Громова А. В.
Житийный подтекст в повести Л. Ф. Зурова «Иван-да-марья»
В статье проанализирован житийный подтекст в повести Л.Ф. Зурова «Иван-да-марья». Уделено внимание образам главных героев, которые на аллюзийном уровне сопоставлены с образами Иоанна Крестителя и Богородицы. Также в повести выявлены мотивы житий святых Киры и Марины, Кира и Иоанна. История супружеской любви и кончины главных героев, по мнению автора статьи, спроецирована на житие Петра и Февронии Муромских. Житийный подтекст служит возвышению персонажей, придает сакральный характер подвигу героев и всего русского народа в трагической войне.
Ключевые слова: Л.Ф. Зуров, литература русского зарубежья, мифопоэтика, житийные мотивы.
Леонид Федорович Зуров (1902-1971) - представитель младшего поколения эмиграции первой волны. Уроженец города Остров Псковской губернии, воспитанный на идеалах русской воинской славы и православной культуры, он в шестнадцать лет стал участником белого движения в составе Северо-Западной армии. После похода на Петроград и отступления остатков армии Зуров оказался сначала в Эстонии, а затем в Латвии, где началась его литературная деятельность. О начинающем писателе из Риги узнал И.А. Бунин, высоко оценивший его первые произведения и предложивший переехать во Францию - крупнейший центр русского зарубежья тех лет. Так Зуров оказался во Франции, где прожил с 1929 года до конца жизни.
Рядовой читатель знает Зурова только как «литературного секретаря» Бунина - что, к слову, не соответствует действительности, а предвзятое восприятие Зурова как «писателя второго ряда» мешает по достоинству оценить самобытность его художественного мира. Творческое наследие писателя только сейчас становится объектом глубокого научного изучения; постепенно определяется его подлинное место в истории русской культуры.
В данной статье объектом анализа стала незавершенная повесть Зурова «Иван-да-марья», над которой писатель работал с перерывами с 1956 года до конца своих дней. Сам факт такой длительной и преданной работы над произведением свидетельствует о том, что повесть была дорога Зурову и вобрала в себя много лирических чувств автора и раздумий о судьбе родной страны, раздавленной историческими катастрофами. Текст повести был реконструирован профессором Таллиннского университета И.З. Белобровцевой по рукописям, хранящимся в Русском Архиве Лидско-го университета (Великобритания) и опубликован в журнале «Звезда» в 2005 году [7]. В результате реконструкции было отсечено много предварительных набросков и вычленена основная сюжетная линия - история любви молодого офицера Ивана Косицкого и его невесты Киры. Эта история
50
разворачивается на фоне Первой мировой войны и завершается гибелью героев.
Поэтика повести уже привлекала внимание исследователей [см.: 3; 4; 6; 10]. Главной особенностью произведения является художественная многомерность, которая создается за счет взаимодействия сюжетного и подтекстового уровней повествования. Не случайно автор заметил: «Повесть требует большой работы, так как она внутренне сложна, а внешне как бы до предела проста» (письмо к М. Грин от 30 октября 1956 г.) [цит. по: 1, с. 58].
«Внутренняя сложность», на наш взгляд, обусловлена наличием многослойного мифопоэтического подтекста, в котором встречаются отсылки к фольклору, Священному Писанию, древнерусской литературе. В данной статье внимание сосредоточено на житийных образах и мотивах, восходящих к агиографическим текстам, древнерусским литературным памятникам, народным легендам и преданиям.
Описанная в повести Зурова история любви необычна. Молодые люди полюбили друг друга, едва познакомившись, «как в сердце искра упала» [7, IX, с. 109], «друг друга сразу узнали» [7, IX, с. 110]. На второй день знакомства Иван сделал Кире предложение. Они обвенчались, но недолго прожили в браке: вскоре началась мировая война. После ухода Ивана на войну Кира также отправляется на фронт в качестве сестры милосердия. Вместе с ней уходит и сестра Ивана Зоя. В конце лета 1915 года Иван погибает в бою. Кира сопровождает тело мужа на родину и на последнем переезде совершает самоубийство возле его гроба. В исполненной глубокого трагизма судьбе героев автор увидел проекцию судьбы всего народа, вынужденного оставить мирные занятия и взяться за оружие, а также и всей страны, разоренной чередой исторических катастроф.
