CC BY
271
_ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА_
2007 История и политология Выпуск 3 (8)
ЖУРНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ ЖЕНЩИН И СОЦИАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ В СССР ПОСЛЕВОЕННОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ
О.И Кирьянова
Пермский государственный университет, 614990, Пермь, ул.Букирева, 15
Анализируется эволюция системы советских ценностей в послевоенные годы. Советские ценности рассматриваются сквозь призму женских образов, присутствующих на страницах женских журналов 1946 - 1955 гг.
Как известно, пресса представляет собой своеобразный концентрат ценностей, которыми живет та или иная эпоха и ее люди. Советская печать - особый случай: она являлась проводником официальной идеологии, на ее страницах находили отражение те ценности, которые получали «добро» сверху, через нее советским читателям предлагались нормативные образцы идентичности, так как формирование нового человека - носителя советской системы ценностей - являлось одной из составляющих большевистского проекта построения коммунистического общества.
В данном исследовании предлагается взглянуть на систему ценностей послевоенного советского общества сквозь призму женских образов, которые встречаются на страницах многотиражных, ориентированных на широкие массы журналов «Работница» и «Крестьянка» 1946 - 1955 гг., а также журнала «Советская женщина», предназначенного не только для советских, но и для зарубежных читательниц.
Идентичность «советской женщины» задается на страницах журналов посредством визуального и вербального ряда: иллюстраций, образцовых биографий, набора тем и рубрик, призванных нормировать ценностные установки и поведенческую практику советских гражданок. А потому нас интересовали визуальные и вербальные образы в их совокупности. Женские образы выбраны в качестве предмета исследования не случайно. В СССР «раскрепощение» женщин и изменение их положения в обществе считалось показателем социального прогресса и разрыва с дореволюционными традициями. Образ новой, советской женщины, якобы равноправной с мужчиной, подавался в качестве доказательства торжества революционных ценностей. Но был ли этот образ действительно соткан из революционных, прогрессивных ценностей?
Среди советских идеалов значились труд, коллективизм, преданность партии, ориентация на общественно полезные интересы, бескорыстность, готовность к самопожертвованию, аскетизм во имя «светлого будущего» и др.1 Эти идеалы широко представлены на страницах журналов. Освещение трудовой деятельности женщин является стержнем, вокруг которого группируются все публикации. Героини статей изображаются активными комсомолками и партийными деятельницами. Но более любопытным представляется обратить внимание на ценности, которые не являются столь очевидно советскими или противоречат пониманию советской идентичности.
Визуальный ряд журналов позволяет поставить под сомнение наличие целостной социальной идентичности - об этом говорит широкий диапазон так называемых типов женской телесности2, которые встречаются на иллюстрациях. На одном полюсе находится тип, который Т. Дашкова называет «рабоче-крестьянским»3. Он представлен изображениями работниц промышленности, сельского хозяйства и других сфер преимущественно физического труда. Показанные на рабочем месте или вне его, они легко узнаваемы по платку, косынке или каске на голове, рабочей одежде, орудиям труда. Иногда работниц удается узнать просто по неухоженной или мужеподобной внешности: фотографы и художники не видели ничего зазорного в непривлекательности тех, чья функция - труд, и не считали нужным просить женщин прихорошиться перед позированием.
На противоположном полюсе находится тип, который условно можно назвать «респектабельным». Указанный тип женщины характеризуют ухоженность, элегантность одежды, наличие украшений и прочих атрибутов определенного социального статуса и материального достатка. Об-
© О.И.Кирьянова, 2007
разы этого типа, как правило, не относятся к рядовым труженицам - они встречаются, в частности, на фотографиях заместителя главного металлурга завода, директора родильного дома, доктора медицинских наук, обладательниц звания народных артисток, лауреаток высоких премий. Пример - фото бригадира цеха радиоламп, лауреата Сталинской премии: перед нами девушка в элегантном костюме, перчатках, с сумочкой-папкой под мышкой4. Она напоминает скорее модель из журнала мод, чем труженицу, которая каждый день работает физически.
