CC BY
0
средством контрастного соположения (как в случае со «слезами»), а способом органического включения в свой рассказ.
В рассказе Чехова намечено несколько точек соприкосновения с гоголевскими «Мёртвыми душами». В качестве этих точек Чехов использует слова, детали и мотивы из гоголевского произведения, врезавшиеся в память читателя.
Первый из таких мотивов - отсутствие угощения - намечен в первом же абзаце рассказа. У Чехова всё начинается с заявления начальника Ребротесова, что есть хочется, а есть нечего, так как в их негодном Червянске кроме водки могут подать только чай с мухами [7, с. 46]. Обратимся к «Мёртвым душам». На фоне постоянного объедания отсутствие угощения описано только в эпизоде с Плюшкиным, который предлагает Чичикову вместо обеда именно ликёра с мухами и чаю [6, с. 178].
Голодные приятели Ребротесова начинают мечтать о еде и заходят все далее в своих фантастических описаниях обедов, что составляет второй интертекстуальный мотив. Фантастических описаний еды у Гоголя, конечно, больше, чем у кого бы то ни было в русской литературе. Нам, например, думается, что чеховские «животрепещущие» караси [7, с. 4б], плавающие день в молоке перед тем, как быть зажаренными в сметане, ведут своё происхождение от множества экзотически приготовленных рыб в «Мёртвых душах» и особенно от «произведения природы» - осетра, поданного у полицмейстера Алексея Ивановича [6, с. 215]. Только чеховские караси гораздо меньше, они тоже редуцированы в размерах и значении.
Чехов ведёт читателя от одной аллюзии на гоголевский текст к другой. Ре-бротесов заказывает денщику ужин. Ни по своей фантазии, ни по возможностям он не может сравниться с помещиком Петухом. Сравнивать их даже смешно, однако одно чужеродное как для гоголевского, так и для чеховского контекста слово даёт намёк на связь между ними. Это нелепое слово «гарнир»: «- Поди, дурак, самовар поставь и скажи Ирине, чтобы она тово... принесла из погреба огурцов и редьки... Да почисть селёдочку... Луку в нее покроши зелёного да укропцем посыплешь этак... Гарнир, одним словом... Понимаешь? - Ребротесов пошевелил пальцами, изображая смешение, и мимикой добавил к гарниру то, чего не мог добавить в словах...» [7, с. 48].
Косноязычность Ребротесова контрастирует с красноречием Петуха, которое смогло вызвать новый прилив аппетита у объевшегося Чичикова. Беспомощное шевеление пальцами в рассказе Чехова развивает приём «редукции», последовательно проведённый на жанровом, семантическом и стилистическом уровнях. Пе-туховский знаменитый заказ (слишком длинный, чтобы приводить его полностью) заканчивается словами: «...Да морковки, да бобков, там чего-нибудь этакого, знаешь того-растого, чтобы гарниру, гарниру всякого побольше» [6, с. 428].
Распорядившись, Ребротесов вводит приятелей в дом. Одним штрихом, а именно - воссоздавая весьма характерную деталь - портрет генерала на стене, Чехов намечает не какой-либо определённый дом, изображенный Гоголем, но общее для многих гоголевских домов текстовое описание. Так, во всех посещаемых Чичиковым домах, если на стенах есть какие-либо картины, между ними обязательно оказывается портрет известного военачальника. Первое описание картин на стенах мы встречаем в «Мёртвых душах» в сцене пробуждения Чичикова у Коробочки: «Он теперь заметил, что на картинах не все были птицы, между
Библиографический список
ними висел портрет Кутузова.» [6, с. 67]. Даже в убогом жилище Плюшкина на стене висит «длинный, пожелтевший гравюр какого-то сражения, с огромными барабанами, кричащими солдатами в трехугольных шляпах и тонущими конями» [6, с. 163]. У немногословного Чехова все эти живописные героические сюжеты сведены к одному «портрету какого-то генерала с очень удивлёнными глазами» [7, с. 47].
После бурного разговора и пролития Ребротесовым «невидимых миру слёз» супруги выходят к гостям. Идиллическая сцена семейного счастья составляет своеобразную отсылку к маниловскому эпизоду. Через час ночные гости расходятся по своим неприветливым домам, мечтая о ребротесовском счастье: «-Хорошо быть женатым! (...) И ешь, когда хочешь, и пьёшь, когда захочется... Знаешь, что есть существо, которое тебя любит... И на фортепьянах сыграет что-нибудь этакое... Счастлив Ребротесов!» [7, с. 50].
