CC BY
264
УДК 81'373.612.2; 811.11-112
Л.В. Кульчицкая
ЖИВАЯ ИЛИ МЕРТВАЯ МЕТАФОРА: ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ «ВЕРИФИКАЦИЯ» СОВРЕМЕННЫХ ГИПОТЕЗ КОГНИТИВНОЙ ТЕОРИИ МЕТАФОР
В статье с позиции когнитивного подхода рассматриваются спорные случаи отнесения концептуальных метафор к живым, активированным, и к неактивированным. Обсуждаются современные гипотезы когнитивной теории метафоры (КТМ) применительно к задаче уточнения статуса метафоры по ее лингвистическим рефлексам. Автор исходит из того, что выводы о метафоре, сделанные в рамках лингво-когнитивного подхода, носят вероятностный характер и при этом отстаивает тезис о возможности на лингвистическом материале в рамках лингвистических методов найти подтверждение тем из современных гипотез КТМ, которые помогут отличить активную ментальную проекцию от неактивной.
Ключевые слова: гипотезы теории концептуальной метафоры; концептуальная метафора, рефлексы, метафора: (не) активированная, мертвая, живая; критерии отличия; когнитивное метафорическое состояние.
Когнитивная теория метафора (КТМ), значительно расширила границы «предметного» поля метафоры вследствие того, что, во-первых, изменила представление о метафоре и, во-вторых, подхватив мысль Айвора А. Ричардса о вездесущности метафоры (1936), попыталась (весьма успешно) доказать ее. Новое представление о метафоре в КТМ касается вопроса о «локусе» метафоры и ее функции. Из сферы языка и речевого употребления метафора переместилась в область психического и стала когнитивной метафорой (или концептуальной в теории концептуальной метафоры Лакоффа-Джонсона и их последователей); из орнаментального средства, которое ей предписывалось риторикой и функциональной стилистикой, она превратилась в одну из форм когнитивного механизма осмысления действительности (как, например, в нейронной теории метафоры Лакоффа [Lakoff 2008]). Теперь под метафорой понимают прежде всего мыслительную операцию (психический уровень), в ходе которой устанавливается нейронная связь между активированными отделами головного мозга (нейрофизиологический уровень) - условно областью цели и областью источника. В ходе этой мыслительной операции свойства известного и более конкретного проецируются по аналогии на неизвестное и абстрактное. Эти проекции, закрепленные опытом неоднократного повторения, реализуются в виде рефлексов (instantiations) в предметном поведении человека, в речи, культуре, способах научного мышления [Lakoff 2008]. Постулат о вездесущности метафоры подвигнул исследователей на поиск рефлексов концептуальных метафор там, где раньше их и не ожидалось встретить: в грамматике, в научной речи, в том числе в языке математи-
ческого анализа; расширились границы метафорического и в лексике. Стоит вспомнить, a propos, что имеются даже работы о музыкальной метафоре [Zbikowski 2008]. В этой связи, начиная с конца ХХ в. зарубежные исследователи лингвистической метафоры, вынужденные признать и принять идею концептуальной метафоры, призывают уточнить ряд положений о вербальной метафоре как рефлексе ментальной метафорической проекции, а именно, каким образом отличить в тексте (дискурсе) живую метафору от мертвой. Предложено несколько методик и критериев идентификации метафоры в тексте (см., например, [Steen 1999; Cameron 2003: 51-86, Semino 2008]), в том числе разработанных в рамках проекта «Prag-glejaz», объединившего на время усилия десяти специалистов в области теоретической, когнитивной и прикладной лингвистики, а также стилистики и психолингвистики. (См. статью руководителя проекта Джерарда Стина [Steen 2002]). Обзор литературы об имеющихся способах идентификации вербальной метафоры представлен в [Кульчицкая 2011].
За рамками обсуждения осталось несколько спорных случаев, не поддающихся стандартной процедуре выявления живых метафор, таких, когда одна и та же единица в одних контекстах предстает живой концептуальной метафорой, а в других - нет. В данной статье мы попытаемся выявить условия, в которых сомнительную метафору можно признать живой. Для этого потребуется развить некоторые положения когнитивной теории метафоры, которые были высказаны в виде общих гипотетических предположений, но еще не нашли достаточного практического и теоретического обоснования. Основной тезис, отстаивае-
мый в данной статье, это возможность на лингвистическом материале в рамках лингвистических методов найти подтверждение тем из современных гипотез когнитивной теории метафоры, которые изначально были сформулированы применительно к решению иных задач, но в нашем случае помогут отличить активную ментальную проекцию от неактивной.
