CC BY
71ЛИЧНОСТЬ В ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
УДК 930.2(470+510)
ГРНТИ 03.09.55: Новейшая история (c XX в.)
В.А. Макаров
Жизнь после «кулака справедливости и гармонии»: записки жены русского офицера о повседневной жизни
в постбоксерском Китае
Рассматривается боксерское восстание в Китае, кульминация которого наступила в 1900 г., когда антизападно настроенные повстанцы при поддержке элитных правительственных войск осадили иностранные посольства в Пекине. Во время этих событий, истово выполняя указания из Пекина, генерал-губернатор приамурских провинций Маньчжурии двинул войска на Благовещенск и подверг город артиллерийскому обстрелу. Ответом стало крупномасштабное вторжение российских войск в Маньчжурию, к которому китайцы оказались совершенно не готовы, как и к отражению союзного марша на Пекин для спасения осажденных посольств. В итоге в течение нескольких лет русские войска были размещены около Пекина и в Маньчжурии. Автор рассматривает, как виделись подавление восстания и повседневная жизнь в постбоксерском Китае женскими глазами - в восприятии жены русского военного врача, который принимал участие в походе на Пекин и затем несколько лет прожил с женой в гарнизоне у Великой стены. Статья затрагивает темы истории повседневности, военной истории, восприятия экстремальных реалий Дальнего Востока.
Ключевые слова: боксерское восстание, Китай, Япония, история повседневности, интеллектуальная история.
V.A. Makarov
Life after "The Fist of Justice and Harmony": a Russian Officer's wife's notes of everyday life in Post-Boxer-Rebellion China
The Boxer rebellion had its high-point in 1900, when aggressive anti-Western detachments, assisted by elite government troops, for 2 months besieged foreign embassies in Beijing. During those events, the Chinese governor of North Manchuria, following the orders from Beijing, Manchuria ordered his troops to besiege and shell the Russian city of Blagoveshchensk. It resulted in the full-scale invasion to Manchuria by Russian troops, which weak Chinese forces were unable to fight. Besides, Chinese troops failed to secure Beijing from invasion of united Western and Japanese forces, striking to rescue the besieged embassies. In answer to this military showdown, Russian troops was stationed in Manchuria and near Beijing for several years. The author analyzes everyday life experience in devastated post-Boxer North
© Макаров В. А., 2018 © Makarov V.A., 2018
China through female perception, i.e., that of the wife of a Russian medical officer who for several years was stetioned near The Great Wall. The article discusses various topics of everyday life history, military history, and the perception of extreme Far Eastern realities.
Key words: the Boxer Rebellion, China, Japan, history of everyday life, intellectual history.
Боксерское восстание 1898-1900 гг. - событие, весьма хорошо изученное как в зарубежной, так и в отечественной историографии, что, тем не менее, вовсе не означает исчерпанности этой темы. Дневники и записки тех, кто пострадал в ходе восстания, включая тех, кто был осажден в посольском квартале Пекина, не раз привлекали внимание ученых, однако есть и другой пласт связанной с восстанием экстремальной повседневности, - впечатления тех, кому выпало усмирять восстание и жить в Китае после него.
Для европейца того времени, включая россиянина, жизнь в Цинском Китае - архаичном, не имеющем современной инфраструктуры; жизнь в условиях крохотной европейской общины, изолированной среди враждебного океана китайского населения, сама по себе была экстремальным опытом, тем более в районе Пекина, переживавшего в ходе восстания разграбление, в котором немалую роль сыграли европейские войска разных наций и японцы. Как правило, нам доступны воспоминания о жизни в Поднебесной людей, сравнительно хорошо знакомых с реалиями Китая - миссионеров, карьерных востоковедов и дипломатов, и иных «знатоков» Дальнего Востока. Тем ценнее для нас впечатления о жизни в Китае современницы, не имевшей специальной подготовки и совершенно не знакомой с Поднебесной до того, как судьба, в лице превратностей службы мужа, не забросила ее в окрестности Пекина.
