Равноангельская любовь
Со старцем Николаем Гурьяновым митрофорного протоиерея Иоанна Миронова, настоятеля храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» в Санкт-Петербурге, связывала полувековая духовная дружба. В прошлом году отцу Иоанну исполнилось 85 лет. Предлагаем читателям воспоминания протоиерея Иоанна Миронова.
Отец Николай родом из-под Гдова. Родился он 24 мая 1909 года в верующей благочести вой семье. Отец его был регентом в Михаило Архангельском храме села Кобылье Городи ще. С детства будущий старец прислуживал в алтаре. Важной была его встреча со свя щенномучеником Вениамином Петроградским — Коля носил во время архиерейского богослужения его посох. И сам он потом стал пастырем, наставником очень многих людей.
А владыка тогда сказал маленькому Коле, обняв его: «Какой ты счастливый, что с Господом...»
В 1928 году Николай Гурьянов окончил Гатчинский педагогический техникум и I курс педагогического института в Ленинграде. Недолго учительствовал, служил псаломщиком.
Батюшка не любил вспоминать о годах гонений и испытаний. А когда я начинал рассказывать о мытарствах моей семьи, он прерывал и несколько раз потом повторял: «Не говори, Ваня, не надо. Может ли сердце это вынести?»
Теперь уже по книжкам я знаю, что отец Николай, как многие православные верующие, был арестован в конце 1930-х годов. Прошел этапы, лагеря, ссылки. Во время тяжких испытаний батюшка встретил множество подвижников, истинных светильников веры православной, пример которых повлиял на всю его жизнь. Отец Николай сочинил духовное песнопение с названием «В тридцатые годы», которое имеет подзаголовок «Автобиография», в нем говорится о двух ссылках, тюрьмах и лагерях. Заканчивается стихотворение молитвой:
Прошу, Святая Дева, В несении Креста Для славы Божьей Церкви Спаси, спаси меня!
Слова эти пророчески сбылись — через крест служения людям отец Николай явил собой славу нашей Церкви. Начало пастырского служения отца Николая совпало с тяжелыми испытаниями нашей страны — Великой Отечественной войной. В сан диакона он был рукоположен 8 февраля 1942 года Высокопреосвященнейшим митрополитом Сергием (Страгородским) — будущим Патриархом. А 15 февраля того же года митрополит Сергий рукоположил его во иерея. Первым местом служения стал Свято-Троицкий монастырь в Риге. Оттуда на короткий срок отца Николая перевели в Вильнюсский Свято-Духов монастырь. А с конца 1943 по 1958 год отец Николай был настоятелем храма Святителя Николая в селе Гегобросты Паневежиского благочиния Литовской ССР.
\ ЖИВАЯ РОССИЯ \
Батюшка всегда вел строгую, подвижническую жизнь. Я не раз бывал в его литовской пустынь-ке. В католическом и лютеранском окружении жилось, конечно, нелегко, но отец Николай покрывал всех любовью.
Припоминаю такой случай. Однажды я приехал к отцу Николаю. Только сели за стол — вдруг в окно стучат, милостыню просят. Батюшка им что-то подал, пригласил чайку попить. Я ему потом говорю: «Какие же это нищие — с золотыми зубами?» А он мне ласково: «Я знаю. Это местный ксендз послал их разведать, кто ко мне приехал, о чем разговаривают...» Батюшка улыбнулся, никого не осудив. Частенько окружали его хитрые люди (до самого конца жизни), а он покорял всех простотой.
Любовью и простотой своей спас батюшка от закрытия Никольский храм. Пришли к нему из НКВД решительно настроенные люди и говорят: «Поступили сведения, что вы против колхозов выступаете, паству против советской власти агитируете». Здесь нужно упомянуть, что отец Николай всегда любил все живое. У него на кухне свила гнездо ласточка, и он ее оберегал. Так вот, показал отец Николай на ласточку и отвечает: «Как я могу препятствовать такому серьезному делу, когда даже малую пташку не могу тронуть. Ваше дело — государственное, мое — духовное». И такое эти простые слова возымели действие, что ушли они успокоенные и храм не тронули.
Суровую отшельническую жизнь вел батюшка в пу-стыньке почти 15 лет. В это время он еще и заочно учился в нашей питерской семинарии и потом, приезжая в наш город, посещал родные для него стены.
В 1958 году отец Николай был переведен на служение в Псковскую епархию. Мамочка его — Екатерина Стефановна, с которой вместе он прожил всю свою жизнь, соскучилась по родным псковским местам и стала проситься на родину. В день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1958 года, отец Николай служил первый раз литургию в храме, с которым будет связано почти 50 лет его жизни, — Святителя Николая на острове Залит.
