CC BY
90
Проведенный выше анализ показывает, что трансформация управленческой культуры вполне успешно может быть выделена в качестве самостоятельного социального явления, и исследована в комплексе составляющих ее элементов. Но при этом необходимо четко представлять методологическую модель управленческой культуры, если рассматривать ее как социальное явление, состоящее из определенной структуры и системы функций, ценностной и деятельностной основ.
ЛИТЕРАТУРА
1. Щюц А. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии / Пер. с англ. А.Я. Алхасова, Н.Я. Мазлумяновой. М.: Изд-во Институт Фонда "Общественное мнение", 2003. 336 с. С. 11.
2. Щюц А. Избранное. Мир, светящийся смыслом: Пер. с англ. М.: РОССПЭН. 2004. 1056 с. С. 961.
3. Козлов В.В. Корпоративная культура. М.: Альфа-Пресс, 2009. 304 с. С. 90-91.
4. Кови С. Восьмой навык: от эффективности к величию: Пер. с англ. М.: Альпина бизнес букс, 2007. 232 с. С. 31.
5. Друкер П.Ф. Задачи менеджмента в ХХ1 веке / Пер. с англ. и ред Н.М. Макаровой. М.: ООО ИД "Вильямс", 2004. 272 с. С. 198, 212.
6. Спивак В.А. Корпоративная культура: теория и практика. СПб.: Питер, 2001. 346 с. С. 33.
7. Асаул А.Н., Асаул М.А., Ерофеев П.Ю., Ерофеев М.П. Культура организации: проблемы формирован я и управления. СПб.: Гуманистика, 2006. 216 с. С. 56.
8. См: Абрамов Р.Н. Российские менеджеры: социологический анализ становления профессии. М.: "КомКнига", 2005. 280 с.
9. Зинченко Г.П. Социология управления. Ростов н/Д: Феникс, 2004. 384 с. С. 163.
10. Друкер П. Эффективный руководитель: пер. с англ. М.: ООО ИД "Вильямс", 2010, 224 с. С. 24, 27.
11. Левитан М.И. Предпринимательство и бизнес в России. М.: Луч, 1994. 268 с. С. 134.
25 февраля 2011 г.
УДК 101.8:316:342.228
ЗНАЧЕНИЯ И СМЫСЛЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ СИМВОЛОВ
А.В. Бабайцев
Каждый политический символ -это самобытный, неповторимый и оригинальный "конденсат" значений и смыслов. Символ представляет собой фиксацию неоднородных, противоположных, взаимоисключающих значений и смыслов, находящихся в виде "накопленного уплотнения" сигнификативности.
При изучении функционирования политических символов в структуре социального взаимодействия очень важно определить границы между понятиями "значение" и "смысл". Это нужно сделать для того, чтобы видеть различия употребляемых политических символов в текстах, а при необходимости верно дешифровывать сигнификативную часть этих семиотических объектов.
В философской литературе давно ведутся дискуссии по дифференциации на-
Бабайцев Андрей Владимирович - кандидат философских наук, доцент кафедры истории и культурологии Донского государственного технического университета, 344010, г. Ростов-на-Дону, пл. Гагарина, 1, e-mail: we20041@yandex.ru, т. 8(863)2738328.
званных понятий, но до сих пор отсутствуют работы, в которых анализировалась бы специфика значений и смыслов политической символики. В данной статье предпринята попытка не только поставить эту проблему, но и попытаться, основываясь на работах классиков (Ф.В. Шеллинг, Ч.У. Моррис, П. Рикер, Х.-Г. Гадамер) и современных авторов (А.А. и А.Н. Леонтьевы, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, М.К. Мамардашвили, А.М. Пятигорский), выявить общее и особенное в базовых категориях семиотики - "значение" и "смысл", определив при этом, как они соотносятся с политическими символами.