В своей монографии на тему живых и мертвых метафор К. Мюллер, трактуя метафору как когнитивное явление, а ее лингвистические реализации как метафорические употребления слов (a cognitive and usage-based approach), преследует цель найти эмпирическое подтверждение тезису Дж. Лакоффа, М. Джонсона и М. Тернера о том, что метафоры - живые и традиционно признаваемые мертвыми - по сути являются рефлексами активированных концептуальных метафор [Lakoff, Turner 1989: 130; Lakoff, Johnson 1999: 124-125]. Эмпирическим подтверждением реальности активированных структур мозга при метафорической деятельности (восприятии и порождении метафор) могут служить жесты, сопровождающие устную речь, и рисунки, обыгрывающие образы метафор в тексте (вербально-изобразительные (иллюстративные) и вербально-жестовые метафоры) [Müller 2008: 103-111, 203, 95-103, 204]. Нейронная область источника конвенциональных метафор для одного человека -отправителя сообщения (устного или письменного) - может быть активной, в то время как для другого - получателя сообщения - может и не активироваться. Из наблюдений в ходе экспериментов К. Мюллер выводит теоретическое следствие, более или менее явно высказанное во введении: «метафоричность - это не просто свойство лингвистической единицы, это когнитивное состояние отправителя или получателя» (the cognitive achievement of a speaker/writer or listener/reader) [Müller 2008: 2]. Эта мысль, однако, не нашла повторения в виде самостоятельного постулата в тексте самой работы, но имплицируется в контексте рассуждений и выводима, хотя и весьма опосредованно, в отдельных местах, например [Müller 2008: 214-215]. Отсюда напрашиваются выводы: то, что для одного - метафора, для другого - не метафора, и одна и та же форма в одном контексте может быть реализацией живой концептуальной метафоры, а в другом - нет. За неимением лучшего термина назовем эти выводы гипотезой о «когнитивном метафорическом состоянии», не требуя для данного выражения статуса термина. К. Мюллер, применив единственный раз термин «cogni-
tive achievement», ведет речь именно о когнитивном метафорическом состоянии, осознаваемом ею также как «активация метафоричности» (у К. Мюллер - «metaphoricity was activated» [Müller 2008: 203]) в сознании языковой личности.
К. Мюллер не ставила перед собой цели выяснить, что именно в текстах, не предполагающих иллюстраций, не говоря уже о жестах, может указывать на когнитивное метафорическое состояние. Возникает два вопроса. Во-первых, что в тексте позволяет понять, была ли активирована область источника метафоры при вербализации мысли в той мере, в какой необходимо, чтобы лингвистическую единицу можно было бы признать метафорой. Во-вторых, следует ли делать вывод о том, что введение в теорию метафоры фактора «когнитивное состояние» исключает объективность количественного подсчета метафор, коль скоро эта потребность может возникнуть при сопоставительном исследовании.
Прежде сделаем несколько допущений о надежности методов лингвиста, заявляющего о концептуально-когнитивном характере своего исследования. Существует три относительно надежных способа проверить гипотезу о метафоре как когнитивном состоянии:
1) нейронная теория метафоры, исследующая нейрофизиологический субстрат для психической деятельности человека, в том числе метафорической [Lakoff 2008];
2) компьютерное моделирование [Kintsch
2008];
3) психологические методы (например, in vitro и in vivo (см., например, в [Gibbs 2003; Boro-ditski 2001] соответственно).
Эти способы объективно недоступны лингвисту, если он придерживается лингвистических методов исследования и ограничен лингвистическим материалом. Все сказанное лингвистом в рамках когнитивного, а точнее лингво-когни-тивного подхода, обладает лишь гипотетической силой и не может претендовать на статус достоверного знания, ибо не поддается методам проверки результатов и заявлений на истинность, принятым в точных и естественных науках.
Когнитивным лингвистическое исследование можно признать по цели, которая роднит его с когнитивистикой в целом: оно направлено на получение знаний о структурах сознания. Задача лингвистики иная: нередко только лингвистика способна указать на проблемную область, которую специалисты смежных дисциплин могут про-
верить на достоверность инструментальными методами.
Как бы ни обстояли дела с теорией, задачу выявления метафор каким-то образом приходится решать и при этом способами, которые не противоречат современным положениям лингвистики и ее методам. Существенными для этого можно считать следующие гипотетические положения когнитивной теории метафоры. Назовем их для удобства «принципами» (сокращенно П1, П2 и т.д.). Ниже мы беремся найти им лингвистическое подтверждение в целях отмежевать неактивную концептуальную метафору от активной, живой.
Гипотезы когнитивной теории метафоры.
П1. Вездесущность метафоры в речи (ubiquity,omnipresence) и живая внутренняя форма метафоры. В речи живых метафор гораздо больше, чем мертвых. Мертвые — это утратившие свою внутреннюю форму метафоры, такие как pedigree, от фр. «лапка куропатки», ныне «родословная» [Lakoff, Johnson 1999: 124-125]. Польза данного постулата видится в том, что оно задает самые крайние предельно допустимые по ширине охвата границы, в рамках которых исследователь может признать явление метафоричным согласно цели его работы, например, предлоги-метафоры. Значимость постулатов П2-П6 покажем позже, по ходу статьи.
П2. Когнитивное метафорическое состояние. Восприятие метафоры (для получателя) и ее порождение (для отправителя) — это когнитивные метафорические состояния [Müller 2008]. Не вдаваясь в подробности описания нейрофизиологических процессов, сопровождающих порождение и восприятие метафор, ограничимся указанием на то, что на уровне речи суть этого состояния проявляется в индивидуальной способности человека - продуктивной и рецептивной - воспринимать ту или иную единицу языка в качестве метафорического употребления.
П3. Формы объективации когнитивного метафорического состояния. Когнитивное метафорическое состояние сферой своего проявления имеет помимо частично или полностью нерелевантных для письменного текста форм -иллюстраций, взглядов и жестов [Müller 2008, Nücez 2008], еще и развернутые (сложные) метафоры [Müller 2008].
П4. Регулярность (systematicity) воспроизводства метафоры. На эту особенность
впервые обратил внимание Нельсон Гудман в Languages of Art (1968) (цит по: [Steinhart, Kit-tey 1997: 152]), сегодня ее активно исследует Линн Камерон. Суть принципа состоит в том, что регулярная объективация концептуальной метафоры обеспечивается за счет тематически связанных терминов области источника, воспроизводимых в дискурсивных практиках людей в виде «скоплений» метафор («metaphor Clusters» [Cameron 2008: 200], «metaphor bursts» [Corts, Meyers: 2002]).
