CC BY
141
СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
УДК 711.01/.09;712.3/.7
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ ПОВСЕДНЕВНОЙ ИСТОРИИ
В.Г. Туркина
Белгородский государственный институт искусств и культуры e-mail: [email protected]
В статье рассматривается советская повседневность как самостоятельное направление современной исследовательской парадигмы. В статье представлены некоторые дискуссионные вопросы советской повседневности. Советский город представлен как пространство советской модернизации, а коммунальность - как основа советской повседневности.
Ключевые слова: социальная история, повседневность, советская повседневность, советская модернизация, коммунальность, город.
Изучение советской повседневности представляет собой сравнительно молодое направление в отечественной культурологии и культурно-исторической антропологии. Ее междисциплинарность и стремление к диалогу с различными отраслями гуманитарных и общественных наук вызывают несомненный интерес среди исследователей, обращающихся к данной теме. Важную методологическую роль здесь сыграли фундаментальные труды основателей изучения микроистории, социологии, психологии повседневности - Ф. Броделя, М. Блока, М. де Серто, А. Щюца, А.Я. Гуревича1.
Интерес к советской повседневности оправдан, поскольку объясняется общественным настроением, тем, что называется «something in the ат>(витающим в воздухе). Современность, более и более удаляющаяся от советской эпохи, тем не менее, напряженно ищет в последней объяснения того величия, героизма, самоотверженности, что на современном языке семиотики называется «образом славного прошлого». Современная Россия, унаследовав частично этот «героический
1Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVI11 вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Весь Мир, 2006. 592 с.; Серто М де. Изобретение повседневности. Искусство делать / пер. с фр. Д. Калугина, Н. Мовниной. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. 328 с.; Гуревич А.Я. Историческим синтез и школа «Анналов». М.: Индрик, 1993. 327 с.
великий образ», оказалась перед необходимостью адекватно «распорядиться» этим наследием, примирив советские и российские (современные) культурные, социальные, нормативные, ценностные значения.
В России интерес к повседневной культуре изначально возникал в рамках бытописательных литературных концепций. Это публикации Ю.Н. Тынянова, Ю.М. Лотмана. Причем лотмановская школа была, скорее исключением, поскольку представители этого направления стремились преодолеть прямое бытописательство, выйдя на уровень погружения во внутренний мир знаков, символов и текстов. Основная же литература следовала изучению социально-бытовых условий строителей коммунизма, критикой бытовых проблем, которые тактично назывались «остатками старого в быту», «нарушением принципов социализма» и «капиталистическим окружением». Таким образом, микроистория логично уходила в тень макроисторических исследований .
В проблемное поле исследований советской повседневности попали не только темы внешнего оформления повседневного фона существования советского горожанина (городской ландшафт, градостроительство, внешние праздники и трудовые будни и пр.), но и мир внутреннего переживания повседневности, куда попали поведенческое зонирование публичного и приватного, качество жизни, советское детство во всех его социокультурных аспектах. Кроме того, появился интерес к «трудным» темам, таким, как миграция и иммиграция, гендерные проблемы, бегство, переселение и пр.
Современная российская социальная история, рассматривает историю повседневности на волне исчерпания позитивистской парадигмы в сочетании с марксистской. Для современного исследователя становится необходимым рассмотрение повседневности как совокупности мира социальных отношений и коллективного сознания, которое в совокупности дает нам возможность зафиксировать целостный мир исторической действительности, запечатленной в фокусе человеческой субъективности.
Несколько особняком стоит работа Т.А. Кругловой «Проблема исторической реконструкции и теоретического анализа советской повседневности». Рассуждая о сущности и особенностях феномена советской повседневности, автор выводит особенности этого явления с точки зрения современных модернизационных процессов.
Опираясь на теорию модернизации, Т.А. Круглова считает, что в СССР осуществился особый, советский опыт модернизации, результатом которой стало появление человека нового особого типа, чья повседневная жизнь базировалась на специфических формах коллективности, отличных от традиционной формы. Это была коллективность промышленного, городского типа3. В этом Т.А. Круглова продолжает дискуссию, начатую в свое время А.Г. Вишневским, именитым демографом и социологом, который в работе «Серп и рубль. Консервативная модернизация в
2 Сенявский С.Л. Изменения в социальной структуре советского общества, (1938-1970 гг.). М.: Мысль 1973. 448 с.; Дьячков И.В. Общественное и личное в колхозах. М.: Колос, 1968. 207 с.; Гордон Л.А., Клопов Э.В. Социальное развитие рабочего класса СССР. М.: Московский рабочий. 1974. 119 с.; Маейр В.Ф. Уровень жизни населения СССР. М.: Мысль, 1977. 263 с.
3 Круглова Т.А. Проблема исторической реконструкции и теоретического анализа советской повседневности // Культурологическое измерение повседневности: коллективная монография / Уральский Федеральный университет. Екатеринбург, 2012. С. 132-167.
