CC BY
108
УДК 008 (091)
В. А. Летин
«Зимний текст» творчества Н. А. Некрасова
В статье впервые осуществлено культурологическое исследование особенностей интерпретации Н. А. Некрасовым образа русской зимы как важного компонента национальной и творческой идентичности поэта в контексте развития русской литературы и в качестве уникального поэтического феномена. Выявлена традиция создания и развития зимней образности, место в ней Н. А. Некрасова, верифицирована типология и семантика образов русской зимы в творчестве Н. А. Некрасова (детская, деревенская, городская), обоснован эстетический, метафизический, антропологический потенциал зимней образности.
Ключевые слова образ русской зимы, литературная традиция, интерпретация, Н. А. Некрасов, текст, типология и семантика зимней образности.
V. A. Letin
"Winter text" in N. A. Nekrasov's works
The article is the first anthropological research into N.A. Nekrasov's interpretation of the image of Russian winter as an important component of the poet's national and creative identity in the context of developing Russian literature and as a unique poetic phenomenon. The author describes the tradition in creating and developing winter imagery and N.A. Nekrasov's place in it; verifies typology and semantics of Russian winter images in Nekrasov's works (children's, rustic, urban) and substantiates esthetic, metaphysical and anthropological potential of winter imagery.
Key words: Russian winter image, literary tradition, interpretation, N. A. Nekrasov, text, typology and semantics of winter imagery.
Мир природы является важной частью художественного универсума поэтического мира Н. А. Некрасова. Он привлекал исследовательское внимание в связи с несколькими его произведениями: поэмами «Мороз красный нос», «Кому на Руси жить хорошо» [11], «Саша», «Тишина»; стихотворениями «Железная дорога», «О погоде», «На Волге», «Крестьянские дети». Основными темами, обусловливавшими это обращение, были в первую очередь сам пейзаж как повод для любования красотой русской природы, либо связь этого мира природы с фольклорными традициями, в основном, сказками [4].
Изучение самоценности некрасовского природного мира - важной составляющей части его поэтического универсума, - на сегодняшний день в некрасоведческих исследованиях не ставилась. Исследования последних лет, однако, обращаются к природным элементам некрасовского художественного универсума, но рассматривают их, либо вычленяя их из общей картины мира поэта, либо локализуясь на одном ключевом образе, теме или идее, мотиве [1], [5]. В центре внимания чаще других оказываются образы дороги, храма и сада -
объекты исключительно пространственные [9]. В результате такого рода интерпретаций их идентичность оказывается в большей степени раскрыта в соответствии с общелитературными и - шире -культурными тенденциями, характерными для исторической эпохи [12]. При этом их место в самой картине мира некрасовской поэзии обозначается весьма условно. Причиной тому, вероятно, явилось традиционное восприятие некрасовской лирики в социально-критическом или антропологическом ключе (тенденция последнего времени). В связи с чем природные явления видятся либо «фоновой декорацией» повествования, зачастую контрастную ему по эмоциональной окрашенности, либо и вовсе «не замечаются» исследователями.
Образ зимы является важным компонентом национальной идентификации русской литературы и - шире - культуры. В данной статье на материале «зимнего текста» некрасовской поэзии мы предлагаем рассмотреть мастерство Некрасова как поэта-пейзажиста, проанализировать потенциал природных образов, продемонстрировать разнообразие их художественных задач. Для понимания некрасовского «зимнего» текста важ-
© Летин В. А., 2016
но выявление основных тенденций русской художественной литературы, связанных с созданием более ранних «зимних» образов природы, с которыми он находился в непосредственном живом диалоге (П. Вяземский, А. Пушкин, Ф. Тютчев, А. Фет, И. Суриков).
Одним из доминантных образов в предшествующей традиции являются образы «зимнего дня» (мотивы чистоты и свежести, детства и надежды, любви и творчества) и «зимней ночи» -лунной, раскрывающей связь лирического героя с миром природы (А. Пушкин «Я ехал к вам, живые сны...»), и бурной, раскрывающей вторжение в реальность инфернальных сил (А. С. Пушкин стихотворение «Бесы», повесть «Метель») [6].
«Зимний» текст некрасовской поэзии, развивавшийся в русле общих литературных тенденций создания природных образов второй половины XIX в. в русской литературе, имеет и свою специфику.