А я бывал на Залите еще до батюшкиного переезда — участвовал в одном замечательном празднике. На Петров день здесь по обыкновению шел крестный ход из Пскова со Спасо-Елеазаровской иконой (на ней Спаситель изображен в митре с крестом). Икону несли до берега Псковского озера, к переправе на остров, чтобы сесть на катера. А местные жители встречали икону на своих
14 октября 1958 года батюшка служил первую литургию на острове Залит, с которым связано 50 лет его жизни.
Народ начал посещать остров Залит, паломничать к батюшке Николаю как к старцу с начала 1970 годов.
лодках, двигаясь по озеру с хоругвями. Это было незабываемое Торжество Православия!
После переезда отца Николая на остров Залит ему пришлось немало потрудиться физически. Господь даровал ему золотые руки, и он все делал сам — и крышу на храме железом покрывал, и стены красил, и полы ремонтировал, и обновлял убранство храма. Конечно, у него были и помощники (в первую очередь — мамочка), но многое он все равно любил делать самостоятельно.
Есть в храме Святителя Николая на Залите почитаемый чудотворный образ Божией Матери «Благодатное Небо». Празднование ему установлено в день Смоленской иконы Божией Матери — 10 августа. В тяжелые смутные времена с этой иконы была похищена серебряная риза, и отец Николай сразу, как приехал на остров, постарался одеть образ Божией Матери в подобающую порфиру. Игумения Тавифа из Свято-Духовского монастыря в Вильнюсе вышила ризу Богоматери на голубом бархате. Сколько слез радости и боли сопровождали эту работу матушки-игумении, знает, наверное, только Хозяйка ризы. В 1960 году, после двухлетнего труда, риза была надета на икону. В том же году игумения Тавифа почила от тяжелого долговременного недуга. А вышитая матушкой риза и поныне радует всех своей красотой.
Особым подвигом отца Николая было озеленение острова. Батюшка с материка привозил деревца и высаживал их. Чтобы они прижились, нужно было огромное количество воды. В день отцу Николаю приходилось носить по 100 и больше ведер. Все деревца прижились и сейчас, уже выросшие, радуют зеленой листвой.
Когда я приезжал к старцу на остров, то опять, как и в Гегобрастах, был свидетелем его подвига — он почти не спал: днем служил и работал, а ночью молился. Батюшка меня оставлял у себя в комнатке, мы вместе вставали на правило, но я быстро уставал. Он, видя мое полусонное состояние, говорил: «Ты, Ванюша, ложись». Утром проснусь, а он снова перед иконами стоит, молится. Ложился ли отец Николай вообще — не знаю. Вряд ли сыщешь другого такого молитвенника в наше время. Сам отец Николай духовно питался от старцев всю жизнь, он не был само-чинником. Когда был молодой, часто ездил в Печоры, По-чаев, Киев, Прибалтику. Особо он почитал старца Гавриила Псково-Елеазаровского. И чад своих батюшка всегда (по личному опыту молодости) обязательно благословлял на паломничества к святыням: «Это все в сердце останется. В трудную минуту вспомнишь и утешишься».
Батюшка Николай много читал, призывая всех к вдумчивому, умному чтению, благословлял получать хорошее светское образование. Лучшим подарком для него всегда была книга. Но больше всего он любил духовное пение. Как приедешь к нему, он сразу начнет спрашивать, не привез ли каких-то новых духовных стихов. Тут же сядет за фисгармонию, которая стояла у него в келье, начнет подбирать то, что ему напоешь. «Ну как, правильно? Подпевай: «Какою дивной дышит силой молитва «Господи, помилуй». В любую свободную минутку батюшка садился за фисгармонию и сочинял духовные канты для простого народа. Сколько среди них вызывающих слезы, живящих душу.
Господи, помилуй, Господи, прости,
98
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 8 (124) 2012
\ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ \
Псаломщик Николай Гурьянов, 1920-е годы
Мать отца Николая — Екатерина Стефановна Гурьянова
Помоги мне, Боже, Крест мой донести. Я же слаб душою, Телом тоже слаб. Помоги мне, Боже. Я — Твой верный раб.