П5. Принцип, который для удобства кратко назовем принципом ответа метафорой на метафору. Он состоит в непроизвольном побуждении участника разговора продолжить беседу в метафорической манере, заданной инициатором: «когда один говорящий употребляет метафору, его собеседники, весьма вероятно, тоже ответят метафорой на метафору» [Cameron 2008: 200-201].
П6. Тезис о динамичной природе концептуальной метафоры. Метафора варьирует по степени своей активации. (См. также о степени метафоричности у Х. де Ландсхеер в работе: [Баранов 2003: 252]).
П1 очерчивает слишком широкий круг явлений и, на наш взгляд, не может сам по себе служить надежным критерием метафоры. По этой причине рассматриваемые нами совместно положения о «когнитивном метафорическом состоянии» (П2), регулярности метафоры (П4) и «ответа метафорой на метафору» (П5) призваны откорректировать выборку лингвистических метафор. П3 о сложно-составной метафоре как показателе когнитивного метафорического состояния дает возможность, во-первых, обосновать лингвистическим способом отстаиваемый нами тезис о том, что в лингвистическом материале можно найти подкрепление гипотетическим постулатам когни-тивистики, и, во-вторых, утверждать, что «когнитивная активность» выше у сложных метафор, чем у единичных.
П1 является лишь необходимым (в логическом смысле) условием истинности отбора метафор в тексте: руководство исключительно принципом утраты / сохранения этимона (e.g. pedigree — не метафора) может дать помимо искомых метафорических единиц также те, которые к классу метафор в данном контексте могут не относиться по причине их неактивности. Покажем это на примере (1). Подчеркивание слова здесь и в примерах ниже указывает на
его связь с концептуальной областью цели, вопросительный знак [?] - на спорность метафорического статуса рефлекса живой метафоры, жирный курсив - на рефлексы концептов области источника. Предложенный автором дословный, насколько это возможно, перевод должен сохранить метафорику подлинника.
(1) <...> [W]hether the translation is central or peripheral within the overall conceptual map, far outweighed [?] considerations of correspondence and linguistic or aesthetic compatibility of source[?] and target [?] versions [Hatim 2001: 71]. - [Соображения о том], находится ли перевод в центре или на периферии общей концептуальной карты, значительно перевесили соображения о соответствии и лингвистической или эстетической сопоставимости подлинника и его переводных вариантов.
В традициях лингвистической теории метафоры выражения central, peripheral, map и outweighed следует отнести к языковым (стертым) метафорам. В этот же класс попадут едва осознаваемые в качестве метафор терминологические номинации source (источник - о подлиннике) и target (цель - о переводе).
Если следовать П1, то все выделенные жирным курсивом единицы следует отнести к числу активных метафор. Их концептуальное содержание сводимо к следующему.
1. Значимость переводных произведений выражается через близость к центру, сокращение значимости - через удаление от центра к периферии (метафорическая концептуализация значимости 1, сокращенно МКЗ-1).
2. Значимость выражается также через вес, отсюда весомость аргументов, соображений: to outweigh considerations of... (метафорическая концептуализация значимости 2, сокращенно МКЗ-2).
3. Смысловое (концептуальное) содержание всех переводных вариантов одного произведения уподобляется карте (conceptual map).
4. Подлинник - это отправная точка пути, текст перевода - цель пути. Переводческая деятельность - это движение от подлинника к переводу.
Метафорическая концептуализация КАЧЕСТВА ПЕРЕВОДА достигается за счет концептов CENTRAL, PERIPHERAL области источника MAP (КАРТА): Все они укладываются в первичную концептуальную схему-образ: ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ - ЭТО ПУТЬ. Метафоризация качества перевода определяется через близость к подлиннику: ПОВЫШЕНИЕ КАЧЕСТВА - ЭТО ПУТЬ ПЕРЕВОДНОГО ТЕКСТА НА
КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ КАРТЕ (составленной из всех переводов) В НАПРАВЛЕНИИ ПОДЛИННИКА. Конечная цель для переводного текста - занять место подлинника в новой культуре получателя. Это путь от переводного текста (target text) к подлиннику (source text). Тот факт, что все три метафорические единицы являются тематически связанными рефлексами одной области источника и вписываются в одну когнитивную схему (схему пути), указывает на регулярность представления метафорической модели в пределах одного высказывания.
Два термина вторичной номинации source-text and target-text тоже представляется возможным подвести под когнитивную схему пути: ПРОЦЕСС ПЕРЕВОДА - ЭТО ДВИЖЕНИЕ ОТ ОРИГИНАЛА (ИСТОЧНИКА) К ПЕРЕВОДУ (ЦЕЛИ). В данной модели пути-2 в отличие от предшествующей модели путь-2 лежит в обратном направлении: от источника (подлинника) к цели (переводному тексту). Разнонаправленность движения к цели составляет отличие данной реализации схемы пути от рассмотренной выше. По этой причине эти две метафорические модели пути несовместимы по образу, они противоречивы. Кроме того, из-за отсутствия других метафорических единиц, тематически связанных с source и target метафоричность последних остается стертой, не активизированной (П6). Эти термины-метафоры являются напоминаниями о некогда активном процессе научного познания, в ходе которого лингвистические понятия получили свои номинации. В данном же контексте статус активной метафоры у единиц source и target сомнителен, что, впрочем, не означает, что метафорические термины вообще и данные в частности следует исключать из числа активных метафор. Если отвлечься, то впервые вводимый метафорический термин, сопровождаемый аналогией и пояснением («педагогическая» и/или эвристическая функция - побуждение к самостоятельному выводному знанию), вполне может выступать активной метафорой. Что касается source и target, то важна их способность далее в тексте участвовать в формировании развернутого единого образа с другими метафорическими средствами текста.
