CC BY
29
А.В. Громова
«ПОДЛИННЫЙ, НАСТОЯЩИЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТАЛАНТ» (О Л.Ф. ЗУРОВЕ)
Аннотация
Очерк посвящен жизненному и творческому пути Л.Ф. Зурова (19021971) - писателя, принадлежавшего к младшему поколению первой российской эмиграции.
Ключевые слова: Л.Ф. Зуров, русское зарубежье, русская литература ХХ в.
Gromova A.V. About L.F. Zurov
Summary. The sketch is devoted life and the works of L.F. Zurov (1902-1971), the writer of younger generation of the first Russian emigration.
В настоящее время, когда изучение литературы русского зарубежья первой волны уже достигло значительных результатов, в ее истории еще остается немало белых пятен. К темам, которые предстоит основательно исследовать, относится наследие Леонида Федоровича Зурова (1902-1971).
Его привыкли воспринимать как «второстепенного» писателя русского зарубежья, принадлежавшего к молодому поколению первой эмиграции, а в еще большей степени - как «персонажа примечаний» к биографии И. А. Бунина, с семьей которого он прожил долгие годы. В 1960-е годы отношение к Зурову в Советском Союзе усугубилось из-за борьбы за «бунинское наследство». После смерти Бунина, а затем и его вдовы, В.Н. Буниной-Муромцевой, Зуров стал наследником обширного бунинского архива, который он безуспешно пытался передать в Советский Союз. Переговоры не привели к положительному результату: Зурову от-
ветили, что архив «не имеет ценности», а после того как писатель завещал архив профессору Эдинбургского университета М.Э. Грин, обвинили его в корыстных намерениях. И в современных публикациях продолжают появляться утверждения, что Зуров «продал» бунинский архив1, хотя наследие перешло в Эдинбург по завещанию писателя уже после его смерти. Негативное отношение советского литературоведческого сообщества к Зурову привело к тому, что в России возник и культивировался искаженный и крайне несправедливый образ писателя как бесталанного, неблагодарного и психически неуравновешенного человека, проживавшего в семье Бунина в качестве нахлебника. Этот образ укоренился не только в беллетристике и кино (повесть В.В. Лаврова «Холодная осень», фильм А.Е. Учителя «Дневник его жены»), но и в некоторых статьях, претендующих на научную достоверность2. По этой причине и наиболее глубокие научные работы о Зурове (например, статьи И. З. Белобровцевой) нередко имеют внутреннюю направленность на развенчание несправедливого стереотипа.
Несмотря на то что творчество Зурова получило высокую оценку в критике эмиграции (его ценил Бунин, о произведениях Зурова положительно высказывались Г.В. Адамович, Ю.И. Айхен-вальд, М.А. Алданов, А.В. Амфитеатров, К.И. Зайцев, а также представители его поколения - «младшие» эмигранты В. С. Варшавский, Ю.К. Терапиано, Ю. Фельзен, С.И. Шаршун), в России его произведения не переиздавались вплоть до конца 1990-х годов, да и в науке длительное время не уделялось должного внимания его самобытному творчеству. Лишь в 1990-е годы появился ряд публикаций, положивших начало объективному изучению жизни и творчества писателя. Среди первых нужно назвать выпущенный А.Н. Стрижёвым в издательстве «Паломникъ» сборник рассказов и повестей Зурова «Обитель», содержащий не только переиздания произведений ранее практически неизвестного писателя, но и кри-тико-биографический очерк о нем, а также собранную по крупицам библиографию. Нельзя не упомянуть энциклопедические статьи А.В. Дранова и А.М. Любомудрова, также впервые знакомящие читателей с малоизвестным автором. В 2000-е годы исследователи: И.З. Белобровцева, Р. Дэвис, А. Рогачевский, А.Н. Стри-жёв, А. В. Громова - ввели в научный оборот архивные и редкие материалы, позволившие объективно взглянуть на биографию,
личность и творческую деятельность писателя. Появление статей П.С. Глушакова, А.В. Громовой, В.Т. Захаровой, А.М. Любомуд-рова, А.Г. Разумовской, В.В. Шадурского о проблематике и поэтике прозы писателя свидетельствует о новом этапе освоения его наследия.
Леонид Федорович Зуров родился 5 (18) апреля 1902 г. в г. Остров Псковской губернии. Его отец принадлежал к купеческому сословию, а мать происходила из дворянского рода. Она рано умерла, некоторое время будущий писатель жил с бабушкой по материнской линии, которая также вскоре скончалась, и его воспитание взяла на себя бабушка со стороны отца.
Зуров учился в Псковском реальном училище. Годы обучения в старших классах совпали с началом Первой мировой войны, затем последовали Февральская и Октябрьская революции и гражданская междоусобица. Многие личные впечатления Зурова впоследствии послужили материалом для его художественных произведений, тяготеющих к документальности.
