CC BY
21DOI 10.31250/2618-8600-2021-3(13)-244-263 УДК 778.53:39
Музей антропологии и этнографии И. А. Головнёв им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН
Санкт-Петербург, Российская Федерация ORCID: 0000-0003-4866-7122 E-mail: [email protected]
I «Живой музей» и «борьба за культурфильму» Бориса Соколова*
АННОТАЦИЯ. В 1920-1930-х гг. в СССР сформировалось самобытное направление этнографического кино, отразившееся в разнообразной палитре методологических подходов, творческих стилей, эффективных приемов взаимодействия ученых и кинематографистов. Статья посвящена важному для истории отечественной визуальной этнографии эпизоду и связана с актуализацией наследия известного музееведа, фольклориста, этнографа Б. М. Соколова. В фокусе изучения оказываются его теоретические поиски и практические опыты в синтезировании формата научного фильма и применении кинотехнологий в рамках авторской концепции «живого музея». Источниковую базу для исследования составили ранее не освещавшиеся в литературе материалы, относящиеся к периоду работы Б. М. Соколова в качестве руководителя Центрального музея народоведения, — текстовые и визуальные документы из фондов Российского государственного архива литературы и искусства и Российского государственного архива кинофотодокументов, а также не представленные до сих пор в научном обороте тематические статьи ученого в советской периодической печати. В статье отдельное внимание уделено особенностям научно-творческого «эффекта Соколова», заключающимся в использовании кинематографа как ресурса «оживления» музейных экспозиций, — средства соотнесения экспонатуры и этнонатуры, позволяющего зрителю совершить кинопутешествие из музейного зала в соответствующую культурную локацию. Практические инициативы Б. М. Соколова по проведению совместных исследовательско-кинематографических экспедиций и демонстрации созданных фильмов в музейных экспозициях, являлись новаторскими для своего времени и остаются актуальными сегодня.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: этнографическое ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
кино, визуальная антропология, музей, Головнев И. А. «Живой музей» и «борьба
Борис Соколов, Киноатлас СССР за культурфильму» Бориса Соколова.
Этнография. 2021. 3 (13): 244-263. doi 10.31250/2618-8600-2021-3(13)-244-263
* Исследование выполнено за счет гранта РНФ № 21-18-00518, https://rscf.ru/project/21-18-00518/».
Peter the Great Museum of Anthropology and I. Golovnev Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy
of Sciences
St. Petersburg, Russian Federation ORCID: 0000-0003-4866-7122 E-mail: [email protected]
I The "Living Museum" and "Struggle for the Culturfilm" by Boris Sokolov
ABSTRACT. In the 1920s-1930s USSR, a distinctive direction of ethnographic cinema was formed, manifesting itself in a wide range of methodological techniques, creative styles, and effective methods of interaction between scholars and filmmakers. The article is devoted to a significant episode in the history of Russian visual ethnography related to the actualization of the heritage of the famous museum expert, folklorist, and ethnographer Boris Sokolov. The study focuses on his theoretical search and practical experiments in synthesizing the format of a scholarly film and applying cinema technologies within the framework of his concept of a "living museum". The article is based on previously unaddressed materials created by Sokolov during his work as the head of the Central Museum of Ethnology, i.e. textual and visual documents from the storages of the Russian State Archive of Literature and Art and the Russian State Archive of Film and Photo Documents, as well as on the scholar's thematic articles in Soviet periodicals. The author highlights the distinctive features of Sokolov''s concepts, among them using cinema as a resource for "animating" museum displays and as a means of correlating the exponatura and ethnonatura, allowing the viewer to make a film journey from the museum hall to the respective cultural location. Practical initiatives of Sokolov in conducting joint academic and cinematographic expeditions and demonstrating films created in museum exhibitions were innovative for their time and remain relevant for modern practices.
KEYWORDS: ethnographic film, visual anthropology, museum, Boris Sokolov, Cinema Atlas of the USSR
FOR CITATION: Golovnev I. The "Living Museum" and "Struggle for the Culturfilm" by Boris Sokolov. Etnografia. 2021. 3 (13): 244-263. doi 10.31250/2618-8600-2021-3(13)-244-263 (In Russ.).
Какая была бы великая польза от совместной работы кино и этнографической науки! Кино могло бы смело ручаться за правдивость, содержательность и серьезность своих засъемок в такой важнейшей для нашего Советского Союза области, как быт, труд и творчество народов, составляющих этот Союз.
Б. М. Соколов (из статьи «Этнография и кино»)
Считается, что визуальная антропология — направление молодое, сформировавшееся сначала в североамериканском и западноевропейском научном поле (в середине XX в.), а впоследствии — в российском (на рубеже 1980-1990-х гг.). Однако значительные примеры теоретического осмысления роли визуальных технологий и их практического применения в отечественной науке о народах имеют вековую историю. Со времени появления и первоначального распространения кинематографа о перспективности использования его возможностей в этнографии высказывались, хотя в основном и фрагментарно, многие российские ученые (С. Ф. Ольденбург, Н. М. Маторин, Н. Н. Павлов-Сильванский, В. Н. Харузина, Л. Я. Штернберг и др.), но до подробного теоретизирования в этом направлении и широкой апробации новой техники в исследовательской практике дело не доходило. В значительной степени это обусловливалось труднодоступностью и дороговизной киноаппаратуры, а также сложностью производственных процессов (киносъемки, обработки пленки, монтажа материалов), требовавших специальных знаний и навыков. Всплеск активности ученых в развитии этнографического кино как отдельного направления пришелся на рубеж 1920-1930-х гг., когда по инициативе ЦИК был запущен амбициозный госпроект «Киноатлас СССР», предполагавший создание 150-серийного альманаха о народностях и регионах страны и ставший внешним импульсом, который мобилизовал научно-кинематографическое сообщество на совместную деятельность. Примечательно, что материнской средой для разработки теоретических вопросов и подготовки статей по соответствующим темам, проведения образовательных курсов и практических семинаров, а также планирования экспедиционных киноработ стало музейное пространство страны. Именно в нем в обозначенный период синхронно возникло несколько визуально-этнографических лабораторий под руководством авторитетных исследователей: В. Г. Богораза (Музей антропологии и этнографии), Л. Л. Капицы (Этнографический отдел Русского музея) и Б. М. Соколова (Центральный музей народоведения). Рассмотрению тематических разработок последнего и посвящена предлагаемая статья.
