CC BY
129
речью...» и одновременно резкой отчетливостью и точностью психологического рисунка.
Таким образом, в серии работ Анненского о Достоевском открывается масштабная историко-литературная и философская перспектива. Творче -ство писателя обозревается здесь от ранних повестей до вершинных романов, вводится в контекст современной Анненскому культуры, когда опыт Достоевского-художника и мыслителя оказался чрезвычайно востребованным. Интуиция о Достоевском как художнике религиозного склада, «поэте нашей совести» проходит через все раздумья критика, позволяет в выведенной писателем повседневно-бытовой действительности, в калейдоскопе «однообразно-томительных и бестолковых впечатлений» распознавать присутствие экзистенциальных вопросов об искании Бога, о психологии творчества, о путях преодоления ужаса и страха земного бытия. Напряженная нравственная атмосфера произведений Достоевского, его «болевое» мировосприятие оказываются созвучными для поэта и критика начала ХХ века, воплотившего в своей эстетике тревожное самосознание человека рубежной эпохи.
Список литературы
1. Анненский И. Избранные произведения / сост., вступ. ст., коммент. А. Федорова. - Л., Худож. лит., 1988.
2. Келдыш В. А. Предисловие // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов / ИМЛИ РАН. - М.: Наследие, 2000.- Кн. 1. - С. 3-68.
Громова А. В.
«Город при слиянии двух рек...»: образ Пскова в прозе В. А. Каверина и Л. Ф. Зурова
Псков неоднократно возникает на страницах произведений В.А. Каверина и Л.Ф. Зурова. Каверин создает образ родного города в романе «Два капитана», в трилогии «Открытая книга», в автобиографической повести «Освещенные окна». Зуров в повести «Отчина» рассказывает о Псково-Печерском монастыре времен Ивана Грозного, в повести «Иван-да-Марья» рисует Псков накануне Первой мировой войны. Для обоих писателей этот город является символом родной земли и ее героической истории.
Ключевые слова: В.А. Каверин, Л.Ф. Зуров, Псков, литературное краеведение.
Образ древнего русского города Пскова создан в произведениях В. А. Каверина и Л. Ф. Зурова - двух писателей, кровно связанных с Псковской землей, судьбы которых несхожи, но при этом имеют удивительные пересечения. Они родились в один год (1902), с разницей в один день (Зуров - 5 апреля, Каверин - 6 апреля по ст.ст.), Каверин - в Пскове, Зуров - в г. Остров Псковской губернии. При другом стечении обстоятельств они могли бы быть одноклассниками: в г. Остров не было мужской
169
гимназии, и семьи, которые хотели дать детям гимназическое образование, посылали их учиться в Псков. Однако судьба распорядилась по-другому: Каверин учился в Псковской гимназии, Зуров - в Островском реальном училище. В автобиографической книге «Освещенные окна» Каверин заметил, что между реалистами и гимназистами существовало заметное различие: «В бывших гимназистах оставалось нечто беспечное, неожиданное, скептическое. Напротив, реалисты были подтянуты, всегда вровень с собой и не очень-то позволяли судьбе устраивать для них ловушки и неожиданные повороты» (глава «В архиве»). Последнее замечание как нельзя лучше подходит к облику Зурова, с юных лет вынужденного бороться с суровыми жизненными обстоятельствами.
Историческая действительность вторглась в судьбы обоих писателей, чья юность пришлась на бурные годы в истории России. Каверин после революции переехал в Москву, а затем в Петроград, где поступил в университет и в Институт живых восточных языков (защитив впоследствии диссертацию по филологическим наукам), присоединился к литературной группе «Серапионовы братья», начал литературную карьеру и стал известным писателем. Наследие Каверина изучается, есть изыскания и о Псковском тексте в его биографии и творчестве [см.: 1; 7; 9].
Зуров, в возрасте трех лет потерявший мать, в 1918 году, 16-тилетним «недоучившимся реалистом» ушел в Белую армию. Вместе с ее отступающими частями перешел государственную границу России и оказался в эмиграции: сначала в Эстонии, потом - в Латвии, в Праге и, наконец, во Франции, где прожил остаток жизни. Начав писательскую деятельность еще в Риге, в Париже он стал одной из заметных фигур среди русской литературной молодежи, но так и не смог выйти «из тени» своих более именитых старших современников, в частности Бунина, в доме которого он проживал в течение ряда лет. Наследие Зурова долгое время не становилось объектом научного изучения, подходы к нему только намечаются в современном литературоведении [см.: 2; 8].