В ноябре 1918 г., «16-летним реалистом», Зуров вместе с отцом записался вольноопределяющимся в формировавшийся в г. Острове 2-й стрелковый полк Северной армии, в отряд светлейшего князя А.П. Ливена (позже включенный в состав СевероЗападной армии генерала Н.Н. Юденича), был пулеметчиком, участвовал в наступлении на Петроград, был контужен и дважды ранен. В 1919 г. армия Юденича отступила за реку Нарва в Эстонию, была разоружена и интернирована эстонским правительством. В январе 1920 г. Зуров потерял отца, умершего от тифа, а в феврале был уволен от военной службы в связи с расформированием Северо-Западной армии и поступил санитаром в русский военный госпиталь Нарвы. Условия работы были настолько тяжелыми, что многие санитары и рабочие бежали оттуда. Это был период тифозной эпидемии, во время которой Зуров дважды переболел тифом - сыпным и возвратным. В июне он получил командировку в Ревель «по делам службы» и обратно в госпиталь уже не вернулся, отправившись в Ригу. Там будущий писатель завершил школьное образование, закончив в 1922 г. Рижскую городскую русскую среднюю школу (бывшую Ломоносовскую гимназию).
Получив аттестат, Зуров продолжил обучение в Чехословакии, поступив осенью 1922 г. в Пражскую высшую техническую школу на отделение архитектуры и наземных сооружений. Одновременно он посещал археологический факультет Карлова университета и семинары известного византиниста академика Н.П. Кондакова. Интерес Зурова к истории и археологии был рожден чувством любви к героическому прошлому родной земли и впоследствии нашел выход в его археолого-этнографических разведках на Псковщине.
Проучившись чуть более года, Зуров был вынужден оставить учебу по состоянию здоровья. Мешало и безденежье, и невозможность найти работу в Праге, и территориальная отдаленность от России. Позже Зуров писал об этом периоде Г.Н. Кузнецовой: «В Праге было очень тяжело. В 1924 г. после госпиталя и летнего отдыха я покинул ее, чтобы очутиться около родных полей. К Латвии отошел кусок нашей Псковской губернии. И близость России меня укрепила лучше всех докторов»3.
Вернувшись в Ригу, Зуров перебивался случайными заработками, нередко - на тяжелой работе (работал репетитором, маляром, рабочим на кинематографической фабрике и в типографии, чернорабочим городской управы на понтонном мосту, такелажником в порту). Несмотря на это, он активно включился в общественную и литературную жизнь: вступил в Общество русского студенчества в Латвии, представительствовал на 2-м съезде студентов-эмигрантов в Праге, в апреле 1924 г. - на конференции Объединения русских эмигрантских студенческих организаций, в марте 1926 г. - на Российском зарубежном съезде в Париже.
На общем собрании Общества Зуров выступил с докладом о необходимости захоронения в братской могиле воинов, павших в Гражданскую войну. Этой же важной для Зурова теме были посвящены его первые выступления в печати: рассказ «Вечерний звон», стихотворение «Цветы на могилу» (опубликованы в рижской газете «Маяк» в 1922), статьи, напечатанные в рижской газете «Слово».
Интерес к литературной деятельности привел Зурова в редакции рижских изданий.
В 1925 г. он помогал в качестве секретаря одному из редакторов сборника «Белое дело» А.П. Ливену, готовил материалы для
«Архива гражданской борьбы с большевизмом». В 1927 г. в альманахе «Белое дело» был опубликован посвященный 12-му Тем-ницкому гренадерскому полку очерк Зурова «Даниловы», написанный на основе рассказов участников событий, воспоминаний полковника А. Д. Данилова и хранившихся у него документов.
История Белого движения, участником которого был Зуров, стала для него важнейшим делом жизни. На протяжении многих лет он занимался сбором материалов по истории Северо-Западной армии (в частности, отряда Ливена, позже переформированного в 5-ю Ливенскую дивизию), включая приказы по армии, рапорты, донесения, финансово-хозяйственные документы, дневники и письма офицеров, а также записи устных рассказов бывших северо-западников. Эти материалы после смерти писателя перешли в составе его архива к М. Грин, которая передала их А. И. Солженицыну, а тот, в свою очередь, - Библиотеке-Фонду «Русское Зарубежье» (ныне переименованной в Дом русского зарубежья имени А. И. Солженицына). В настоящее время эти документы составляют обширный объединенный архивный фонд (Ф. 39. «СевероЗападная армия»).
С 1926 г. Зуров сотрудничал в журнале «Перезвоны», где не только помещал свои публикации, но также исполнял обязанности секретаря редакции, а с 1928 г. входил в число его постоянных сотрудников. В том же издательстве «Саламандра» выходила газета «Слово», в которой Зуров печатался в 1926-1929 гг.
Во второй половине 1920-х годов Зуров окончательно сформировался как писатель. С 1925 по 1929 гг. (до отъезда во Францию) в рижской периодике (газетах «Слово», журнале «Перезвоны» и др.) им было опубликовано около сорока очерков и рассказов. Тогда же определились основные темы его творчества: история Гражданской войны и Добровольческого движения («Этап в Нарве», «Плевок», «Напоминание», «Герой», «Даниловы», «Смерть Бориса»), жизнь русских крестьян старообрядческих деревень Латгалии, которые он неоднократно посещал («В крестьянском доме», «Ярмарка в Пыталове», «Режицкий базар», «В Жого-тах и у старообрядцев», «Гребенщиковский молитвенный дом»), история древностей Псково-Печерского монастыря («Старинная икона с рисунком Псково-Печерской обители», «Печерские легенды»).