Тематически она может быть выражена так.
«Детская» зима у Н. А. Некрасова продолжает пушкинскую линию осмысления зимы через призму образа играющего ребенка, что дает непосредственность восприятия. Вместе с этим акцентируются также восходящие к пушкинским «зимним» произведениям образ няни - спутницы ребенка, его утешительницы и соучастницы детских игр, а также мотивы тепла, домашнего уюта, рассказывания сказок (песен). Данная грань «детской» зимы становится у Некрасова чертой «дворянского» детства (поэма «Саша», фрагмент «В зимние сумерки нянины сказки.»), в то время как у Пушкина и «вторящих» ему крестьянских поэтов (А. Суриков «Вот моя деревня...») так игрово зиму воспринимают именно «крестьянские» или «дворовые» дети. Центральным игровым аксессуаром в этой традиции являются санки. Так пушкинский мальчик бегает по двору «в салазки жучку посадив, себя в коня преобразив», суриковский герой «летит в санках по горе крутой».
В отличие от своего гениального предшественника и талантливых современников, Некрасов временем детских игр делает лето, а зима предстает своеобразной антиномией - временем труда («Крестьянские дети»). Отметим, что в обоих случаях атрибутом и игры, и труда в некрасовской поэзии является образ саней: салазки - в поэме «Саша» и сани (дровни) - в эпизоде с мужичком-с-ноготок в «Крестьянских детях». Но если санки-салазки детских игр связаны с мотивом скорости (конский бег, полет), то гру-
женые дровни движутся нарочито медленно. Исполненный собственного достоинства, шестилетний Влас, ведя под узцы лошадку, «шествует важно» и «в спокойствии чинном», осознает свою взрослость.
Принципиальным моментом осмысления Некрасовым зимы в связи с детскими образами является тема смерти, в опыте «деревенской» зимы звучащая исподволь, виртуозно убранная автором в психологический подтекст.
Повзрослевшая Саша утратит непосредственную радость жизни, вступив в пору «весны жизни». Но путь ее взросления предсказывается автором, как опыт разочарований и утрат. Одетый во «взрослые» вещи Влас, отправившийся по глубокому снегу в лес, приводит в отчаяние лирического героя, увидевшего в этом походе горе, пережитое семейством мальчика, в котором кто-то старший, вероятно не смог ехать за хворостом. Известно, что в крестьянских семьях верхней зимней одежды для детей не шили, это было непрактично. Большую часть зимнего времени крестьянские дети проводили в избах. Одетый в «большие сапоги» и «полушубок овчинный» шестилетний ребенок был взят в лес отцом в качестве помощника вместо умершего старшего родственника. Мать Власа также не смогла пойти в лес. С учетом реплики героя о количестве «мужиков в семье», можно предположить, что у него есть сестры и, видимо, младшие, а самая младшая, вероятно, грудной ребенок, требующий неотлучного присутствия старших. В его ребяческой браваде лирический герой слышит отзвук семейной драмы, результатом которой становится необходимость раннего взросления старшего сына.
Красивый пейзаж, напоминающий автору умилительные картонные живописные декорации детского театрика, оказывается отмеченным «клеймом мертвящей зимы», поскольку и мальчик, и холодные снега вокруг - настоящие. Эмоции, которые должен испытывать читатель, здесь далеки от «хрестоматийного» умиления. И сама заваленная снегом - саваном, - деревня, освещенная холодным зимним солнцем, кажется пространством смерти, в котором человеческие жизни теплятся из последних сил благодаря исключительно силе любви.