Каверин в своей прозе постоянно возвращался к образу родного Пскова, при этом в документально-автобиографических произведениях (например, в «Освещенных окнах») Псков назван своим именем, также как старые названия улиц города. В художественных текстах реальная топонимика заменяется вымышленной, но вполне угадываемой.
Герой повести «Конец хазы» (1926) Сергей Травин бежит из тюрьмы провинциального города, находящегося при слиянии двух рек, на берегу «реки Плотвы» (читай - Псковы). В самом известном произведении Каверина «Два капитана» (1936-1944) Псков описан как город Энск. В трилогии «Открытая книга» (1946-1956) родной город писателя назван Лопахи-ным. В первой части трилогии - романе «Юность Тани» - упомянуты исторические места Пскова: улица Застенная, Вечевая площадь (ныне пл. Ленина), Ольгинский мост. В повести «Шестнадцатилетие», объединившей написанные ранее рассказы «Загадка» и «Разгадка» (1984), дей-
170
ствие разворачивается в небольшом городке Бартеневе, также напоминающем Псков.
Зуров, с семнадцати лет оторванный от родины, постоянно был обращен к ней. Помимо художественного творчества, Зуров занимался изучением истории, археологии и этнографии Псковского края, часть которого в 1919-1920 гг. оказалась за пределами России. В 1928 году он обследовал древности Псково-Печерского монастыря (оказавшегося на территории Эстонии) для монографии проф. В. Синайского, в 1935 году участвовал в реставрационных работах по восстановлению первоначального облика Никольской церкви этой обители, в 1937 и 1938 годах выезжал в археологоэтнографические разведки в район Печор по поручению Парижского Музея Человека.
Образ Псковской земли неоднократно появляется в творчестве Зурова. Повесть «Отчина» (1927) рассказывает об истории Псково-Печерского монастыря в XVI веке, в романе «Древний путь» (1934) изображен родной писателю город Остров Псковской губернии в период революции, в романе «Поле» (1938) действие происходит на Псковщине в годы гражданской войны. И, наконец, в последней повести Зурова «Иван-да-Марья» одним из центральных образов становится Псков накануне Первой мировой войны. Данное произведение, над которым писатель работал в 1950-1960-е годы, не было завершено автором. Его текст был реконструирован по рукописям профессором Таллиннского университета И.З. Белобровцевой и опубликован в 2005 году. Именно здесь образ Пскова дан наиболее развернуто.
И для Каверина, и для Зурова Псков прежде всего символ родной земли, описанный с любовью и ощущением трепетного родства. Вспоминая себя в раннем детстве, Вениамин Каверин пишет: «С утра до вечера мы торчали на Великой, забегая домой только поесть. Это была прекрасная, ленивая жизнь, больше в воде, чем на суше» («Освещенные окна», глава «Старший брат»). У Зурова автобиографические герои романов и повестей также связаны с рекой. Рассказчик повести «Иван-да-марья», 14-летний Федя Косицкий пишет о реке: «И Шурка сбежал вниз, к пришедшим ранним утром ладьям с заплатанными, желтоватого сурового полотна парусами. Там, под скалой, с возведенными над ней рассыпающимися стенами было наше любимое место. На берегу рыбаки в котле варили уху» [8, с. 62].
Удивительное совпадение на уровне локусов встречаем в описании первой любви в произведениях Каверина «Освещенные окна» и повести Зурова «Иван-да-Марья». Каверин пишет о своей первой любви, Зуров - о зарождающейся любви вымышленных персонажей, офицера Ивана Косиц-кого и его будущей жены Киры, которым предстоит вскоре уйти на Первую мировую войну и погибнуть. Они еще ничего не знают об этом и находятся во власти зарождающегося чувства. Обе истории связаны с поездкой на реку Череху, совпадает и дата, прямо обозначенная у Каверина, а у Зурова восстанавливаемая по контексту: это 25 июня, день, следующий
171
за народным праздником Ивана Купала, и посвященный памяти православных святых Петра и Февронии. Обе коннотации указанной даты представляются символически значимыми: Иванов день - народный праздник солнца, расцвета трав и плодородия (на Псковской земле не утративший своего значения до ХХ века), день Петра и Февронии - дата, посвященная супругам, чья любовь была не только воспета в народных легендах, но и освящена церковью.