Если начало любовной истории соотнесено в подтексте повести с образами народной культуры (обрядами и поверьями купальского цикла) [см.: 3; 4], то история их самоотверженного служения и трагической гибели - преимущественно с житийной литературой.
В расшифровке мифопоэтических «кодов» немаловажную роль играет семантика имен. Так, заглавный образ «иван-да-марья» - народное название растения, восходящее к народному этиологическому преданию о браке брата и сестры - косвенно указывает на имя героини. Хотя ее зовут Кирой (автор передал ей имя женщины, которую сам некогда любил [см.: 1]), она ассоциируется с Марией: не случайно крестьянская девушка Ириша говорит о ней: «Выдали свет Марьюшку за нашего Ивана» [7, IX, с. 110]. В народном сознании эти широко распространенные имена стали обобщенным символом «мужчины и женщины вообще» [2], в свадебных песнях они нередко служат обозначением жениха и невесты. С другой стороны, эти имена прочно связаны с образами Богородицы и Иоанна Крестителя.
Хронология событий в повести Зурова обусловлена не только реальными историческим фактами (начало Первой мировой войны), но и народ-
51
ным календарем. Так, знакомство молодых людей предположительно происходит 25 июня - на следующий день после праздника Ивана Купала (по церковному календарю - Рождество Иоанна Предтечи, 24 июня ст. ст.). Их гибель и похороны приходятся на период конца августа - начала сентября, то есть время, символически соотнесенное с двумя трагическими событиями христианской истории: Успением Богородицы (15 / 28 августа) и Усекновением Главы Иоанна Предтечи (29 августа / 11 сентября) [см.: 3].
В начале повествования Кира сравнивается с пчелкой, а это образ, наделенный в народной традиции богородичной символикой. Когда Кира везет тело убитого мужа на родину, упоминается поверье, также связанное с образом Богородицы. Рассказчик (младший брат Ивана, Федя) представляет, «как она сидела на походном вьюке брата в солнце <...>, и ветер играл ее белой сестринской повязкой. А над осенними, залитыми солнцем полями летела белыми комочками паутина <...>. Эту тонкую серебристую паутину деревенские женщины наших мест издавна называют пряжей Пресвятой Богородицы» [7, IX, с. 142-143]. В некоторых фольклорных текстах осенние паутинки соотносятся с нитями из савана Богородицы, который распался, когда она вознеслась на небеса [11, с. 126].
В повести постоянно акцентируется праведность героев: целомудренность их любви, жертвенность, самоотречение. Это особенно заметно во второй части повествования, где рассказывается об их пребывании на фронте. Иван отправляется на фронт прямо с военных сборов. Его полк бросают на прусскую границу, но вскоре армия начинает отступать. Полк Ивана все лето 1915 года не выходил из тяжелых боев. При этом автор отмечает не только самоотверженность и героизм Ивана на поле битвы, но и заботу о вверенных ему солдатах: «Все в полку знали, что он на походе спать не ляжет, пока солдат не накормит да не устроит, ни на кого своего дела не перекладывал, за всем сам наблюдал, каждого своего человека знал, сколько бы новых ни прибывало» [7, IX, с. 140].
Кира идет в госпиталь, чтобы выучиться на сестру милосердия и отправиться на фронт. Она является примером и для Зои, которая стремится во всем ей подражать: «Кира все готова была делать, напрашивалась на самую черную работу, ничего не боялась <...>, а Зоя сначала была очень неумела и растерялась, но потом справилась» [7, IX, с. 128].