Борис Матвеевич Соколов (1889-1930) известен в научном сообществе своей разносторонней деятельностью в качестве музееведа, фольклориста и этнографа (Керимова 2020; Померанцева, Чичеров 1955). Однако совершенно неизученным остается его наследие, касающееся внедрения кинематографа в процессы фиксации и популяризации научных
знаний. В фокусе представленного разбора оказываются, в частности, вопросы о форматах научных фильмов и формах применения кинотехнологий в музейной деятельности — темы, не потерявшие своей актуальности с дореволюционных времен (Харузина 1914) до современности (Головнёв 2019). Ввиду отсутствия литературы об этом аспекте работы Б. М. Соколова основными источниками для исследования послужили рукописи ученого из фондов Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ) и этнофильмы из Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД); а также тематические статьи в периодической печати — газетах «Известия» и «Советское кино». В предлагаемой вниманию читателя статье историко-антропологиче-ский анализ корпуса указанных материалов дополнен сравнением их со смежными опытами других ученых в области этнографического кино в СССР и сопоставлением с современными работами по теме. Автор рассматривает концепцию Б. М. Соколова, включающую различные варианты использования визуальных технологий в этнографических экспедициях (фиксация материалов) и в музейных экспозициях (популяризация знаний).
Основная часть упомянутых источников относится ко второй половине 1920-х гг. и совпадает по времени с периодом работы Б. М. Соколова в качестве директора Центрального музея народоведения (ЦМН). При Б. М. Соколове ЦМН стал одним из ведущих центров этнографической науки в Москве, его сотрудники впоследствии составили костяк Института этнографии: Б. Н. Белицер, Т. А. Жданко, М. Г. Левин, С. А. Токарев, С. П. Толстов, Н. Ф. Яковлев и др. (Ипполитова 2001). Особое оживление в научную работу музея вносила регулярная экспедиционная деятельность: имея многолетний опыт собирания фольклора в совместных с братом-близнецом Юрием экспедициях по Русскому Северу (Сказки и песни Белозерского края 1915; Соколовы 1926), Борис Матвеевич делал ставку на полевую этнографию. «Центральный музей народоведения в Москве за два года совершил 33 поездки на места по изучению разных народностей СССР (северовеликорусов, южновеликорусов, украинцев, белорусов, мари, вотяков, мордвы, чуваш, татар, осетин, чечни, узбеков, таджиков, аварцев, кабардинцев, абхазов)», — сообщал Б. М. Соколов (1927а: 3) о результатах полевых сезонов 1925-1926 гг. В этих экспедициях, помимо этнографических исследований и сбора коллекций, последовательно создавалась и база кинофотодокументов для применения в научно-музейной работе.
В то же время Б. М. Соколов активно занимался организацией самой этой работы, в частности, созданием профильного периодического издания, призванного заполнить нишу, опустевшую после закрытия «Этнографического обозрения» в 1916 г. В своей статье 1927 г. в «Известиях» он анонсировал издание журнала, объединяющего основные результаты исследований этнографов страны за весь период послереволюционного
десятилетия: «Только что появился обширный (376 страниц) первый том журнала "Этнография", издаваемого Главнаукой и Госиздатом под общей редакцией ленинградских и московских этнографов (В. Д. Вилен-ский-Сибиряков, проф. Д. А. Золотарев, ответственный редактор академик С. Ф. Ольденбург, проф. Б. М. Соколов, и проф. Л. Я. Штернберг). Этот первый выпуск журнала "Этнография", помимо ряда руководящих и исследовательских статей, дает обстоятельные обзоры трудов по различным вопросам этнографии за период 1917-1926 гг.» (Соколов 1927а: 3). В качестве ответственного секретаря журнала Б. М. Соколов обеспечивал регулярный отбор материалов для журнала и выпуск всех номеров «Этнографии» на протяжении нескольких лет (вплоть до 1930 г.).
Но главной его профессиональной заботой в этот период было создание нового облика самого ЦМН, сформировавшегося в 1924 г. на базе коллекций существовавшего с 1860-х гг. этнографического отдела Румян-цевского музея. В качестве руководителя нового музея он столкнулся не только с проблемами комплектации фондов, необходимостью обслуживания территориально разъединенных объектов (здание Ленинской библиотеки, Мамонова дача и Нескучный сад), но и с задачей революционной
Рис. 1. Борис (слева) и Юрий Соколовы. 1909 г. РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 2823. Л. 2
Fig. 1. Boris (left) and Yurii Sokolov. 1909. Russian State Archive of Literature and Art. F. 483. Reg. 1. Item 2823. L. 2
смены самого подхода к музейной деятельности. По словам Б. М. Соколова (1927а: 3), в социалистических реалиях необходимо организовать дело так, чтобы «музеи, в том числе и этнографические, престали быть мертвыми "хранилищами", а превратились в живые научно-исследовательские и вместе с тем научно-просветительные учреждения исключительно большого значения; стали работать над изменением системы экспозиции, стремясь сделать ее наиболее жизненной, научной, показательной и доступной для понимания широких масс». Отвечая на заданный временем вызов, он выступил с резонансной концепцией так называемого живого музея, который должен был «шагать в ногу со временем, отражать происходящие в жизни изменения, а для собирания и воспроизведения материалов использовать технические достижения своего времени» (Кубанкина 2020: 92).