Из всего сказанного мы можем сделать заключение, что гоголевские слова в чеховском тексте изменяют свою функцию. По смыслу они деметафоризуются и становятся буквальными слезами, которые проливаются за закрытой дверью, поэтому «невидимы» миру или, вернее, людям в соседней комнате. Деметафориза-ция в условиях такого объёмного, разветвлённого сравнения, какое выстраивает Гоголь, ведёт неизбежно к потере или искажению смысла, так как троп нельзя пересказать, а любое изменение в его структуре повлечёт за собой семантической сдвиг. Чеховский «комментарий», сложившийся при взаимодействии его рассказа с гоголевским произведением, является полемическим метатекстуальным высказыванием о способе художественного самовыражения Гоголя. В более широком смысле метатекстуальное высказывание Чехова указывает на сомнительность оснований причислять Гоголя к социально-критическому направлению в русской литературной традиции.
Декларированное В.Г Белинским понимание Гоголя послужило основой целому литературному направлению - натуральной школе, основоположником которой был объявлен Гоголь. «Проклятые вопросы» российского социального устройства, описываемые на страницах романов натуральной школы, конечно, обсуждались и в литературно-критической публицистике, и в журналистике второй половины XIX века. Так как русская пресса всегда щеголяла цветистым слогом и пристрастием к цитатам из известных авторов, гоголевские тексты, притянутые к насущным проблемам однозначными интерпретациями критиков, были буквально расхватаны на цитаты. Одной из наиболее ходовых цитат стали рассмотренные нами «неведомые миру слёзы».
Проведённый анализ позволяет прийти к выводам о постепенном формировании в произведениях Чехова целостного «гоголевского» сюжета, включающего как отдельные мотивы и образы, так и фундаментальные основы поэтики. Чехов обращается к художественному опыту Гоголя уже в годы литературного ученичества, когда формируется направление и складывается стиль. Стилизованная в духе персонажа цитата пробуждает литературную память: формы стилевой иронии у Чехова бесконечно разнообразны и даже в простейших случаях очень сложны. Таким образом, проза и драматургия Чехова создавались в конфликте с отживающей литературностью, в стремлении к новым формам, но и в ясном сознании их исторической содержательности, в прямом обращении к сюжетным и жанровым традициям Гоголя.
1. Бердников ГП. Гоголь и Чехов: к вопросу об исторических судьбах творческого наследия Гоголя. Вопросы литературы. 1981; № 8: 124-162.
2. Громов М.П. Книга о Чехове. Москва: Современник, 1989.
3. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. Москва: Советский писатель, 1989.
4. Катаев В.Б. Чехов плюс... Москва: Издательство МГУ, 2004.
5. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Москва: Наука, 1974-1983; Т. 4.
6. Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем: в 23 т. Москва: Наука, 2003-2015; Т. 8.
7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Сочинения: в 18 т. Москва: Наука, 1974-1983; Т. 3.
8. Лотман Ю.М. Риторика. Труды по знаковым системам. 1981; XII: 8-28.
References
1. Berdnikov G.P. Gogol' i Chehov: k voprosu ob istoricheskih sud'bah tvorcheskogo naslediya Gogolya. Voprosy literatury. 1981; № 8: 124-162.
2. Gromov M.P. Kniga o Chehove. Moskva: Sovremennik, 1989.
3. Kataev V.B. Literaturnye svyazi Chehova. Moskva: Sovetskij pisatel', 1989.
4. Kataev V.B. Chehovplyus... Moskva: Izdatel'stvo MGU, 2004.
5. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij ipisem: v 30 t. Pis'ma: v 12 t. Moskva: Nauka, 1974-1983; T. 4.
6. Gogol' N.V. Polnoe sobranie sochinenij ipisem: v 23 t. Moskva: Nauka, 2003-2015; T. 8.
7. Chehov A.P. Polnoe sobranie sochinenij ipisem: v 30 t. Sochineniya: v 18 t. Moskva: Nauka, 1974-1983; T. 3.
8. Lotman Yu.M. Ritorika. Trudypoznakovym sistemam. 1981; XII: 8-28.
Статья поступила в редакцию 13.03.24
УДК 821.134.3
Kovalev K.V., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Saint Petersburg University of Management Technologies and Economy (Saint Petersburg, Russia), E-mail: kovalev_kv@mail.ru
"THE LIFE OF DOM FREI BARTOLOMEU DOS MÁRTIRES" BY LUÍS DE SOUSA: THE IDEOLOGICAL AND STYLISTIC SEARCH. The article examines the biographical chronicle of a Portuguese writer Luís de Sousa "The Life of Dom Frei Bartolomeu dos Mártires" (1619), created in the period of the transition from Mannerism to Baroque in Ibero-Roman literature. The article focuses on the creative history of this work, and also examines the evolution of aesthetic principles formed
in the Portuguese historiography of the Renaissance and early modern times, and the linguistic & stylistic methods of influencing to the readers, which was used by Luís de Souza. The article includes citations, confirming that Luís de Souza sought not only to create an individual psychological portrait of his character, but also to paint a panorama of everyday life in the North of Portugal. The article also includes the analysis of the possible influence of the aesthetics of conceptism and the problem of linguistic interference in Portuguese Renaissance and Baroque literature. The author of the article analyses the possible polemics between the author of "The Life of Dom Frei Bartolomeu dos Mártires" and authors of the historiographic school of Alcobaga, who proposed their interpretation of Portuguese history in the first half of the 17th century.