Метафорическая концептуализация значимости через вес (МКз-2) в отличие от концептуализации в терминах близости к центру (МКз-1) представлена в тексте единственной номинацией, поэтому гипотетически концептуальная метафора ЗНАЧИМОСТЬ - ЭТО ВЕС не
отвечает принципу регулярности, то есть не создает развернутого образа в пределах данного высказывания. Она не связана по образу с метафорой центра-периферии и с метафорой движения к оригиналу. Это единичное употребление метафорически мотивированного слова, поэтому в данном контексте эта метафора скорее неактивная, чем мертвая. «Достоверность» вывода о ее статусе активной или неактивной метафоры подтвердится тогда, когда будет выявлено в рамках всего текста, а не отрывка, и шире - всего дискурса, реализована ли она единожды или более одного раза (П4).
Принцип когнитивного состояния (П2) предполагает некоторую градуальность и требует введения параметра динамичности, или степени активации, для метафоры и ее формального выражения, допустим, цифрового обозначения-индекса от 1 и выше по числу степеней активности. Выделенные жирным шрифтом единицы без пометы [?] в примере (1) относятся к живым метафорам с максимальным индексом, а со знаком вопроса — к неактивным. Мертвыми метафорами их нельзя признать, поскольку иначе будет нарушен П1. «Максимальный» индекс здесь — условность. Разумеется, встречаются яркие оригинальные метафоры, но вероятность их появления в лингвистическом научном тексте мала. Градация активности метафоры является особой проблемой и в данной статье не рассматривается.
Сказанное выше должно было убедить в том, что П1 является отправным моментом идентификации метафор, но сохранение метафоричным словом мотивации (этимона) еще недостаточно, чтобы считать его рефлексом активной метафорической проекции. Требуется учет ряда других когнитивных факторов.
Принципы когнитивного метафорического состояния (КМС — П2) и ответ метафорой на метафору (П5)
Явление метафоричности как проявления когнитивного состояния (К. Мюллер) тесно связано с состоянием «ответа метафорой на метафору» (Л. Камерон). Эти два принципа соотносятся друг с другом как причина и следствие: восприятие метафоры ^ КМС ^ ответ метафорой. Принцип Л. Камерон, наглядно и убедительно обоснованный ею на материале диалога, применим и к другим случаям речевого поведения. В частности, в процессе порождения текста в тот момент, когда отправитель текста задействовал метафору, даже если неосознанно, в следующий момент он вынужден согласовать ее синтак-
сически по внутренней форме с другими средствами. Мы это часто наблюдаем на письме, когда при выборе лингвистической метафоры подбираем к ней слова.
Употребление одной метафоры активирует весь процесс метафоризации. Наиболее убедительным свидетельством реальности КМС являются метафоры в работах противников метафор. Критикуют метафору - следовательно, думают о ней и потому вопреки ожидаемой логике (раз критикуют - должны избегать) употребляют. Исторический пример - метафоры в «Опыте о человеческом разуме» противника метафор рационалиста Джона Локка. (См. анализ метафор в этом труде и их количественные подсчеты по главам в [Vogt 1993]).
Другой пример - две цитаты ниже (2) и (3) -взяты из работы английского философа Х. Хорс-бурга, который отвергает эвристическую ценность метафор, отводит им роль заполнителя пробелов в лексической системе языка, но при этом сам щедро ими пользуется [Horseburgh 1958: 231-245].
(2) With the decline of metaphysics, philosophers have grown less and less concerned about Godliness and more and more obsessed with cleanliness, aspiring to ever higher levels of linguistic hygiene. In consequence, there has been a tendency for metaphors to fall into disfavour, the common opinion being that they are a frequent source of infection [Horseburgh 1958: 231]. - С закатом метафизики философов все меньше и меньше заботила Божественность, зато все чаще и чаще обуревала идея чистоты, устремляя их к более высоким уровням лингвистической гигиены. Как следствие, метафора впадала в немилость, ибо мнением большинства признавалась весьма регулярным источником инфекции».
Если отвлечься от второстепенного образа метафизики, которая попала в немилость (to fall into disfavour) и утратила прежнее высокое положение (decline), а также одержимых философов (obsessed), то ведущей здесь будет метафора медицинской стерильности для лингвистической формы выражения научной (философской) мысли, которой предписано быть свободной от метафор.
В примере (3) реализована метафора НАУЧНЫЙ ТРАКТАТ - ЭТО ЕСТЕСТВЕННАЯ СРЕДА, в которой СЛОВА - ЭТО ЖИВЫЕ СУЩЕСТВА, вынужденные акклиматизироваться:
(3) Thus, it will not help us to draw attention to those words or phrases which have been transferred from one logical environment to others and have acclimatised themselves to all of them [Horseburgh
1958: 237]. - Таким образом, бесполезно обращать внимание на те слова и выражения, которые перенесены из одной среды обитания в другие и там уже акклиматизировались.
Метафорические инкрустации подобного рода весьма богато украшают всю статью, главный пафос которой при этом состоит в призыве вернуться к лингвистической «гигиене» научного изложения. На наш взгляд, такие цитаты как нельзя лучше подводят к истинности гипотез о «когнитивном метафорическом состоянии» (П2) и «метафорой на метафору» (П5). Мысль о метафоре приводит сознание исследователя в когнитивное метафорическое состояние и принуждает его пользоваться им же отвергаемым средством (логически недопустимая критика объекта через критикуемый объект).