"Значение" и "смысл" - не тождественные понятия. Концепцию понятия "значение" предлагает Ч.У. Моррис. Он говорит, что "зна-чение-сигнификация трехмерно и что эти три измерения могут быть объяснены в связи
Andrei Babaitsev - Ph. D. in philosophy, associate professor of the History and Culturology Department at the Don State Technical University, 1, Gagarin Square, Rostov-on-Don, 344010, e-mail: we20041@yandex.ru, ph. +7(863)2738328
с тремя фазами или аспектами действия, акта" [1, с. 132]. Именно поэтому, подчеркивает Ч.У. Моррис, каждый знак (а политический символ является разновидностью знака) должен рассматриваться в трех измерениях, "хотя в ряде случаев по одним измерениям знаки могут быть нагружены сильнее, а по другим иметь нулевую нагруженность" [1, с. 132]. Знак, подчеркивает Ч.У. Моррис, является означающим, если он означает наблюдаемые свойства окружения или действующего лица; оценочным, если он означает завершающие свойства того или иного объекта или ситуации; предписывающим, если он означает, как надо реагировать на объект или ситуацию, чтобы удовлетворить руководящий импульс [1, с. 132].
В.В. Ким определяет значение как совокупность отношений знаковой ситуации, подчеркивая, что «значение "значения" - это отношение знака к объекту, опосредованное его отношением к субъекту-интерпретатору и к другим знакам» [2]. Таким образом, значение - это характеристика самого семиотического отношения.
А. Н. Леонтьев трактует значение как стоящие за конкретным элементом мира исторически сформировавшиеся механизмы деятельности [см.: 3]. В таком случае значением любого предмета, а тем более политического символа, может выступать множество механизмов жизнедеятельности, различные "элементы мира", которые соприкасаются с тем или иным символом, в таком случае выражающим закономерности социального мира, на основе которых он получен.
Любой предмет представляет другой предмет, другие отношения, закономерности и процессы. Поэтому, рассматривая политический символ и пытаясь постичь его значения, мы всегда будем соприкасаться с иными значениями, которыми обладают другие символы, предметы, явления и т. д. Значение символа - это всегда что-то другое, в отличие, например, от значения знака, который всегда конкретен, а любая неопределенность в нем просто отсутствует.
Политический символ для того, кто его воспринимает, является и выразителем какой-то идеи, и представителем каких-то иных символов, которые окружают его, и проявлением определенных социальных и политических отношений, действий и взаимодействий. В нем также представлены нормы и ценности
той социальной группы, которая этот символ произвела.
А.А. Леонтьев указывает на то, что существует несколько категорий, которые понимаются под значением семиотических объектов: существующая вне система связей и отношений предметов и явлений действительности (объективное содержание знака); идеальная "нагрузка" знака, представляющая собой превращенную форму объективного содержания; социальный опыт субъекта, спроецированный на знаковый образ (субъективное содержание знака) [4, с. 120-121]. А.А. Леонтьев выделяет четыре компонента значения знака. Первый - то, что в нем находится и идет от психологических процессов, стоящих "за" знаком, это соотнесение знакового с чувственным. Второй - то, что идет от различных уровней осознания и семантической экспликации содержания в сознании субъекта, это так называемая потенциальная эксплика-тивность, включающая в себя потенциальную "глубину" осознаваемости. Третий - субъективное содержание знакового образа, личностный смысл, называемый А.А. Леонтьевым "смысловой окрашенностью" содержания [4, с. 123-124]. А.А. Леонтьев подчеркивает, что "мера смысловой окрашенности ... в значительной степени связана с мерой чувственной окрашенности и потенциальной экспли-кативностью знака: чем больше чувственная окрашенность и чем меньше потенциальная экспликативность, тем больше возможность расхождения смысла и идеального содержания знака" [4, с. 124]. И четвертый компонент значения - это эмоциональная окрашенность субъективного содержания знакового образа.
A.Н. Леонтьев отмечает, что "значения выступают не как то, что лежит перед вещами, а как то, что лежит за обликом вещей - в познанных объективных связях предметного мира" [5, с. 6]. Таким образом, природа значения заключается не в теле знака, не в формальных знаковых операциях, не в операциях значения, а "во всей совокупности человеческой практики, которая в своих идеализированных формах входит в картину мира" [5, с. 12].