Key words: Luís de Sousa, Bartolomeu dos Mártires, Portuguese literature of 17 century, historiography, conceptism
К.В. Ковалев, канд. филол. наук, доц., Санкт-Петербургский университет технологий управления и экономики, г. Санкт-Петербург,
E-mail: kovalev_kv@mail.ru
«ЖИЗНЬ ВЛАДЫКИ БАРТОЛОМЕУ ДУШ МАРТИРЕШ» ЛУИША ДЕ СОУЗА: ИДЕЙНЫЕ И СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ПОИСКИ
В статье рассматривается биографическая хроника португальского писателя Луиша де Соуза «Жизнь владыки Бартоломеу душ Мартиреш» (1619), созданная в эпоху перехода от маньеризма к барокко в иберо-романских литературах. Основное внимание в статье уделяется творческой истории данного произведения, а также рассматриваются эволюция эстетических принципов, сформировавшихся в португальской историографии эпохи Возрождения и раннего Нового времени, и те лингвостилистические способы воздействия на читательскую аудиторию, которые применял Луиш де Соуза, в частности. В статье обращается внимание на его стремление к индивидуализации физических и психологических портретных характеристик. Помимо этого, автор статьи анализирует взаимосвязь с эстетикой консептизма и проблему языковой интерференции в португальской литературе Ренессанса и барокко. В статье также уделяется внимание возможной полемике между автором «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» и представителями «алкобасской историографической школы», предложившими в первой половине XVII столетия свою интерпретацию португальской истории.
Ключевые слова: Луиш де Соуза, Бартоломеу душ Мартиреш, португальская литература XVII века, историография, консептизм
Несмотря на то, что интерес к культуре Португалии в нашей стране является достаточно давним, некоторые эпохи в истории португальской литературы по-прежнему остаются на периферии читательского и исследовательского внимания. Так произошло и с эпохой барокко, которая - в отличие от истории испанской литературы - изучалась в нашей стране главным образом с точки зрения развития поэтических жанров. Возможно, данное обстоятельство объясняется преобладанием в португальской прозе барокко различных жанров дидактической литературы - например, проповеди и духовного послания. По замечанию авторов фундаментальной «Истории португальской литературы» А. Сарайвы и О. Лопеша, словесное искусство в странах Пиренейского полуострова характеризуется в первой трети XVII в. «объективизмом, внешним блеском и материальной демонстрацией Власти и Веры» [1, с. 459]. Вместе с тем феномен португальской прозы эпохи барокко представляет несомненный интерес как с точки зрения поиска национальной идентичности, так и с точки зрения взаимодействия с литературами других европейских народов, особенно с испанской литературой. В развитии комплексного интереса к истории португальской литературы заключается актуальность данного исследования.
Целью данной работы становится изучение историко-литературного и идейного контекста, в котором был создан один из наиболее ярких памятников португальской прозы раннего барокко - «Жизнь владыки Бартоломеу душ Мартиреш» (Vida de Dom Frei Bartolomeu dos Mártires, 1619). О сохраняющемся на протяжении нескольких столетий интересе к данному сочинению свидетельствуют его регулярные переиздания - трижды в XVIII в., трижды в XIX в. и дважды в ХХ в. [1, с. 448]. Последнее известное нам издание датируется 1984 г
Для достижения поставленной цели было необходимо решить следующие задачи:
1) определить место «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» в творчестве Луиша де Соуза и то, как в этом сочинении были реализованы основные тенденции развития португальской прозы конца XVI - начала XVII вв.;
2) определить, с помощью каких языковых средств должно было осуществляться воздействие данного произведения на читательскую аудиторию;
3) проанализировать, взгляды каких деятелей культуры на общественное и идейное развитие современной ему Португалии Луиш де Соуза разделял, а с какими вступал в полемику.
Научная новизна статьи заключается в том, что она является первым в отечественном литературоведении исследованием, специально посвященном прозаическому наследию Луиша де Соуза, что определяет ее практическую значимость: материалы, изложенные в ней, могут быть использованы в специальных учебных курсах, касающихся истории португальской литературы, истории Португалии и стилистике португальского языка, так как памятники португальской прозы XVII-XVIII вв. зачастую не представлены в российских библиотеках и далеко не полностью известны в России даже специалистам.