Подобно тому, как пишущий о метафоре попадает под ее воздействие, исследователь метафор тоже не свободен от опасности утратить беспристрастность и войти в состояние когнитивной метафорической активности. При отборе метафор он может увидеть ее там, где другой пропустит. В свое время, подчеркивая условность методов исследования метафоры, М. Блэк писал: «любой критерий выявления метафорического присутствия, каким бы надежным он не казался, в определенных обстоятельствах может не сработать» [Black 1993: 35]. Принцип КМС, на наш взгляд, и представляет собой то обстоятельство, которое привносит субъективность, состоящую в том, что предположительно, КМС (как порождения, так и восприятия) будет активироваться у разных людей в разной степени. Есть основания полагать, что более высокой она будет в ситуации устного общения в том виде, в каком оно описано Л. Камерон, то есть, 1) у собеседников, один из которых задействовал метафору. Помимо этого, активность когнитивного состояния, полагаем, столь же высока 2) у переводчиков, вовлеченных в активный процесс анализа семантико-смысло-вой структуры исходного высказывания и синтеза переводного; 3) у тех, кто пишет о метафоре -будь то сторонники или противники метафоры; и 4) у тех, кто изучает текст (дискурс) на предмет его метафоричности.
С точки зрения направления процесса ме-тафоризации, включающего в себя процессы восприятия и порождения, первые два случая (собеседники и переводчики) включают оба процесса, третий (пишущий) - порождение, а четвертый (исследователи) - восприятие. У исследователя, настроенного на поиск метафор в тексте, когни-
тивное состояние будет активнее, чем у получателя текста, ориентированного на извлечение фактической информации, и исследователь в большей мере будет готов признать метафорическими такие единицы, как outweigh, source и target в примере (1). Далее остановимся непосредственно на критерии выявления метафоры, исходя из того, что у автора данной статьи, занятого метафорой и ее поиском в тексте, когнитивное метафорическое состояние будет активным, но при этом практическая задача, стоящая перед ним, заключается в осознании и объективации степени такой субъективности.
Критерии выявления метафор.
Концептуальная теория метафоры, особенно работы [Lakoff, Nünez 2001, Nünez 2008], сместив границы понятия метафоры, особенно затронула «нижний» предел метафоры, где проходит водораздел между мертвой метафорой и неактивной стертой метафорой с одной стороны и между неактивной стертой метафорой и стертой активированной метафорой с другой. Исследования ме-тафорологов дают основание полагать, что до тех пор, пока у слова сохраняется его внутренняя форма, оно может приобретать статус живой метафоры и поэтому «не-метафору еще стоит поискать» [Lakoff, Johnson 1999: 125]. Вопрос состоит в том, в каких условиях это слово может сигнализировать о живой метафоре. Нейронная теория метафоры, определенно, способна устранить сомнения. Но для лингвистических работ в русле КТМ этот метод по понятным соображениям является недоступным и неприемлемым (трудоемкость, большой объем материалов, выбор добровольцев, влияние экспериментальных условий на «чистоту» результатов и др.). Требуются лингвистические критерии.
В свое время теоретиками лингвистической теории метафоры было подмечено, что для метафоры существенным является признак наличия «живой» внутренней формы в метафорических образованиях. Этот признак обусловливает особую двойственную сочетаемость метафорических выражений. Живая внутренняя форма допускает согласование метафоры в синтагматическом ряду по ее буквальному значению, в то время как на семантическом уровне она согласуется, если воспользоваться словами В.Н. Телия, «по смыслу, соответствующему номинативному аспекту высказывания» [Телия 1988: 176].
Предложим один занятный пример, который более наглядно, чем теоретические рассуж-
дения может прояснить, что именно указывает на живую метафору и как действует принцип синтаксического согласования метафорического выражения в линейном ряду. В одном из недавних (2010) повторов выступлений сатирика М. Задорного примерно 20-летней давности прозвучала его фраза о том, что он любит подшучивать над американцами. Вместо «подшучивать» он сказал «прикалываться», однако вопреки ожиданиям — с непривычным сегодня предлогом. Автор статьи решила проверить, не ошибается ли она в своих ожиданиях, и для разрешения сомнений обратилась к студентам 2-го курса переводческой специальности, предложив им выполнить простое задание: раскрыть скобки в предложении, вставив нужный предлог и согласовав падеж существительного «американцы» с этим предлогом. Предложение было следующее: «Задорнов любит прикалываться (предлог?) (американцы — в каком падеже?). Студенты единодушно дали один и тот же ответ: прикалываться над американцами. Как и автор статьи, они, если верить когнитивистам, совершенно не задумываясь и не осознавая своих мыслительных действий, «исходили» из того, что прикалываться по своей семантике стало синонимом для подшучивать, и по аналогии перенесли структурную модель управления существительным с выражения подшучивать над кем-то на прикалываться. М. Задорнов же сказал иначе: прикалываться к американцам. Для него в тот момент прикалываться было живой концептуальной метафорой, поэтому он согласовал ее рефлекс синтаксически по внутренней, еще живой, форме слова прикалываться в его буквальном значении, несмотря на то, что употребил его метафорически. Приколоться к в значении "подшутить над" по формальным признакам — это метафора по двум причинам: 1) слово сохраняет синтаксическое предложное управление по буквальному значению, ср.: приколоть кнопкой к стене; 2) приколоться к (рефлекс области источника) семантически рассогласовано с человеку (рефлекс области цели), если рассматривать их в буквальных значениях. Обобщая рассуждения, получим отдельный принцип (П7): синтаксическое согласование слова (в метафорическом употреблении) по его буквальному значению с не метафорическим словом вопреки их семантике является показателем живой метафоры.
