CC BY
105
УДК 316.728
«ЗОНА» СОВЕТСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: «ЗАКРЫТЫЙ» ГОРОД
КАК ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОЙ ИНЖЕНЕРИИ
(НА ПРИМЕРЕ ЗАТО ЗАРЕЧНЫЙ ПЕНЗЕНСКОЙ ОБЛАСТИ)
О.А. Сухова1
1Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта № 14-11-58005 «Культура повседневности народов Пензенского края в ХХ веке как фактор формирования исторической памяти».
Аннотация. На примере закрытого административно-территориального образования Заречный Пензенской области автор рассматривает особенности практик повседневности, присущих советской эпохе в период 1950 -1970-х годов. По мнению автора, уникальный опыт создания «города коммунистического будущего», пространства, в котором будут представлены самые передовые технологии организации производства и бытовой сферы, позволяет реконструировать стратегии советского человека в самом емком своем воплощении. Образ закрытого пространства, обнесенного колючей проволокой, охраняемого периметра, а в представлениях обыденного сознания, «зоны», был привычным элементом повседневности на протяжении всей истории города. Постепенно «зона» теряла прежнее символическое значение и приобретала новые характеристики, связанные с представлениями о социальной защищенности, чувстве собственной избранности и исключительности.
Ключевые слова: советская повседневность, социальный проект, «закрытый город», картина мира, символы советской эпохи.
"ZONE" OF SOVIET EVERYDAY LIFE: "CLOSED" CITIES AS OBJECT OF SOCIAL ENGINEERING
(ON THE EXAMPLE OF ZATO ZARECHNY OF THE PENZA REGION)
O. Sukhova
Abstract. For example, the closed administrative-territorial formation Zarechny in the Penza region, the author examines the particularities of everyday life practices, inherent in the Soviet era in the period 1950-1970-ies. According to the author, the unique experience of creating a "Communist city of the future", space, in which the most advanced technologies of production and domestic sphere will introduce, allows to reconstruct strategy of the Soviet man in the most succinct form. The image of the closed space surrounded by barbed wire, secure perimeter, and in the views of ordinary consciousness, "zone", was a habitual part of everyday life throughout history. Gradually "zone" lost their prior symbolic meaning and has acquired new characteristics associated with the concept of social security, the sense of elitism and exclusivity.
Keywords: soviet everyday life, social project, "the closed city", picture of the world, the symbols of the Soviet era.
Периодизация истории повседневности применительно к изучению отечественных практик реконструкции прошлого
предполагает выделение трех контекстов: досоветского, советского и постсоветского. В этом отношении критериобразующим фактором выступает уникальный опыт колоссальнейшего социокультурного
эксперимента, ориентированного, прежде всего, на создание «совершенного» общества будущего, отражавшего марксистские представления о прогрессе. Признавая своеобразие набора определенных стратегий, рутинных, ритуализированных типов поведения, свойственных данной эпохе, в качестве ключевой характеристики
исследователи отмечают условия
формирования структур повседневной жизни, которые, с одной стороны, определялись воздействием «идеологической машины, направленной на унификацию
индивидуальных жизненных проектов всеми доступными средствами», а с другой стороны - сопротивлением и адаптацией локальных сообществ, «выживающих в брутальных условиях коллективизации, репрессий, индустриализации» [7, с. 10].
В свою очередь, и сама советская повседневность объединяет разноликие в силу изменения интенсивности и масштабов проникновения государства в частную сферу обыденной реальности этапы, что позволяет соизмерить факторы происходивших
изменений и вектор трансформации
208
поведенческих стратегий. Интересующий нас период приходится на время «оттепели», время, когда эпоха «штурмов» и «фронтов» -хозяйственных, бытовых, литературных» [7, с. 14] сменилась курсом на легитимизацию частных интересов. Хронологически этот период не имеет жесткой привязки к эпохе Н.С. Хрущева и охватывает время со смерти И.В. Сталина и до конца 1960-х и далее с мягким откатом до начала 1980-х годов.
Реализация проекта создания «закрытых городов» (в современной трактовке - ЗАТО -закрытое административно-территориальное образование) опиралась на сверхсекретность технологий, обеспечивавших стратегическую безопасность СССР, а помимо этого, на уже сложившуюся к тому времени систему распределения, допускавшую существование номенклатурных потоков, не совпадавших и не пересекавшихся с «народной» розничной торговлей и «народным» общепитом». Парадоксальность проекта конструирования пространства будущего была обеспечена использованием самых архаичных
инструментов его реализации, например, широким применением труда заключенных.