ЖИВОЙ МУЗЕЙ
В Румянцевском музее посетителей встречали «безжизненные», никоим образом не соотнесенные с контекстом бытования экспонаты, аккуратно разложенные в стеклянных витринах. В Центральном музее народоведения Б. М. Соколов первым делом решил изменить эти отжившие формы экспонирования культур, чтобы преобразовать «склад ненужных вещей» в «музей жизни» (Ипполитова 2001: 146). В его концепции предлагалось «выставлять» в музее не только прошлую, но и современную жизнь народностей страны (что укладывалось в русло советской культурной политики), причем «выставлять» не только в помещениях музея, но и под открытым небом (что, в свою очередь, отвечало передовым мировым музейным трендам).
Стационарная экспозиция ЦМН — «Этногалерея» — открылась в 1924 г. в здании Мамоновой дачи и состояла первоначально из шести обстановочных залов, посвященных жизнедеятельности отдельных этно-сообществ (киргизы, узбеки, русские, украинцы, белорусы, народности Сибири). Основными типами экспонирования стали «сцены», наибольшей популярностью из них пользовались композиции «в движении», как будто «на ходу» — от ткущей палас чеченки до камлающего якутского шамана. Этот прием можно считать приближением к показу в музее «кинетических» явлений культуры — возможности, которые и привлекали Б. М. Соколова в кино.
Экспозиция под открытым небом «Этнопарк», задумывавшаяся в теории как масштабное явление в музейной сфере СССР, на практике была реализована скромно и состояла на момент открытия ЦМН из нескольких построек: бурятской, киргизской, хакасской юрт да берестяного хантыйского чума. Но Б. М. Соколов не оставлял амбиций в реализации этого проекта — свою концепцию, развивавшую идеи
Б. Ф. Адлера и В. В. Богданова, он изложил в статье «О Московском этнопарке» в 1928 г. (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3381. Л. 1-11). По планам Б. М. Соколова, этнопарк должен был развернуться на берегах Москвы-реки: на правом — от территории Парка культуры и отдыха до Воробьевых гор, и на левом —между Новодевичьим монастырем и рекой; и состоять из семи секторов: «1) русских; 2) белорусов; 3) украинцев; 4) финно-угров и турко-татар; 5) Кавказа; 6) народов Сибири; 7) кочевников и Средней Азии» (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3381. Л. 11). Предполагалось размещение каждого из секторов в приближенных к реальным ландшафтных условиях, разведение на их территории соответствующих пород животных, высадка характерных видов растений и деревьев и расположение этнопоселений с возможностью демонстрации в них приемов хозяйствования и обрядовых действ, а также дегустации национальных блюд. Проект так и остался неосуществленным, однако его содержание свидетельствует о сверхзадаче, поставленной Б. М. Соколовым применительно к «живому музею», что представляет непосредственный интерес для данного исследования.
Развивалась при Б. М. Соколове и просветительская активность в музее: сотрудниками ЦМН был создан курс популярных лекций «Быт народов СССР» для радио, регулярно проводились фольклорные концерты, разрабатывались новые методики проведения экскурсий с чтением стихов и рассказов, завершавшихся просмотром диапозитивов, а также кинофильмов по соответствующей тематике. В 1926 г. «Этнопарк» и «Этногалерея» ЦМН вошли в состав образованного под эгидой Наркомата просвещения акционерного общества «Этномир», которое, по данным Н. Ф. Яковлева (1927), помимо научно-исследовательской и популяризаторской деятельности, должно было заниматься и созданием этно-фильмов. Отметим, что с этнографом-лингвистом Н .Ф. Яковлевым, возглавлявшим в ЦМН отдел Кавказа и Передней Азии, Б. М. Соколов регулярно сотрудничал в области этнографического кино: они входили в Ученый совет фабрики «Культкино», задавали тон в тематических дискуссиях на страницах советской прессы, принимали участие в консультировании этнографических киноработ.
Кинематографу отводилась особая роль в концепции «живого музея»: Б. М. Соколов многократно подчеркивал необходимость сотрудничества ЦМН с киноорганизациями в целях, с одной стороны, подъема научного качества этнографических фильмов, с другой — получения киноматериалов для показа на музейных мероприятиях. Ниже в статье будут рассмотрены сохранившиеся в архиве Б. М. Соколова машинописные и рукописные разработки («Борьба за культурфильму», «Еще по поводу культурфильмы», «О применении кинематографии к этнографии»), в которых исследователь излагал свое видение развития этнографического кино в СССР.
Рис. 2. Экспозиция ЦМН. Якутский шаман. 1929. РГАКФД. Фонд фотодокументов. Ед. хр. 4-1580
Fig. 2. Exposition of the Central Museum of Ethnology. Yakut shaman. 1929. Russian State Documentary Film and Photo Archive. Photo storage. Item 4-1580
БОРЬБА ЗА КУЛЬТУРФИЛЬМУ
В начальных формулировках одноименной работы Б. М. Соколов констатировал сложившуюся популярность научно-популярных фильмов у массовой зрительской аудитории СССР, а также выражал заинтересованность сообщества ученых в дальнейшем развитии их производства. Однако, по его мнению, эта позиция не встречала ответного настроя в среде кинематографистов, и прежде всего у руководства киноотрасли:
Наше кино-дело не должно отвертываться от науки, ограничиваясь редкими реверансами в ее сторону. Наука и кино у нас в Советской стране должны быть крепкими союзниками. Между тем сейчас этого нет. В кинокругах царит такая наукобоязнь, за которую становится стыдно. А между тем вследствие дикой отчужденности кинодеятелей от научных учреждений и работников мы наблюдаем большой ущерб и для кино и для научных учреждений (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3176. Л. 1).