В 1904 г. в ведущем либеральном журнале России того времени «Вестнике Европы» была опубликована серия статей молодой дамы, скрывавшейся под псевдонимом W., - супруги русского военного врача, участвовавшего в подавлении боксерского восстания и потом стоявшего в гарнизоне в городе Шанхай-Гуань под Пекином. Ее статьи - переработанные письма ее и частично ее мужа за период с июня 1900 по март 1903 г. - представляют интерес как отражение повседневной жизни иностранца в постбоксерском Китае с точки зрения человека, совершенно до того незнакомого с реалиями Поднебесной. W. была интересующейся и наблюдательной дамой, обладавшей чувством юмора, и ее «женский» взгляд на экстремальную повседневность Китая начала XX в. представляет заметный интерес.
Как видно по их письмам, и W. и ее мужа завораживал экзотизм происходящих событий. «Не волшебная разве сказка, что я очутился в Пекине, гуляю по дворцам богдыхана, как у себя дома, и сижу
на его троне», - писал муж W, обозначенный в письмах, как «Н». [1, с. 453]. С явным удовольствием W. и ее муж смакуют экзотические впечатления от Дальнего Востока: роскошные и необычные интерьеры богатых домов, дворцов и храмов, визит к китайскому губернатору области [2, с. 18-20], неоднократные посещения гейш в Японии [1, с. 448]. Отдельной составляющей экзотизма в глазах W. были живописно обмундированные войска разных наций и особенно выделенные ей красивые, бородатые темнокожие сипаи [1, с. 457].
Однако хотя на W. и ее супруга произвела большое впечатление экзотическая повседневность Китая, но в то же время они не могли не отметить, что повседневность эта оказалась весьма неказистой, гораздо более бедной и обыденной, чем они ожидали. Н. писал о Пекине: «Город неописуемо грязен». Самая роскошная в городе посольская улица, где у стен императорского дворца располагались иностранные посольства, по его словам, «напоминает захолустную улицу Варшавы» [1, с. 446]. W. отмечала: «Если вы хотите иметь представление о внешности китайского города, представьте себе окраины какого-нибудь русского захолустного городка. Те же немощеные улицы, та же грязь и те же нечистоты на них» [1, с. 459], упоминаются также огромные стаи грязных, апатичных собак, «которые местами лежат в таком количестве, что сложно проехать между ними верхом на лошади» [1, с. 460]. Даже об императорском дворце Н. с сожалением писал: «Я большего ожидал, чем нашел» [1, с. 446].
Внимание W. привлекали такие колоритные китайские впечатления, как поездка на рикше зимой, когда она и муж частенько ездили в гости в соседний форт. Это была «скачка с препятствиями. Обязательно с головокружительной быстротой и бешеными криками пускаются в путь наши джинрикши». Дорога была отвратительной, рикшу качало, он наклонялся то в одну сторону, то в другую; пассажир: «сидит ни жив, ни мертв и крепко держится руками за свою пролетку, боясь вылететь на каком-нибудь толчке - что сплошь и рядом случается». Возницы же, которым становилось жарко от бешеного бега, ловко раздевались прямо на бегу и вешали одежду на коляску [1, с. 460-461]. Другое, занявшее W. впечатление, - удивительные китайские фокусники, которые раздевались для публики и выступали, по словам автора, «в одних невыразимых»; а также сопровождавшие их ручные медведи, понимавшие по-русски и по-китайски [2, с. 12]. Позднее она суммировала свои впечатления так: «китаец - наш антипод во всех отношениях, хотя мы и живем в одном полушарии» [2, с. 20].
Очень много внимания супруги уделяли тяжелым впечатлениям о подавлении Боксерского восстания. W. подчеркивала сказочно легкие победы союзных войск над китайцами, имевшими превос-
ходно укрепленные форты Дагу, «которые эти глупые, несчастные китайцы так дешево отдали» [1, с. 443]. Она верила, что «китайцы так простодушны и так не воинственны, что, действительно, бегут от русского "ура"» [1, с. 470].
Муж ее описывал поход к Пекину так: «Встречаются китайцы с союзниками, на почтительном расстоянии постреляют, затем исчезают, да так основательно - точно сквозь землю проваливаются. А мирные жители прячутся в колосья. Но так как это война, следовательно, надо же кого-нибудь убивать, то, за неимением настоящего неприятеля, союзники убивают мирных жителей до грудных детей включительно. Вот почему вы читаете в газетах, что союзники потеряли 10 человек и убили 1000». Н. акцентировал, что ради блестящих победных реляций союзные войска убивали и стариков, и женщин, и даже детей. «И в этом спорте соревнуются союзники без исключения» [1, с. 443-444], - с горечью свидетельствовал он1.