Как персонажи повести Зурова, так и автобиографический герой Каверина решают «доехать на пароходе до Черехи, а потом пойти куда глаза глядят», их «не оставляет чувство свежести и новизны <...> как будто это было первое утро на земле». Герои идут по ржаному полю, потом приходят в «заколдованный» хвойный лес, знакомятся с крестьянами, которые приветливо встречают их «как жениха и невесту» («Освещенные окна», глава «Первая любовь»).
Частью псковского текста становятся и некоторые знаковые для русской истории и культуры имена, например, имя Пушкина. У Каверина в «Освещенных окнах» описано, как замерзший гимназист бредет по улице Сергиевской и останавливается перед бревенчатым срубом. Сруб - розовый, облупившийся, по-деревенски маленький, покрытый зеленой железной крышей. Это дом Назимова. Между окон - доска «Здесь проживал А.С. Пушкин» (глава «Родной дом»). Зуров посвятил последним дням Пушкина рассказ «Тот уголок земли.».
Можно рассмотреть и конкретную псковскую топонимику в произведениях писателей. Так, в основу самого известного романа Каверина «Два капитана» положена история молодого человека, услышанная писателем в 1936 году в санатории под Ленинградом. Однако писатель признавался, что перенес детство героя в свой родной городок, назвав его Энском.
Выявлению реальной топонимики посвятили свои исследования псковские краеведы, в частности, Н.Ф. Левин, прокомментировавший псковскую топографию в романе. Некоторые улицы и здания упоминаются в произведении под своими подлинными именами: это Пролом, улица За-стенная, кадетский корпус (здание, в котором в настоящее время размещается Администрация Псковской области), губернаторский дом. Однако большинство топонимов заменено на вымышленные. Например, описанные в романе реки Песчинка и Тихая - это Пскова и Великая. Герой романа Саня Григорьев рассказывает: «.Я быстро пробежал по берегу до Пролома, здесь был сложен хворост для костра. Вдали видны были башни: на одном берегу Покровская, а на другом - Спасская, в которой, когда началась война, устроили военный кожевенный склад. Спасская башня стояла высоко над рекой, и от неё спускался к берегу косогор, усеянный камнями.» («Два капитана», гл. 1). Здесь фигурирует реальный псковский топоним «Пролом» - место, где начинается Ольгинский мост, а вымышленные названия «Покровской» и «Спасской» даны реальным башням Плоской и Высокой.
172
Реальные и вымышленные топонимы чередуются в главе 12, где рассказчик пишет: «Как хорошо вернуться в родной город после восьмилетней разлуки! Все знакомо - и все незнакомо. Неужели это губернаторский дом? Когда-то он казался мне огромным. Неужели это Застенная? Разве она была такая узенькая и кривая? Неужели это Лопухинский бульвар? Но бульвар утешил меня: за липами вдоль всей главной аллеи тянулись прекрасные новые здания. Черные липы были как будто нарисованы на белом фоне, и черные тени от них косо лежали на белом снегу - это было очень красиво».
Эти места оказались тесно связаны с писательской судьбой Каверина и героев его знаменитых книг. Лопухинским назван Кахановский бульвар, с 1871 года носивший имя псковского губернатора М.С. Каханова, и ныне ставший частью Октябрьского проспекта, а в бывшем губернаторском доме сейчас располагается Псковская областная библиотека для детей и юношества, носящая имя Каверина. Она была создана в 1966 году, в 1990 году ей было присвоено имя писателя, а пять лет спустя, в июне 1995 года, перед зданием библиотеки установлен памятник литературным героям романа Каверина «Два капитана» (авторы памятника: скульпторы А. Ананьев и М. Белов). С 1996 года в библиотеке работал литературнопатриотический клуб «Два капитана», членами которого являлись школьники города Пскова, а гостями - летчики, моряки, десантники, участники экспедиций в Арктику и Антарктику. В 2002 году в честь 100-летия со дня рождения писателя были проведены четвертые юбилейные Каверинские чтения и был открыт музей романа «Два капитана». В числе экспонатов музея - книги с автографами писателя, личные вещи, письма, фотографии.