Монах Луиш де Соуза, носивший в миру имя Мануэл де Соуза Коутинью, родился в 1555 или в 1556 г Будучи младшим сыном в семье и не имея права на то, чтобы унаследовать родовые владения, он избрал военную карьеру и в 1576 г. стал рыцарем Мальтийского ордена. В 1577 г. он попал в плен к алжирским пиратам, но вскоре был выкуплен из рабства. Несколько лет Мануэл де Соуза Коутинью прожил в Валенсии, где приобрел известность как талантливый латиноязычный поэт. В начале 1580-х гг он вернулся в Португалию, где вступил в брак с доной Мадаленой де Вильена, вдовой дона Жуана де Португал - рыцаря, погибшего вместе с королем Себастьяном во время марокканского похода 1578 г.
С этим браком связана легенда о возвращении из плена дона Жуана де Португал, что подтолкнуло престарелого Мануэла де Соуза Коутинью к отказу от мирской жизни и вступлению в 1614 г в доминиканский монашеский орден. Это предание послужило сюжетом для одной из самых известных португальских пьес эпохи романтизма - «Фрей Луиш де Соуза» Ж.Б. Алмейды Гаррета (1844, рус. пер. 2003) [2]. В действительности, как показал в своей «Истории португальской литературы» Т. Брага, причиной «святого развода», т. е. расторжения брака по причине одновременного ухода обоих супругов в монастырь, стала смерть единственной дочери писателя [3, с. 441].
Восемнадцать лет (1614-1632), проведенных им в доминиканском монастыре в Бенфике, были и временем его наибольшей писательской активности. В эти годы Мануэл де Соуза Коутинью, прославившийся в истории португальской литературы под своим монашеским именем, создает три части «Хроники св. Доминика» (первая была опубликована в 1623 г, вторая и третья изданы посмертно - в 1662 и в 1678 гг) и свое наиболее известное произведение - «Жизнь владыки Бартоломеу душ Мартиреш» (1619). В конце 1620-х гг он пишет официальную историю правления короля Жуана III (1521-1557), однако эта хроника была издана лишь в 1844 г
В работе над «Жизнью владыки Бартоломеу душ Мартиреш» Луиш де Соуза пользовался материалами, собранными в конце XVI - начале XVII вв. монахом доминиканского ордена Луишем де Касегаш (ум. ок. 1616), о чем свидетельствует цензурное разрешение орденского капитула, составленное монахом Агуштинью де Соуза: «Ранее я ознакомился с данной книгой, подготовленной иеромонахом Луишем Касегашем, а теперь вновь ее перечел, когда ее исправил и дополнил иеромонах Луиш де Соуза. Хотя мы многим обязаны усердию, с коим иеромонах Луиш Касегаш собрал большую часть материалов для этой книги, гораздо больше мы обязаны обновлениям, сделанным рукою иеромонаха Луиша де Соуза, благодаря его изысканному стилю изложения сей весьма назидательной, усладительной и благочестивой истории» [4, р. VI].
Биография архиепископа Браги не является ни житием святого, ни исторической хроникой - Луиш де Соуза синтезирует эти типы повествования, причем влияние агиографического жанра объясняется в первую очередь личностью Бартоломеу душ Мартиреша, прославившегося аскетическим образом жизни. У хронистов Луиш де Соуза заимствует линейную композицию повествования, при этом опирается на модернизированную разновидность данного жанра, которая в португальской литературе восходит к «Хронике взятия Сеуты» и «Гвинейской хронике» Гомеша Эанеша де Зурары (1420?-1473?). Как и произведения Зурары, «Жизнь владыки Бартоломеу душ Мартиреш» является образцом так называемой «прямой историографии», предметом которой становятся события недавнего прошлого, проецируемого на настоящее.
Ко времени создания книги Луиша де Соуза прошло менее тридцати лет после смерти ее главного героя, поэтому при изложении биографии Бартоломеу душ Мартиреша автор широко использует устные свидетельства, позволяющие ему не только создать индивидуальный психологический портрет своего персонажа, но и нарисовать панораму повседневной жизни Севера Португалии XVI в. Многие главы «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» показывают, как архиепископ Браги не объезжает, а обходит пешком свою епархию, пренебрегая бытовыми удобствами. Характерный пример содержится в четырнадцатой главе I части: «Он один, трудясь более всех остальных, беззаботно претерпевал все неудобства, и какими бы обрывистыми и опасными ни были тропы, он первым устремлялся вперед. Однажды... на него вместе со спутниками не ко времени обрушился холодный дождь, не позволявший им двигаться в дорогу большую
часть дня; дул резкий ветер, заставлявший их леденеть. Архиепископ по своему обыкновению ушел вперед в одиночестве, что позволяло ему более свободно осуществлять свои наблюдения.» [4, с. 26а].