Зима в деревне: смерть в красоте. В связи с образом зимы в послепушкинской традиции зимний пейзаж дается через сравнения с предметами роскоши: фактурным текстилем (парча, ковры), драгоценными камнями (жемчуг, алмазы, янтарь), металлами (серебро, золото). Зимний
пейзаж наделяется, таким образом, высочайшим градусом эстетизации, вызывая исключительно восторженные интонации лирического героя (А. Пушкин «Зимнее утро», Ф. Тютчев «Чародейкою зимою.»). При этом совершенная красота пронизанного светом этого уподобленного произведению ювелирного искусства леса, оказывается проявлением отнюдь не человеческой воли: неназываемого Пушкиным творца или условно-фольклорной тютчевской чародейки-зимы. Холодная красота природы противопоставляется любящей или влюбленной героине окруженной теплом и светом («Зимнее утро») или же самой являющейся их источником («Деревня», «Евгений Онегин»). Но красота зимнего мира может стать и результатом художественного творчества, как в стихотворении Тютчева («Чародейкою зимою...»). Образу зимней природы сопутствует мотив сна / пробуждения. Уснувшей природе противопоставляется реальное - «утреннее» - пробуждение героини, либо символическое пробуждение ее души (Татьяна Ларина) [7]. Уснувшая зимняя природа в русской поэзии оказалась напрямую связанной с миром реально пробудившейся девы-героини, и метафорически - пробуждением ее души.
Продолжая традицию, Некрасов создает образ зимней природы как мира совершенного, прекрасного. Однако, его зима с абсолютной безусловной красотой оказывается не только эффектным фоном. Она вторгается в жизни героев и губит их. В отличие от своих коллег-поэтов Некрасов дифференцирует мир зимней деревни (обжитое человеком пространство), и зимнего леса («дикая» природа), которые в поэзии Пушкина - Тютчева сливаются в единое художественное пространство. И не только дифференцирует, но и противопоставляет их, сталкивая мотивы света и тьмы, тепла и холода, шума и тишины, полихромности и монототонности и др.
Зимний мир деревни как пространства жизни человека подчеркнуто конечен. Его жизнь не только еле теплится, она иссякает. С учетом реализованных здесь мотивов его можно охарактеризовать, как царство холода и голода, наполненное плачем по умершим и сожалениями по живым. Здесь рыдают, стонут, хрипят. Здесь страдают душевно и мучаются физически. В итоге - умирают. Однако, главным является способность людей в этом мире чувствовать, и не только страдать, но и сострадать другим. Однако, зима практически не оставляет людям шанса: белоснежный покров, окутывающий деревенские до-
ма сравнивается автором с саваном, а белый цвет в «деревенском» мире становится знаком смерти. Холод сторожит и тела, и души героев. Сама деревня, предстает «словно в саван одетой», героиня - шьющей саван, а ее лицо - белее полотна («Мороз красный нос»). Раз проникнув в в дом ли, в душу ли персонажа этот холод не отступает.
Зимний мир леса прекрасен и бесстрастен. Красота русской зимы, ее совершенство, воспринимается автором через призму художественного. Зима предстает то в виде живописной картины, то театрального представления, не лишенного доли сентиментальности, скажем, в «Крестьянских детях» в эпизоде с мужичком-с-но-готок (На эту картину так солнце светило, / Ребенок был так уморительно мал, / Как будто все это картонное было, / Как будто бы в детский театр я попал!). Или же в нарочито фольклорном ключе, где эстетизация зимнего мира - леса - гипертрофируется до вселенского масштаба и наделяется категориями вечности. Но живое, попав в этот прекрасный мир, должно, рано или поздно, стать еще одной красивой деталью этого великолепия. Стремительное движение жизни здесь приостанавливается и гаснет: мгновение возводится в степень вечности. Слезы Дарьи повисают ледяным жемчугом совершенной формы на ветвях кустов. И в «Крестьянских детях» и, в большей степени, в поэме «Мороз Красный нос» лес противопоставлен деревне характерными мотивами абсолютной тишины, пустоты и красоты. Мотив же смерти, пронизывающий всю эту поэму находит разрешение в финале именно в пространстве леса. «Стынущая» героиня оказывается в плену собственного сна в кругу счастливой семьи с живым мужем.
Традиционный контраст горячей души и мороза обретает здесь сказочную по аранжировке и трагическую по сути тональность. Чем счастливее в своем «заколдованном» сне героиня (живой муж, выросшие здоровыми и красивыми дети, любящие родственники, богатый урожай), тем более остывает ее тело. Контраст между физическим холодом и горячей душой Дарьи в этом произведении Некрасова доводится до апофеоза.
В некрасовском зимнем мире оказывается, что и буран, и солнечный морозный день равно губительны для человека. Простужается ямщик Прокл («Мороз красный нос»), простоявший долгое время в сугробе. Застывает в лесу, прислонившаяся к сосне, его вдова Дарья.