Война - «бойня, массовое избиение китайцев» [1, с. 444] - возмущенно подчеркивала W. Внимание W. привлекли также зверства против китайцев на Дальнем Востоке России. «Доходят ли до вас правильные известия об этой бойне?... Говорят, в Благовещенске потопили в Амуре 3 000 китайцев, с женами и детьми. И это были мирные граждане, от которых город имел более 40 000 рублей дохода в год. Это - факт. Проводится официальное расследование по этому делу»2 [1, с. 444].
Весь ужас войны в Китае передают ее рассказы о бое под Тяньцзинем, открывающие второе собрание ее писем в «Вестнике Европы»: «Командующий сводным полком японский полковник собственноручно рубил направо и налево и затем хвастался окровавленным кителем и манжетами. Все это было белоснежно перед сражением и покрыто кровью после него. Казаки наносят шашкой такие страшные удары, что просто не верится»: одним ударом они рассекали китайцу голову до позвоночника или перерубали противника пополам [2, с. 1].
Возмущение Н. вызвало и то, как европейские войска обращались с мирными китайцами: «Они не имеют своих обозов и потому ловят мирных китайцев и заставляют их носить свои тяжести, и как еще навьючивают их, и бьют, и убивают за то, что те, якобы, лениво работают!». По его словам, вся дорога до Пекина была усеяна убитыми китайцами-носильщиками [1, с. 445-446]. Насилия над мирными жителями относились не только ко времени боев. И после поражения восстания офицерам союзных сил частенько случалось
1 В реальности, впрочем, марш к Пекину не был такой уж легкой прогулкой. Современное описание боев под Пекином см., например: [3, с. 78].
2 Об этом не слишком известном в современной России событии см., например: [4; 5].
«разряжать» револьвер, подстреливая проходящего мимо китайца. W. подчеркивала, что в этом были замечены «воины всех стран» [2, с. 14]. С горечью она свидетельствовала: «на людей всех наций одинаково дурно и развращающим образом действует война». Согласно взглядам, которые она подмечала среди союзных войск, «враг - в данном случае китаец - это вовсе не человек, это нечто такое, что не должно вызывать не сострадания, ни добрых чувств» [2, с. 13]. При этом она отмечала, что «наши, конечно, не составляют исключения и на каждом шагу возмущают меня, высказывая подобные взгляды» [2, с. 13].
Еще одной темой, важной для W. и ее мужа, были грабежи союзников в Китае. Муж ее сообщал, что «несметные богатства разграблены и перешли в руки европейского воина», и подчеркивал, что в деле грабежей «генералы и офицеры не отстают от солдат» [1, с. 445]. «Грабеж и разбой - вот были лозунги цивилизованных народов, явившихся доказать Китаю превосходство свей цивилизации. Мороз пробирает по коже, когда слушаешь рассказы о том, что здесь творилось...» [1, с. 459], писала уже W. «Ты представить себе не можешь, какое омерзение вызывают эти так называемые цивилизованные нации: французы, англичане и прочие», - сообщал ее муж [1, с. 445-446].
Умиротворение Китая не прекратило мучений «несчастных китайцев». Войска, стоявшие около Пекина, рубили на дрова мебель и дома китайцев в близлежащих деревнях, вырубали их рощи. При приближении солдат из дровозаготовительных команд китайцы бежали из деревень и солдаты с чистой совестью грабили их имущество [2, с. 9]. Китайцы в итоге отправили делегацию к командующему форта, чтобы пожаловаться на то, что нижние чины во время набегов чинят насилие над всеми встречными женщинами (как процитировала их W.: «шибко обижают бабушек») [2, с. 10]. «Люди окончательно перестают отличать добро от зла» [2, с. 13], -грустно подводила W. итог своим наблюдениям.
Впрочем, она пыталась логически объяснить это: «Китай и помимо войны страна жестокостей. Здесь отрубают голову человеку так же легко, как у нас сажают в тюрьму. И европейцы тоже находят, что с китайцами иначе поступать нельзя!». Головы казненных китайцев выставлялись на воротах, в том числе тех, через которые она въезжала в Шанхай-Гуань [2, с. 10]. «Да, приходится видеть, слышать, переживать маловероятные вещи»! - удивительно хладнокровно резюмировала W. [2, с. 10].