По словам А.Ж. Сарайвы и О. Лопеша, «как правило, хронисты начинают или завершают свое произведение портретом главного героя - очень часто подробным и точным в деталях, но статичным. Чтобы архиепископ казался нам более живым, брат Луиш де Соуза старается изобразить его в сопоставлении с другими характерами, в более плотной социальной атмосфере» [1, с. 446]. Бытовой аскетизм архиепископа, составлявший контраст с его нравственной властью над людьми самого разного общественного положения, позволяет понять, почему на севере Португалии его еще при жизни стали считать «народным святым» (официально архиепископ Бартоломеу душ Мартиреш был канонизирован католической церковью лишь в 2019 г.).
Занимая в 1558-1582 гг. кафедру архиепископа Браги, Бартоломеу душ Мартиреш не только участвовал во внутриполитической жизни Португалии, но и оказывал влияние на дела всей католической церкви (архиепископ Браги является примасом Португалии, т. е. первым по положению духовным лицом страны). В 1561-1563 гг. он принимал участие в Тридентском церковном соборе, который должен был реформировать католическую церковь. Повествование о Тридентском соборе в «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» сопровождается большим количеством цитат из произведений архиепископа, в оригинале написанных главным образом на латыни. Например, благодаря книге Луиша де Соуза в Португалии широко стал известен призыв Бартоломеу душ Мартиреша не к догматической, а к нравственной реформе, которая, по его словам, должна была затронуть все ступени католической церковной иерархии: «.Уверенно повернувшись туда, где находились кардиналы-легаты, он чрезвычайно почтительно поклонился им и сказал сурово и звучно: "Ваши сиятельнейшие милости! Вы -источники, из которых мы, остальные прелаты, утоляем жажду, посему надлежит сохранять чистоту и прозрачность сей влаги"» [4, с. 65].
Часто португальские историки литературы обращают внимание на то, что Луиш де Соуза обошел молчанием поведение архиепископа-примаса во время династического кризиса 1580 г, приведшего Португалию к потере независимости. Бартоломеу душ Мартиреш отказался поддержать претендовавшего на престол побочного отпрыска угасшей Ависской династии Антониу де Крату (1531-1595). По словам Т. Браги, Бартоломеу душ Мартиреш «воспротивился движению национального сопротивления в Минью и применил свой нравственный и религиозный авторитет, чтобы заставить признать права Филиппа II. Он бежал в Туй (город в Галисии - К.К.), когда увидел, что в тот момент был бессилен противостоять патриотическому движению. Брат Луиш де Соуза умолчал об этой исторической правде и прикрыл ее неприглядность своим цветистым ученым слогом» [3, с. 440].
В Португалии на рубеже XVI и XVII вв. сложились две точки зрения на династическую унию с Испанией, отражавшие взгляды различных социальных слоев. Поскольку по происхождению Луиш де Соуза принадлежал к португальской аристократии, большинство представителей которой поддержали идею объединения двух государств под властью Филиппа II, он вполне закономерно проявлял лояльность и к его преемникам. Сочувствие к политической позиции архиепископа Бар-толомеу душ Мартиреша, насколько можно судить, объяснялось двумя причинами. Во-первых, во взгляде Луиша де Соуза на события недавней истории можно усмотреть косвенную полемику с представителями так называемой «алкобасской исторической школы», которые в целом критически относились к испано-португальской унии. Данная историографическая традиция получила название по имени цистерцианского монастыря в Алкобасе, основанного в 1152 г. и ставшего в эпоху Возрождения одним из самых значительных культурных центров страны. В этот период его библиотека обладала самой богатой в Португалии коллекцией греческих рукописей, относящихся к первым векам христианства.
Монастырь в Алкобасе изначально создавался как центр духовного и культурного влияния, альтернативный общепиренейской церковной иерархии, поэтому в период унии он вполне закономерно был связан не с правящей в Испании королевской династией, а с национально-ориентированными кругами португальского общества. В частности, ученые клирики из Алкобасы в значительной степени способствовали подъему национального самосознания и идеологическому обеспечению движения за независимость во второй четверти XVII в. [5, с. 109].