B. Тэрнер указывает на то, что простые символы имеют намного больше значений, чем сложные. Так, например, в статуях и святилищах содержатся простые значения, а знаки, нарисованные белой или красной глиной, или религиозные символические формы, такие
как крест, лотос, полумесяц, ковчег и т.д., могут быть многозначными, составлять целые теологические системы [6, с. 39].
Функциональные значения политических символов определяются той задачей, функцией, которую они выполняют. Речь идет о ситуациях, где символы приобретают свои значения и что-то репрезентируют. Это также говорит о том, что в конкретной ситуации главным выступает какое-то значение, а остальные значения данного политического символа уходят на второй план, сохраняя всю свою мощь потенциально.
В качестве значения символа выступает информация, которая заключена в образе и способна актуализироваться при восприятии символа. Символ имеет значение лишь в знаковой ситуации посредством текста и контекста. Для постижения значения политического символа необходимо, чтобы он обладал "возможностью догадки". Например, в фильме С.М. Эйзенштейна "Октябрь" подобных "догадок" немало. Они направляют интерпретации в нужное "русло", отвергая те, которые совершенно не соотносятся со значениями, имеющимися в символе. Так, Дворцовый мост, который был разведен во время расстрела июньской демонстрации, является символом разъединения центра города и рабочих окраин. А резкий поворот Николаевского моста (он вращается по горизонтали) в день революции символизирует соединение районов и центра [7]. Кроме того, неразведенный мост является символом революции, объединившей пролетариат всей России.
Исходя из вышеизложенного, можно утверждать, что значение политического символа - это его объективная "начинка": исторические, социальные, политические, культурные факторы и знания, которые, породив его, сохраняются в нем как явно, так и потенциально. Значением политического символа является та постоянная часть содержания, которая не зависит от текста, контекста и места в структуре социального взаимодействия. Постоянство значения - это своеобразная связь символа и культуры, идеальная составляющая общезначимости и всеобщности, которая проявляется в устойчивости и регулярной воспроизводимости его содержания.
Помимо значения, любой политический символ обладает смыслом. Он выражается в ситуации, тексте или контексте, и его понимание напрямую зависит от восприни-
мающего. Смысл не выводится из простой совокупности значений, которыми обладает политический символ, значения отдельных символов практически никогда не равняются смыслу этого символа. На это указывает, например, В.М. Солнцев: "Сама мысль есть нечто большее, чем сумма... значений... Смысл порождается с помощью значений, но не сводится ни к отдельным значениям, ни к их сумме" [8]. Смысл символа всегда больше, нежели сумма его значений. Это является одной из причин, по которой смысл политического символа невозможно дешифровать с помощью логики и рассудка, в него обязательно необходимо "вжиться", его эмоционально прочувствовать и "со-пережить". В символе диалектически соотносятся друг с другом значащее и означаемое, тождество и нетождество. Об этом пишут немецкие романтики, в частности, Ф.В. Шеллинг: "... каждый образ должен быть понят как то, что он есть, и лишь благодаря этому он берется как то, что он обозначает" [9]. В политическом символе "соседствуют" и рациональная формула, "оболочка", которая "осталась" в нем от знака, и нечто другое, что не сводится к материальному телу символа, но составляет его сущность.
Смысловая структура политического символа всегда многослойна, эти смыслы постигаются в результате активной внутренней работы того, кто воспринимает и потребляет символическую информацию. Символ является означиванием нерасчленяемого до конца образа. Он никогда не стремится к моносе-мантизму, а наоборот, пытается его всячески избежать и преодолеть, сохраняя в себе недосказанность, таинственность, загадочность, бесконечное количество интерпретаций. Политические символы обладают плюрисиг-нацией - семантической множественностью, которая выражается в пересечении не просто многих, а противоположных значений, смыслов, и воспринимающие символ всегда находят "свою" противоположность. Амбивалентность значений и смыслов, которые продуцирует политический символ, - одна из основных характеристик, отличающая его от знака.