СССР»4 рассуждал о формировании человека особого типа, с одной стороны пребывающего в согласии с традиционным холистским миропониманием, с другой стороны, человека со становящейся атомизированной индивидуальностью. Это, по мысли Вишневского, и было проявлением н новой формы коллективности -советской. В главе «Городская революция: бурги без буржуа» Вишневский прослеживает процесс советской урбанизации, которая стала центральным звеном модернизации советского общества.5 Анализ городского населения приводит автора к неутешительному выводу о преобладании в городской среде маргиналов-выходцев из села, которые, внешне приспосабливаясь к городским реалиям, на деле оставались аграриями с ярко выраженными чертами приспособленчества, предприимчивости, расчетливости. Деревенский тип быстро менялся, констатирует Вишневский, в сторону автономизации, благодаря урбанизации, индустриализации, всеобщей грамотности
Н.Н. Козлова6 следуя логике концепции модернизации П. Бурдье, анализирует интерпретацию повседневных практик превращения человека традиционного в человека советского. Показывая генезис производства специфической советской субъектности, автор считает, что опыт советского человека носил универсальный характер. Процесс превращения «бывшего» в «советского» происходил путем целенаправленной воспитательно-психологической работы над собой, своими привычками, языком и пр., что укладывается в модернизационную теорию производства и конструирования образа: умение рационально использовать условия и нормы социальной жизни для собственного повышения успешности, что на языке теории модернизации есть важный признак субъекта модерна.
Вступая в полемику с теоретиками советского модерна, Т.А. Круглова замечает, что эти объективные процессы советской модернизации сильно корректировались тоталитарным режимом, как автор называет советскую власть. Становление нового, советского, коллектива сопровождалось тотальным усилением контроля со стороны государства. Это привело к внутренним трансформациям человеческой личности. Коллективизм и внутренний индивидуализм коррелировали между собой. Согласовывать свои действия с приказом и другими членами коллектива, должен был «доверять, но проверять» и т.д.
Как пишет Т.А. Круглова, «эта процедура породила специфический симбиоз героя, жертвы и палача, ситуацию, ставшую привычной повседневной практикой, когда любая проблема может быть решена с опорой на насилие - внутреннее или внешнее, направленное на другого человека или на себя»7.
В исследованиях авторов фундируется представление о повседневности как особом жизненном мире советского человека, в котором вырабатывались механизмы адаптации к существующей системе, с устойчивой тенденцией восприятия ее в качестве социально-культурного фона.
Устойчивость социокультурного фона советской эпохи, по сути, нивелировала различие между нормой и аномалиями, рутинизировала репрессивную сущность государственной машины, воспринимаемой в качестве необходимой социальной
4 Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: Объединенное гуманитарное изд-во, 1998. 430 с.
5 Там же, с. 78.
6 Козлова Н.Н. Советские люди: сцены из истории. М.: Европа, 2005. 527 с.
7 Круглова Т.А. Проблема исторической реконструкции и теоретического анализа советской повседневности // Культурологическое измерение повседневности: коллективная монография / Уральский Федеральный университет. Екатеринбург, 2012.
привычки, и устанавливала адекватный этому социально-культурному фону горизонт повседневных образов, ценностей, значений, ожиданий.
Рассматривая советскую повседневность, мы обратим внимание на пространство, где формируется повседневность. На наш взгляд, пространством советской повседневности выступает советский город, место, где происходит процесс коллективизации всех социальных и культурных феноменов советского строя. Новые формы коллективности необходимо должны были соответствовать промышленной и городской фазе модернизации.
Фундирование темы городской повседневности с неизбежностью ставит вопрос о том, что есть советская формула модернизации, на основе которой строится повседневность советского города и все формы особого обще-жития, которые здесь проявляются.
Новый, советский, человек должен был соответствовать советской модернизационной формуле, жить внутри соответствующего коллектива, полностью отождествляя себя с ним. Советская модернизационная формула, как воплощение новой коллективности, сочетала в себе антизападный аспект в сочетании с традиционалистскими принципами. Это позволяло советской власти, по мнению некоторых исследователей, иметь дело «не с отдельными людьми, а с их корпоративными представителями. Во всякого рода объединениях идеологи и политики видели путь к новому структурированию масс и восстановлению утраченного порядка»8. В поддержку этой мысли можно также добавить, что новое советское государство, строящееся на принципах антизападных и антибуржуазных, не допускало мысли о превалировании индивидуализма и автономии личности над коллективизмом холистского толка.
Социолог повседневности О. Хархордин, анализируя отношения в советском обществе, описывает картину советского повседневного коллективистского мира, отличного от западного корпоративного типа.
О. Хархордин обращает внимание, прежде всего, на тот факт, что все идеологические источники видят фундаментальную характеристику советского коллектива в отличие от западной корпорации в том, что «коллектив не может иметь собственной цели, которая ставится выше целей общества»9.