Поэт, оставаясь в русле традиции использования образов природы для характеристики персо-
нажа или отражения его чувств, усиливает контрасты, переводя действие из плана реальной жизни и физических ощущений в план метафизический.
Красота зимнего леса успокаивает героиню, пробуждая чувства, долгое время ею подавляемые. Парадоксально, что именно дав волю чувствам, героиня оказывается неспособна контролировать их нахлынувший поток. Ее душа раскрывается навстречу прекрасной панораме-иллюзии счастливой жизни в любви и труде в кругу счастливой семьи, но сама Дарья оказывается беззащитной перед морозом-убийцей. У подножия сосны в замороженном лесу стынет, однако, лишь тело героини, измученное и уставшее, становясь прекрасным изваянием в коллекции музея ледяных скульптур чародея Морозко.
Зима в городе: холодные люди. Зимний город в поэзии Н. А. Некрасова, в отличие от зимней деревни не эстетичен. Более того, он подчеркнуто некрасив и дисгармоничен. В его описании отсутствуют панорамы, как это было в «сельских» произведениях. Внимание фокусируется на человеке, на его физических ощущениях.
Причина такой интерпретации городской среды поэтом нам видится в специфике петербургского (а именно он и представлен, как городское пространство в некрасовской поэзии) климата. Минимальный световой день со скудным освещением не позволяют давать широкие панорамы.
Климат реального Петербурга диктует и собственные законы его поэтическому образу, и поведению человека в его пространстве [2]. Свойственный зиме мотив холода приобретает здесь сопутствующий мотив пронизывающего до костей ветра. Ветер, в свою очередь, обрекает этот мир на динамику: двигаясь в городском пространстве сам, он заставляет двигаться других. Поэтому зима в сельской местности дается как статичная панорама засыпающей / умирающей деревни или замороженного леса, стынущего в нем человека. Любой динамический всплеск гасится в сковывающем морозом зимнем лесном мире.
Но если «деревенские» герои зябнут на улице: простужаясь (Прокл) и застывая (Дарья), то «городские» - петербургские - замерзают даже в своих нетопленых квартирах.
Жертвами петербургской стужи в некрасовском мире в первую очередь становятся дети и творцы-артисты. Их гибель от холода обусловлена не только физическими особенностями организмов: сниженным иммунитетом у детей-бедняков и южным происхождением (А. Бозио). Это
следствие, а причина носит скорее метафизический характер. Холод является не только климатическим маркером пространства, сколько знаком смерти - духовным вакуумом. «Аборигенам» этих мест - «самоедам» - свойственна прочность костей и нервов («О погоде»), но ценой их выживания становится не только абсолютная нечувствительность к климатическим явлениям, но и бездушность. В этом качестве их можно даже соотнести с «фольклорным» покойникам в могилах, которым все-таки «привычно» холодно во владениях Мороза-воеводы («Мороз красный нос»). Те, кто выживает в «некрасовском» Петербурге и - шире - городе, оказываются буквально мертвее мертвого.
Некрасовский «зимний» городской текст существует в логике европейской романтической традиции противопоставления сурового севера животворному югу, которая была очень подробно разработана в творчестве русских писателей предшествующего поколения и достигла своего апофеоза в произведениях Н. В. Гоголя. Но в некрасовском зимнем городском пространстве отсутствует фантасмагория, а чувства человека заострены до предела, даже бесчувственность здесь возведена в степень.
Холодный ветер пронизывает пространство насквозь. Он настигает человека, преодолевая хрупкие препятствия в виде жилищ и одежды. Его цель - душа. Наиболее показателен эпизод с гибелью Анджолины Бозио - оперной артистки, «напрасно кутавшей в соболь соловьиное горло свое» (умерла в начале апреля 1859 г.). Акцентируя внимание на «инструменте» творчества «южной гостьи», перенося на него характеристику голоса, то есть представляя ее творчество как особенность организма, Некрасов видит в ее простуде не несчастный случай, а закономерность. Чванный Петрополь не только ничего не жалел для артистки, но нещадно эксплуатировал ее мастерство. Драматизм ситуации усугубляется и указанием на множественность таких случаев «южные гости, ...весело ль вам».