Итак, присутствие творчески преображенных, но легко узнаваемых примет реального города является характерной чертой прозы Каверина. Однако, как справедливо отметила И.В. Полковникова в статье «Образ старого города на страницах произведений В. А. Каверина», «узнавание» -лишь один, поверхностный уровень восприятия Пскова в творчестве писателя. Помимо этого, исследовательница выделила еще два уровня восприятия города (две художественные функции образа): город может выступать как пейзаж, оттеняющий события, и как модель определенного образа жизни (например, провинциальной). Самое же ценное наблюдение исследователя, с которым нельзя не согласиться, следующее: «Пожалуй, доминантная черта города - его историческое прошлое, так естественно проявляющееся в настоящем» [7, с. 118]. История вторгается в изображение современности и напоминает о героическом прошлом города.
Так, в ранней повести «Конец хазы» Каверин писал: «Гражданская война, грохотавшая по России от Баку до Кольского полуострова, не пощадила этого города, построенного на слиянии двух рек и обнесенного каменной стеной, которую в свое время с большим упорством долбил каменными ядрами Стефан Баторий...» («Конец хазы», глава 3).
173
В романе «Открытая книга» лопахинское детство Тани Власенковой, будущего крупного ученого, приходится на бурный период начала ХХ века, который также соотносится с историческим прошлым. Например, Таня описывает свой сон (действие происходит в начале 1920-х годов): «...На Михайловском происходило что-то из древней истории: всадники - половцы или скифы, - громко разговаривая, слезали с коней.
Я очнулась. Я спала с открытыми глазами, а этот шум, смятенье, разговоры все продолжались, как будто всадники, приснившиеся мне, ожили, раскинув лагерь подле нашего дома. Я встала и не поверила глазам: в слабом предутреннем свете я увидела множество коней и телег, перепутавшихся и тесно надвинувшихся друг на друга. Какие-то тонкие, желтые люди в армяках, в полушубках сидели и лежали среди этой тесноты на мостовой, на телегах. <...> Привезли голодающих с Поволжья.» («Открытая книга», глава «Несколько дней»). Таня осознает, что все мероприятия по сбору средств для голодающих и освещение события в печати «было так бесконечно далеко от скрипа телег, ржания коней, тесноты, смятенья -всего, что вдруг появилось на Малой Михайловской под окнами нашего дома». Конкретные образы народного бедствия возникают как ожившая картинка из далекого прошлого и прочно соединяют отдельного человека с историей целого народа.
Именно в этой точке - в восприятии Пскова как русского города с великим историческим прошлым - Каверин пересекается с Зуровым. Для обоих писателей Псков - это символ родной земли, ее героической истории и славы.
В повести Зурова «Отчина» Псков и Псково-Печерский монастырь воплощают мощь и ратную славу всего Древнерусского государства. Псков становится центральным образом и в повести «Иван-да-марья», где история любви разворачивается на фоне разразившейся Первой мировой войны. В отличие от Каверина, изображавшего Псков под вымышленными именами, Зуров поступает противоположным образом: нигде не называя город прямо, он достоверно воспроизводит множество псковских реалий и топонимов. Рассказчик упоминает «раскинувшийся при слиянии двух рек город», Троицкий собор, вознесенный над крепостными стенами, Паро-менский спуск, Ольгинский мост, Детинец, Снетогорский и Мирожский монастыри, а также окрестности Пскова: Лабуты, Струги Белые, реку Череху.
В повести Зурова изначально задано восприятие Пскова как одного из важнейших центров русской истории, как древней, так и новой. Для писателя, родившегося и выросшего на Псковщине, она была не просто малой родиной, но и знаковым местом в истории России. Автор подчеркивает древность и высокий статус «вольного» города как военной крепости, торгового и культурного центра: «Брат рассказывал Кире, что собор расписан фресками за пятьсот лет до основания Берлина», показывал на оставшийся в крепостной стене «от Батория пролом» [4, № 8, с. 89], сообщал, что «<.> наша река была одним из малых водных янтарных путей из варяг в
174
греки <...> Сюда приходили чужие ладьи из чужих морских городов, а по реке нашей когда-то поднимались в Ганзейский союз. И на другом берегу, неподалеку от полковых казарм, находились когда-то ганзейские склады, и герб нашего города - бегущий золотой барс - был в числе гербов ганзейского союза» [4, № 8, с. 69].