Процесс постижения смысла символа можно проследить на примере восприятия государственной символики. Так, для одних людей государственный флаг на флагштоке корабля является всего лишь знаком, указы-
вающим на то, что данный корабль принадлежит определенному государству, для других же - это символ самого государства, его политического устройства, культуры, истории, национальных героев и т. д. Во втором случае мы имеем дело с внутренней работой воспринимающего, в результате чего человек не только постигает и осознает символ, но и активизирует эмоционально-волевую сферу, результатом чего могут быть эмоции и конкретные социально-политические действия. Причем, одними флаг будет восприниматься как "свой", позитивный символ, а для других он будет "чужим", негативным. Более того, смысл флага как символа ни при каких обстоятельствах невозможно разъяснить, а можно лишь пояснить, причем как производителями символической информации, так и ее получателями. Пояснения символа будут приводить к бесконечным "символическим сцеплениям" (в терминологии С.С. Аверинцева [10]), которые помогут постичь символ, но не смогут привести к полному, ясному и четкому пониманию его смысла, обнаружению "последнего смысла". Выражение, которое выступает содержанием политического символа, никогда не может быть конечным смыслом, а всегда адресует воспринимающего к более глубоким пластам содержания символа. Для постижения сущности политического символа необходимо соприкосновение с ним, сосредоточение на нем и растворение в нем [11].
О многослойности символических смыслов говорят многие авторы. Так, А.Н. Уайтхед подчеркивает, что символ всегда будет иметь разные смыслы для разных людей, это связано с тем, что в любую эпоху у одних людей доминирует ментальность прошлого, у других - настоящего, у третьих - будущего, а у остальных - "множества проблематичных будущих ситуаций, которые никогда не наступят" [12, с. 47].
Но полисемия не предполагает абсолютной смысловой свободы политического символа. Оболочка, тело символа, а также социальный, политический, культурный и всякий иной контекст отвергают те смыслы, которые абсолютно не согласуются с ним. Они направляют дешифровки в необходимое смысловое русло. Несмотря на это, разночтения политических символов крайне велики, и те смыслы, которые отвергают одни реципиенты, будут приниматься или обнаруживаться другими.
Необходимо различать первичную семантику политического символа - общепринятый в данной знаковой системе смысл, который может быть "сложен" как из элементов, окружающих символ, так и из самого символа, и глубинную семантику - цель, которую ставил перед собой автор политического символа, выбирая именно такое выражение смысла.
Любой символ, в том числе и политический, обладает потенциально бесконечным смыслом, "но актуализироваться он может, -говорит М.М. Бахтин, - лишь соприкоснувшись с другим (чужим) смыслом" [13]. Понимание политического символа также является воспроизведением того смысла, который был вложен в него автором. А воспроизведение смысла воспринимающими - это максимальное приближение к исходному смыслу, который был вложен творцом символа.
Любой политический символ обладает суггестивностью - возможностью внушать какие-либо идеи через подтекст. Воспринимающие символ могут не знать смысла, но бессознательно получать информацию о его содержании. Через свою "телесность" символ сообщает что-то тайное и неизре-каемое. Кроме того, политические символы способны мистифицировать политические действия, скрывая за своим телом рациональное содержание, а также репрезентировать иллюзорные объекты и явления, абстрактные понятия как реально существующие (например, "свобода слова", "демократия", "федерация", "гражданское общество" и др.).
С помощью символов может осуществляться фетишизация политических взаимодействий. В результате происходит сдвиг значения на предметное тело, и символ фетишизируется: он наделяется какими-то особыми, иногда мистическими свойствами [14]. Таким образом, политический символ как бы "синтезирует" идеальное и материальное, что позволяет символу упрощать интеллектуальные операции с простыми и сложными политическими понятиями. В то же время политические символы позволяют спекулировать этими понятиями [15].
Иногда известный политический символ способен активизировать в воспринимающем такие мощные эмоциональные пласты, которые не позволят человеку осознать то, на что данный символ указывает. В результате в символе временно исчезает сигнификат.
