relevant images in the views of Russian and Chinese people fall into three categories: fully equivalent, partially equivalent and non-equivalent. It is noted that the material is grouped mainly in the areas of fully and partially equivalent ratios that is explained by the known similarity of a number of images of animals and plants in two cultures. The cases of unequal ratios of the images are commented. The predominance of zoomorphic images on phytomorphic ones are emphasized and explained. The features of the transmission by the translators of the content of zoomorphic and phytomorphic Pushkin's images for their adequate perception of Chinese readers are discussed.
Key words: comparative tropes; metaphor; comparison; translation; tale.
Material resources
Akhmanova, O. S. 1966. Slovar' lingvisticheskikh terminov. Moskva: Sovetskaya entsik-lopediya. (In Russ.).
LES — Yartseva, V. N. (ed.) 1990. Lingvisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar'. Moskva: Sovremennaya entsiklopediya. Available at: http://les.academic.ru/672/ Metafora. (In Russ.).
Pushkin, A. S. 2015. Ruslan i Lyudmila. Skazki. Sankt-Peterburg: Azbuka, Azbuka-At-tikus. (In Russ.).
SRNG —Filin, F. P., Sorokoletova, F. P., Myznikova, S. A. (eds.) 1965—2015. Slovar' russkikh narodnykh govorov: v 49 tomakh. Moskva; Leningrad; Sankt-Pe-terburg: Nauka. (In Russ.).
SYaP —Vinogradov, V. V. (ed.) 2000. Slovar'yazyka Pushkina: v 4 t. Moskva: Azbu-kovnik. (In Russ.).
Ushakov, D. N. (ed.) 2005. Tolkovyy slovar' russkogoyazyk. Moskva: Alta-Print. Available at: http://www.dict.t-mm.ru/ushakov (In Russ.).
2010. (In Chin.).
rnrn^ if?* »^Ép^œtt, 2011. (In chin.).
References
Arutyunova, N. D. 1998. Yazyk i mir cheloveka. Moskva: Yazyki russkoy kultury. (In Russ.).
Baranov, A. N., Karaulov, Yu. N. 1991. Russkaya politicheskaya metafora (materialy k slovaryu). Moskva: In-t russkogo yazyka RAN. (In Russ.).
Chzha Syaoyan' 1999. Vospriyatiye Pushkina v Kitaye: obzor perevodov. In: Kras-nykh, V. V., Izotova, A. I. (eds.) Yazyk, soznaniye, kommunikatsiya, 10. Moskva: Dialog-MGU. 96—99. (In Russ.).
Feshchenko, V. V. 2005. O vneshnikh i vnutrennikh gorizontakh semiotiki. In: Kritika i semiotika, 8. Novosibirsk. 6 — 43. (In Russ.).
Lakoff, Dzh. 2008. Metafory, kotorymi my zhivem. Moskva: Izdatelstvovo LKI. (In Russ.).
Shervinskiy, S. V. 1971. Tsvety v poezii A. S. Pushkina. In: Poetika i stilistika russkoy literatury. Leningrad: Nauka.134—140. (In Russ.).
Sklyarevskaya, G. N. 1993. Metafora v sisteme yazyka. Sankt-Peterburg: Nauka. (In Russ.).
Tan' Aoshuan 2004. Kitayskaya kartina mira: Yazyk, kultura, mentalnost'. Moskva: Ya-zyki slavyanskoy kultury. 7 — 119. (In Russ.).
Yegorova, E. N. 2006. Floristicheskaya simvolika v poezii Pushkina. In: Priyut zadum-chivykh driad. Pushkinskiye usadby i parki. Moskva: Moskovskaya oblast-naya organizatsiya Soyuza pisateley Rossii: DMUP "Informatsionnyy tsen-tr". Available at: http://www.proza.ru/2008/08/29/531. (In Russ.).
tf^f® 2014. (In Chin.).
tf^M^'^m, tfáfiS, 2009. (In Chin.).
Mfe^W 2000. (In Chin.).