В писательских кругах русского зарубежья имя Зурова стало широко известно в 1928 г., когда в рижском издательстве «Саламандра» одна за другой вышли две книги его художественной прозы: «Кадет» и «Отчина».
Первый сборник включил повесть «Кадет» и еще семь рассказов, первоначально публиковавшихся в газете «Слово». Центральный герой заглавной повести - 16-летний кадет Митя Соломин, который с оружием в руках отправляется защищать свои идеалы и становится участником Ярославского восстания в июле 1918 г. Повесть можно назвать «автопсихологической», хотя описанные в ней факты не совпадают с реальной биографией Зурова. Тем не менее художественная достоверность изображенного была настолько высока, что оно воспринималось как лично пережитое автором. Художественный пафос повести хорошо прочувствовал современный исследователь А.Н. Стрижев, который писал о первых произведениях Зурова: «Взятое им национально-историческое направление в изображении облика прочных созидательных устоев жизни, в изобличении злодейских приемов разрушения этих устоев и верховенства греха выдвинуло на передний план непреходящее значение религиозно-нравственного идеала»4.
Действительно, религиозность, глубоко прочувствованные духовные основы русского традиционного уклада стали константой художественного мира Зурова. Не случайно следующей после «Кадета» книгой стала «Отчина» - «сказание о древнем Пскове».
В 1928 г. издателями альбома «Псково-Печерский монастырь: Общий культурно-исторический очерк» Зуров был командирован в находившийся на территории Эстонии г. Петсери (Печоры) с целью составления описи древностей библиотеки и ризницы Псково-Печерского Свято-Успенского мужского монастыря5. В том же году была издана его книга «Отчина: Повесть о древнем Пскове», посвященная истории обители и Псковского края во времена Иоанна Грозного. Книга вышла в художественном оформлении автора, использовавшего для украшения древние киноварные буквы XVI в., рисунки филиграней бумаги и тиснений переплетов, а также собственные рисунки монастырских построек - церкви свт. Николая Чудотворца (Николы Вратаря) и главной звонницы.
Разослав экземпляры книг «Кадет» и «Отчина» ведущим писателям и критикам эмиграции, Зуров получил благожелательные
отзывы Г.В. Адамовича, Ю.И. Айхенвальда, А.В. Амфитеатрова, И.А. Бунина, К.И. Зайцева, А.И. Куприна, П.М. Пильского, И. С. Шмелёва, единодушно отметивших талант начинающего прозаика. Важнейшим фактором признания стал для Зурова положительный отзыв Бунина, который не только с восторгом воспринял первую книгу начинающего автора, но и заинтересовался его судьбой. 7 декабря 1928 г. Бунин обратился к Зурову с письмом, в котором расспрашивал о его жизни. Завязалась переписка, которая продолжалась до ноября 1929 г. После получения второй книги -«Отчина» - Бунин опубликовал в газете «Россия и славянство» рецензию, в которой выделял начинающего автора среди других. Он писал о Зурове: «<... > подлинный, настоящий художественный талант, - именно художественный, а не литературный только, как это чаще всего бывает, - много, по-моему, обещающий при всей своей молодости»6.
Заочное знакомство с Буниным стало поворотным моментом в судьбе Зурова. Бунин начал настойчиво звать молодого писателя к себе, обращался к К.И. Зайцеву и В.Ф. Зеелеру с просьбой посодействовать Зурову в получении въездной визы во Францию и даже выслал ему деньги на дорогу.
Получив приглашение Бунина, Зуров не торопился принять решение о переезде, несмотря на то что Париж к этому времени стал признанным культурным центром русского зарубежья, а покровительство Бунина сулило ему поддержку в литературных кругах. Зуров не имел во Франции знакомых, не знал французского языка и сомневался, сможет ли найти в чужой стране работу, которая давала бы возможность заниматься литературным трудом. С другой стороны, жизнь в Латвии означала для Зурова близость к России, а это было одним из важнейших факторов его душевного равновесия и творческого настроения. Тем не менее непростое решение о переезде во Францию было принято, и 23 ноября 1929 г. Зуров приехал в Грасс на виллу Бунина.
Его приезд был выразительно запечатлен в дневниковых записях В.Н. Муромцевой-Буниной и Г.Н. Кузнецовой, особенно запомнивших, что Зуров привез в качестве подарков антоновские яблоки, клюкву, черный хлеб и плетеные лукошки. Тогда никто не мог предполагать, что Зуров задержится в доме Бунина надолго, спустя годы будет ухаживать за умирающим писателем и еще во-
семь лет после его кончины будет проживать в одной квартире с Верой Николаевной, которая искренне привязалась к Питомцу (такое прозвище получил Зуров в семье Буниных).