Свидетельством привычки аборигенов к этой «озверелости» человеческих сердец может служить «зимний» случай с «генералом Топтыгиным». Забавная история о том, как медведь был принят за важную персону, актуализирует мотив оборотничества, столь свойственный фольклорной ночной «зимней» традиции с ее святочными и крещенскими обрядовыми практиками. Тем более что невольный виновник этого происшествия - дрессированный медведь - принадлежит
праздничной ярмарочной культуре, пронизанной карнавальным духом. И чем темнее ночь, тем «злее холод», то есть тем более явственнее ощущается присутствие мага-воеводы и. появляется генерал-оборотень, скачущий на вихре-тройке от станции до станции - от трактира до трактира! Причем озябший испуганный мишка превращается в «небывалого генерала. в новом вкусе» исключительно в холопском сознании и бывалого холуя-трактирщика, и случайных прохожих.
Ирония этого произведения трагична, поскольку выдает рабскую покорность как «национальную» черту русского человека с одной стороны и звериный рев и свирепость «начальства» как его основные качества - с другой. И если «смирный» Михайло Потапыч Топтыгин заревел от физического холода, то те «генералы», с одним из которых его спутали, ревут от холода метафизического, сковавшего их сердца.
Масштаб суровой русской зимы поистине велик. В художественном некрасовском универсуме зима оказывается едва ли не равной территории страны. Холодная зимняя ночь, начавшаяся в Петербурге, не заканчивается и два месяца спустя в Нерчинске («Русские женщины»). Более того, из разговора с чиновником княгиня-декабристка узнает, что длится эта зима будет и во времени, и в пространстве еще очень долго: «в стране такой, /./ Где мрак и холод круглый год».
Зимний текст в «городской» версии некрасовской поэзии оказывается насыщенным мотивами болезни, умирания, свидетельствующими о его бездуховности, в прямом смысле этого слова -невозможности дышать, жить.
Победа над зимой: горячие сердца. Между тем, как бы смертельны ни были ветры петербургских улиц и сибирских просторов в некрасовском мире победа над холодом и стужей возможна. Зимней стуже противостоит тепло человеческого сердца, души (здесь поэт оказывается практически созвучен с концепцией любви в драматургии А. Н. Островского [13]). Именно преодоление одиночества, способность поддержать другого, оказывается для человека особенно значимым в холодном мире.
В первую очередь, это родительская любовь. Материнская как у Матрены Корчагиной («Кому на Руси жить хорошо»). Ее пятый сын - Лиодор рождается чудесным образом в доме губернатора. Крестной матерью младенца становится супруга губернатора. Событие происходит накануне Рождества. Однако приметы праздника автором даются вскользь, поскольку панораму го-
рода мы воспринимаем глазами героини, отчаянно пытающейся найти губернаторский дом. В «летней» поэме - это эпизод исключительный -единственный «зимний» и счастливо кончившийся для всех участников события. Исключительно и имя, выбранное самой высокопоставленной крестной - Лиодорушка, что буквально означает «дар солнца» [11]. Так в суровом зимнем мире начинает мерцать солнечный свет и чувствоваться теплое дыхание. Поистине, это рождественская сказка со счастливым, столь редким для поэзии Некрасова, финалом.
Отцовская любовь проявляется в заботе о дочери старого графа Лаваля - отца кнг. Екатерины Трубецкой в поэме «Русские женщины». Не случайно Некрасовым акцентируется именно эта ипостась персонажа - «граф-отец». Родительская забота проявляется не только в заботе о комфорте в этой страшной для любимой дочери поездке. Прочность и удобство возка, конечно, важные детали. Но автор выделяет еще фонарь, образок с лампадой и медвежью полость, которые проверяет лично граф Лаваль. В темной и холодной зимней дороге они должны дарить отчаянной княгине тепло и свет отчего дома. И здесь Некрасов проявляется, как психолог. Ведь отец, приняв выбор дочери, не мог ее понять. Путешествие в Сибирь приводит его в отчаяние, не столько самим фактом и мотивом, сколько предчувствием разлуки навсегда со своей любимицей. Но именно эта жертвенная любовь и роднит их. Отец заботится о физическом комфорте, здоровье и, если можно так сказать в данной ситуации, душевном покое дочери, призывая Бога в защитники.