Получается, что в момент выступления М. Задорного для него и многих других была жива концептуальная метафора ПОДШУЧИВАТЬ — ЭТО ПРИКАЛЫВАТЬСЯ. Тому есть объяснение. Вспом-
ним, ведь именно в те годы (с 1993 г.) начала выходить в эфир популярная телевизионная передача «Городок» с Ильей Олейниковым и Юрием Стояновым. В передаче была рубрика «Приколы нашего городка». Заставкой для этой рубрики служило изображение человека со спины. К спине была приколота бумажка с названием рубрики (метафора в предметном действии). Когнитивная метафора ПОДШУЧИВАТЬ (абстрактное действие) -ЭТО СТАВИТЬ В НЕЛОВКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, применив к человеку конкретное действие - приколов бумажку со смешной надписью к одежде на спине. В настоящее время метафора неактивна. Мотивирующая связь метафорического значения слова с буквальным значением очевидна и выражается логически в пересечении объемов понятий. Пересечение понятий служит важным дополнением к П7, что покажем на примерах (4)-(6).
Не всегда метафорические выражения связаны с другими словами предлогами. В примерах (4) и (5) метафоры неактивны. Они взяты из статьи З. Кевечеша [Kovecses 2008], где он рассуждает о возможности выделить главную метафору (досл. метафору-«хозяина», «master-metaphor»), которая объединила бы все остальные подчиняющиеся ей метафоры концепта ГНЕВ.
Следует предварительно сказать о том, что в обыденном сознании родовые («суперордина-тивные») категории - а именно о них ведет речь З. Кевечеш - чаще всего располагаются над видовыми (субординативными). Родовые оказываются выше видовых и поэтому считаются категориями высшего порядка (ср., например, построение диаграмм подчинения и соподчинения в компьютерных программах). В англофонной культуре в научном и деловом мире такая концептуализация родовидовых отношения известна под названием зонтичной метафоры (the umbrella metaphor) [Dempo-ter 2000]. Эта метафора помещает родовой термин в вершину «зонтика» и строит схему сверху вниз. Впрочем, не исключено построение снизу вверх, как в диаграммах типа генеалогического языкового древа, когда общие категории более «высокого» порядка, имея генетический приоритет перед частными, оказываются внизу. Современный аналог этой метафоры в мире бизнеса и науки, противопоставленный зонтичной, как можно понять из декларативных заявлений об этом факте в публикациях - метафора платформы (the platform metaphor) [Dempoter 2000]. Зонтичная метафора более типична, чем «платформенная» хотя бы потому, что электронные гиперссылки в Интернете организованы по принципу зонтичной метафоры
(кто-то поспорит и скажет древа, но даже если и так, то развертывание «древа» идет сверху вниз, как, например, в каталоге файлов). В русской культуре эти метафоры тоже действуют, но, насколько нам известно, эксплицитно это никем не оговорено. Вернемся к примерам.
(4) ... [T]he emotion metaphors are predominantly "force-related" ones organized into a coherent system by the underlying master-metaphor EMOTION IS FORCE» [Kovecses 2008: 388] -.. ,[М]етафоры эмоций являются в основном метафорами силы, упорядоченными в согласованную систему главной метафорой-хозяином..
(5) ... [W]e seem to have two underlying genericlevel metaphors for human relationships» [Kovecses 2008: 388]. - ...[Д]ля межличностных отношений у нас, похоже, имеется две «лежащие в основе» метафоры родового уровня.
(6) ... [H]uman relationships do not seem to be characterized by a single and clear-cut overarching master metaphor [Kovecses 2008: 388]. - Похоже, отношения между людьми характеризуются отнюдь не единственной и четко заданной родовой метафорой.
Мы предполагаем, что внутренняя форма слов underlying в (4)-(5) и overarching в (6), метафорический статус которых предстоит выяснить, вероятно, не осознается. Упростим и схематизируем эти выражения до
underlie A (4)-(5) и
overarch A (6), где А - родовой концепт, непредметная сущность.
Выдвигаем два предположения относительно underlie: 1) underlying - это метафора и 2) underlying - это не метафора.
В пользу первой гипотезы говорят два принципа: П1 и П7. Принцип о живой внутренней форме П1 Лакоффа-Джонсона подтверждает наличие мотивирующего метафорического признака. Действительно, underlie в прямом, хронологически первичном значении (наглядно-практическом) - это «находиться под чем-либо», «подстилать» (ср. в геологии an underlying mother rock layer - подстилающий пласт коренной породы). Действие П7 о синтаксическом согласовании по буквальному значению при рассогласовании на семантическом уровне (В.Н. Телия) проявляется в том, что «лежать в основании» или «подстилать» абстрактную невещественную сущность «невидимого мира» в прямом смысле нельзя, но можно в переносном смысле через концепт области чувственно воспринимаемого мира. Такого рода метафоры относятся к обще-, или метанаучным,
напр.: классификация покоится на принципе (Р.А. Будагов); A basic assumption underlying virtually all theories of ... (S. Glucksberg) и т.д. Логически объемы понятий слова underlie в его буквальном и метафорическом употреблениях совместимы, они пересекаются.
Чтобы найти аргументы в пользу второй гипотезы (underlying - это не метафора), продолжим рассуждения. Допустим, мы установили, что underlie - это метафора и у нее живая внутренняя форма. Тогда она должна формировать с ближайшим лингвистическим окружением непротиворечивый образ. В системе представлений об иерархии родовидовых категорий З. Кевечеш руководствуется «зонтичной» метафорой, а не «платформенной». Два факта дают основание полагать именно так. Во-вторых, в своей работе, как, впрочем, и во всех остальных, З. Кевечеш выстраивает метафорические модели от общего к частному, располагая их сверху вниз. Тогда «подстилающей» оказывается родовая, вершинная, зонтичная категория, что противоречит здравому смыслу.