Переехав на виллу «Бельведер», Зуров попал в творческую среду, сформировавшуюся вокруг Бунина, в доме которого часто гостили литераторы, а некоторые проживали постоянно. В числе последних в начале 1930-х годов были Н.Я. Рощин (впоследствии уехавший в Советский Союз) и Г.Н. Кузнецова, находившаяся на положении нахлебницы и ученицы. Примерно так же стали воспринимать и Зурова. Творческая атмосфера, поддерживавшаяся Буниным, разрушалась двусмысленностью ситуации, которая недоброжелательно обсуждалась в Париже. Отношения с Буниным складывались у Зурова непросто. Это было вызвано прежде всего нежеланием младшего попадать в моральную и материальную зависимость от старшего. Но реальной возможности обрести в чужой стране финансовую независимость, продолжая заниматься писательством, у Зурова не было. Несмотря на все попытки эмансипироваться (Зуров разводил на вилле огород, устраивался на работу, платил Бунину - единственный из нахлебников - небольшую сумму за проживание), различные объективные обстоятельства (незнание французского языка, начавшийся в 1932 г. туберкулез) не позволили ему обрести полную свободу.
Не меньше мучило и отсутствие адекватной среды, и положение «младшего», и разочарование в «парижских писателях» (выразительные свидетельства моральной угнетенности Зурова содержатся, например, в «Грасском дневнике» Г.Н. Кузнецовой). Однако нельзя не отметить и благотворности среды, поддерживавшей и питавшей молодых писателей из окружения Бунина. Та же Кузнецова в начале 1930-х годов писала Зурову из Парижа: «Наше повышенное отношение к писанию проявлять здесь просто психически невозможно, потому что никто здесь давным-давно не смотрит на это как на священнодействие, а как на обычную жизненную функцию, вроде еды, о которой говорить в повышенном тоне просто дурной тон <...>»; «Увы! Никто так не будет здесь беречь наши чувства, как это делаем мы на Бельведере»7.
Живя во Франции, Зуров вскоре стал достаточно известен. В 1937-1939 гг. он был председателем Объединения молодых русских писателей и поэтов в Париже, активно посещал литературные
мероприятия, его публикации появлялись в русской зарубежной печати. Зуров печатался в авторитетных парижских изданиях «Последние новости», «Иллюстрированная Россия», «Современные записки», альманахе «Круг»; эстонском журнале «Старое и новое», сборнике «Новь», газете «День русского просвещения», в рижских газетах «Сегодня», «Для Вас», «Наша газета», где в 1930-1944 гг. Зуров также участвовал в подготовке рижского старообрядческого журнала «Родная старина».
В 1930-е годы Зуров создал ряд произведений малой прозы и два романа, действие которых разворачивается на фоне событий Первой мировой и Гражданской войн: «Древний путь» (Париж: Современные записки, 1934) и «Поле» (Париж: Дом книги, 1938). Произведения Зурова имели резонанс в критике: о них положительно отозвались Г. В. Адамович, П. М. Бицилли, В. С. Варшавский, К.И. Зайцев, Ю.Л. Мандельштам, П. Пильский и др. Даже Г. В. Адамович, скептически относившийся к творческой манере Зурова, тем не менее выделял его среди молодых писателей эмиграции, ставя в один ряд не только с Ю. Фельзеном и С.И. Шаршу-ном, но и с Г. И. Газдановым и Сириным.
Важнейшей стороной деятельности Зурова были его археологические и этнографические изыскания, которыми он занимался на любительском уровне, но с большим энтузиазмом. Еще в 1920-е годы Зуров самостоятельно посещал Латгалию, в 1928 г. участвовал в создании книги о Псково-Печерском монастыре. Тогда же Зуров посетил Изборск и отметил, что Печорский край богат необследованными памятниками зодчества времен вечевого Пскова и Московской Руси. Поразило его не только богатство археологических находок, но и небрежение эстонского государства к славянским древностям: курганы запахивались, крестьяне брали на
постройку валуны с могильников, увозили кресты, процветало
8
кладоискательство .
В библиотеке монастыря Зуров обнаружил заброшенную икону XVI в. с изображением обители. Это изображение стало для него образцом, когда в 1935 г. Зуров по поручению Министерства народного просвещения Эстонской республики отправился в Псково-Печерский монастырь для участия в реставрации крыльца и звонницы надвратной церкви свт. Николая (Николы Ратного). Тогда же Зуров посетил Нарву, обследовал Печорский уезд и
открыл Митковицкий Городачек - древнее славянское поселение, а также сделал ряд археологических находок каменного века9. Зу-ров сообщил о своих находках в Министерство просвещения Эстонии, благодаря чему древности были официально зарегистрированы, а Митковицкий Городачек взят под охрану Археологическим кабинетом Юрьевского (Тартуского) университета (правда, в эстонской прессе сообщалось, что он открыт эстонским археологом О. Саарде)10.
Желая придать своим экспедициям официальный статус и получить финансовую поддержку, Зуров обратился в учреждения, которые могли заинтересоваться результатами его исследований: в недавно открывшийся Парижский музей человека (Трокадеро), археологический институт им. Н. П. Кондакова в Праге, Базельский университет. Переговоры с Музеем человека велись через студента этнологического института, русского эмигранта (впоследствии -героя Французского сопротивления) Б.В. Вильде. Именно ему удалось получить субсидию на поездку. В 1937 г. в Печорский край поехали уже три исследовательские группы: преподаватель из Праги Н.Е. Андреев обследовал церковные древности, его студентка И. Н. Окунева собирала материалы по топонимике края, профессор Базельского университета Э.Э. Малер делала фонографические записи народных песен, Вильде проводил этнографическую, а Зуров - археологическую разведку. Экспедиция была организована под эгидой Парижского музея человека и Министерства просвещения Франции. (Правда, Андреев в своих воспоминаниях утверждал, что экспедиции из Праги и Базеля были организованы и финансировались независимо от парижской миссии11. Тем не менее Зуров выступил объединяющим началом в деятельности этих групп.)