«Сестринская» любовь. «В роковой решимости» своей Мария Волконская - другая декабристка отогревается в Москве у «сестры» Зинаиды Волконской. Будучи исключительным явлением русской - зимней - действительности эта героиня оказывается в мире Некрасова источником душевного тепла. Она воплощенная душа: в ее глазах небо Италии и «искусство ей было святыня». Получив ее благословение кнг. Мария Волконская сама становится источником тепла и света для других персонажей на темном пути.
Под воздействием душевного тепла оттаивается сердце старого чиновника, чинившего по указанию свыше препятствия княгине Трубецкой. Он обещает в два дня доставить ее до места ссылки мужа, обещав перед этим два месяца пешего пути едва ли не в кандалах. Тепло души и жар сердца приводят замороженный русский мир
в движение. Под их воздействием отступает и самый страшный холод - сердечный.
Спускаясь в «каторжные норы» рудников кнг. Мария Волконская не только восхищает узников своим героизмом, но пробуждает в их душах желание жить вопреки «адским» обстоятельствам.
Поздняя зима русской поэзии. В качестве «наследников» некрасовской зимней традиции назовем А. Блока [3] и И. Бродского [10]. Они -своеобразные альфа и омега русской поэзии XX столетия. Поэма «Двенадцать» А. Блока во многом созвучна некрасовской поэзии по мироощущению. Вселенский мороз и вселенский снегопад близки по масштабу некрасовской зиме во всю страну. И. Бродский, осмелившийся в атеистическом СССР писать «Рождественские романсы», оказывается также родственным Некрасову по духу и методу: имитация в поэтическом тексте разговорной речи, причем рождающейся спонтанно, насыщение ее просторечиями; емкость поэтических образов, внутренняя полемичность художественного текста. Его «зимние» образы схожи с некрасовскими своим масштабом и задачами. Самым главным уроком «зимней» поэзии Некрасова является вывод о возможности преодоления этой космической зимы верой и любовью к человеку вопреки обстоятельствам.
Библиографический список
1. Баталова, Т. П. Символика русского пути в поэзии Н. А. Некрасова 1846-1866 годов [Текст] : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.01 / Т. П. Баталова. - Коломна, 2006. - 224 с. РГБ ОД, 61:0610/800.
2. Боченкова, О. Б. Тематические аспекты художественного метода. Русские поэты о Петербурге [Текст] : дис. ... канд. филол. наук : 10.01.08 / О. Б. Боченкова. - М., 2006. - 194 с. РГБ ОД, 61:06-10/1467.
3. Ваняшова, М. Г. Нам остается только имя. Поэт - трагический герой русского искусства XX века. Блок - Ахматова - Цветаева -Мандельштам [Текст] / М. Г. Ваняшова. - Пособие для учителей-словесников, студентов филологических факультетов, учащихся гимназий, гуманитарных колледжей и лицеев. - Ярославль, 1993.
4. Гин, М. От факта к образу и сюжету. О поэзии Н. А. Некрасова [Текст] / М. Гин. - М., 1971.
5. Житова, Т. А. Идейно-художественная концепция праведничества в поэзии Н. А. Некрасова [Текст] : дис ... кандидата фи-
лологических наук : 10.01.01 / Т. А. Житова -М., 2006. 197 с.: ил. РГБ ОД, 61 06-10/1638.
6. Мишина, Г. В. Образотворческая триада детство - природа - Храм в произведениях Н. А. Некрасова [Текст] : дис... кандидата филологических наук : 10.01.01 / Г. В. Мишина. -Стерлитамак, 2007. - 174 с.
7. Набоков, В. В. Комментарии к роману
A. С. Пушкина «Евгений Онегин» [Текст] /
B. В. Набоков. - СПб., 1998.
8. Нагина, К. А. Метельные пространства русской литературы [Текст] / К. А. Нагина. -Воронеж : Наука-Юнипресс, 2011. - 129 с.
9. Нагина К. А. Философия сада в творчестве Л. Н. Толстого [Текст] : учебное пособие / К. А. Нагина. - Воронеж : Наука-Юнипресс, 2011. - 143 с.
10. Поэтика Бродского [Текст] / Сб. статей под ред. проф. Л. Лосева. - Tenafly, N.J. : Hermitage, 1986.