Образы «рабоче-крестьянского» типа являются распространенными, в «Крестьянке» они доминирует. Образы «респектабельного» типа встречаются очень редко, более или менее регулярно лишь на страницах моды в «Советской женщине», а с рубежа 1940-х и 1950-х гг. - и в «Работнице». Однако присутствие этого типа в журналах представляется важным, поскольку отражает наличие в обществе слоя, расположенного в социальной иерархии выше основной массы населения. Соседство «респектабельных дам» с «типичными труженицами» дает возможность обнаружить ту пропасть в уровне жизни, которая разделяла представительниц разных слоев общества и вызывала эрозию советской идентичности.
В то же время формально равенство остается одной из основополагающих ценностей советского общества, и наличие социального расслоения, которое «вскрывается» визуально, старательно нивелируется вербальными средствами. Авторы статей и очерков постоянно подчеркивают равнозначность представительниц престижных и непрестижных профессий, физического и умственного труда, высшего и низшего звена трудовой иерархии. Например, в статье, посвященной женщине-директору текстильного комбината, говорится о том, что качества, присущие женщинам-руководителям, можно также встретить «у простой колхозной звеньевой, у фабричной работницы, у женщины самой обычной профессии, делающей свое повседневное дело», -ведь эти черты определяются не служебным положением, а «советским складом души»5.
Стремление к нивелированию наблюдается и на иллюстрациях. Журнальное пространство полно нейтральных визуальных образов, которые не содержат ни наме-
ка на социальную принадлежность изображенных женщин. Даже в тех случаях, когда речь ведется о трудовых заслугах, героинь статей нередко фотографируют вне рабочего процесса и без каких-либо говорящих атрибутов. Кто перед нами: рядовая работница? Учительница? А, может быть, министр одной из республик? - понять это, не обращаясь к тексту статьи, бывает невозможно. И только тружениц сельского хозяйства, как правило, выдают платки, которые часто остаются на их головах даже вне рабочего процесса.
Т. Дашкова говорит о формировании такого нейтрального «соцреалистического канона» изображения женщин начиная со второй половины 1930-х гг.6 После войны постепенное исчезновение типажей, которые указывают на род занятий, а соответственно, и на классовую принадлежность изображенных, наблюдается, например, и в советском плакатном искусстве, где взаимозаменяемыми оказываются образы работницы и крестьянки7. О том, что в послевоенном обществе классовый критерий становится менее значимым для идентификации личности, свидетельствуют и конкретно-исторические исследования8. Эта тенденция «идет в ногу» с лозунгом построения бесклассового общества. Но человек воспринимается и подается уже не только как представитель некой страты, но и как личность, выделенная из массы себе подобных и обладающая индивидуальными заслугами. Эта тенденция проявляется и в увеличении числа портретных изображений по сравнению с числом коллективных. Портрет героини статьи может занимать в послевоенных журналах целую полосу.
Внимание к индивидуальности сопровождается признанием ценности индивидуального благополучия, атрибуты которого периодически «смакуются» на страницах журналов, причем не только в связи с «респектабельными» образами. На рубеже 20-х и 30-х гг. советских гражданок «заставали» преимущественно за трудовым процессом или на митинге, во второй половине 1930-х гг. к ситуациям показа добавились торжественные собрания, учеба, праздники, отдых, военная подготовка9, а в послевоенный период - ситуации, связанные с частной жизнью и индивидуальным потреблением.
Послевоенные журналы нередко показывают женщин в магазинах: либо у заваленных деликатесами (это в голодной-то послевоенной стране) продуктовых прилавков, либо в богатых ассортиментом отделах одежды или тканей. Вокруг покупок выстраиваются сюжеты многих опубликованных в журналах очерков. В объективе фотокорреспондентов оказываются колхозницы, которые прицениваются к платьям в сельском магазине10, только что вышедшая из примерочной кабинки женщина: «Пора подумать о весеннем наряде. В магазинах готовой одежды большой выбор платьев из легкой ткани. Молодой женщине советуют купить именно это домашнее платье»11.