Б. М. Соколов замечал, что многочисленные академические экспедиции, ежесезонно проводившие разносторонние исследования в различных регионах СССР, за редкими исключениями работали без участия
кинематографистов, что приводило к пробелам в сборе материалов многоплановой научно-просветительской ценности. Он подчеркивал, что в то же самое время киноучреждения рассылали на места своих операторов, часто не имевших необходимой подготовки и потому привозивших малозначительные разрозненные сюжеты. В этой связи Б. М. Соколов указывал на потребность выстраивания планового научно-кинематографического сотрудничества как важную часть повестки советского культурного строительства:
Организация действительной научной фильмы должна стать одной из ближайших забот и задач всех наших просветительных и научных центров. Глубоко уверен в том, что важная просветительная и научная задача найдет самый горячий отклик среди советских научных работников и учреждений, и они с полной готовностью окажут всемерное содействие для ее осуществления (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3176. Л. 1).
И в дополнительной тематической рукописи Б. М. Соколов обращал внимание на необходимость поставить вопрос о производстве научного кино на грядущем специализированном Совещании по вопросам кинематографии 1928 г.:
Мы выражаем громадные надежды на Партсовещание по вопросам киноработы, и уверены, что наконец голос этнографов будет услышан. До сих пор советское кино-дело, несмотря на просьбы, обращения, уговоры, оставалось не только «великим немым», но и «великим глухим» к голосу этнографов и этнографических учреждений (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3179. Л. 1).
В развитие своей позиции Б. М. Соколов выдвигал аргументы о том, что от такого творческого союза выиграют и кино, и наука, и просвещение, и экономика Союза. Он убедительно доказывал, что без поддержки кинематографистов исследователям не удастся качественно зафиксировать для науки процессы народного труда, схемы передвижения, приемы охоты и рыбной ловли, все виды промыслов, народные обряды, обычаи, танцы, игры и многое другое. В то же время он обосновывал и очевидную полезность науки для кинематографа в плане содействия отображению культур представителей разных национальностей Советского Союза — с должной проработкой сценарной основы, с необходимой чуткостью в отборе материалов при их фиксации, с редакторской страховкой от подачи формальной экзотики в киносюжетах (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3179. Л. 2).
В одном из архивных документов фонда Б. М. Соколова обнаруживаются конспективно сформулированные ключевые идеи, которые, по мнению исследователя, необходимо учитывать при применении ресурсов кинематографии в этнографии:
— Завоевания кинематографа в просветительном деле.
— Политически-общественное значение этнографии в СССР.
— Этнографические экспедиции, фотография, фонограф.
— Динамика жизни - тут только кинематограф.
— Быт народа. Труд, семейный, общественный строй.
— Верования, культ.
— Кино помогает изучать процесс.
— Пояснения должны быть грамотны, научны, доступны.
— Просветительный характер музея (РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3180. Л. 1).
Как видно, отмечая особые свойства кино, открывающие возможности для фиксации различных проявлений культуры в динамике, Б. М. Соколов многократно подчеркивал значение для науки кинематографа как исследовательского ресурса, а для музейного дела — как средства популяризации материалов. Более развернуто Б. М. Соколов изложил свои взгляды на развитие этнографического кино в СССР в программной статье «Этнография и кино» на страницах влиятельной профильной газеты «Советское кино».
ЭТНОГРАФИЯ И КИНО
Статья открывалась положениями общего характера, обрисовывающими исключительность кинематографа для СССР в плане просвещения народных масс и связанную с этим масштабность задач, стоящих перед кинематографическим сообществом. Значительная доля этой ответственности, по мнению Б. М. Соколова, выражается во внимании кинематографа к этнографии:
Ни в одной стране не может иметь такую насущную необходимость работа кино в области ознакомления с подлинным бытом населяющих эту страну народностей, как в нашем Социалистическом Союзе, где многочисленные национальности имеют единственное в мире положение полного между собой равноправия. Взаимное ознакомление с подлинной трудовой жизнью народов нашего Союза является абсолютной необходимостью, так как без такого знания не может быть воспринята широкими народными массами и по справедливости оценена та великая идея и героическая работа, которая ведется правительством трудящихся по поднятию культуры и благосостояния предельно отставших народностей, вследствие многовекового угнетения их былым русским империализмом (Соколов 1927Ь: 12).
Далее тон статьи меняется на критический: Б. М. Соколов осуждает кинематографическое сообщество за отсутствие должного внимания
к этнотематике и вследствие этого — поверхностность создаваемых киноочерков:
Равноправие народностей, завоеванное Октябрьской революцией, само по себе исключает хотя бы малейшее невнимательное и небрежное отношение. Между тем и в такой важной просветительской области, как кино, мы, к сожалению, должны констатировать явные и определенные признаки если не пренебрежительности к этому процессу, то во всяком случае легкомысленности. Спросим: может ли наше кино дать в качестве примера хотя бы пяток кино-фильм, со всей правдивостью, серьезностью и глубиной сумевших отобразить своеобразную жизнь трудящихся масс той или другой из многочисленнейших национальностей нашего Союза? Если такие примеры — один-другой и были бы мне указаны, то я счел бы их только теми исключениями, которые подтверждают правило (Соколов 1927Ь: 12).
В этом суждении Б. М. Соколов опирался на внимательную проработку советской фильмографии начала и середины 1920-х гг., а также на обширный опыт, связанный с личными взаимодействиями с кинематографистами, выступлениями с докладами в киноорганизациях и с научно-организационной работой в музее:
Мне, как директору Центрального Музея Народоведения в Москве, приходится часто иметь дело с деятелями кино (режиссеры, операторы и пр.), которые обращаются в Музей за помощью. Самый факт попыток производить этнографические съемки на материалах Музея, в нашей стране, где так еще своеобразны, сочны и ярки национально-бытовые краски в самой жизни населяющих нашу страну народов, самый этот факт в высшей степени показателен. Кино-съемка, и единственно она одна, может запечатлеть подлинную динамику жизни, в то время как Музей поневоле статичен. Поэтому пользование для кино музейным материалом ничего не прибавляет для науки, и по существу своему фальсифицирует подлинные бытовые действа (движения, жесты и пр.), всю динамику жизни (Соколов 1927Ь: 12).