Народ начал посещать остров Залит, паломничать к батюшке Николаю как к старцу с начала 1970-х годах. Люди стали узнавать о батюшке и потянулись к нему: ведь пообщавшись с ним, нельзя было его не полюбить. Он всего себя отдавал Богу и людям. Духовными чадами батюшки стали многие священники, монахи и миряне, а также игумены и игумении многих древних и вновь открывшихся монастырей. Все они жили под покровом молитв старца.
Это чувство многих и многих духовных чад старца прекрасно выразил отец Роман (Матюшин), которого батюшка очень любил, и знаю, что даже просил защищать от нападок на него.
Скажи, отец, как мне спасаться, Какой дорогою пойти? — От юных лет не пресмыкаться, Не лукомудрствовать в пути. Не закопти икону Божью, Стараясь не отстать от всех, Гордыней, мелочностью, ложью — Все это — непотребный грех. Не терпит Правда мельтешенья, Ей любо, что не любо нам. Она в изгнаньи, в поношеньи У тех, кто тянется к чинам. О, разве званье — добродетель? Кто посохом Врата открыл? Любовь всегда враждою метит Того, кто много возлюбил. Не тлей, гори, пока есть силы, Гори, пока душа чиста, И до неведомой могилы Взирай на одного Христа.
«Пообщавшись с батюшкой, нельзя было его не полюбить».
О батюшке точнее не скажешь: он всегда «взирал на одного Христа». И потому «не может укрыться светильник под спудом». Не хотел он этой славы от людей, но Господь не оставил его сокровенным. Добродушный, любвеобильный, ласковый батюшка покорял сердца людей. Да и всю тварь земную он нежно любил. Двор скромного батюшкиного домика-кельи был словно иллюстрацией к первым главам Книги Бытия: каштаны, кипарисы и другие деревья, множество голубей на ветвях и крыше сидят плотно, как куры на насесте. Тут же воробьи и прочие мелкие пташки. А рядом с курами мирно прогуливаются кошки и собачка. И всех батюшка старался приголубить, угостить.
У батюшки 28 лет прожила кошечка Липушка, совсем очеловечилась. Однажды ворону кто-то подбил камнем, так батюшка ее выходил, вылечил, и она стала совсем ручной. Каждое утро потом встречала батюшку, каркала, хлопала крыльями — здоровалась. И все кругом — и деревца и цветы — все на острове жило батюшкиной заботой. Пчелки, мошки, жучки — все ему было не чужим. Комара даже не обидит. Помню, как-то хотел с него комарика согнать, а он не дал: «Пусть лишнюю кровь попьет». Все творение было батюшке по сердцу. Он всегда внимательно смотрел, чтобы ни цветок ни деревце не повредили. Один батюшка рассказывал, как он сломал веточку в саду старца на память, так он заметил, пальчиком погрозил и сказал ему: «Поставь дома в воду, чтобы корни пустила, а потом в землю посади, чтобы выросло дерево».
К батюшке особенно тянулись чистые детские души. Но и пьяницы местные, и вообще все население острова мирно уживались со старцем. Бывало, выйдет он навстречу какому-нибудь местному бедолаге: «Ну-ка, роднуля, что у тебя в сумочке-то затаилось? Голубчик, роднуша, надо бросать это. Семье-то как тяжело. Дай сюда бутылочку-то.» Возьмет — и о камень ее. А пьяница и не ругается, домой идет — и вот вечер мирно в семье-то проходит.
Батюшка всех покорял лаской. Так ее людям сейчас не хватает! Даже взрослые люди хотят, чтобы их приголубили, теплое словечко сказали. А он, дорогой наш батюшка, для каждого находил такое слово. Любви у него на всех хватало. Каждой измученной душе находил он слово утешения. Про старца можно сказать: «Любовью Христовой уязвися, преподобне». Любовь батюшки была равноангельская, преподобническая. Он покрывал своей любовью наше недостоинство. И сейчас покрывает.
А я особенно благодарен батюшке за то, что он принимал меня и в последние годы свои, когда доступ к нему был ограничен. Он даже один раз специально вызвал меня на остров. А связь была постоянная — и через доктора, его лечившего, Владимира Андреевича, и через других паломников. Батюшка меня уже на смертном одре своем — и то утешил и ободрил. Я очень долго болел, из больницы в больницу переходил, а болячка все не проходила. А он сказал: «Передайте ему: пройдет его ножка. Будет еще служить». И вот, слава Богу, так и стало — и я опять в храме Божием: и служу, и исповедую, и венчаю, и беседую с людьми.
А батюшка Николай за всех нас теперь особенно молится перед престолом Божи-им, и его молитвами мы живы.
\ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ \
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 8 (124) 2012
99