Регулярным становится обращение к образу домашнего пространства. Одним из излюбленных сюжетов журнальных публикаций послевоенных лет является новоселье. Тружениц, которым посвящены статьи, иногда фотографируют не только на рабочем месте, но и в домашнем интерьере. На иллюстрациях, как правило, очень уютный, а иногда - весьма богатый интерьер (при том, что в середине 1950-х гг. на одного городского жителя приходилось 5,1 кв. м жилья при норме 9 кв. м, а тысячи семей продолжали жить в землянках, развалинах зданий, вагонах12). Аналогичная метаморфоза происходит, например, в кино. До середины 1940-х гг., пока быт трактовался как синоним буржуазности и мещанства, его показ на экране был сведен до минимума, «зеленый свет» горел только аскетическому быту, символизировавшему революционную сознательность, антибуржуазность. А в послевоенные годы бытовое изобилие становится идеалом, пропагандируемым в фильмах13. Тот же процесс наблюдается и в литературе, где предметы быта теперь «ви-тализированы, они более живы, чем ходульные персонажи»14. Причем на страницах журналов демонстрируются не просто хорошие жилищные условия и предметы быта, а семейное пространство, родители и дети, которые в комфортной обстановке наслаждаются совместным времяпрепровождением, т.е. речь идет не только о материальном благополучии, но и об определенном жизненном стиле, связанном не только с работой, но и с получением удовольствия от жизни.
Как и в довоенные годы, в журналах популяризируется «культурный досуг», предполагающий занятия, которые позволяют совершенствоваться духовно и физически. В статье о трудовой деятельности женщины может быть упомянуто, что она «находит время для чтения книг, посещает театры», является «строгим ценителем му-зыки»15, что она успевает побывать и на танцах, и в бассейне16. Изображения женщин, читающих художественную литературу, выбирающих книги в библиотеке, занимающихся спортом, встречаются на страницах и обложках журналов достаточно регулярно. Вместе с тем не осуждается и досуг, который не несет в себе особой смысловой нагрузки. Появляются не имеющие непосредственного отношения к статьям рисунки и фотографии, от которых веет безмятежностью: молодые женщины, сидящие в шезлонгах в парке отдыха, молодежь, отдыхающая на берегу реки, девушка среди цветов и т.п. Эти изображения ни прямо, ни косвенно не призывают к активным действиям, к борьбе за выполнение «пятилеток» или к повышению культурного уровня, они словно предлагают наслаждаться моментом.
Новые ситуации предполагают и новые роли, в которых выступают женщины. Стандартный ролевой набор, который навязывался женщинам журналами довоенных лет - «труженица-мать-общественница». После войны этот набор остается основополагающим, но поощряются и другие, весьма неожиданные социальные практики.
Так, на обложке одного из журналов помещена фотография маленькой девочки с утюгом17. Это единственный случай за весь исследуемый период, когда «домохозяйст-венная» тематика оказалась «на передовой». Но если учесть, что в первой половине 1930-х гг. лозунгами были «Кастрюля -враг партийной ячейки» и «Долой горшки и сковородки»18, то уже этот единичный факт свидетельствует об изменениях в отношении к домашнему быту и понимании роли женщины, произошедших к началу 1950-х гг.
Загруженность работой по дому по-прежнему рассматривается как социальное зло, которое отнимает у женщин время на саморазвитие. Но вот парадокс: пропагандируя их освобождение от «домашнего раб-
ства» (например, благодаря использованию недоступных подавляющему большинству новинок бытовой техники), создатели журналов, по сути, тиражируют образ женщины - домашней хозяйки. Наряду с подписями к фотографиям о том, насколько труженицы перевыполняют производственные планы, появляются и такие: «Взяв в прокатном пункте пылесос, С. Чернина чистит дома ковер»19. Причем гражданка Чернина сфотографирована в явно недомашнем платье, в туфлях, с уложенными в прическу волосами - словом, перед нами предлагаемый журналами идеал советской хозяйки: аккуратной, ухоженной, женственной. Героинь статей фотографируют и в тот момент, когда они рукодельничают или накрывают на стол.