С точки зрения автора, на практике это означало вторичность групповых целей, подчиненных более высокой цели: «...связи внутри советского коллектива, -пишет О. Хонхордин, - вовсе не заточены на достижение трудового или иного результата. .Вся риторика по поводу советских коллективов выдает дискурс актуализации.. .и создания особой атмосферы дружбы, семьи, заботы о человеке, но отнюдь не о деле»10.
Автор апеллирует к авторитету А.С. Макаренко, который сформулировал идею коллектива, как специфической неформализованной формы проживания, где господствуют «человеческие», искренние отношения. Коллектив, таким образом, заключает Хонхордин, инвестирует себя не в дело, как на Западе, а в личность: « люди, включаясь в новую форму общности, начинают видеть все по-иному, жить в мире, отличном от прошлого. «Мир» здесь выступает как совокупность перспектив
8 Гудков Л. Российская повседневность // Матер. докл. Х науч.-практ. конф. Гуманит. ун-та «Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках» (5-6 апреля 2007 года). Т. 1. Екатеринбург, 2007. С. 147.
9 Хархордин О.В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. СПб.; М.: Европейский ун-т в С-Петерб.; Летний сад, 2002. С. 91.
10 Там же, с. 100.
действий, в доступных для члена этой общности (мира) интерпретациях»11. Таким образом, социальная ткань советского государства и общества приобретала коллективистский, коммунальный характер.
Коммунальность - есть основа советской повседневности. Об этом пишут С. Бойм, И. Утехин, А. Гольдштейн и другие. Она подразумевает нестрогие формы совместного проживания и взаимодействия людей, сводившиеся к ощущению психологического состояния общности. Коммунальная организация жизни в конце 20-х годов - начале 30-х прошлого столетия превратилась в уникальный феномен, который некоторые исследователи даже называют базовым социокультурным феноменом советской культуры. Именно коммунальность создает пространство производства и воспроизводства советской повседневности, становясь механизмом адаптации огромных масс сельского населения, хлынувших в города новой страны.
Советская повседневность, как нам представляется, это, прежде всего, повседневность горожан. Именно в городе ярко проявились и укоренились основные характеристики советской повседневности. Генезис, возникновение города являл собой предметно-территориальную форму интеграции новых хозяйственных, социальных и коммуникативных структур. Формирование города фактически означало создание новых форм социального общежития и нового образа жизни.
Таким образом, исследование советской повседневности очерчивает круг проблем, которые оказываются тесно связанными с бытом, повседневными практиками и стратегиями поведения, нормами, аномалиями и аномиями, свойственными любой исторической эпохе. Особенность советской повседневности выступает в том, что эти стратегии практики ежедневного существования оказываются плотно вплетенными в социокультурный фон советской эпохи: нити идеологии и механизм государственной машины, которые существенным образом влияли на внешний и внутренний мир советского человека.
Список литературы
1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVI11 вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. - М.: Весь Мир, 2006. - 592 с.
2. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. - М.: Объединенное гуманитарное изд-во, 1998. - 430 с.
3. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Социальное развитие рабочего класса СССР. - М.: Московский рабочий. 1974. - 119 с.
4. Гудков Л. Российская повседневность // Матер. докл. Х науч.-практ. конф. Гуманит. ун-та «Человеческая жизнь: ценности повседневности в социокультурных программах и практиках» (5-6 апреля 2007 года). - Екатеринбург, 2007. - Т. 1. - С. 147.
5. Гуревич А.Я. Историческим синтез и школа «Анналов». - М.: Индрик, 1993. - 327 с.
6. Дьячков И.В. Общественное и личное в колхозах. - М.: Колос, 1968. - 207 с.
7. Козлова Н.Н. Советские люди: сцены из истории. - М.: Европа, 2005. - 527 с.
8. Круглова Т.А. Проблема исторической реконструкции и теоретического анализа советской повседневности // Культурологическое измерение повседневности. - Екатеринбург: Уральский Федеральный университет, 2012.
9. Маейр В.Ф. Уровень жизни населения СССР. - М.: Мысль, 1977. - 263 с.
10 Сенявский С.Л. Изменения в социальной структуре советского общества (1938-1970 гг.). - М.: Мысль, 1973. - 448 с.
11.Серто М де. Изобретение повседневности. Искусство делать / пер. с фр. Д. Калугина, Н. Мовниной. - СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. - 328 с.
11 Хархордин О.В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. СПб.; М.: Европейский ун-т в С-Петерб.; Летний сад, 2002. С. 101.
12.Хархордин О.В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности. - СПб.; М.: Европейский ун-т в С-Петерб. ; Летний сад, 2002. - 508 с.
SEVERAL ASPECTS OF SOVIET EVERYDAY LIFE ANALYSIS
V.G. Turkina
Belgorod state Institute of arts and culture e-mail: [email protected]
The article considers the Soviet everyday life as an independent trend of the modern research paradigm. The article presents some controversial issues of Soviet everyday life. Soviet city is presented as a space of Soviet modernization, and community as the basis of Soviet everyday life.
Keywords: social history, everyday life, Soviet everyday life, Soviet modernization, community, city.