Миссия 1937 г. оказалась весьма продуктивной. На следующий год Зуров вновь пытался получить командировку Музея естественной истории (Музея человека) с целью изучения русских районов Прибалтики (района Сетумаа, Чудского озера и реки Нарва), но ему было отказано. Тем не менее 7 июня 1938 г. Зуров отправился в Прибалтику: экспедиция была организована на добровольные пожертвования и при содействии П. Н. Милюкова, собравшего часть средств. Зуров обследовал Изборск, Малый и Печорский уезд. После изменения политической ситуации в стра-
нах Балтии, при отсутствии официальной миссии и какого-либо гражданства (Зуров был «нансенист», т.е. имел паспорт беженца), исследователь столкнулся с рядом препятствий, чинимых местными властями, - вплоть до вызова в полицейское управление и предписание немедленно покинуть Печорский край. Зурову, однако, удалось плодотворно работать в течение всего лета и начала осени.
В 1939 г. все экспедиционные деньги Трокадеро были сняты на военную оборону, а с 1940 г., когда Эстония была присоединена к СССР, доступ на ее землю для эмигранта Зурова оказался закрыт.
Масштабы археолого-этнографической деятельности энтузиаста-любителя Зурова поистине впечатляют. В результате археологической разведки были обнаружены древние поселения, остатки костей и керамики, каменные топоры, курганы со следами сожжений. Было обследовано до 150 курганов на берегу Псковского озера. Около деревни Зимний Борок были найдены громадные жернова особой формы, очаг и остатки жилища, описаны могильники, сохранившиеся со времен литовского нашествия.
В результате проведенных экспедиций были взяты под охрану многие археологические памятники, Музеем Трокадеро собрана обширная коллекция предметов материальной культуры (льняных свадебных полотенец, плетеных и тканых свадебных поясов, вышивок, домотканых полотен, утвари, игрушек и т. п.), записано несколько сот песен и преданий, составлены планы местности и карты Изборского края, собран богатый материал по топонимике края, сделано более 200 уникальных фотографий. Зурову удалось заснять не только печорский базар, на который съезжались мастера-кустари из всех деревень уезда, но и множество ритуалов, восходящих к древнейшим языческим верованиям: сетуские тризны на старых могилах в Ильинскую пятницу в погосте Зачернье, омовение в священном ручье, лечение ребенка громовой стрелой в деревне Лезги, сетускую свадьбу с участием обрядового кузнеца в деревне Поталово, погребение рыбака в деревне Лесья и отправление его тела в ладье, поклонение священному Иванову камню в Иванов день около деревни Мегузицы, «ночное игрище сетов в Иванову ночь»: гуляние у костров, «женские эротические пляски вечером 24-го июня и старуху, руководительницу женского празд-
ника, символизирующего плодородие»12 (названия населенных пунктов приводятся в той форме, в какой они даны в записях Зу-рова. - А. Г.).
Собранные участниками экспедиций коллекции оказались в разных местах: собрание полотенец, поясов и утвари, а также фотонегативы были переданы в Музей человека, материалы по исследованию древностей Псково-Печерского монастыря - в Конда-ковский институт в Праге, фонозаписи увезены Э.Э. Малер в Швейцарию, археологические находки сданы в Археологический Кабинет Тартуского университета.
Инициатор этих этнолого-археологических разысканий Зу-ров составил «Записку о произведенном обследовании древностей Печорского и Изборского края, о реставрации звонницы церкви Николы Ратного в Псково-Печорском монастыре и о результатах археологической и этнографической разведок в 1935, 1937 и 1938 гг.» (1946), которая была передана в качестве отчета в соответствующие учреждения, субсидировавшие миссию. Результаты своих этнографических наблюдений он изложил в «Записке о дохристианских пережитках и религиозных верованиях сетских чудо-эстонцев и крестьян Печорского края» объемом 92 машинописные страницы13. На основе этой записки Зуровым была написана статья для шведского научного журнала «Ео1к-Ыу», напечатанная в 1940 г. при содействии шведского фольклориста К. Кнютссона. Она была издана с сокращениями, без сносок и ссылок, неопубликованная вторая часть рукописи оставалась на руках у автора.
Зуров выражал желание, чтобы уникальные материалы по истории славянской культуры были переданы в Советский Союз. 22 декабря 1944 г. он письменно обратился к представителю СССР во Франции с просьбой передать статью с результатами его исследований Печорского края советским научным учреждениям, но письмо вернули Зурову, когда выяснилось, что он не собирается принимать советского гражданства и возвращаться в Россию «при советской власти»14.