Правда, роль хозяйки предлагается лишь в качестве дополнения к основным ролям. Идеалом является «женщина-транс-формер», которая легко выполняет ту или иную роль в зависимости от конкретной ситуации: «Елена Сергеевна надевает рабочий халат, косынку. Теперь уже не узнать в
этой женщине ту, что вязала кружева на
20
диване» .
Женщинам рекомендуется следить не только за домом, но и за своим внешним видом: быть ухоженными, красивыми, хорошо одетыми. Странички с моделями одежды и выкройками, советами косметологов встречались в женских журналах еще в 1930-е гг., но нечасто21. Теперь же объем подобных материалов увеличивается, их тематика становится более разнообразной, и они все чаще сопровождаются иллюстрациями - как и в случае с «женщиной-хозяйкой», образ «женщины, следящей за своей внешностью», визуализируется: ее показывают присматривающей наряды в магазинах, делающей процедуры в косметических салонах.
Наиболее заметные метаморфозы происходят с «модными страничками». На иллюстрациях, демонстрирующих модели одежды, появляются меха, вечерние платья, похожие на них шелковые пижамы. Конечно, этим «грешит» в основном «Советская женщина». Однако «платье для визитов», вечерние туалеты, роскошные халаты, располагающие скорее к праздности, чем к работе по дому, изредка встречаются на страницах «Работницы». А уж шляпки (которые
«всегда были общепонятным российским символом барства и праздности»22) и белые перчатки (мода на которые пришла из Франции23) периодически появляются даже в наиболее консервативной «Крестьянке».
Стремление быть женственной, подчеркивать с помощью одежды и аксессуаров свою индивидуальность поощряется не только в специализированных рубриках, но и мимоходом в основных публикациях. Так, упоминание о том, что женщина-военный изящна в гражданском платье, не считается посягательством на ее равноправие с муж-чинами24. Умело наложенный макияж, прическа, выразительный взгляд перестают быть прерогативой актрис - позировать перед камерой не возбраняется и простым труженицам.
Подавляющее большинство фотографий, размещенных в журналах, свидетельствует о том, что ухоженность и элегантный внешний вид были (очевидно, в связи с особенностями социально-экономической ситуации) доступны немногим. Можно предположить, что интерес жительниц СССР к красоте и моде подстегнула война, принесшая с собой трофейные фильмы, одежду и ткани. К тому же, умение женщины перевоплощаться из «рабочей лошадки» в хозяйственную жену-красавицу становилось потребностью времени в условиях дефицита мужчин и острой конкурентной борьбы за женихов. Вместе с тем, как представляется, красивый внешний облик начинает рассматриваться как одна из составляющих идентичности советских женщин и по идеологическим причинам: он призван демонстрировать улучшение качества жизни. А ведь в полные революционной романтики 1920-е гг. «новая женщина» виделась практически во всем, вплоть до внешнего облика, идентичной мужчине: девушку могли исключить из комсомола только за то, что она носила шелковую блузку, лакированные туфли на каблуках или серьги25.
В послевоенные годы журнальная версия «советской женщины» смягчается, в нее вплетаются традиционные черты, которые ранее клеймились как «мещанские». Происходит частичная деидеологизация женского образа, его «заземление». Если изначально советская женщина виделась как строительница коммунизма, активная в общественной сфере, то теперь она показыва-
ется и строительницей частной среды обитания, потребительницей плодов уже созданного общества, работающей не только ради абстрактного «светлого будущего», но и ради жизни здесь и сейчас. Официальная модель советской идентичности утрачивает первоначальную направленность на аскетизм и «футуризм». Ценности общества, однозначно ориентированного в будущее, находящегося в состоянии мобилизации всех своих ресурсов, постепенно теснятся более «приземленными» - советскому человеку позволяется «расслабиться».