В данном фрагменте обращает на себя внимание критика Б. М. Соколовым существовавших методологических подходов к производству этнографических фильмов, а также выдвинутые исследователем собственные приоритеты в плане тематики и мест для съемок, противопоставление «статичности» музея и «динамичности» реальной жизни народов. Далее в статье отмечалось, что, хотя съемки национального быта в полевых условиях очевидно требуют привлечения научных консультантов, инициативы ученых по поводу совместной работы в направлении этнографического кино до сих пор оставались неуслышанными, являясь отражением неверных стереотипов:
Пора преодолеть в кино то губительное заблуждение, что, будто бы, прикосновение к науке губит яркость и жизненность кино-фильм. Это заблуждение (да простят мне кино-деятели) часто основывается на недостаточном образовании самих кино-работников и на примитивном страхе перед наукой. Разрыву между наукой (в данном случае этнографией) и кино должен быть положен конец и с чисто государственной точки зрения, и с точки зрения, в частности, режима экономии (Соколов 1927Ь: 12).
Б. М. Соколов справедливо замечал, что существующая в отрасли методика направления на съемки этнографических картин кинооператоров, совершенно не осведомленных об этнографии снимаемой народности, влечет за собой необоснованные затраты значительных государственных средств, но не удовлетворяет элементарным требованиям объективности:
Мало заснять оленя... для правильного воспроизведения быта важно заснять самый, например, процесс упряжки, что никакими фотографиями отдельных моментов и тем более словесными описаниями ясно представить нельзя. Не говорим мы уже про то, что неподготовленные кино-съемщики часто производят кино-съемки не с реальной сцены, а прибегают к помощи непродуманной инсценировки, в частности, какого-нибудь обряда или обычая, с нарушением (столь естественным и понятным при этом) подлинной правдивости (Соколов 1927Ь: 12).
Заметим, что между научностью и правдивостью Б. М. Соколов ставил знак тождества, и это, с одной стороны, выглядит прозорливой апелляцией к «правде» как к политическому аргументу времени, с другой — свидетельствует о его видении этнографического фильма как исследовательски верифицированного кинодокумента. В этой же связи он критиковал весьма распространенный в кинематографе того времени метод постановочной реконструкции событий для съемки в том случае, когда это произведено без консультационного участия профессиональных этнографов. Отождествляя ненаучность и неправду, умножающиеся на всем протяжении создания этнографического фильма — от разработки сценарного плана до монтажа итогового повествования, — Б. М. Соколов предупреждал о социальном вреде таких кинолент:
От всего этого прежде всего страдает просветительная сторона, ибо нет ничего враждебнее истинному просвещению, как искажение правды. Нет сомнений, что ложные или непродуманные засъемки национального быта создают чувство досады и неудовольствия прежде всего у самих национальностей. Наконец, такая некритичная кино-засъемка ничего не дает для науки. В нашей стране, где деятельность всех государственных органов
направляется к одной цели — обслуживанию культуры и благосостояния трудящихся масс, такой разрыв научных учреждений и учреждений кино абсолютно недопустим (Соколов 1927Ь: 12).
Выходом из сложившейся патовой ситуации Б. М. Соколов называл усиление роли государства в межведомственном объединении науки и кино, что обретало характер актуального призыва для готовящихся в этот период проектов по социалистической реорганизации этнографии и кинематографа:
У нас в стране государственное кино не только может, но обязано и в целях науки и прежде всего в своих собственных целях не отмежевываться, а наоборот, всячески стремиться к установлению самого тесного, самого глубокого контакта с научными этнографическими учреждениями и учеными этнографами (Соколов 1927Ь: 13).
И в заключении статьи Б. М. Соколов выражал уверенность, что созданные при реализации совместными усилиями специалистами науки и кино этнографические картины принесут Стране Советов разноплановый капитал — научный и художественный, политический и экономический:
Нет сомнения, что за границей, где так широко развиты этнографические кинофильмы, наши советские фильмы этнографического характера получили бы огромнейший сбыт. Нечего говорить, как широко могли бы быть использованы эти фильмы в просветительной школьной и внешкольной работе нашего Союза. Ученые этнографы получили бы великое удовлетворение, так как многие моменты народной жизни могут быть зафиксированы только посредством кино. Какие бы были сбережены народные средства, сколько было бы сэкономлено на пленке, которая теперь, естественно, часто пропадает вследствие браковки тех или других кадров бытовых сцен (Соколов 1927Ь: 13).
Приведенные выдержки из высказываний Б. М. Соколова, с одной стороны, отражают общее напряжение, связанное с поисками новых форм развития науки и кинематографа в раннем СССР, с другой — обнаруживают индивидуальные особенности научно-творческой «борьбы» их автора за усиление научного участия в производстве этнографических фильмов.