Поездки в Эстонию и посещения Псково-Печерского монастыря дали писателю богатый материал для творчества. Благодаря им писатель имел возможность жить среди русских людей и не чувствовать роковой отдаленности от оставленной родины. Все близко знавшие Зурова отмечали его фанатичную увлеченность темой
России и русской жизни. Например, Г. Н. Кузнецова записала 31 января 1932 г. в своем «Грасском дневнике»: «Л<еня> еще, сам того не зная, счастливей всех, потому что у него еще есть его любовь к псковским озерам, мужикам, избам и церковкам, и он мечтает о них с каким-то даже остервенением» [36, с. 272]. Близость писателя к русской почве отмечала и критика. Например, Г.В. Адамович в 1938 г. писал в рецензии на роман «Поле»: «Из всех своих сверстников Зуров один постоянно обращен к родной земле и не страдает никаким отрывом. Его язык блещет оборотами, которые мало-помалу исчезают из нашего городского, а особенно эмигрантского городского обихода. Его замыслы уходят в глубь народной жизни и как будто растворяются в ней»15 (выделено Адамовичем. - А. Г.). А в 1971 г. Н.Е. Андреев отметил в итоговой статье, посвященной творчеству Зурова: «<...> Непосредственная близость к осколкам подлинной России <.. > определила во многом тематику и отозвалась на его мировоззрении, которое можно определить как "почвенническое"»16.
Сам писатель осознавал, какое преимущество перед другими изгнанниками имел, благодаря своим этнографическим занятиям. Отвечая в 1958 г. на вопрос проф. П.А. Сорокина, как ему удалось на протяжении многих лет сохранить прекрасный русский язык, Зуров писал: «Я был счастливее многих других эмигрантов, так как до войны неоднократно ездил работать в Прибалтийский край, где я вел археологическую разведку (для Музея человека). <...> Встреча с родиной (а это принаровье, чудской край, берега озер, изборские холмы), встречи с простыми русскими людьми, ночевки в избах, беседы с рыбаками и крестьянами (я бережно слова их храню). Это дорогое наследство»17.
Осенью 1938 г., вернувшись из последней экспедиции, Зуров остался в Париже, систематизируя собранные материалы. Он не хотел возвращаться в Грасс и мечтал переехать на жительство в Латвию.
Как многие русские эмигранты, Зуров был причастен к масонству: с марта 1939 г. входил в масонскую ложу «Северная звезда» (Париж), но после войны не принимал участия в работе ложи18.
В 1939 г. Зуров был мобилизован во французскую армию, весной 1940 г. освобожден от службы как больной туберкулезом и долго лечился в санатории, откуда в сентябре 1940 г. вернулся в
Грасс. В годы Второй мировой войны Зуров вновь проживал у Буниных вместе с Г.Н. Кузнецовой, М.А. Степун и А.В. Бахрахом, необъективно запечатлевшим облик писателя в своей мемуарной книге «Бунин в халате».
Зурова дважды арестовывало гестапо. Нельзя забывать о том, что он был хорошо знаком с Б.В. Вильде, который в канун войны помогал ему организовывать этнографические экспедиции в Прибалтику, а в военные годы стал одним из главных деятелей французского Сопротивления.
В конце войны у многих патриотично настроенных русских эмигрантов оформилось настроение доверия к советскому правительству. Зуров принимал участие в деятельности «Союза друзей Советской Родины», сотрудничал в газете «Советский патриот».
После войны Зуров служил сторожем в Буживале под Парижем. Он вновь включился в литературную жизнь, помещал публикации в парижских альманахах «Встреча», «Русский сборник», с 1945 г. печатался в США - в изданиях «Новоселье», «Новый журнал». По материалам рассказов одной из узниц немецкого концентрационного лагеря он написал статью «Аушвиц».
В послевоенные годы стали налаживаться отношения Зурова с Буниным. В 1947 г. Зуров поддержал решение Бунина выйти из Союза русских писателей и журналистов во Франции, после того как из него были исключены литераторы, принявшие советское гражданство. В 1952 г. во время тяжелой болезни Бунина Зуров ухаживал за писателем, а после его смерти поселился в его квартире и помогал В. Н. Буниной в подготовке издания последней книги писателя «О Чехове». После кончины В.Н. Буниной Зуров унаследовал архив семьи писателя, систематизировал его и опубликовал некоторые материалы. Он также переписывался с литературоведами в СССР (А.К. Бабореко, С.М. Макашиным, Н.П. Смирновым, Л.Н. Афониным и др.), сообщал ранее неизвестные сведения о жизни Бунина. В конце 1950-х годов Зуров переписывался с советскими историками и готовил новый обзор своих исследований по истории Псковского края для АН СССР.
В эти годы Зуров не прекращал творческую деятельность. С конца 1930-х годов он работал над романом «Зимний дворец» -первой частью задуманной, но неосуществленной исторической трилогии-эпопеи о событиях революции в обеих столицах и в про-
винции. Стремившийся к наибольшей исторической точности автор тщательно переделывал «Зимний дворец». С 1946 г. в Нью-Йорке печатались отдельные главы романа, в английском архиве писателя сохранилась его обширная рукопись19. Однако «Зимний дворец», как и две другие части трилогии - «Большое Вознесение» и «Перекати-Поле», - остался незавершенным.