В деятельности Зои и Киры акцентируется христианское начало: «Зоя писала, что доктора чудные, и их доктор, что был на японской войне, на прощанье сказал, что для сестры нужно не только уменье, но и доброе христианское сердце - вот чем отлична от других настоящая наша сестра и почему ее солдаты называют сестрицею. Среди этого ужаса надо сердце иметь, и не огрубеть, не зачерстветь, формальных знаний мало, надо душу живую иметь» [7, IX, с. 127]. «Старые сестры нам говорили, что если хочешь человеку по-настоящему помочь, то надо обязательно совершенно забыть о себе, тогда и для других облегчение» [7, IX, с. 128].
52
Имя Кира встречается в житийной литературе. В христианстве известны святые девы Кира и Марина - сестры, жившие в VI веке в Малой Азии. Главный их подвиг - аскеза, отречение от благ земного мира во имя Господа. Они прожили отшельническую жизнь, нарушив уединение лишь ради паломничества ко святым местам, и почти не вкушая пищи [9].
В контексте повести, сюжет которой разворачивается на фоне начавшейся мировой войны, важны роли героев: Иван - воин, Кира - сестра милосердия, целительница.
Мужской вариант имени Кира - Кир - соединен с именем Иоанна в житийной литературе: это были святые чудотворцы и бессребреники. Святой угодник Божий Кир родился в Александрии. «По своим познаниям он был знаменитый врач и исцелял телесные болезни..., а своими боговдохновенными речами и примером своей добродетельной жизни врачевал душевные недуги людей» [12]. Спасаясь от гонений Диоклетиана, он прибыл в Аравию, где принял иноческий образ. Святой Иоанн был благочестивым христианином и воином. «Когда началось Диоклетианово гонение на христиан, он оставил свое воинское звание и славу мира сего, свое отечество, дом и родных, свое богатство, - все это считая суетою», и пошел искать Кира, а нашедши его, «привязался к нему всею душою и был как самовидцем его чудес, так и усердным подражателем его добродетельной жизни» [12]. Они были схвачены нечестивым градоправителем Сирианом и преданы мучениям, затем им отсекли головы. Тайные христиане похоронили их с почетом в одном гробу [12].
История любви и смерти главных героев повести Зурова более всего напоминает сюжет о Петре и Февронии Муромских. В день памяти этих святых - 25 июня - они познакомились, а обвенчались в районе Петрова дня (как и персонажи народной легенды о святой Февронии [см.: 8, с. 507]).
Данный сюжет стоит ближе к народным легендам, чем к агиографической литературе, и бытовал в устной традиции вплоть до ХХ века [см.: 8, с. 506-508]. Он не был включен Димитрием Ростовским в Четьи Минеи и известен в пересказе древнерусского книжника Ермолая Еразма. В нем Петр также предстает как воин, убивший свирепого змея, а премудрая дева Феврония - как целительница, вылечившая князя от язв. Но важно и другое: это один из немногих житийных сюжетов, в котором на первый план выведен мотив взаимной любви и преданности супругов.
Автор повести «Иван-да-марья» подчеркивает незримую связь между главными героями. Зоя пишет в письме к младшему брату: «Бедная Кира, она просыпалась от замирания сердца. И действительно. утром мы узнавали, что ночью был трудный бой. - Ты только подумай, как она связана с Ваней и в каком напряжении живет, даже во сне чувствует, когда ему тяжело» [7, IX, с. 135]. Рассказчик комментирует: «Я понимал, что Кире, когда она ночью сердцем чувствовала, что идут жестокие бои, открылась
53
тайна человеческой души, связанной внутренним родством со всеми любимыми» [7, IX, с. 136].
В подтексте повести Зурова значимыми оказываются и житийные, и фольклорные источники. Согласно народному преданию, иван-да-марья -это «цвет травный», у которого на одном стебельке два естества - мужское и женское, «и предуказано им от Бога на одном стебле в два цвета вместе цвести» [7, VIII, с. 104]. Кира является половинкой своего супруга и после его смерти она не может продолжать жить. Получив известие о гибели мужа, она изменилась: «видно было, что это уже совсем другой человек» [7, IX, с. 138]. Во время отпевания «больше не было у нее слез», и «как бы холод проходил по ее лицу» [7, IX, с. 139]. Последняя просьба Киры - похоронить ее вместе с мужем в одной могиле - была исполнена. Хотя приходской батюшка не решился отпевать ее без разрешения духовного начальства, но военное начальство сказало, что в военное время «волю покойной сестры милосердия никто не может нарушить» [7, IX, с. 144].