11. Розанова, Л. А. Поэма Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Комментарий [Текст] / Л. А. Розанова. - Л., 1970.
12. Хаханашвили, Ц. Н. Эволюция русской историко-философской поэмы (А. С. Пушкин, Н. А. Некрасов, А. А. Блок) [Текст] : диссертация ... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Ц. Н. Хаханашвили. - Тбилиси, 1984. -175 с. : ил. РГБ ОД, 61:85-10/445.
13. Шалимова, Н. А. Русский мир А. Н. Островского [Текст] / Н. А. Шалимова. Яросл. Гос. театр. ин-т. - Ярославль : Изд-во ЯГТУ, 2000. - 251 с.
Bibliograficheskij spisok (in Russ)
1. Batalova, T. P. Simvolika russkogo pu-ti v pojezii N. A. Nekrasova 1846-1866 godov [Tekst] : dis. ... kand. filol. nauk : 10.01.01 / T. P. Batalova. -Kolomna, 2006. - 224 s. RGB OD, 61:06-10/800.
2. Bochenkova, O. B. Tematicheskie aspekty hudozhestvennogo metoda. Russkie pojety o Peterburge [Tekst] : dis. ... kand. filol. nauk : 10.01.08 / O. B. Bochenkova. - M., 2006. - 194 s. RGB OD, 61:06-10/1467.
3. Vanjashova, M. G. Nam ostaetsja tol'ko imja... Pojet - tragicheskij geroj russkogo iskusstva XX veka. Blok - Ahmatova - Cvetaeva -Mandel'shtam [Tekst] / M. G. Vanjashova. - Posobie dlja uchitelej-slovesnikov, studentov filologicheskih fakul'tetov, uchashhihsja gimnazij, guma-nitarnyh kolledzhej i liceev. - Jaroslavl', 1993.
4. Gin, M. Ot fakta k obrazu i sjuzhetu. O pojezii N. A. Nekrasova [Tekst] / M. Gin. - M., 1971.
5. Zhitova, T. A. Idejno-hudozhestvennaja koncepcija pravednichestva v pojezii N. A. Nekrasova [Tekst] : dis ... kandidata fi-lologicheskih nauk : 10.01.01 / T. A. Zhitova - M., 2006. 197 s.: il. RGB OD, 61 06-10/1638.
6. Mishina, G. V. Obrazotvorcheskaja triada detstvo - priroda - Hram v proizvedenijah N. A. Nekrasova [Tekst] : dis... kandidata filologicheskih nauk : 10.01.01 / G. V. Mishina. -Sterlitamak, 2007. - 174 s.
7. Nabokov, V. V. Kommentarii k romanu A. S. Pushkina «Evgenij Onegin» [Tekst] / V. V. Nabokov. - SPb., 1998.
8. Nagina, K. A. Metel'nye prostranstva russkoj literatury [Tekst] / K. A. Nagina. - Voronezh : Nauka-Junipress, 2011. - 129 s.
9. Nagina K. A. Filosofija sada v tvorchestve L. N. Tolstogo [Tekst] : uchebnoe posobie /
K. A. Nagina. - Voronezh : Nauka-Junipress, 2011. -143 s.
10. Pojetika Brodskogo [Tekst] / Sb. statej pod red. prof. L. Loseva. - Tenafly, N.J. : Her-mitage, 1986.
11. Rozanova, L. A. Pojema N. A. Nekrasova «Komu na Rusi zhit' horosho». Kommentarij [Tekst] / L. A. Rozanova. - L., 1970.
12. Hahanashvili, C. N. Jevoljucija russkoj istoriko-filosofskoj pojemy (A. S. Pushkin, N. A. Nekrasov, A. A. Blok) [Tekst] : dissertacija ... kandidata filologicheskih nauk: 10.01.01 / C. N. Hahanashvili. - Tbilisi, 1984. - 175 c. : il. RGB OD, 61:85-10/445.
13. Shalimova, N. A. Russkij mir A. N. Ostrovskogo [Tekst] / N. A. Shalimova. Jarosl. Gos. teatr. in-t. - Jaroslavl' : Izd-vo JaGTU, 2000. - 251 s.
Дата поступления статьи в редакцию: 08.01.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.02.2016
