CC BY
57
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 29 (210).
Филология. Искусствоведение. Вып. 47. С. 123-126.
Г. Г. Рамазанова
ЖЕНСКАЯ ЛИРИКА В ЖУРНАЛЕ «МОСКОВСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ»
В статье говорится о романтической лирике почти забытых теперь поэтесс XIX Е. Ростопчиной и Н. Тепловой. Их произведения публиковались во многих изданиях того времени, в частности, в журнале «Московский наблюдатель». Лирика заслуживает внимания, особенно стихотворения Н. Тепловой, отличающиеся особенной проникновенностью, неожиданностью образных решений.
Ключевые слова: журнал «Московский наблюдатель», женская лирика, поэзия Е. Ростопчиной, Н. Тепловой, романтическая элегия.
Журнал «Московский наблюдатель», выходивший в 1835-1839 годах, был достаточно популярен в свое время, в нем публиковали свои произведения многие знаменитые поэты и писатели XIX века, среди них А. С. Пушкин, Е. А. Боратынский, Н.М. Языков, В Ф. Одоевский, В. И. Даль, Н. Ф. Павлов и многие другие. Теперь это издание, ставшее библиографической редкостью еще в конце XIX века, упоминается только в научных исследованиях, посвященных развитию отечественной журналистики.
С П. Шевырев, видный ученый и критик того периода, который не был официальным редактором этого издания, но фактически определял эстетическое направление журнала, в своих статьях неоднократно декларировал особое, глубоко почтительное отношение к женщине. Это нашло отражение в редакционной политике «Московского наблюдателя», который всегда охотно предоставлял свои страницы для публикаций «женской» прозы и лирики.
Одним из активных авторов журнала была гр. Е. Ростопчина. В первом же выпу ске журнала было напечатано ее стихотворение «Осенние листы», представляющее одну из вариаций на тему быстротечности жизни. Как известно, эта лирическая тема была вполне традиционной для романтической поэзии, яркие образцы - стихотворения Н. М. Карамзина «Осень», В. А. Жуковского «Цветок», А. С. Пушкина «Цветок» («Цветок засохший, безуханный...»), она активно разрабатывалась и в лирике второстепенных поэтов. Е. Ростопчина, не претендуя на оригинальность, в качестве эпиграфа приводит строки А. Тургенева: «Один увядший лист несчастному милее, / Чем все блестящие весенние цветы...», и этим словно подчеркива-
ет, что стихотворение навеяно чтением элегии предшественника. Поэтесса декларирует, что отклик в ее душе находит только то, что несет на себе следы жизненных испытаний, утрат, всеразрушающего времени:
Я в храме древнем, обветшалом Молюсь теплей; среди лесов Ищу не тополей красивых.
Не лип роскошных, горделивых, -Но громом сломанных дубов! ...2 Образные решения стихотворения тра-диционны: унылый вечерний пейзаж, луна, закрытая покрывалом прозрачно-синих облаков - как и все поэты-романтики роскоши солнечного дня, она предпочитает лунную ночь. Однако поэтесса находит новые ракурсы развития темы, интересно, как она представляет возможную «судьбу» погибающих листьев, которые названы ею «любимцы блеклые мои». Картины, возникающие в воображении поэтессы, по большей части печальные. Е. Ростопчина употребляет классическую для романтической элегии рифмовку «радость-младость», говоря о том, что само-возрождающаяся природа «переживет» рано «скошенную младость», в подтексте высказывания явно «прочитывается» мысль о безжалостной косе смерти. Далее поэтесса развивает идею, предполагая, что листы могут покрыть чью-то заброшенную могилу или, отнесенные ветром на речну ю волну, стану т последними свидетелями последних минут очередной жертвы безжалостного рока: Переживете вы не раз И рано скошенну ю младость,
И сон любви, и красоту,
И сердца пламенного радость,
И вдохновеннуто мечту!
Быть может, вихрь своим дыханьем Вас на могилу нанесет?..