Творческие искания Зурова шли параллельно со сходными поисками А.И. Солженицына. Тем не менее в письме к М.Э. Грин Зуров негативно отозвался об изданном в Париже в 1971 г. романе «Август четырнадцатого», упрекнув его в «надуманности» и искусственности. По справедливому наблюдению И.З. Белобров-цевой, причиной непонимания стала эстетическая установка Зуро-ва на предельную правдивость, которую писатель понимал как скрупулезное следование документу20. Однако, находя все новые и новые материалы об изображаемой эпохе, Зуров так и не смог довести до конца свой масштабный замысел. Неоконченной осталась и повесть о любви «Иван-да-Марья», действие которой происходит в годы Первой мировой войны. Реконструированный И.З. Бе-лобровцевой текст повести был опубликован в журнале «Москва» в 2005 г.
В 1953 г. у Зурова впервые проявились признаки душевного расстройства, которые выражались главным образом в страхах: боязни провокаторов и шпионов, боязни возможного похищения и т. п. Обострение болезни, вызванное нервными потрясениями, пережитыми во время войны, и переутомлением (связанным как с напряженной работой над романом, так и с необходимостью ухаживать за тяжело больным Буниным) привело писателя в больницу. Там Зуров находился до декабря, из-за чего не смог присутствовать на похоронах И. А. Бунина. Крест над могилой писателя на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа был выполнен А.Н. Бенуа по эскизу Зурова с древнерусского памятника псковской земли - «тру-ворова креста».
Еще в 1951 г. В.Н. Бунина развернула кампанию по сбору денег на издание «Зимнего дворца». Однако собранные деньги ушли на лечение, а вместо обещанного романа в 1958 г. вышла последняя книга Зурова «Марьянка» - сборник, состоявший из 21 рассказа, ранее опубликованного в периодике. Автор рассылал экземпляры книги ранее подписавшимся на «Зимний дворец» и
получил несколько десятков благожелательных отзывов читателей. Сборник также получил хорошие отзывы в критике - в рецензиях Г. Адамовича, Ю. Большухина, В. Варшавского, А. Шика, В. Унковского21.
В 1950-1960-х годах Зуров несколько раз посещал Шотландию (по приглашению М. Э. Грин), где собирал сведения по генеалогии рода Лермонтовых. Результаты его изысканий были опубликованы в нью-йоркском «Новом журнале» в 1961 и 1965 гг. Также он собирал материалы по древней истории Бретани.
После кончины В. Н. Буниной Зуров оказался в полном одиночестве. Он проживал в квартире, которую ранее занимали Бунины, в доме неподалеку от дома Б.К. Зайцева. Зуров был дружен с его дочерью, Натальей Борисовной, и ее мужем, Андреем Владимировичем Соллогубом. Н.Б. Зайцева-Соллогуб приняла на себя заботу о писателе, который посещал их дом практически ежедневно. Она относилась к Зурову с большой теплотой, заботилась о нем; она же взяла на себя хлопоты по погребению писателя после его кончины в сентябре 1971 г. Зуров был похоронен 14 сентября 1971 г. на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Большинство близко знавших Зурова людей относились к нему с искренней симпатией. Во многих источниках цитируется отзыв З.А. Шаховской, которая писала в своих мемуарах: «Лёню Зурова все любили. Да и трудно было его не любить. На Монпар-насе Леонид Зуров предстал как добрый русский молодец, высокий, румяный, сероглазый, русый, как бы прямо вступивший из древнего Пскова на парижский асфальт. Говорил он спокойно и благожелательно, в литературных склоках и интригах не участвовал <...> шел своей дорогой»22. Г.Н. Кузнецова в письмах к нему выражала симпатию, писала о родственности их творческих установок. С теплотой вспоминали о Зурове Н. Б. Зайцева-Соллогуб и Н.Е. Андреев. «Таким себе представляю воина Руси Киевской, Руси Новгородской. Воина - певца Слова о полку Игореве, Слова о Погибели Земли Русской. Древнерусская душа, умудренная скорбным и грозным опытом наших лет», - писал в некрологе Зурову его друг Сергей Жаба23.
Многие критики русского зарубежья отмечали талант и самобытность Зурова, который оставался верен своим творческим
установкам и даже в условиях рассеяния не изменил своей приверженности русской культуре. Этот факт зафиксирован в мемуарах близко знавших его людей. Например, Н.Б. Соллогуб на вопрос: «О чем же он в основном говорил? Что его волновало?» -однозначно ответила: «Россия. Россия. Всё, что было связано с Россией.»24. Об этом же писал В.С. Варшавский, который считал Зурова «исключением» из ряда «младших» литераторов-эмигрантов: «Он всегда писал о России, о русских полях и озерах, о народе на войне и в революции. Древние стихии народной жизни он чувствовал даже глубже, чем кто-либо из старших писателей, разумеется, кроме Бунина»25.
На облик Зурова лег отсвет бунинской славы, и его до сих пор воспринимают как «ученика Бунина». Но современные литературоведческие исследования наглядно демонстрируют самобытность творческой манеры этого незаслуженно забытого писателя.