Образцом для авторов, принадлежащих к алкобасской школе, стала тенденция, которая сложилась в португальской историографии XVI в. и нашла наиболее яркое отражение в «Декадах об Азии». Этот труд, посвященный истории освоения португальскими мореплавателями путей в Индию и в Индокитай, был
Библиографический список
начат Жуаном де Баррушем (1496-1570) и завершен Диогу де Коуту (1542-1616). Хотя к началу XVII в. из печати вышли только первые четыре декады (структура данного сочинения отсылала читателя к «Истории от основания города» Тита Ливия, которая также делилась на десятикнижия, или декады), сочинение Барру-ша и Коуту сразу стало одним из самых заметных явлений в португальской ре-нессансной историографии. Концептуальное следование традициям «Декад об Азии» проявляется в трудах историков алкобасской школы в том, что «в истории, как в зеркале, отражается образцовый героизм. В соответствии с заветами Цицерона, первый закон истории - не лгать, а второй - не сообщать всей правды. Барруш понимает это таким образом, что любовь к истине не должна доходить до того, чтобы обнаруживать слабости и пороки героев» [1, с. 283].
Вторая причина заключается в том, что автор «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш», судя по всему, был солидарен со своим героем, чьи аскетические воззрения распространялись не только на бытовой комфорт и внешний блеск, но и на природу светской власти, поэтому вопрос о династических правах того или иного монарха был для него не так важен, как сохранение религиозного и нравственного единства народа.
«Жизнь дона Бартоломеу душ Мартиреш» воспринимается португальскими историками литературы как выдающийся памятник отечественной словесности, независимо от того, как они оценивают политические и идейные позиции автора. По своему стилю биография архиепископа Браги тяготеет к эстетике консептиз-ма - течения в литературе испанского барокко, сторонники которого, по словам З.И. Плавскина, исходили «из идеи внутренней сложности самой формулируемой мысли. Писатель-консептист стремился сочетать максимальную выразительность с предельным лаконизмом и, возможно, большей смысловой насыщенностью каждого слова и фразы» [6, с. 13].
Вместе с тем консептизм и противоположное ему эстетическое течение -культеранизм - были характерны в большей степени для лирического и драматического родов литературы. Луиш де Соуза впервые в истории литературы стран Пиренейского полуострова использует художественную систему консептизма в эпическом роде литературы; при этом он далек от идейного содержания этого литературного направления, поскольку общий апологетический тон биографии архиепископа-примаса не допускал изображения действительности с пессимистических позиций, свойственных писателям-консептистам.
Для португальской литературы XV-XVII вв. характерно тесное взаимодействие с испанской культурой - творчество многих писателей этого периода было двуязычным. В языке «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» также можно обнаружить некоторые испанизмы. Например, уже в самом начале своего повествования, сообщая о рождении будущего архиепископа, Луиш де Соуза отмечает, что «сей мальчик родился с чудесным знаком и весьма блистательным предсказанием того, что с ним станет в будущем. На тыльной стороне его правой руки был запечатлен крест. Плоть на месте этого рисунка (здесь и далее курсив мой - К. К.) представляла собой твердую выпуклую мозоль или рубец белого цвета.» [4, с. 3]. В оригинале слову «рисунок» соответствует слово debuxo, заимствованное из испанского языка и неиспользуемое в современном португальском языке в данном значении.
Другой пример встречается во второй главе I части, где повествуется о послушничестве Бартоломеу душ Мартиреша: «.Он убеждался, что в иные годы не двигалось столь медленно солнце, и не казались обычно столь долгими дни -ибо таковы были последствия затянувшихся ожиданий» [4, с. 6]. В португальском тексте в данном фрагменте слова «казались обычно» переданы с помощью глагольной конструкции soer a ser, которая представляет собой кальку испанской конструкции soler + infinitivo, которая имеет значение «иметь обыкновение / обычно что-либо совершать».
В заключение хотелось бы отметить, что проведенное в данной статье исследование жанрового и стилистического своеобразия «Жизни владыки Бартоло-меу душ Мартиреш» не только заполняет некоторые пробелы в изучении истории португальской классической литературы, но и позволяет установить некоторые закономерности литературного процесса первой четверти XVII в. на Пиренейском полуострове в целом. Представляется вероятным, что именно художественные достоинства «Жизни владыки Бартоломеу душ Мартиреш» - ясность стиля и яркость образов - повлияли на замедленное развитие культеранистской школы в португальской литературе, поскольку влияние данного направления стало преобладающим лишь в последней трети XVII в. Также исследование жанров, связанных с духовной прозой барокко, может представлять интерес не только для литературоведов и лингвистов, но и для специалистов в области культурологии.
1. Saraiva A.J., Lopes O. Historia da literatura Portuguesa. 16a edigao. Porto: Porto Editora, s.a.
2. Алмейда Гаррет Ж.Б. Исторические драмы. Санкт-Петербург: Издательство СПбГУ, 2003.
3. T. Braga. Historia da literatura portuguesa: In 4 vols. Vol. III. Lisboa: Imprensa Nacional - Casa da Moeda, 2005.
4. Sousa L. Vida de Dom FreiBartolomeu dos Mártires. Viana do Castelo: Impressor Nicolau Carvalho, 1619.
5. Варьяш О.И., Черных А.П. Португалия: дороги истории. Москва: Наука, 1990.