Об этом пишет А.Н. Уайтхед: сильные эмоции, которые активизируют некоторые символы, "подавляют любой смысл" [12, с. 60]. А.Н. Уайтхед также обращает внимание на то, что помимо проникновения в смысл символа, мы наслаждаемся им [12, с. 43]. При этом нельзя точно определить, чем именно наслаждается воспринимающий символ: эстетикой, вызваными эмоциональными ассоциациями или чем-то еще. Об этом же говорят М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорский. Они считают, что в некоторых случаях индивид, находясь в "поле символа" и пребывая под особым впечатлением от него, не осознает смысла этого символа. На психику начинает действовать некая "имманентная" сила [16].
В отдельных случаях, когда символические образы как бы перестают восприниматься, наблюдается их усиленное воздействие. Они не превращаются в знаки, а становятся особыми символами, которые перестают замечаться не в силу того, что были девальвированы, а потому, что обладают так называемой максимальной "пассивной" смысловой эффективностью.
Очень часто последовательность событий и контекст позволяют находить в политическом, социально-политическом действии или взаимодействии, явлении, событии новые символические смыслы. Так, в 1987 г. Гене -ральный секретарь ООН Перес де Куэльяр вручил в Загребе часы сербохорватскому мальчику Ирою Матею, который был назначен "человеком ООН". Когда началась война в бывшей Югославии, часы уже повзрослевшего Ироя сгорели во время боевых действий. Другой пример - события в Москве 21 августа 1991 г., когда толпа, протестующая против действий ГКЧП, решила демонтировать памятник Ф.Э. Дзержинскому. По свидетельству очевидцев, масса людей замерла, увидев, что памятник "плачет" (накануне прошел дождь, и когда монумент перевернули, из проржавевших глаз полилась вода).
Сами по себе часы и дождевая вода никаких политических смыслов не имеют, они появляются лишь в результате символического восприятия этих образов. Причем эти смыслы могут быть как политическими, так и неполитическими. Если бы часы сгорели в мирное время, а памятник был демонтирован не в период социальных потрясений, то, возможно, эти события и приобрели бы какие-то символические коннотации,
но они были бы очень слабы и не вышли за рамки той группы индивидуумов, которые воспринимали символические события непосредственно. Социально-политический контекст событий, окружавший часы и памятник, многократно усилил значения и смыслы этих предметов-символов: сгоревшие часы стали символом потерянных возможностей по предотвращению ООН югославского конфликта, бед и несчастий, которые несет война и т. д., а "плачущий" Дзержинский - символом трагедии крушения советской власти, несостоятельности коммунистической идеологии и т. д.
В некоторых случаях символы приобретают настолько мощные смыслы, что избавиться от них не представляется никакой возможности, а последующие события еще больше их усиливают. Так произошло с городами Сараево и Мюнхеном. После того, как 15 июня 1914 г. в г. Сараево был убит наследный принц австро-венгерского престола Франц-Фердинанд, началась Первая мировая война. В феврале 1984 г. в Сараево проводились XIV зимние Олимпийские игры, которые были призваны "очистить" символические смыслы города, заменив их новыми, позитивными. Но после того, как в начале 1990-х годов в Сараево в результате югославского конфликта были разрушены многие здания (в том числе и стадионы, на которых проходили церемонии открытия и закрытия Олимпийских игр), старые символические смыслы, связанные с началом Первой мировой войны, не только возродились, но и усилились.
Мюнхен долгие годы являлся символом нацизма, расизма, немецкого фашизма и милитаризма, вообще германской агрессии: в ночь с восьмого на девятое ноября 1923 г. здесь произошел "Мюнхенский путч", регулярно собирались съезды Национал-социалистической партии Германии, а 29-30 сентября 1938 г. главами правительств Великобритании, Франции, Германии и Италии было подписано соглашение, которое предусматривало раздел Чехословакии. В августе - сентябре 1972 г. в этом городе проходили игры XX Олимпиады, которые должны были "стереть" с него прежний негативный символизм. Но во время Олимпиады террористы захватили в заложники спортсменов Израиля и впоследствии расстреляли их. Тут же вернулись старые смыслы, которые усилили новые. Символизм города возрос многократно после того, как
о событиях Мюнхенской Олимпиады в 2005 г. С. Спилбергом был снят художественный фильм "Мюнхен".