Современники его были убеждены: «Книги Леонида Зурова останутся в русской литературе не в разряде литературных экспериментов, но как важные и правдивейшие свидетельства совестливого и чуткого очевидца русских трагедий и русской стойкости, запечатленные талантливым мастером прозы в полновесном писательском слове»26.
Голубева Л. И.А. Бунин и Л.Ф. Зуров: История отношений // Вопросы литературы. - 1998. - № 4. - С. 372. Голубева Л. Указ. соч.
«Предчувствие мне подсказывает, что я недолгий гость»: Переписка И. А. Бунина и Г.Н. Кузнецовой с Л.Ф. Зуровым (1928-1929) / Публ. И. Белоб-ровцевой и Р. Дэвиса. Вступ. ст. И. Белобровцевой // И.А. Бунин. Новые материалы. Вып. I. - М.: Русский путь, 2004. - С. 248.
СтрижевА. Л. Зуров: Героика и благочестие // Москва. - 2003. - № 1. -С. 228-231.
Составленная им опись древностей Псково-Печерского монастыря была опубликована в качестве приложения в кн.: Псково-Печерский монастырь. Общий культурно-исторический очерк / Сост. В. Синайский. - Рига: тип. «Рити», 1929. - С. 57.
Бунин И. Л. Зуров // Россия и славянство. - Париж, 1929. - № 4981 (12 января). -№ 7. - С. 3.
2
3
4
5
186
А.В. Громова
Переписка Л. Зурова с Г. Кузнецовой // Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Ф. 3. К. 2. Ед. хр. 50. Лл. 6, 7 об.
Зуров Л. Записка о произведенном обследовании древностей Печорского и Изборского краев, о реставрации звонницы церкви Николы Ратного в Псково-Печерском монастыре и о результатах археологической и этнографической разведок в 1935, 1937 и 1938 гг. (1946) // Дом русского зарубежья им. А.И. Солженицына. Ф. 3. К. 1. Ед. хр. 9. Л. 4.
Зуров Л. Из истории церкви Николая Ратного в Печерском монастыре. Как был открыт древний город, носящий название Городачек // Новь. - 1935. -Сб. 8. - С. 93-102.
Белобровцева И.З. Л. Зуров и Эстония // Русские в Прибалтике. - М.: Флинта; Наука, 2010. - С. 297.
Андреев Н.Е. То, что вспоминается. Из семейных воспоминаний Н.Е. Андреева (1908-1982). - СПб.: Дмитрий Буланин, 2008. - С. 346, 349. Зуров Л. Записка о произведенном обследовании древностей Печорского и Изборского краев, о реставрации звонницы церкви Николы Ратного в Псково-Печерском монастыре и о результатах археологической и этнографической разведок в 1935, 1937 и 1938 гг. (1946) // Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Ф. 3. К. 1. Ед. хр. 9. Л. 31.
См.: Ковалевский П. Л. Зуров - этнограф // Русская Мысль. - Париж, 1971. -23 сентября. - С. 9.
Зуров Л. Копия письма представителю СССР во Франции // Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Ф. 3. К. 1. Ед. хр. 16. Л. 3. Адамович Г. Л. Зуров. «Поле» [Рец.] // Последние Новости. - 1938. - 24 марта. -С. 3.
Андреев Н.Е. Отчина и ее автор // Новый Журнал. - 1971. - № 105. - С. 140. Зуров Л. Письмо проф. П.А. Сорокину от 10.09.1958 г. Авторизованная машинописная копия // Дом русского зарубежья им. А. Солженицына. Ф. 3. К. 2. Ед. хр. 137. Л. 19.
См.: Серков А.И. Русское масонство. 1731-2000. Энциклопедический словарь. -М.: РОССПЭН, 2001. - С. 1189.
Heywood A.J. Catalogue of the Ivan Bunin, Vera Bunina, Leonid Zurov and Ekaterina Lopatina collections. - Leeds: Leeds University Press, 2000. - P. 299. Белобровцева И. Леонид Зуров - писатель-эмигрант, которого нельзя назвать «эмигрантским писателем» // «В рассеянии сущие...»: Культурологические чтения «Русская эмиграция ХХ века»: Сб. докл. / Отв. ред. И.Ю. Белякова. -М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2006. - С. 181-190.
Громова А.В. Из истории литературы русского зарубежья: (Сборник Л.Ф. Зурова «Марьянка» в отзывах читателей и критики) // Русская литература. - СПб., 2008. - № 2. - С. 203-211.
Шаховская З. В поисках Набокова. Отражения. - Москва: Книга, 1991. -С. 274.
Жаба С. Памяти друга. (К годовщине смерти Л. Зурова) // Русская Мысль. -Париж, 1981. - № 3386, 12 ноября.
7
8
9
10
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
«Напишите мне в альбом.»: Беседы с Н.Б. Соллогуб в Бюсси-ан-От / Авт.-сост. О.А. Ростова; Коммент. Л.А. Мнухин. - М.: Русский Путь, 2004. -С. 215.
Варшавский В. Незамеченное поколение. - Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956. - С. 183.
Андреев Н.Е. Л.Ф. Зуров. Некролог // Новый Журнал. - 1971. - № 105. -С. 275.
24
25
26