6. Плавскин З.И. Испанская литература XVII - середины XIXвека. Москва: Высшая школа, 1978.
References
1. Saraiva A.J., Lopes O. Historia da literatura Portuguesa. 16a edigao. Porto: Porto Editora, s.a.
2. Almejda Garret Zh.B. Istoricheskie dramy. Sankt-Peterburg: Izdatel'stvo SPbGU, 2003.
3. T. Braga. História da literatura portuguesa: In 4 vols. Vol. III. Lisboa: Imprensa Nacional - Casa da Moeda, 2005.
4. Sousa L. Vida de Dom Frei Bartolomeu dos Mártires. Viana do Castelo: Impressor Nicolau Carvalho, 1619.
5. Var'yash O.I., Chernyh A.P. Portugaliya: dorogiistorii. Moskva: Nauka, 1990.
6. Plavskin Z.I. Ispanskaya literatura XVII - serediny XIX veka. Moskva: Vysshaya shkola, 1978.
Статья поступила в редакцию 28.03.24
УДК 811.111
Kuzina M.A., Doctor of Sciences (Philology), Senior Lecturer, Moscow State Pedagogical University, Financial University under the Government
of the Russian Federation (Moscow, Russia), E-mail: ma.kuzina@mpgu.su
LOANWORDS IN SHORT PROSE BY ENGLISH LANGUAGE WRITERS OF INDIAN AND AFRICAN DESCENT: NUCLEUS VERSUS PERIPHERY. An axiom within World Englishes Paradigm stipulates that regional variants of English possess distinctive features on each and every language level. The peculiar features of the lexical level in any New English are moderately manifested and comprise the following: culturally-loaded loanwords, hybrid neologisms, semantic shifts in the meaning of the already existing English words, irregular collocations with the already existing words as the kernel words. The goal of the undertaken research is to reveal how the corpus of loanwords in the Inner Circle English can be classified into the nuclear stratum and the peripheric stratum. The topicality of the research is determined by the direct correlation between the skyrocketing number of translingual authors and the current processes of dispatriation, reverse colonization, immigration, etc. The scientific novelty reveals itself in insufficient academic writing (in Russian) on translinguality, World Englishes, culturally-loaded loanwords. The analysis of 386 loanwords elicited from 42 short stories written in English by authors of Indian, Nigerian, Kenyan and Ghanaian descent resulted in highlighting the distinctive features of the borrowed nucleus: high recurrence, extensive collocability, polysemy, codified phonetical/orphographical/grammatical features.
Key words: culturally-loaded loanwords, translinguality, short prose, recurrence, nucleus vs. periphery
М.А. Кузина, д-р филол. наук, доц., Московский педагогический государственный университет, Финансовый университет
при Правительстве Российской Федерации, г. Москва, E-mail: ma.kuzina@mpgu.su
ЗАИМСТВОВАНИЯ В МАЛОЙ ПРОЗЕ ИНДИЙСКИХ И АФРИКАНСКИХ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ АВТОРОВ: ФОРМИРОВАНИЕ ЯДРА И ПЕРИФЕРИИ
Одной из аксиом контактной вариантологии является утверждение о наличии дистинктивных признаков у региональных вариантов английского языка на всех языковых уровнях. На лексическом уровне отличия носят умеренный характер и находят выражение в регулярном употреблении заимствований с национально-культурным компонентом значения и гибридных неологизмов, в семантических сдвигах и нетипичных случаях сочетаемости у исконных/ полностью ассимилированных заимствованных слов. Целью проведенного исследования является выявление особенностей формирования ядерной и периферийной зон в заимствованном пласте лексики. Актуальность исследования определяется корреляцией между значительным ростом авторов-транс-лингвов и текущими процессами диспатриации, обратной колонизации, иммиграции и др. Научная новизна объясняется фрагментарной изученностью транслингвальности, региональных вариантов английского языка, заимствований с национально-культурным компонентом значения в отечественной лингвистике. Результаты анализа корпуса из 386 заимствований, функционирующих в 42 коротких рассказах англоязычных авторов из Индии, Нигерии, Кении и Ганы позволяют выделить следующие ведущие характеристики ядерных заимствований: рекуррентность, расширенные синтагматические связи, развитая полисемия, кодифицированные формальные (фонетические, орфографические, грамматические) характеристики.