Эти замечания в ее записках, как нам кажется, заслуживают более развернутого анализа. Гуманный XIX в., не знавший еще привычных нам ужасов мировых войн и в то же время не имевший современных СМИ, сделавших людей сопричастными к кровавым
конфликтам на далеких континентах, гораздо ярче и негативнее воспринимал военное насилие, особенно по отношению к мирному населению1. В то же время, как нам кажется, именно уверенность в важности для европейцев и русских их цивилизации (в представлении людей начала XX в. неразрывно связанной с моралью, в том числе христианским гуманизмом) придавала такой болезненный пафос рассуждениям W. о грабежах и насилиях европейцев и россиян в Поднебесной.
Впрочем, W. не забывала подчеркнуть, что столкновения союзников с китайцами несли не только насилие и ожесточение. В мирное время солдаты всех наций поддерживали удивительно дружелюбные отношения. На общих торжествах они братались и менялись шапками и формой, «ходили обнявшись, пели друг другу свои национальные песни и плясали национальные танцы». «Вообще солдаты всех наций прекрасно уживаются между собой... нередко можно встретить группу из представителей шести-семи народностей, между ними европейцы, темные сипаи, желтые японцы и даже китайцы (вероятно, подрядчики или рабочие) и все очень мирно и весело играют в какую-нибудь игру, или просто ходят, обнявшись, желая поближе познакомиться друг с другом... они отлично объясняются между собой» [2, с. 14] - с удивлением подчеркивала W.
Помимо последствий войны, в повседневной жизни в Китае хватало и иных экстремальных ощущений. «Мы живем в хижине, без всякого комфорта, в пыли, в тесноте», - свидетельствовала W., жалуясь также на очень плохую связь с внешним миром - почта не приходила, а их телеграммы брали, как и плату за них, но они, скорее всего, не уходили из-за плохой организации почтовой связи [2, с. 21]. «Здесь нет газет, и мы не получаем писем. Мы оторваны от всего мира.» [1, с. 462]. Над их скучной жизнью дамокловым мечом висели опасения нового кровавого бунта китайцев. Гарнизон все время беспокоили ложные тревоги и ложные вызовы, однажды W. страшно напугала находка около города боксерской пики и револьверных патронов [2, с. 7]. «Страшно ходить по вулкану», - писала она, жалуясь на недостаток информации о событиях в мире и даже в самом Китае [1, с. 461].
Еще одна важная черта, придававшая оригинальность повседневной жизни W. на Дальнем Востоке, - близость Японии. Япония, которую она дважды посещала, очаровала ее. W. отмечала: «Невозможно передать словами до какой степени дороги, поля, горы и все вокруг возделано и содержится чисто и аккуратно» [1, с. 452],
1 О миролюбивом характере той эпохи интересно рассуждает Хобсбаум [6, с. 32-34].
подчеркивая: «японцы - большие любители цветов и с поразительным вкусом и изяществом культивируют их» [1, с. 451]. К этой теме она возвращалась еще раз в следующей статье: в Японии «нет ни одной пяди пустующей земли; самые поля так обработаны, как образцовые питомники». «Места мало этому энергичному, трудолюбивому народу» [2, с. 32].
Впрочем, W., как и абсолютное большинство западных визитеров того чопорного времени, неприятно поразили легкомысленные костюмы японцев (в условиях жаркого и влажного климата японцы часто ходили в одних набедренных повязках и крестьяне обеих полов работали в поле почти обнаженными): «дикость и простота нравов, выражается в. костюмах», - констатировала W. «В Японии совсем не редкость встретить джентльмена, все одеяние которого составляет коротенькая курточка, не закрывающая даже известной части тела, и. фиговый листок. А некоторые обходятся одним поясом целомудрия». Впрочем, подчеркивала W., большинство японцев все же «одеты прилично» [1, с. 452]. Впрочем, этот нежелательный элемент образа Японии она тут же противопоставляла «высокой культуре» страны [1, с. 452]. Вместе с тем W. критически замечала: «театр японский поражает своей странностью глаз европейца» [1, с. 452] и плохо отзывалась о непривычном музыкальном искусстве гейш: «вертится маленькое намазанное существо, декламирует на непонятном языке, визжит (понимай: поет); а два других, сидя на полу, играют на каком-то примитивном трехструнном инструменте и гнусаво что-то поют горлом» [2, с. 28].