Имеются другие лингвистические аргументы в пользу того, что процесс категоризации мыслится З. Кевечешем в соответствии со схемой «сверху вниз» для выражения категорий «общее» и «частное». Так, «согласованность» (coherence) в (4) З. Кевечеш употребляет вслед за Дж. Лакоффом и М. Джонсоном терминологически в значении «соотнесенность подкатегорий с категориями более высокого уровня» [Лакофф, Джонсон 2008: 71]. Наконец, обращает на себя внимание использование слова overarching в (6). Сема «объединение, соединение собой других элементов» в значении слова overarching совместно со значением внутренней формы производящего глагола overarch «формировать арку сверху» подтверждают представление о высоком в прямом смысле положении главной родовой метафоры в структуре метафорических концептов. При наличии семантического рассогласования - родовое понятие, действительно, не может формировать архитектурный элемент здания - отсутствует логическое рассогласование: и «родовое понятие» и «арка» занимают вершинное положение. Overarching - это метафора (согласно П1) и, вероятно, как и underlie, она тоже не активная. У обоих слов идентичная дистрибуция в микроконтексте, что предполагает их синонимичность. Снова логическая несовместимость понятий «быть вверху» (overarch) и «быть внизу» (underlie) не ощущается в тексте только потому, что underlie - не метафора, а метафора overarch неактивна. Underlie лек-
сикализовано настолько, что его внутренняя форма в данном контексте не осознается. Логически объемы понятий слова underlie в его буквальном и метафорическом употреблениях на сей раз оказываются несовместимыми, они противоречивы.
Аналогично, выражения master metaphor (главная родовая метафора) и generic-level metaphors (метафоры родового уровня), соотносясь с концептом «категория высокого порядка», возможны в одном синтагматическом ряду с underlying, только если указанное слово в процессе формирования мысли и облечения ее в синтаксическую форму не активировало в сознании отправителя свою внутреннюю форму. В противном случае underlying выступало бы в роли метафоры, и тогда между ним с одной стороны и master metaphor или generic-level metaphors, а также синонимичным overarching с другой возникло бы логическое противоречие, был бы нарушен закон исключенного третьего: А, что находится выше Б, одновременно не может быть ниже Б. Действует строгая дизъюнкция «либо-либо». Поскольку рассогласование по внутренней форме не осознается как логическая девиация, underlie не является рефлексом активированной нейронной связи источник-цель. Когнитивное метафорическое состояние отсутствовало в этот момент. По степени когнитивной активности underlie - не метафора, overarch - метафора, но не активированная.
Подтверждением не-единичности таких примеров может послужить контекст научного текста по генетике (7). Теория слияния гамет доказала свою несостоятельность, но легшая некогда в ее основу метафора НАСЛЕДОВАНИЕ - ЭТО СЛИЯНИЕ сохраняет в языке свои рефлексы -мертвые метафоры (b), конфликтующие логически с понятием современной теории: дискретность (а) и концептом НЕ РАСТВОРЯТЬСЯ (c).
(7) Мендель<...> показал, что наследственность дискретна (делима) (а), что отдельные признаки <... > в процессе слияния (b) гамет не растворяются (c) <... > [Гуляев 1977: 4]
Выводы
Подведем итог, подчеркнув, какую роль играют П1-П7 для выявления метафор и отмежевания не метафор от неактивных метафор. Принципы даны, насколько это возможно, в порядке их применения к анализу статуса метафор.
П3 (сложная метафора - объективация активированной концептуальной метафоры) позволяет исследователю, во-первых, оставаясь в рам-
ках лингвистического материала и его анализа, найти поддержку когнитивным гипотезам (отстаиваемый автором тезис); во-вторых, указывает вектор градуальности метафорической активности: чем сложнее метафора, тем активнее ее нейронные связи и устойчивее ментальные проекции.
П1 (живая внутренняя форма) задает предельные границы метафоры, указывает на все метафоры: активные, неактивные и потенциально активные.
П2 (когнитивное метафорическое состояние), П5 (метафорой на метафору), П4 (регулярность воспроизведения метафор) и П6 (динамическая природа метафоры) и действуют совместно и выполняют корректирующую функцию по отношению к П1: уточняют статус отобранных в соответствии с П1 метафор (активная — неактивная).
Для отбора концептуальных метафор помимо когнитивных принципов существенным является принцип синтаксического согласования по буквальному значению (П7), сформулированный в рамках лингвистической теории метафоры. Он связан с П4 (регулярность) в пределах одного представления о метафоре как когнитивном конструкте, регулярно воспроизводимом в виде метафорических выражений. Действуя совместно с П4, он может указать на живую метафору. При отсутствии предложного управления уточнителем может служить наличие логического рассогласования (либо А, либо В, но не оба вместе), указывающее на лексикализацию и неметафорический статус единицы. Действие П4 распространяется на весь анализируемый текст или дискурс, не ограничиваясь микроконтекстом. П4 подтверждает градуаль-ность отобранных метафор (подкрепляет П6). Очевидно, имеет смысл выделять два явления, которые за неимением лучших терминов назовем контактной и дистактной регулярностью. Наличие контактной регулярности будут свидетельствовать о живой метафоре, соответственно ее отсутствие (но только одновременно с отсутствием согласования по буквальному значению, или логической несовместности концептов) — о мертвой метафоре. В случае неоднократного воспроизведения указанной концептуальной метафоры далее в тексте в виде множества тематически связанных метафорических рефлексов области источника можно говорить о дистактной регулярности этой метафоры и повышении степени ее когнитивной активности в дискурсе. Некоторые из выводов носят частный и предварительный характер.