ЭФФЕКТ СОКОЛОВА
На знаковом для истории этнонауки совещании этнографов Ленинграда и Москвы 1929 г. неоднократно звучали лозунги о необходимости
«со-действия» науки и кино в полевых исследованиях, популяризации науки, в музейной и общественной деятельности. В частности, в резолюции по докладам В. Г. Богораза и Б. А. Куфтина отмечалось, что «полевой этнограф всячески должен стремиться к всестороннему применению различных технических приемов в своей работе». И далее: «Киносъемка, фотографирование, зарисовка, топографическая съемка и фотографирование должны занять надлежащее место при полевом исследовании» (Совещание. 1929: 131). Н. М. Маторин в своем докладе «Этнография и советское строительство» делал акцент на том, что одним из пунктов участия этнографов в общественных процессах должна быть «популяризация научных основ и практических результатов советской национальной политики посредством организации просветительской работы, музеев, устройства лекций, выставок, рабочих университетов, издания специальной литературы, выпуска кино-фильм и пр.» (Совещание. 1929: 121). В тезисах доклада С. Ф. Ольденбурга «Увязка этнографических экспедиций отдельных учреждений», зачитанных на совещании Б. М. Соколовым, подчеркивалось, что советский строй требует разъяснения малопонятного для масс содержания работы этнографа, и «в этом отношении должны быть широко использованы радио и кино» (Совещание. 1929: 141). В своем докладе «Построение и деятельность советских этнографических музеев» Б. М. Соколов, опираясь на опыт взаимодействия с кинематографом в рамках концепции «живого музея», в очередной раз фокусировал внимание на том, что «для развития роли этнографических музеев в просветительной деятельности нужны кино-этно-сеансы» (Совещание. 1929: 134).
Одним из успешных примеров практического взаимодействия Центрального музея народоведения и фабрики «Совкино» стали съемки кинофильма «В брянском Полесье». По сообщению И. С. Ильинской в журнале «Этнография», работы над фильмом проходили в 1929 г.:
Поездка Н. И. Лебедевой (Восточно-славянское отделение ЦМН) в село Бояновичи Брянской губернии в качестве консультанта Совкино для руководства бытовой частью культурфильма. явилась первым опытом совместной работы этнографического музея с кино-организацией, в результате чего Музей приобрел ценный кино- и фотоматериал, зафиксировавший трудовые процессы и обрядовые действия в их динамике (Ильинская 1930: 148).
Фильм был выпущен на кинофабрике «Союзкино» в 1931 г. и сохранился до наших дней в фондах Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД. Фонд кинодокументов. Учетный № 2742). Создателями фильма выступили опытные советские кинематографисты — режиссер И. П. Копалин и оператор П. П. Зотов, — известные по работе на кинопроектах Дзиги Вертова. Фильм открывался кадрами,
снятыми в Центральном музее народоведения, — своеобразной киноэкскурсией по его залам. Затем на экране возникали натурные картины Брянской области — болота, леса, поля. Отдельные эпизоды демонстрировали содержание характерных местных промыслов, в частности — ловлю и обработку рыбы. Основную же часть фильма составили сцены, снятые в полесских деревнях; они показывали быт местного населения: уход за посевами, сбор урожая, домашние работы, обстановка у крестьянских изб и дворов. Отдельный блок был составлен из сюжетов на религиозную тематику: будни церкви и монастыря, религиозные обряды, в том числе крестный ход, водосвятие, свадебный обряд, женский праздник «Мор-госсы», поминовение усопших. Развивалась киноистория показом советских нововведений в крае: крестьянские собрания, работа кооперативных артелей, механизированные процессы вспахивания почвы и уборки урожая в колхозах. А в финальных кадрах фильма фигурировал город Брянск: улицы, здания, движение транспорта, пешеходов, заготовка и обработка древесины на местном заводе, устройство школ, больниц, домов культуры и административных зданий. В целом повествование в данном полнометражном фильме было выстроено по распространенной в советском этнографическом кино рубежа 1920-1930-х гг. сценарной матрице, здесь рассказывалось о традиционном быте населения Полесья и его приобщении к прогрессивным изменениям советизации. Тем самым киноработа оказывается ценным кинодокументом, содержащим сведения как по этнографии местного населения, так и по истории советского строительства в крае.
По воспоминаниям Н. И. Лебедевой, «картина отлично демонстрировалась в кинотеатрах Москвы — давала картину быта отсталой деревни с ее обрядами и поверьями и заканчивалась засъемкой в колхозе "Пчелка" — новыми проблесками в быту» (Лебедева 1997: 129). В то же время фильм вполне отвечал положениям концепции «живого музея» в части демонстрации на музейном экране особенностей локального ландшафта, животного и растительного мира, а главное — культуры местного населения в динамике: от традиций к инновациям. Отдельные кадры, снятые в Брянской киноэкспедиции, вошли также в другой известный фильм И. П. Копалина «Обновленный труд» (РГАКФД. Фонд кинодокументов. Учетный № 2727), посвященный теме коллективизации сельского хозяйства и имевший широкий резонанс в кинопрокате СССР (Копалин 1966: 19).
Из приведенных примеров следует, что Б. М. Соколов последовательно развенчивал абсурдный стереотип о снижении творческих качеств кинематографических произведений, созданных при взаимодействии с наукой, и доказывал обратное на опыте съемки картины «В брянском Полесье». В частности, заслуживает особого внимания использованный в фильме эффектный монтажный прием — сопоставление экспонатов и реалий, например, когда крупный план музейного манекена монтируется с портретом соответствующего персонажа из реальной культурной
Рис. 3. Кадр из фильма «В брянском Полесье». 1931 г. РГАКФД. Фонд кинодокументов. Учетный № 2742
Fig. 3. In the Briansk Polesie movie still. 1931. Russian State Documentary Film and Photo Archive. Film storage. No. 2742
среды. Таким же способом соединялись в фильме кадры предметов быта, орудий труда и промыслов, благодаря чему в восприятии зрителя неодушевленные предметы оживали в кинетических кинообразах. Очевидно, именно творческий взаимообмен кинематографистов и научных консультантов фильма, связанный с сюжетами концепции «живого музея», привел к рождению этого «эффекта Соколова» — яркого метода репрезентации культур, до тех пор не имевшего места в советском этнографическом кино.