Из этих примеров видно, что символ на протяжении длительного периода способен "поглощать" разнообразные смыслы, продуцируя новые, еще более мощные, чем первоначальные, или "воскрешать" старые, усиливая их. Образующиеся "символические воронки" (по аналогии с "черными дырами") втягивают, а затем выбрасывают наружу лишь необходимые (в данном случае - отрицательные) значения и смыслы.
Абсолютно оригинальных политических символов (которые принципиально невозможно было бы декодировать, расшифровывать и интерпретировать) не существует. И не имеет значения, в какой - известной или не известной интерпретатору - знаковой системе он создан. Политический символ, сконструированный в любое время и в любой культуре, всегда имеет некоторую схожесть с уже известными политическими или неполитическими символами. Умозаключения по аналогии, а также интуиция дают возможность его дешифровать. Помимо этого, не существует абсолютно "неизбыточных" (в терминологии Д.И. Дубровского [17]) политических символов. Используя терминологию Ю.А. Шрейдера [18], можно сказать, что политический символ сам помогает дешифровать себя, так как кроме внешней, первоначальной информации, несет в себе запас метаинформации - ключ к пониманию не только самого политического символа, но и всего политического текста, частью которого этот символ является.
Политические символы могут поясняться и разъясняться, чтобы помочь воспринимающему символ направить интерпретацию и дешифровку в определенное смысловое русло. Комментарий политического символа может быть выражен в аббревиатуре, и тогда понятно, что перед реципиентом, например, государственный или городской герб или эмблема политической партии. Главная задача комментария - приблизиться к пониманию политического символа, политического текста путем сопоставления их с контекстом [19].
Любой политический символ при его восприятии активизирует у реципиента три разных процесса, протекающих как одновременно, так и последовательно: референ-циацию, ассоциацию и эмотивность [20]. Политический символ вначале представляет
ту информацию, которая в него была заложена, затем он вызывает определенные индивидуальные ассоциации и активизирует эмоции, причем ассоциации и эмоции могут быть как индивидуальными, так и общими для больших групп людей.
Даже когда символ "изобретается", а не рождается в обществе спонтанно, авторы учитывают духовную готовность масс воспринимать "новый" символ. Так, при поиске оппозиционными силами в Белоруссии "своего" символа (по аналогии с грузинскими розами или киргизскими тюльпанами), выбор пал на василек - растение, которое произрастает на территории страны, а также является элементом государственного герба Республики Беларусь. Но в новом "оппозиционном" контексте этот символ не смог "прижиться". Экспертами была определена причина: василек - это белорусский символ и скомпоновать его с европейской идеей достаточно сложно [21]. Этот цветок не мог стать оппозиционным символом, поскольку он воспринимается массовым сознанием исключительно как символ Белоруссии, самобытности и традиции белорусского народа, а оппозиция придерживается западных ценностей. Именно поэтому на Украине свершилась не "каштановая" (как было задумано ранее), а "оранжевая" революция: каштан - символ Киева - столицы Украины, в то время как оранжевый цвет присутствует в европейской политической культуре, его, например, использует Оран-жистская партия в Нидерландах.
Выработка смысла политического символа означает, что интерпретация символа привела воспринимающего к совокупности смыслов, являющихся сравнительно однородными и адекватными тем ожиданиям, которые производитель символа вложил в него в процессе конструирования. Несмотря на то, что символ не является произвольным в своей интерпретации, он находится в зависимости от горизонта ожиданий, который "формирует условия обоснованности и отбора характеристик, делающих данную интерпретацию наиболее обоснованной - с точки зрения получателя сообщения" [22].
При конструировании политического символа имеет значение то, какой смысл был вложен в него автором, а также конструктивные возможности будущего символа. Так, при производстве эмблемы Российского народно-демократического союза был изо-
бражен прямоугольник, разделенный пополам по горизонтали, при этом верхняя часть прямоугольника была серого цвета, а нижняя -бордового. В центре эмблемы изображался круг, напоминающий солнце. Официальная трактовка была такой: "Каждый видит солнце и лучи, но когда эмблема создавалась, закладывалось, что она символизирует объединение людей разных взглядов, которые придерживаются демократических ценностей и собираются все вместе в один общий круг. А серый и бордовый были выбраны, потому что это такие серьезные, респектабельные цвета" [23]. Из этого примера видно, что авторы символа, конструируя его, вкладывали свои смыслы, надеясь на то, что они станут впоследствии правильно дешифровываться теми, кто будет воспринимать партийную эмблему.