В повести о Петре и Февронии Муромских также важным является стремление героев не разлучаться после смерти. «Когда приспело время благочестивого преставления их, умолили они бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку» [5]. Вопреки завещанию, «неразумные люди» решили, что нельзя положить их в один гроб, так как они стали иноками. Их дважды разъединяли, но оба раза тела оказывались вместе. «После этого уже не смели трогать их святые тела и погребли их возле городской соборной церкви Рождества святой богородицы, как повелели они сами - в едином гробе, который бог даровал на просвещение и на спасение города того: припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление» [5].
Герои повести Зурова также находят упокоение в одной могиле: «Там, среди воинских могил, среди солдатских и офицерских погребений и их могила. Два гроба рядом, засыпанные сырою землей. В той приречной земле, что когда-то была согрета дневным солнцем на речном обрыве, они схоронены под одним холмом» [7, IX, с. 145].
Житийные реминисценции прослеживаются в повести Зурова на всех уровнях. Создавая образ древнего русского города Пскова, автор неоднократно упоминает святую княгиню Ольгу, происходившую из этих мест. С ее именем в повествование входит идея «древности и сакральности русской жизни» [6, с. 123]: «В летописях сказано, что в те времена, когда Киев не был крещен, Ольга с того берега увидела на холме со священным дубом падающие с небес три солнечных луча, и вот куда лучи упали, там был построен собор Святой Троицы, и с тех пор Троицкими стали и все наши воды» [7, VIII, с. 69].
В ореоле святости предстает подвиг русских солдат и офицеров, оказавшихся на фронте. О войне говорится, что это «жертвенная война» [7, IX, с. 129], о солдатах - что «самых здоровых, молодых и веселых туда как
54
в пещный огонь бросают» [7, IX, с. 133], а рассказчик, находясь в тылу, чувствует, «что если здесь, в тепле, жизнь продолжается по-старому, то это только потому, как говорила мама, что они там все терпят и за нас муки нечеловеческие несут» [7, IX, с. 129].
В эпилоге мы узнаем, что драматическая судьба постигла и остальных героев повести: за мировой войной грянули две революции и кровопролитная братоубийственная война. Зоя погибла в Нарве от сыпного тифа, где ухаживала за больными солдатами армии Юденича [7, IX, с. 145], рассказчик оказался в эмиграции. Завершается повесть словами Давидова псалма: «Жизнь человека яко цвет травный. Тако отцветет: яко дух пройдет в нем и не познает человек пути своего» [7, IX, с. 145].
Итак, в мифопоэтическом подтексте повести Зурова «Иван-да-марья» присутствуют житийные и легендарные мотивы, связанные с образами христианских святых. Введением этих мотивов автор подчеркивает праведность героев, их христианские добродетели, главными из которых являются забвение себя ради других, самоотверженное служение людям и родине.
Список литературы
1. Белобровцева И. «Видно, моя судьба, что меня оценят после смерти» // Звезда. - 2005. - № 8. - С. 52-60.
2. Березович Е.Л. Иван да Марья: к интерпретации образов севернорусского дожинального обряда // Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. -[Электронный ресурс]: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezovich6.htm (дата обращения: 01.02.2014).
3. Громова А.В. Художественное время и пространство в повести Л.Ф. Зурова «Иван-да-марья» // Вестник Московского гос. областного гуманитарного института. Серия: Филология, лингвистика и межкультурная коммуникация. - № 2 (2012). -Орехово-Зуево, 2012. - С. 35-41.
4. Громова А.В. Растительный код в повести Л.Ф. Зурова «Иван-да-марья» // Традиции в русской литературе: межвуз. сб. науч. трудов / отв. ред. В.Т. Захарова. -Н. Новгород: НГПУ им. К. Минина, 2012. - С. 204-212.