В целом же Страна восходящего солнца произвела на W. очень хорошее впечатление, во многом по контрасту с Китаем. Особенно она отмечала любовь японцев к образованию, подчеркивая, что лучшее здание в японской деревне - неизменно школа и отмечая почти поголовную грамотность японцев [2, с. 37]. W. даже отстаивала, вопреки широко распространенному среди современников убеждению, строгость семейных ценностей в Японии [2, с. 36].
Итак, повседневная жизнь W. и ее мужа на Дальнем Востоке была причудливо соткана из впечатлений только что минувшей жестокой «колониальной» войны и близости экзотического: как часто негативно окрашенной экзотики «грязного» Китая, так и эстетически привлекательной экзотики Японии. На W., незнакомую с глубинами сложных культур Дальнего Востока, определяющее влияние оказало первое впечатление - вопиющая грязь и неустроенность Китая и чистота и изящество Японии. Впрочем, обе этих страны она описывала с сочувствием и симпатией. Хочется отметить, что, оценивая боксерское восстание, W. сумела подняться над схваткой и смотрела на обе стороны с мягким и умным гуманизмом.
W. не свела близкого знакомства с коренными жителями Дальнего Востока и даже не знала местных языков, что, конечно, придало ее наблюдениям поверхностный характер, но в то же время заметки W. о Китае были свежими, информативными, изобиловали яркими, запоминающимися деталями и способны были создать в уме читателя «Вестника Европы», чаще всего сталкивавшегося с сухими стратегическими или торговыми выкладками, яркий образ стран Дальнего Востока во всем их живом, колоритном своеобразии.
Список литературы
1. W. Из жизни на Дальнем Востоке // Вестн. Европы. - 1904. - № 4. -С. 433-478.
2. W. Из жизни на Дальнем Востоке // Вестн. Европы. - 1904. - № 5. -С. 5-37.
3. Дятлов В. Благовещенская «утопия»: из истории материализации фобий // Евразия. Люди и мифы. - М.: Наталис, 2003. - 607 с.
4. Гузей Я.С. Боксерское восстание и синдром «желтой опасности»: антикитайские настроения на российском Дальнем Востоке (1898-1902 гг.) // Изв. Алтайского гос. ун-та. - 2011. - № 4-2. - С. 82-86.
5. Харрингтон П. Пекин 1900 год: Китай против Европы, Америки и Японии. - М.: Эксмо, 2012. - 94, [2] с.
6. Хобсбаум Э. Эпоха крайностей: короткий двадцатый век, 1914-1991 / пер. с англ. Е.М. Нарышкиной, А.В. Никольской. - М.: Независимая газ., 2004. -630 с., [16] л. ил.
References
1. W. Iz zhizni na Dal'nem Vostoke [Life in the Far East] // Vestnik Evropy [The Herald of Europe]. - 1904. - № 4. P. 433-478.
2. W. Iz zhizni na Dal'nem Vostoke [Life in the Far East] // Vestnik Evropy [The Herald of Europe]. - 1904. - № 5. - P. 5-37.
3. Harrington P. Pekin 1900 god: Kitay protiv Evropy, Ameriki i Yaponii [Peking 1900 The Boxer Rebellion]. - Moscow: Eksmo, 2012. - 94 p.
4. Dyatlov V. Blagoveshchenskaya "utopiya": iz istorii materializatsii fobiy [The Great Drowning in Blagoveshchensk: How Phobias Make Real] // Evraziya. Lyudi i mify [Eurasa: People and Myths]. - Moskow: Natalis, 2003. - 607 p.
5. Guzey Ya.S. Bokserskoe vosstanie i sindrom «zheltoy opasnosti»: anti-kitayskie nastroeniya na rossiyskom Dal'nem Vostoke (1898-1902 gg. [The Boxer Rebellion and the «Yellow Peril»: the Anti-Chinese Moods on the Russian Far East (1898-1902)]. // Izvestiya Altayskogo Gosudarstvennogo universiteta [The journal of Alti State University]. 2011. № 4-2. - P. 82-86.
6. Hobsbawm E. Epokha kraynostey: korotkiy dvadtsatyy vek, 1914-1991 [The Age of Extremes: The Short Twentieth Century, 1914-1991]. - Moskow: Nezavisi-maya Gazeta, 2004. - 630 p.