Лесная заболоченная местность позволяла создать иллюзию секретности, но соседство с ИТК надолго закрепило в сознании первых горожан концепт «зона». В начале 1960-х годов происходит встраивание этого концепта в новую реальность: вокруг города появился охранный периметр. Важно отметить, что появление режимного объекта не шокировало горожан, воспринималось привычным элементом советских реалий, а вскоре прочно связало воедино все структуры повседневной жизни населения ЗАТО. Рутиной становятся регулярные (для кого-то ежедневные) перемещения из «зоны» и обратно.
Вопрос о введении режима особой секретности становится актуальным по мере завершения строительства градообразующего предприятия. В октябре 1961 г. бывшая войсковая часть, с октября 1960 г. ставшая отдельным дивизионом ВО МВД СССР, взяла под охрану весь периметр городской зоны. В следующем году был оборудован КПП и введена пропускная система [2, с. 302]. 3 марта 1962 г., согласно Постановлению Совета Министров СССР за № 223-107с, город превратился в закрытую зону и поменял свое официальное название - Заречный на Пенза-19. С июня 1966 г. город получил открытое наименование «город Пенза-19».
Не обладая достоверной информацией о степени режимности возводившегося объекта,
население встретило появление «зоны» со смешанным чувством недоумения и страха: «Перед закрытием города нас, конечно, проинструктировали, чтобы мы не говорили, где мы проживаем, где и кем работаем, но было очень странным, как я мог объяснить родному брату, который жил в Пензе и который десятки раз был у меня в гостях и дочь которого я взял к себе на проживание, почему я его не приглашаю в гости, и так двадцать лет никто из родных не был у меня в гостях, хотя со мной жила наша мама, и лишь в 1982 г., когда мне исполнилось 50 лет, я смог пригласить в гости своих сестер и брата... первое время въезд и выезд проверялся по паспортам по прописке на КПП, потом оформили пропуска.» [3].
А вот как описывает закрытие города Е.А. Чернова, работавшая тогда в в/ч 55201: «На всю оставшуюся жизнь запомню день 18 апреля 1962 г. В этот день я возвращалась от родителей домой. Станция Селикса была отгорожена от города деревянным забором, и надо было идти через КПП. Собралось много народу, и кто-то сказал, что знает, где в заборе доски наполовину оторваны. Только раздвинуть их и все - не надо так далеко обходить. Сказано - сделано. Но все едут из деревни не с пустыми руками: везут мешки, сумки, корзины. У дыры образовалась очередь. Вдруг крик часового: «Стой, стрелять буду!» Кто-то испугался и остался на месте, остальные бросились наутек. Оставшихся оказалось человек десять, среди них и я. Солдатик подошел, проверил пропуска, записал фамилии и .отпустил. Настроение плохое - думы еще хуже. Из режима сообщат в часть и выгонят меня с работы, а то и посадят.» [1, с. 102]. Хотелось бы подчеркнуть, что вероятность уголовного преследования безотносительно степени вины участников несанкционированного
проникновения за «периметр» оценивалась как высокая, что не имело под собой реального обоснования, и покоилось лишь на страхе перед тюремным заключением, что пугало, но не было неожиданностью, и воспринималось как нежелательное, но весьма обыденное явление.
В первое время работа режимной службы вызывала массу нареканий: тесное помещение, огромные очереди в режимном отделе, волокита с получением пропусков, потеря времени на проходной. Памятки о режиме строгой секретности были размещены над каждым окошком в режимном отделе. П.Е. Присяжная отмечает, что въезд в город был
209
запрещен всем родственникам кроме родителей, «жители города были осведомлены о существовании уголовной ответственности за передачу посторонним лицам информации о месте своего проживания». Сохранилось и воспоминание о том, какие сильные переживания вызывало опасение утраты пропуска[4].
Образ закрытого пространства, обнесенного колючей проволокой,
охраняемого периметра, а в представлениях обыденного сознания, «зоны», был привычным элементом повседневности на протяжении всей истории города. Сначала, это понятие обозначало место работы заключенных двух колоний ИТК-2 и ИТК-3, силами которых возводились городские кварталы на начальном этапе строительства. Затем, после «закрытия» города внутри «зоны» оказались и сами зареченцы. Постепенно «зона» теряла прежнее символическое значение и приобретала новые характеристики. Возведенный вокруг города периметр перестал быть чем-то пугающим, его появление не оставило каких-то тревожных воспоминаний: где-то далеко, за лесом
выросли невидимые стены. Напротив, жители города приобрели определенную
защищенность, чувство собственной избранности и исключительности. Более того, угроза «выселения за зону» выступала мощным фактором борьбы с
правонарушениями административного
характера.
Закрытые города создавались как поселения элитарного характера. Изначально, ЗАТО проектировались как новый тип подлинно социалистического города с
высоким уровнем производственной и
социальной инфраструктуры. Статус закрытого города, причастность к выполнению важнейших общегосударственных задач, к созданию ядерного щита страны объективно способствовали формированию особой рабочей атмосферы, для которой в
психологическом плане были характерны всеобщий энтузиазм, повышенный
эмоциональный фон, увлеченность общим делом, представление о высокой социальнополитической ценности собственного трудового вклада, осознание высокой степени ответственности за выполнение работы в срок, значимости и возможных последствий личной и коллективной ошибки.