5. Ермолай-Еразм. Повесть о Петре и Февронии Муромских // Библиотека
литературы Древней Руси / РАН ИРЛИ; под ред. Д.С. Лихачева, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. - СПб.: Наука, 2000. - Т. 9: Конец XIV - первая половина XVI века. - [Электронный ресурс]: http://lib.pushkinskijdom.ru/
Default.aspx?tabid=5116 (дата обращения 01.02.2014).
6. Захарова В.Т. Онтологические аспекты жанровой поэтики Л.Ф. Зурова (повесть «Иван-да-марья») // Громова А.В., Захарова В.Т. Жизнь и творчество Л.Ф. Зурова. - М.: МГПУ, 2012. - С. 120-130.
7. Зуров Л.Ф. Иван-да-марья // Звезда. - 2005. - № 8-9.
8. Народная проза / сост., вступ.ст., подгот. текстов и коммент. С.Н. Азбелева. -М.: Русская книга, 1992 (Библиотека русского фольклора; Т. 12).
9. Память преподобных жен Марины и Киры (в изложении Димитрия Ростовского. Чтения на февраль). - [Электронный ресурс]: http://golden-
ship.ru/knigi/3/dimitriy_rostov_JS2.htm#ф28маринаик (дата обращения: 01.02.2014).
10. Разумовская А. «И кровь мою воспитывала наша земля...»: Город, дом, сад в повести Л. Зурова «Иван-да-Марья» // Север. - 2007. - № 7-8. - С. 232-239.
55
11. Славянские древности: этнолингвистический словарь: в 5 т. / Институт славяноведения и балканистики РАН; под ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995. - Т. 1: А-Г.
12. Страдание святых чудотворцев и бессребреников Кира и Иоанна и святой мученицы Афанасии и трех дочерей ее Феоктисты, Феодотии и Евдоксии. В изложении святителя Димитрия Ростовского. - [Электронный ресурс]: http://www.idrp.ru/zhitiya-svyatih-lib 174 (дата обращения: 01.02.2014).
Дегтярева О. Н.
Мотив памяти в элегии А. Лиханова «Родительская суббота»: к вопросу о спектре школьных мотивов
В статье анализируется воспитательный педагогический потенциал произведения А. Лиханова «Родительская суббота»; исследуется мотив памяти на содержательном и стилистическом уровне текста.
Ключевые слова: А. Лиханов, мотив воспитания чувств, образ учителя, библейский мотив, «труд души», «памятливость», нравственная память.
В русской и зарубежной традиции элегия - это жанр поэтического творчества, основными характеристиками, которого является интимность, искренность, исповедальность. Элегия - это лирическое произведение с характером задумчивой грусти, это песнь скорби, жалобная песнь или песнь о безответной ушедшей любви, об утратах и т.д. Исстари повелось считать элегию плачем над умершими - античная традиция (Каллин, Тир-тей, Феогнид). Удивительное поэтическое слово Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Лермонтова и других - яркий пример элегий, исполненных меланхолической, торжественной и задушевной грусти.
Пушкинские строки стали эпиграфом к прозаической элегии советского и постсоветского детского писателя А. Лиханова и звучат отнюдь не назидательно и не монументально, а разворачивают весь спектр школьных мотивов, которые в жизни каждого человека имеют место быть.
Спектр школьных мотивов - это, прежде всего, отражение всех связующих нравственно-философских, общечеловеческих понятий о добре и зле, которые даются в школе и связаны со школой как учебным заведением, так и школой жизни. Такие категории, как учитель - ученик, школяр -школярство, наставничество - ученичество, урок - занятие, наставление -учение, обучение, жизненный урок, наказание, порицание, оценка и т.д. есть в памяти каждого. Без них невозможно уяснить, осознать сиюминутно, немедленно что-то очень явственно важное: должно настать время, появиться опыт, определенное представление о людях и о жизни. Не менее важным в понимании этого обозначения является и оценочная, избирательная человеческая память. Юные и повзрослевшие читатели А. Лиханова понимают, что такие мотивы, как мотив памяти/беспамятства,
56