Для того, чтобы политический символ стал коллективным, получил массовое значение, необходимо, чтобы он был публично отправлен. Это связано с тем, что "социальный акт наделения значения заключается в публичном отправлении и получении знаков" [24]. Именно "требование внимания" к смыслу символа, - говорит А.Н. Уайтхед - играет важную роль в гипнотизации индивидов для "завершения специфического действия", которое ассоциируется с символом [12, с. 53].
Истолкование политического символа -это не только понимание видимых значений и смыслов, но и "подъем на поверхность" большинства глубинных смыслов, попытка дешифровки всего спрятанного, тайного, скрытого, непроизносимого. При этом не может произойти однозначного, полного и окончательного истолкования политического символа. П. Рикер под символом понимает "всякую структуру значения, где один смысл - прямой, первичный, буквальный, означает одновременно и другой смысл, косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый" [25]. Значений и смыслов в символе не просто много, они взаимопереплетаются и взаимопроникают, причем зачастую одни значения и смыслы могут быть поняты исключительно через другие.
Значение и смысл не существуют автономно, а взаимодействуют друг с другом. Об этом говорит Х.-Г. Гадамер, который подчеркивает, что "смысл символа и символичного в том, что в нем осуществляется отсылка парадоксального рода: символ сам воплощает то значение, к которому отсылает, и даже делает его возможным" [26].
Итак, основное различие между значением и смыслом политического символа заключается в том, что значение - это объективация социальности, закодированная семиотическими средствами историческая, социокультурная, политическая и всякого рода иная информация, а смысл - это личностная, переработанная психикой семиотическая информация, своеобразный "психический продукт", образовавшийся в результате столкновения сознания с внутренней и внешней реальностями. Таким образом, политико-символические коды включают ограниченные тематикой смыслы и значения политической жизни, затрагивающие структуры жизненной сферы в их конкретном историческом проявлении, а свобода истолкования политического символа означает разделение по принципу перспективности/про -блематизации в социальном взаимодействии, что позволяет выполнять политическим символам интермедиаторную функцию.
ЛИТЕРАТУРА
1. Моррис Ч.У. Из книги "Значение и означивание". Знаки и действия // Семиотика: Антология / Сост. Ю.С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. М.: Академич. проект; Екатеринбург: Деловая кн., 2001. 702 с. С. 129-143.
2. Ким В. В. Семиотические аспекты системы научного познания. Красноярск: Изд-во Краснояр. ун-та, 1987. 224 с. С. 74-74.
3. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975. 304 с.; Он же. Деятельность и сознание // Вопросы философии. 1972. № 12. С. 129-140.
4. Леонтьев А.А. Знак и деятельность // Вопросы философии. 1975. № 10. С. 118-125.
5. Леонтьев А.Н. Психология образа // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1979. № 2. С. 3-13.
6. Тэрнер В. Символ и ритуал / Сост. В.А. Бейлис. М.: Гл. ред. вост. лит. изд-ва "Наука", 1983. 278 с. С. 39.
7. Эйзенштейн С.М. Страницы жизни // Знамя. 1960. № 10. С. 166.
8. Солнцев В.М. К вопросу о семантике или языковом значении // Проблемы семантики: Сб. статей / Отв. ред. В.М. Солнцев. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит, 1974. 384 с. С. 10.
9. Шеллинг Ф.В. Философия искусства / Под общ. ред. М.Ф. Овсянникова; пер. с нем. П.С. Попова. М.: "Мысль", 1999. 608 с. С. 120.
10. Аверинцев С.С. Заметки к будущей классификации типов символа // Проблемы изучения культурного наследия / Отв. ред. Г. В. Степанов. М.: Наука, 1985. 398 с. С. 300-301.
11. Бескова И.А. Эволюция и сознание (когнитивно-символический анализ). М.: Ин-т философии РАН, 2001. 268 с. С. 179.