Конечно, говорить об исключительных характеристиках, о своеобразии социального восприятия можно применительно к тому сообществу, которое формировалось непосредственно в момент образования и в начальный период развития города. Именно зареченцы, переехавшие в город в 1950-х-1960-х гг., становились носителями уникального универсума ценностных ориентаций. Как вспоминает П.Е. Присяжная, «Высокий социальный статус закрытого города и его жителей порождал ощущение гордости за оказанное доверие» [4].
Жизнь в «закрытом» городе задавала направленность формирования особых ментальных характеристик, и это один из самостоятельных предметов
исследовательской практики. Не случайно, оценивая перспективы развития истории повседневности, И.Б. Орлов подчеркивает востребованность дальнейшей ее
антропологизации, акцентируя внимание, как на социально-психологических, так и символических аспектах изучения [6, с. 285 -286].
Сама по себе ориентация на реализацию футуристического проекта служила
дополнительным фактором мифологизации массового сознания, дополнительным потому, что картина мира коммунитарного общества изначально строилась на мифологическом восприятии реальности, основанном на символизации всех явлений и предметов. Именно поэтому сложилась ситуация, когда «...политический тоталитаризм неотделим от тоталитаризма семиотического. Человек сталинского времени буквально одержим поиском знаков и символов; семиозис по-советски поистине не знает границ» [5, с. 225].
В процессе создания «закрытых» городов появляются серьезные основания для укрепления веры в возможность реального воплощения «большой советской мечты». Темпы и масштабы социалистического градостроительства: быстрый рост населения, появление значительной прослойки
высококвалифицированного персонала,
разительный контраст даже с областным центром в деле решения самых острых проблем современности: трудоустройства, и, главное, «квартирного вопроса», выступали ярчайшим подтверждением этой веры.
210
Литература:
1. Воспоминания Черновой Е.А. // Мой полк - моя судьба! Военные строители г. Заречного. Заречный, 2010. - 180 с.
2. Заречный. История закрытого города. 1958-2000. Кн. 2. Заречный, 2000. - 412 с.
3. Интервью с Г.И. Рыжовым, записанное 18 декабря 2011 г.
4. Интервью с П.Е. Присяжной, записанное 15 марта 2012 г.
5. Куляпин А.И., Скубач О.А. Мифология советской повседневности в литературе и культуре сталинской эпохи. М., 2013. - 240 с.
6. Орлов И.Б. Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления. М.: Издательский дом ВШЭ, 2010. -317 с.
7. Ярская-Смирнова Е., Романов П., Лебина Н. Советская социальная политика и повседневность, 1940-1985 // Советская социальная политика: сцены и действующие лица, 1940-1985 / под. ред. Елены Ярской-Смирновой и Павла Романова. М., 2008. - 376 с.
References:
1. Vospominanija Chemovoj E.A. // Moj polk -moja sud'ba! Voennye stroiteli g. Zarechnogo. Zarechnyj, 2010. - 180 s.
2. Zarechnyj. Istorija zakrytogo goroda. 19582000. Kn. 2. Zarechnyj, 2000. - 412 s.
3. Interv'ju s G.I. Ryzhovym, zapisannoe 18 dekabija 2011 g.
4. Interv'ju s P.E. Prisjazhnoj, zapisannoe 15 marta 2012 g.
5. Kuljapin A.I., Skubach O.A. Mifologija sovetskoj povsednevnosti v literature i kul'ture stalinskoj jepohi. M., 2013. - 240 s.
6. Orlov I.B. Sovetskaja povsednevnost': istoricheskij i sociologicheskij aspekty stanovlenija. M.: Izdatel'skij dom VShJe, 2010. - 317 s.
7. Jarskaja-Smirnova E., Romanov P., Lebina N. Sovetskaja social'naja politika i povsednevnost', 19401985 // Sovetskaja social'naja politika: sceny i dejstvujushhie lica, 1940-1985 / pod. red. Eleny Jarskoj-Smirnovoj i Pavla Romanova. M., 2008. - 376 s.
Сведения об авторе:
Сухова Ольга Александровна (г. Пенза, Россия), доктор исторических наук, профессор, зам. зав. кафедрой «История России, краеведение и методика преподавания истории» ФГБОУ ВПО «Пензенский государственный университет», e-mail: savtemp@yandex.ru
Data about the author:
Sukhova O. (Penza, Russia), doctor of historical sciences, professor, Deputy Head of Department “History of Russia, local history and teaching methods of history” of Penza State University, e-mail: savtemp@yandex.ru
211