Вопрос в том, почему эта эволюция ценностных ориентаций была санкционирована сверху.
Следует отметить, что, во-первых, масштабы процессов, о которых речь идет в данной статье, не стоит преувеличивать - в журналах они представлены лишь как тенденция, а не общий фон; во-вторых, в максимальной степени эта тенденция выражена в журнале «Советская женщина» (призванном демонстрировать Западу преимущества советского образа жизни), а в минимальной - в «Крестьянке» (ведь новые ценности связаны скорее с городским образом жизни, чем с сельским); в-третьих, данная тенденция возникла еще в середине 1930-х гг.
Процессы, происходившие в советском обществе с середины 1930-х гг., позволили американскому социологу Н. Тимашеву в середине 1940-х гг. (вслед за Л. Троцким с его «советским термидором») говорить о так называемом «великом отступлении» от революционных коммунистических идеалов к традиционной ориентации на семью, социальную иерархию, профессиональную карьеру, индивидуальное потребление, классическое образование и т.п., в результате чего сформировалась «специфическая амальгама из традиционной русской культуры, идей и поведенческих образцов, принадлежащих коммунистическому циклу»26. Впоследствии эта идея была развита в концепции «культурности», согласно которой с середины 1930-х гг. в массы внедрялись представления о том, как следует вести себя в повседневной жизни: быть «культурным» означало хорошо одеваться, соблюдать правила гигиены, уметь обустроить свое частное пространство, обладать достаточно широким кругозором, культурно отды-хать27. Можно предположить, что внедре-
ние в массы традиционных ценностей было необходимо для того, чтобы обеспечить идентичность потерявшему корни и ориентиры обществу и тем самым стабилизировать режим.
Представляется, что после войны потребность в использовании подобных механизмов возросла. В послевоенном обществе усилилась социальная дифференциация, обострились противоречия между социальными группами28. Народ, отдавший все силы борьбе на фронте и в тылу, надеялся на либерализацию режима, повышение уровня жизни. Эти настроения усиливало знакомство советских людей с более обеспеченной жизнью на Западе, состоявшееся в ходе заграничных военных операций Красной армии.
В. Данэм говорит о «большой сделке», которую власть после войны негласно заключила с советским средним классом, к которому исследовательница относит тех, кто по статусу ниже высших руководителей, официальных лиц, культурной элиты, но выше обычных рабочих, служащих, крестьян. Суть сделки, по мнению В. Данэм, заключается в допущении «обуржуазива-ния» советских ценностей (их эволюции в сторону частных, потребительских) в обмен на лояльность режиму29.
В послевоенном советском обществе эти ценности были доступны далеко не всем, однако предлагались в качестве идеала не узкой категории людей, а широким массам. Можно предположить, что в существовании подобного идеала был заинтересован как режим, для которого приоритетными стали задачи стабилизации и консолидации общества (для чего традиционные ценности казались более надежным фундаментом), так и само общество, уставшее от неустроенности и мечтавшее о налаженной жизни.
Примечания
1 Подробнее см.: Геллер М.Я. Машина и винтики. История формирования советского человека. М., 1994; Эткинд А. «Одно время я колебался, не антихрист ли я»: субъективность, автобиография и горячая память революции: [Электронный документ] // Нов. лит. обозрение. 2005. № 75 (http://magazines.russ.ru/nlo/ 2005/73/е&2.Йш1)
2 Выделение типов женской телесности предлагает Т. Дашкова: Дашкова Т. Визуальная
репрезентация женского тела в советской массовой культуре 30-х годов // Логос. 1999. № 1112. С. 131-155; Дашкова Т. Идеология в лицах. Формирование визуального канона в советских женских журналах 1920-х - 1930-х годов // Культура и власть в условиях коммуникационной революции ХХ в. М., 2002. С. 103-128.