12. Уайтхед А.Н. Символизм, его смысл и воздействие. Томск: Изд-во "Водолей", 1999. 64 с.
13. Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов // М.М. Бахтин. Эстетика словесного творчества / Сост. С.Г. Бочаров. 2-е изд. М.: Искусство, 1986. 446 с. С. 370.
14. Копалов В.И. Символика и ее социальная сущность // Философские науки. 1976. № 1. С. 82.
15. Мисюров Д. А. Политическая символика: между идеологией и рекламой // Политические исследования. 1999. № 1. С. 169.
16. Мамардашвили М.К., Пятигорский А.М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М.: Шк. "Яз. рус. культ.", 1999. 216 с. С. 154-155.
17. Дубровский Д.И. Расшифровка кодов (Методологические аспекты проблемы) // Вопросы философии. 1979. № 12. С. 97.
18. Шрейдер Ю.А. Информация и метаинформация // НТИ. Сер. 2. Информационные процессы и системы. 1974. № 4. С. 5.
19. Васильев С.А. Уровни понимания текста // Понимание как логико-гносеологическая проблема: Сб. науч. тр. К.: Наук. думка, 1982. 272 с. С. 99.
20. Блакар Р. М. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-эмпирические исследования языка и его использования в социальном контексте) // Язык и моделирование социального взаимодействия / Сост. В.М. Сергеева, П.Б. Паршина; общ. ред.
B.В. Петрова. М.: Прогресс, 1987. 462 с. С. 96.
21. Пульша С. Васильковый держите шаг! // Белорусские новости. 2005. 19 янв.
22. Эльбрюнн Б. Логотип: Пер. с фр. / Под ред.
C.Г. Божук. СПб.: Издат. дом "Нева"; М.: "ОЛМА-ПРЕСС Инвест", 2003. 128 с. С. 64.
23. См.: Зубченко Е. Самый позитивный зверь в Думе // Новые Известия. 2006. 24 нояб.
24. Уорнер У. Живые и мертвые. М.-СПб.: Унив. кн., 2000. 672 с. С. 513.
25. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике / Московский философский фонд. М.: Лсааеш1а-Центр; МЕДИУМ, 1995. 416 с. С. 18.
26. Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного // Х.-Г. Гадамер Актуальность прекрасного: Пер. с нем. М.: Искусство, 1991. 368 с. С. 304-305.
6 декабря 2010 г.
УДК 32
ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ ПАРТИЙНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ
С.Р. Аванесян
Проблема идентичности в условиях современного цивилиза-ционного развития общества приобрела особую остроту, многозначность смысловых оттенков, а главное сложность механизмов, технологий становления и функционирования различных субъектов ее позна-вающих и реализующих. Поэтому возрастает важность определения данного понятия. Выводить научное определение понятия "идентичность" из его бытийственной плоскости, значит отрицать саму возможность всестороннего, строго теоретически представленного, выверенного, доказанного исследованием научного понятия. Чтобы этого не произошло, перейдем к научному анализу понятия
Аванесян Сеник Размикович - аспирант кафедры теоретической и прикладной политологии Южного федерального университета, 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, e-mail: senikavanesyan1986@yandex.ru.
"идентичность", и данный анализ является предметом данной статьи.
Этимологически понятие "идентичность" происходит от латинского слова "т-denticus", т.е., "тождественный", "одинаковый". Идентичность - это совокупность признаков, позволяющих отождествить человека со "своими", четко выраженными принадлежностями, чертами к общности, подкрепляемая историческим прошлым и настоящим, желанием общего будущего. Но прежде всего это понятие "указывает на содержательно детерминированные представления индивидов о своем Я". О.Ю. Малинова подчеркивает смысловую сложность определение понятий, в том числе и идентичность. По ее мнению, "отсутствие устоявшейся терминологии. является следствием практической актуальности проблемы
Senik Avanesjan - post-graduate student of Theoretical and Applied Political Science Department at the Southern Federal University, 13 Nagibin's Avenue, Rostov-on-Don, 344038, e-mail: senikavanesyan1986@yandex.ru.