Разработки Б. М. Соколова характеризовались общими и особенными чертами в сопоставлении с опытами других ученых в области теоретического осмысления форм взаимодействия этнографии и кино, параллельно развивавшимися на рубеже 1920-1930-х гг. Во всех концепциях в разных вариациях подчеркивалась необходимость налаживания системной связи между научными и кинематографическими институциями СССР и построения советского этнографического кино на основе марксистской методологии (Головнёв 2020). Различия подходов выражались лишь в частностях. Например, если Б. М. Соколов подчеркивал важность обоюдного стремления к сотрудничеству со стороны науки и кинематографа и сам регулярно готовил обращения в киноорганизации от Центрального музея народоведения, то кинорежиссер и сотрудник Этнографического отдела Русского музея Л. Л. Капица (1927) обосновывал
необходимость проявления инициативы со стороны «Совкино» в организации диалога с Академией наук для регулярного согласования графиков кинематографических и научных экспедиций. По поводу дебатируемого в изучаемый период вопроса о возможности сочетания приемов документального и художественного кино согласие между исследователями можно видеть и в защите хроникальности содержания этнографических киноисторий, при сведении к минимуму элементов реконструкции и поста-новочности. Отмечая применимость этнографических фильмов в широком кинопрокате, Б. М. Соколов, как и Л. Л. Капица, в качестве одного из ключевых сегментов использования научного кино правомерно видел музейные проекции.
В связи с ранним уходом из жизни Б. М. Соколов не успел в должной мере реализовать на практике свои теоретические проекты. Однако в стремительно менявшихся советских реалиях подобным планам не суждено было сбыться и по объективным причинам. В начале 1930-х гг. в СССР развернулась масштабная государственная кампания по социалистической реорганизации музейного дела. Уже на Первом Всероссийском музейном съезде была поставлена единая для музеев страны задача идеологического обслуживания программ социалистического строительства (Труды 1931: 5). Музеи этнографические реформировались и становились музеями достижений советской национальной политики, а ЦМН был призван стать показательным полигоном вводимого формата (Шангина 1991: 75). В 1931 г. Музей народоведения был преобразован в Музей народов при ЦИК СССР, и если прежде его развитие определяли в основном проекты ученых, то с этой поры — указания чиновников. По данным А. Б. Иппо-литовой (2001), общей реорганизации сопутствовали и кадровые перемены: основателей и главных сотрудников музея постигли увольнения (Ю. А. Самарин, С. А. Токарев, С. П. Толстов) и репрессии (В. В. Богданов, Б. С. Жуков, Б. А. Куфтин, Н. И. Лебедева). В трансформирующихся экспозициях приходящие в Музей народов зрители все чаще встречали «национальные по форме и социалистические по содержанию» культурные схемы — парадные картины соцстроительства советских областей и республик — Урала и Кузбасса, Средней Азии и Поволжья, Белоруссии и Украины.
Подобная (и синхронная) реконструкция осуществлялась и в советском кинематографе, включая его этнонаправление. Уже в середине 1930-х гг. в связи с переходом курса национальной политики в СССР от ленинского интернационализма к сталинскому тоталитаризму, параллельно с низведением этнографии до уровня вспомогательной исторической дисциплины, было свернуто и производство этнографических фильмов — киноистории о «первобытных» культурах стали невыгодной краской в «прогрессивном» образе Страны Советов. Предшествующее развитие этнографического кино в СССР было предано забвению,
а его наработки стали «полочными». Был заморожен и проект «Киноатлас СССР» — порождение экспериментов периода «культурной революции» (Cultural revolution in Russia... 1984): создававшийся как кинокомпозиция многокультурной федерации, он занимал конкурентную позицию в условиях складывающейся унитарной госструктуры.
Ретроспективные изыскания регулярно «экипируют» современную науку апробированными методами, теоретическими наработками и практическими примерами. Обращение к архивному наследию Б. М. Соколова, связанному с применением кинотехнологий в этнографии и музейном деле, сегодня, спустя почти столетие с момента их создания, открывает значимые «послания» для современных ученых — в них обнаруживается актуальный призыв, побуждающий научное сообщество к экспериментальному поиску и развитию исследовательского языка, к расширению форматов получения и презентации знания.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
РГАКФД. Фонд кинодокументов. Учетный № 2727. Кинодокумент «Обновленный труд». 1930 г.
РГАКФД. Фонд кинодокументов. Учетный № 2742. Кинодокумент «В брянском Полесье». 1931 г.
РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3176. Соколов Б. М. Борьба за культурфильму. Машинопись. 1927 г.
РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3179. Соколов Б. М. Еще по поводу культурфильмы. Рукопись. 1927 г.
РГАЛИ. Ф. 483. Оп. 1. Ед. хр. 3180. Соколов Б. М. О применении кинематографии к этнографии. Рукопись (конспект доклада). 1927 г.
Головнёв А. В. Визуализация этничности: музейные проекции // Уральский исторический вестник. 2019. № 4. С. 72-81.
Головнёв И. А. «Марксистская этно-фильма» Владимира Богораза // Этнографическое обозрение. 2020. № 6. С. 127-144.
Ильинская И. Центральный музей народоведения // Этнография. 1930. № 9-10. С. 146148.
Ипполитова А. Б. История музея народов СССР в Москве // Этнографическое обозрение. 2001. № 2. С. 144-160.
Капица Л. Л. Культурфильма и научные экспедиции // Кино-фронт. 1927. № 4. С. 2-3.
КеримоваМ. М. Неизвестные страницы экспедиции братьев Б. М. и Ю. М. Соколовых на Русский Север «По следам Рыбникова и Гильфердинга» (1926-1928) // Сибирские исторические исследования. 2020. № 3. С. 152-177.
Копалин И. П. Рассказ о творческом пути. М.: Бюро пропаганды советского искусства, 1966. 51 с.