3 Дашкова Т. Визуальная репрезентация женского тела в советской массовой культуре 30-х годов. С. 131.
4 Советская женщина. 1949. № 4. С. 18.
5 Тэсс Т. Черты поколения // Сов. женщина. 1949. № 1. С. 25.
6 Дашкова Т. Идеология в лицах... С. 114.
7 Bonnell V. Iconography of power. Soviet political posters under Lenin and Stalin. Berkley, 1997. P. 246.
8 Fitzpatrick Sh. Tear off the masks! Identity and imposture in twentieth-century Russia. Princeton University press, 2005. P. 23-24.
9 Дашкова Т. Визуальная репрезентация женского тела в советской массовой культуре 30-х годов. С. 134.
10 Крестьянка. 1951. № 3. Цветной вкладыш.
11 Работница. 1950. № 4. С. 27.
12 Геллер М., Некрич А. История России 1917-1995. Т. 2. Утопия у власти. Кн. 2. Мировая империя. М., 1996. С. 36; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945 - 1953. М., 2000. С. 55.
13 Дашкова Т.Ю. Любовь и быт в кинолентах 1930 - начала 1950-х годов // Отеч. история. 2003. № 6. С. 64-65.
14 Козлова Н. Соцреализм: производители и потребители: [Электронный документ] (http://ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/06/21/00 00162496/017kozlova.statya95_4.pdf); см. также: Dunham V. S. In Stalin's time. Middleclass values in Soviet fiction. Durham: Duke University press, 1990.
Уварова Л. Доверие // Работница. 1950. № 3. С. 10.
16 Работница. 1950. № 7. С. 9.
17 Крестьянка. 1952. № 5. Обложка.
18 Стайтс Р. Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860 - 1930. М., 2004. С. 550.
19 Работница. 1950. № 9. С. 19.
20 Кононенко Е. На фабрике и в семье // Работница. 1947. № 4. С. 8.
21 Дашкова Т. Идеология в лицах. С. 111.
22 Кирсанова Р. Мода и время (Образ красивого человека в русской литературе 1920-1930 годов) // Славяноведение. 1993. № 5. С. 50.
23 Захарова Л. В. Каждой советской женщине - платье от Диора! (Французское влияние в советской моде 1950 - 1960-х гг.) // Соц. история. 2004. М., 2005. С. 367.
24 Лукьянов Б. Инженер-полковник Багре-цова // Работница. 1948. № 2. С. 5.
25 Евстратов А.М. Историческая эпоха и женская мода // Социальные трансформации и положение женщин в России: матер. междунар. науч. конф. Иваново, 1995. С. 160.
26 Цит. по: Волков В. В. Концепция культурности, 1935 - 1938 годы: советская цивилизация и повседневность сталинского времени // Соци-ол. журн. 1996. № 1/2. С. 197.
27 Подробнее см.: Волков В.В. Указ. соч.; Dunham V. S. Op. cit. P. 22.
28 Подробнее см.: Лейбович О.Л. В городе М: очерки политической повседневности советской провинции в 40-х - 50-х годах XX века. Пермь, 2005; Dunham V. Op. cit.; Weiner A. Making sense of war: the Second World war and the fate of the Bolshevik Revolution. Princeton university press, 2002.; Орлова Э.А. Социокультурные предпосылки модернизации в России: [Электронный документ] (http://yanko.lib.ru/hi-school/articles/articles-orlova.htm).
29 Dunham V. Op. cit. P. 13-14.
MAGAZINE IMAGES OF SOVIET WOMEN AND SOCIAL VALUES IN THE USSR OF THE POSTWAR PERIOD
O.I. Kiryanova
Perm State University, 614990, Perm, Bukireva st., 15
Evolution of soviet values system in after-war period is taken up as a problem. Soviet values are scrutinized through female images appearing on the pages of magazines for women of 19461955.