На современном этапе развития метафоро-логии, когда подсчитываются, в основном, метафорические модели, важность идентификации лингвистических метафор не особо осознается. Когда же возникает потребность оценить метафоричность дискурса в лингво-сопоставительном аспекте и необходимы объективные количественные обоснования, тогда критерии выявления метафор приобретают особую значимость.
Список литературы
Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Кульчицкая Л.В. К вопросу об идентификации лингвистической метафоры // Вестн. ИГЛУ, 2011 [в печати].
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / пер. с англ. А.Н. Баранова и А.В. Морозовой, под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. 2 изд. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Б. А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. АН СССР ИЯ. М.: Наука, 1988. С. 173-204.
Black M. More about Metaphor // Metaphor and Thought / Edited by Andrew Ortony. 2 ed. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 19-41.
Boroditski L. Does Language Shape Thought? Mandarin and English Speakers' Conceptions of Time // Cognitive psychology. 2001. No. 43. P. 1-22.
Cameron L. Metaphor and Talk // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Edited by Raymond W. Gibbs, Jr. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 197-211.
Cameron L.J. Metaphor in Educational Discourse. L.: Continuum, 2003.
Corts D., Meyers K. Conceptual Clusters in Figurative Language Production // Journal of Psycho-linguistic Research. 2002. No. 31 (4). P. 391-408.
Dempoter B. Paradigm. 2000. URL: http://www.bethd.ca/webs/pnsresearch/pdgm.html (дата обращения: 16.02.2011).
Gibbs R.W. Embodied Experience and Linguistic Meaning // Brain and Language. 2003. No. 84. P. 1-15.
Horseburgh H.JN.Philosophers against Metaphor // The Philosophical Quarterly. 1958. Vol. 8. No. 32. P. 231-245.
Kintsch W. How the Mind Computes the Meaning of Metaphor: A Simulation Based on LSA // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought /
Edited by Raymond W. Gibbs, Jr. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 129-142.
Kovecses Z. Metaphor and emotion // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Edited by Raymond W. Gibbs, Jr. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 380-396.
Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh: The Embodied Mind and Its Challenge to Western Thought. N.Y.: Basic Books, A Member of the Perseus Books Group, 1999.
Lakoff G., TurnerM. More than Cool Reason: A Field Guide to Poetic Metaphors. Chicago: Chicago University Press, 1989.
Lakoff G., Nûnez R.E. Where Mathematics Comes From: How the Embodied Mind Brings Mathematics Into Being. N.Y.: Basic Books, 2000.
Lakoff J. The Neural Theory of Metaphor // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Ed. by Raymond W. Gibbs, Jr. University of California, Santa Cruz. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 17-38.
Muller C. Metaphors Dead and Alive, Sleeping and Waking: A Dynamic View. Chicago and London: University of Chicago Press, 2008.
Nûnez R. Conceptual Metaphor, Human Cognition, and the Nature of Mathematics // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Ed. by Raymond W. Gibbs, Jr. University of California, Santa Cruz. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 339-362.
Semino E. Metaphor in Discourse. Cambridge, Oxford: Cambridge University Press, 2008.
Steen G.J. From Linguistic to Conceptual Metaphor in Five Steps // Metaphor in Cognitive Linguistics / Edited by Gibbs R, Steen G. Amsterdam: John Benjamins, 1999. P. 57-77.
Steen G.J. Identifying Metaphor in Language: A Cognitive Approach. 2002. URL: http://findartic-les.com/p/articles/mi_m2342/is_3_36/ai_94775622/ (дата обращения: 09.01.2007)
Steinhart E., Kittay E.F. Metaphor // Concise Encyclopedia of Philosophy of Language / Edited by Peter V. Lamarque, consulting editor R.E. Asher. Edinburgh: University of Edinburgh Per-gamon, 1997. P. 151-156.
VogtPh. Seascape with Fog: Metaphor in Locke's Essay // Journal of the History of Ideas, University of Pennsylvania Press. 1993. Vol. 54. № 1. P. 1-18.
Zbikowski L.M. Metaphor and Music // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Edited by Raymond W. Gibbs, Jr. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 502-524.
Спискок источников
Гуляев Г.В. Генетика. 2 изд., перераб. и доп. М.: Колос, 1977.
Hatim B. Teaching and Researching Translation. L.: Longman Pearson Education, 2001.
Horseburgh H.J.N. Philosophers against Metaphor // The Philosophical Quarterly. 1958. Vol. 8. № 32. P. 231-245.
Kovecses Z. Metaphor and emotion // The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / Edited by Raymond W. Gibbs, Jr. N.Y.: Cambridge University Press, 2008. P. 380-396.
Vogt Ph. Seascape with Fog: Metaphor in Locke's Essay // Journal of the History of Ideas, University of Pennsylvania Press. 1993. Vol. 54. № 1. P. 1-18.
L.V. Koulchitskaya
METAPHORS DEAD OR ALIVE: LINGUISTIC "VERIFICATION" OF CURRENT CONCEPTUAL METAPHOR HYPOTHESES
Adopting a cognitive and usage-based approach to metaphor, the article provides an insight into distinctive criteria of hard-to-identify metaphors: cognitively active or inactive. It speculates on current conceptual metaphor hypotheses with a view to refining the identification procedure of metaphorical instantiations in language. The author's claim is that although cognitive linguists produce results only probabilistic by nature, linguists may - having at their disposal only linguistic material and methods -find proper support to the cognitive theory hypotheses and take them to be guidelines for distinguishing active metaphors from inactive.
Key words: conceptual metaphor hypotheses; conceptual metaphor, verbal instantiations; metaphors: active, dormant, dead, alive; distinctive criteria.