Ключевые слова: заимствование с национально-культурным компонентом значения, транслингвальность, малая проза, рекуррентность, ядро vs. периферия
Для современного английского языка характерна полицентричность: положение о дифференциации глобального английского на локальные варианты носит аксиоматичный характер [1, с. 13]. Дифференциальные признаки региональных вариантов английского языка максимально отчетливо проявляются на фонетическом уровне, но являются менее заметными на лексическом и синтаксическом уровнях. Лексические дифференциации могут включать: использование заимствований с национально-культурным компонентом значения для обозначения культурных реалий в рамках оппозиции «свой vs. чужой», создание новых слов (из исконных и заимствованных морфем) по существующим в языке-реципиенте словообразовательным моделям, изменение значения английских слов, развитие у английских слов нетипичных синтагматических связей.
Общие проблемы теории заимствования разрабатывались отечественными и зарубежными учеными, а именно в работах: Н.Н. Амосовой, У. Вайнрайха, В.А. Виноградова, Ф. Дуркина, Г. Кэннона, Л.П. Крысина, Д.С. Лотте, Е.В. Мари-новой, Л.А. Нефедовой, Г. Пауля, М. Сарджентсон, В.П. Секирина, Э. Хаугена и др. Особый интерес представляет международный проект по исследованию заимствованных единиц в рамках сравнительно-типологического подхода: группа ученых из Института Макса Планка (г. Лейпциг) во главе с М. Хаспельматом и У. Тадмором на примере 41 языка определила вероятность заимствования (borrowability) у различных единиц, иллюстрирующих 23 тематические группы и группу служебных слов [2].
Актуальность настоящего исследования определяется транслингвальным характером источников практического материала: малой прозой за авторством англоязычных писателей из Африки (Нигерии, Кении, Ганы) и Индии. Стивен Г. Келлман ввел понятия «транслингвальность» и «амбилингвальность» для обозначения ведущей характеристики авторов, которые профессионально пишут на двух и более языках, один из которых не является для них родным языком, и транслируют особенности культуры и быта своей родной страны (массово) или конечного пункта иммиграции (индивидуально) [3]. Изучение заимствованного пласта лексики в современном английском языке справедливо считают исследованиями междисциплинарного характера, которые имеют высокую «теоретическую и практическую значимость в контексте современных концепций языка, культуры, коммуникации» [4, c. 435]. «Справочник Рутледжа по литературному транслингвизму» ("The Roultledge Handbook of Literary Translingualism") (2021) под
редакцией Стивен Г Келлмана и Наташи Львович предоставляет всестороннее и хронологически выверенное описание широкого спектра художественных и публицистических произведений (мемуаров, поэзии, драматургии, малой и крупной прозы) таких разнообразных авторов как Айн Рэнд (Алиса Розенбаум) и Джозеф Конрад, Владимир Набоков и Сэмюэл Беккет и др. [5].
Изучение англоязычной транслингвальной литературы позволяет выделить несколько сотен романов и несколько десятков повестей и коротких рассказов. Последние могут быть сгруппированы по конкретному автору (например, сборники рассказов нигерийских писателей Ч.Н. Адичи (2014), Б. Окри (1986, 1988), Н. Окорафор (2013), Х. Ойейеми (2016), кенийского автора Л. Мабура (2012), ганской писательницы А.А. Айду (2012), индийских авторов А. Адига (2008), М.Р. Ананд (1999), А. Десаи (1978, 2000), Ч.Б. Дивакаруни (1995), Дж. Лахири (1999), М. Рохинтон (1987), Б. Мукхерджи (1988), Ш. Рао (2018) и др.) или по определенному объединяющему признаку (например, The Vintage Book of Indian Writing 1947-1997 (1997) под редакцией С. Рашди и Э. Вест; The Granta Book of the African Short Story (2011) под редакцией Х. Хабила, Rife. Twenty-one Stories from Britain's Youth (2019) под редакцией Н. Шукла и С. Джонса и др.).
Несмотря на появление после 2000 г. отечественных диссертационных исследований по проблемам транслингвальности (Тлостанова М.В. (2000), Сайкова Н.В. (2002), Хугаев И.С. (2010), Мельник Н.В. (2011), Тибилов И.С. (2019), Овчеренко У. (2021), Шагимгереева Б.Е. (2021), Кузина М.А. (2023) и др.), тексты транслингвальных авторов остаются не в полной мере исследованными в связи с широким спектром их интра- и экстралингвистических особенностей. В этой связи справедливо говорить о научной новизне настоящего исследования, целью которого является отслеживание процессов формирования ядерной и периферийной зон в корпусе заимствованных единиц, функционирующих в текстах малой прозы за авторством писателей-транслингвов. Для достижения данной цели ведется отбор заимствований (преимущественно с национально-культурным компонентом значения) с этимонами в неевропейских языках (по терминологии Ф. Дуркина, loanwords from languages from outside Europe), анализируются качественные и количественные характеристики их употребления в современном английском языке, выявляются конвергентные черты их функционирования в текстах англоязычных писателей из Африки и Индии [6, с. 383]. Ход исследования предполагает задействование