Псков становится символом мощи и славы всей Руси. Создавая образ русского государства, автор подчеркивает единство его исторических регионов: не случайно одним из лейтмотивов в повести является «путь из варяг в греки». Этот мотив, воплощающий идею объединения севера и юга России, реализован как на уровне пространственных образов, так и на персонажном уровне. Иван Косицкий, кровно связанный с псковской землей, портретно отразил северно-русский тип, ему свойственна ясность ума и дисциплинированность; его возлюбленная, «горячая» и «вольная» Кира провела детство на Днепре, на берегу Азовского и Черного моря. На уровне локусов мотив «пути из варяг в греки» повторяется неоднократно: так, берег озера, на котором гуляют молодые люди, «без перерыва идет до Балтийского моря» [4, № 8, с. 73], а неподалеку находятся волоки, «которыми можно пробраться к Днепру» [4, № 8, с. 96].
В истории Руси идею объединения севера и юга в единое государство воплотила княгиня Ольга - «жена Игоря, родившая Святослава, что добыл свободный, уже утерянный в те времена новгородскими и киевскими славянами выход к теплым южным морям» [4, № 8, с. 96]. Она родилась на псковской земле, а похоронена в Киеве [4, № 8, с. 75].
Достоверное описание географических и исторических реалий (характерное для Зурова, тяготевшего в своем творчестве к документальности и фактографичности) не было простой задачей для писателя-эмигранта, воспроизводившего все детали по памяти после сорока с лишним лет разлуки с родиной. Этнографическая точность не была и самоцелью, хотя, безусловно, подогревалась ностальгическими переживаниями. О том, как происходило художественное преображение конкретных реалий, лучше всего говорит данное в повести «Иван-да-Марья» описание Псковского герба: «золотой пятнистый пардус бежит, из облака раскрывается золотая рука, сея золотые лучи» [4, № 8, с. 69].
Если мы сравним это описание с историческим гербом Пскова, то заметим, что при точном воспроизведении основных геральдических образов, Зуров добавляет и нечто свое. Идущий хищный зверь появился на псковских печатях еще до присоединения псковских земель к Московскому государству. В наиболее авторитетном гербовнике XVII века (так называемом «Титулярнике» царя Алексея Михайловича 1672 года) над идущим полосатым хищным зверем с высунутым языком впервые появляется выходящая из облака благословляющая рука. В XVII веке абсолютная точность в воспроизведении гербов не была принята, и детали могли варьироваться. Так, зверь на псковском гербе мог трактоваться как барс или рысь. Указом Екатерины Второй 28 мая 1781 года были официально утверждены
175
новые варианты гербов, созданные на основе уже существующих, и установилась дошедшая до наших дней традиция более точного их воспроизведения. Хищный зверь был определен как барс. Описание Зурова почти дословно повторяет историческое описание Псковского герба, содержащееся, например, в гербовнике П.П. фон Винклера (1899): «В голубом поле барс, и над ним из облак выходящая рука» [2, с. 124]. Золотой цвет хищного зверя заимствован из герба Псковской губернии, утвержденного в 1856 году: «В лазуревом поле золотой барс; над ним выходящая из серебряных облаков десница» [2, с. 188]. Нельзя не отметить две детали, привнесенные в описание Зуровым. Во-первых, это устаревшее название барса - «пар-дус», встречающееся в летописях и других памятниках древнерусской литературы (в частности, в «Слове о полку Игореве»). В Лаврентьевской летописи с пардусом сравнивается князь Святослав (1377 г. Л. 19, запись за 966 г.) [6], сын Игоря и Ольги, прославившийся военными подвигами. Таким образом, замена слова на его устаревший аналог позволяет писателю связать воедино многие исторические факты с целью усиления центральной идеи повести - ратной славы Пскова. Сходную функцию выполняет и вторая деталь, добавленная Зуровым, - золотые лучи, никогда не присутствовавшие на псковском гербе. Десница, выходящая из облаков, символизировала Божье покровительство и воспринималась как рука благословляющая, однако ни в одном из существующих вариантов герба не «сеяла лучей». Исключение составляли только сувенирные значки советского периода (примерно 1970-х годов), на которых выходящая из облака Божья длань была заменена солнцем с лучами. Оставляя открытым вопрос о возможном знакомстве Зурова с такими сувенирами (а оно не исключено, если они выпускались в 1960-е годы), перейдем к объяснению, которое дает золотым лучам Зуров: «В летописях сказано, что в те времена, когда Киев не был крещен, Ольга с того берега увидела на холме со священным дубом падающие с небес три солнечных луча, и вот куда лучи упали, там был построен собор Святой Троицы, и с тех пор Троицкими стали и все наши воды» [4, № 8, с. 69]. Как видим, и эта деталь связана с образом княгини Ольги, но в данном случае акцентирована ее роль как предвозвестницы крещения Руси. С образом Ольги в повествование входит идея «древности и са-кральности русской жизни» [3, с. 123]. Упомянутый Зуровым холм со священным дубом - это место расположения будущего Псково-Печерского монастыря, который, по мнению писателя, возник на месте бывшего языческого святилища, а Троицкий собор, вознесенный над Псковом, - один из главных символов города.