Кубанкина О. А. Музей глазами Б. М. Соколова // История и историческая память. 2020. № 20. С. 92-98.
Лебедева Н. И. Этнологические материалы. Рязань: Этнографический вестник, 1997. 158 с.
Померанцева Э., Чичеров В. Борис Матвеевич Соколов // Советская этнография. 1955. № 4. С. 97-105.
Сказки и песни Белозерского края / Б. Соколов, Ю. Соколов. М.: Печать А. И. Снегиревой, 1915. 666 с.
Совещание этнографов Ленинграда и Москвы // Этнография. 1929. № 2. С. 110-145.
Соколов 1927a — Соколов Б. М. Этнография в СССР // Известия. 1927. № 8. С. 3.
Соколов 1927b — Соколов Б. М. Этнография и кино // Советское кино. 1927. № 4. С. 12-13.
Соколовы Б. и Ю. Поэзия деревни: руководство для собирания произведений устной словесности. М.: Новая Москва, 1926. 166 с.
Труды I Всероссийского музейного съезда. Т. 1. М.; Л.: Государственное учебно-педагогическое издательство, 1931. 240 с.
Харузина В. Н. Этнография. Вып. 2. М.: Императорский археологический институт, 1914. 468 с.
Шангина И. И. Этнографические музеи Москвы и Ленинграда на рубеже 20-30-х годов XX в. // Советская этнография. 1991. № 2. C. 71-81.
ЯковлевН. Ф. Наука и кино // Советское кино. 1927. № 4. С. 10-11.
Cultural revolution in Russia, 1928-1931 / Ed. by Sheila Fitzpatrick. Indiana: Indiana University Press, 1984. 309 p.
REFERENCES
Cultural revolution in Russia, 1928-1931 / Ed. by Sheila Fitzpatrick. Indiana: Indiana University Press, 1984. (In English).
Golovnev A. V. [Visualizing Ethnicity: the Museum Projections]. Ural'skii istoricheskii vest-nik [Ural Historical Journal], 2019, no. 4, pp. 72-81. (In Russian).
Golovnev I. A. [The «Marxist Ethno-Film» of Vladimir Bogoraz]. Etnograficheskoe oboz-renie [Ethnographic Review], 2020, no. 6, pp. 127-144. (In Russian).
Il'inskaia I. [Central museum of Ethnology]. Etnografiya, 1930, no. 9-10, pp. 146-148. (In Russian).
Ippolitova A. B. [History of the Museum of the Peoples of the USSR in Moscow]. Etnograficheskoe obozrenie [Ethnographic Review], 2001, no. 2, pp. 144-160. (In Russian).
Kapitsa L. L. [Cultur-films and scientific expeditions]. Kino-front [Cinema-Front], 1927, no. 4, pp. 2-3. (In Russian).
Kerimova M. M. [Unknown pages of the expedition of brothers B. M. and Yu. M. Sokolov to the Russian North "In the footsteps of Rybnikov and Hilferding" (1926-1928)]. Sibirskie istoricheskie issledovaniia [Siberian Historical Research], 2020, no. 3, pp. 152-177. (In Russian).
Kharuzina V. N. Etnografiia [Ethnography]. Vol. 2. Moscow: Imperatorskii arkheologicheskii institut Publ., 1914. 468 p. (In Russian).
Kopalin I. P. Rasskaz o tvorcheskomputi [The story of the creative path]. Moscow: Byuro propagandy sovetskogo iskusstva Publ., 1966. (In Russian).
Kubankina O. A. [Museum through the eyes of B. M. Sokolov]. Istoriia i istoricheskaia pamiat' [History and historical memory], 2020, no. 20, pp. 92-98. (In Russian).
Lebedeva N. I. Etnologicheskie materialy [Ethnological materials]. Ryazan': Etnograficheskii Vestnik Publ., 1997. (In Russian).
Meeting of ethnographers of Leningrad and Moscow. Etnografiia, 1929, no. 2, pp. 110-145. (In Russian).
Pomerantseva E., Chicherov V. [Boris Matveevich Sokolov]. Sovetskaia etnografiia [Soviet Ethnography], 1955, no. 4, pp. 97-105. (In Russian).
Shangina I. I. Etnograficheskie muzei Moskvy i Leningrada na rubezhe 20-30-kh godov XX v. [Ethnographic museums in Moscow and Leningrad at the turn of the 20s-30s of the 20 century]. Sovetskaia etnografiia [Soviet Ethnography], 1991, no. 2, pp. 71-81. (In Russian).
Skazki i pesni Belozerskogo kraia [Fairy tales and songs of the Belozersk region]. Eds. B. Sokolov and Yu. Sokolov. Moscow: Pechat' A. I. Snegirevoi Publ., 1915. 666 p. (In Russian).
Sokolov B. M. [Ethnography and cinema]. Sovetskoe kino [Soviet Cinema], 1927, no. 4, pp. 12-13. (In Russian).
Sokolov B. M. [Ethnography in USSR]. Izvestiia [News], 1927, no. 8, p. 3. (In Russian). Sokolovi B. and Yu. Poeziia derevni: rukovodstvo dlia sobiraniiaproizvedenii ustnoi sloves-nosti [Poetry of the Village: A Guide to Collecting Oral Literature]. Moscow: Novaia Moskva Publ., 1926. 166 p. (In Russian).
Trudy I Vserossiiskogo muzeinogo s 'ezda [Proceedings of the 1st All-Russian Museum Congress]. Vol. 1. Moscow; Leningrad: Gosudarstvennoe uchebno-pedagogicheskoe izdatel'stvo Publ., 1931. (In Russian).
Yakovlev N. F. [Science and cinema]. Sovetskoe kino [Soviet Cinema], 1927, no. 4, pp. 10-11. (In Russian).
Submitted: 21.04.2021 Accepted: 15.05.2021 Published: 01.10.2021