Подводя итоги, отметим, что в творчестве В. А. Каверина и Л.Ф. Зурова мы видим множество перекличек в изображении Пскова. Это сходство обусловлено как известной общностью в судьбах писателей, так и знаковыми элементами «псковского текста». Общими являются не столько конкретные локусы, топонимы и имена, сколько историко-культурные коннотации, их окружающие и создающие феномен локального текста.
176
Восприятие Пскова как города ратной славы и значимого пункта русской истории свойственно обоим писателям. Различия обусловлены фактами судьбы и мировоззрения писателей. Если в прозе Каверина наблюдается более теплое отношение к Пскову как родному городу детства и первой любви, то у Зурова сильнее выражен государственно-исторический пафос в описании Пскова, с ним также связана идея сакральности русской жизни.
Список литературы
1. В начале жизни школу помню я...: Лев Зильбер, Вениамин Каверин, Август Летавет, Николай Нейгауз, Юрий Тынянов о времени и о себе / сост. и комм. Т.В. Вересовой. - М. [б.и.], 2003. - 224 с.
2. Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи, внесенные в полное собрание законов с 1649 по 1900 год / сост. П.П. фон Винклер. - СПб.: Изд. И.И. Иванова, 1899. - 224 с.
3. Громова А.В., Захарова В.Т. Жизнь и творчество Л.Ф. Зурова. - М.: МГПУ, 2012. - 178 с.
4. Зуров Л.Ф. Иван-да-марья // Звезда. - 2005. - №№ 8, 9.
5. Каверин В. А. Собр. соч.: в 8 т. - М.: Художественная литература, 1980.
6. Лаврентьевская летопись. - [Эл. ресурс]:
http://expositions.nlr.ru/LaurentianCodex/_Project/page_Show.php?list=43&n=52
7. Полковникова И.В. Образ старого города на страницах произведений В.А. Каверина // Псков: журнал. - 2001. - № 14. - С. 116-118.
8. «Предчувствие мне подсказывает, что я недолгий гость»: Переписка И.А. Бунина и Г.Н. Кузнецовой с Л.Ф. Зуровым (1928-1929) / вступ. ст. И. Белобровцевой; публ. И. Белобровцевой и Р. Дэвиса // И.А. Бунин: Новые материалы. - М.: Русский путь, 2004. - Вып. 1. - С. 232-284.
9. Левин Н.Ф. Страницы жизни. История семьи: к столетию со дня рождения В. Каверина // Псковская губерния. - 2002. - №№ 11-22.
Федорова Е.В.
Визуальная организация романов «Московский чудак» и «Москва под ударом» А. Белого
В статье анализируются визуально-стилевые особенности романов «Московский чудак» и «Москва под ударом» Андрея Белого: модификация пространства страницы, специфическая расстановка знаков препинания, шрифтовая акциденция, использование графического эквивалента текста. Внешняя визуальная составляющая текстов представлена как элемент художественного целого, который во взаимосвязи с другими элементами определяет поэтику прозаических произведений писателя. Предметом внимания становится взаимосвязь визуального облика и идейного замысла текста.
Ключевые слова: визуальный облик прозаического текста, визуально-графические приемы, ритм прозы, пространство страницы, графический эквивалент текста, шрифтовая акциденция.
Имя Андрея Белого - поэта, писателя и теоретика символизма - стоит в ряду самых известных как в отечественной, так и мировой литературе. В последние годы интерес литературоведов направлен на изучение заверша-
177