Быть может, вас волна возьмет И вас последним призываньем Младой утопленник почтет?3 Размышление разворачивается в соответствии с определенной внутренней логикой: Ростопчина думает о том, что листья, гонимые ветром, могут быть заброшены куда угодно, а могут истлеть под покровом снега. Романтическая тоска о других краях, недостижимых, «желанных странах», о тщетности попыток вырваться из круга предопределенности отчетливо звучит в следующих строках поэтессы:
И я, как вы, осуждена Не покидать степи печальной,
В ней изнывать, тоски полна,
Вотще душой стремясь в путь дальний?..
Быть может, вас со мной зароют Снега родные в саван свой И вьюги русские завоют Над нами песнью гробовой!...4 Элегия воссоздает унылую картину грядущей зимы. Главный, настойчиво звучащий лейтмотив элегии - мысль о смерти: снега представляются лирической героине саваном, а вьюги воют ей «гробовою песнью». При чтении этих строк возникает ассоциация со строками из стихотворения П. А. Вяземского «Дорожная дума» (1830): «Зимней степи сумрак скучный, / Саван неба, облака! / И простертый саван с нежный / На холодный труп земли!»5
Словно продолжением этой элегии звучит другое произведение поэтессы - «Последний цвет». Традиционное звучание осенней романтической элегии осложнено психологическим нюансом: лирическая героиня словно пытается остановить время, защитив от неминуемой смерти маленькую частичку ускользающего бытия:
Я напою с заботливым стараньем.
Тебя, мой гость, студеною водой;
Я нагляжусь, нарадуюсь тобой;
Ты отцветешь, и с нежным состраданьем. Вложу тебя в псалтырь сопутный мой6. Авторитетный исследователь Л. И. Шевцова в своей монографии о творчестве Ростопчиной останавливается на том стихотворении отдельно, усматривая в нем типичный образец русской романтической элегии, для которой характерен открытый автобиографизм, наличие субъективной окраски: «У Ростопчиной образ цветка, сорванный в по-
лях и предназначенный для того, чтобы в засохшем состоянии напоминать о 'душистой красоте” полей, оттеняет внутреннее смятение героини, у которой “вянет тщетный дар" ввиду оторванности от мира и людей»7.
В русле романтических традиций написано другое стихотворение Е. Ростопчиной
- «Кто поэт», представляющее размышление о природе и истоках поэтического вдохновения. Стихотворение состоит из двух частей, в первой поэтесса говорит о невозможности стать поэтом тому, кто не испытал жизненных потрясений:
Не тот поэт, кто в очерке обычном В общественном быту спокойно взрос:
Кто вскормлен был рассеяньем столичным.
Кто крест тоски на раменах не нес! ...8 Вся вторая часть стихотворения рисует тяжелый путь, выпадающий на долю избранника вдохновения, и утверждает, что особое, поэтическое видение мира - выношенный плод страданий, разочарований, утрат. Эта часть состоит из устойчивых для того периода романтических поэтических образов: среди них и «гроза небес», и «буря души», и «борьба с судьбой», и «возвышенная любовь», и «утерянные упования»:
Поэт прямой... кто с первых лет сдружился С грозой небес и с бурею души!..
Кто чистому кумиру поклонился,
Но одинок провел младые дни...
Кто выгорел возвышенной любовью.
Кто выплакал свой вдохновенный стих9... Финал произведения очень экспрессивен, эмоциональное воздействие усиливается применением метафор и эпитетов, связанных со стихией огня: «быль пылающей души» вызывает столь же пламенный отклик - «молнии женских глаз», ответный «взрыв» молодых душ.
Еще одно произведение гр. Ростопчиной
- «Сонет» - также разрабатывает тему поэта и поэзии. Автор вводит изящное развернутое сравнение, в котором рисует образ птицы, прячущейся от непогоды, чтобы провести параллель со своими собственными чу вствами. Поэтесса находит душевное отдохновение от «шума света», его «треволнений» в «чистой думе», в творческом порыве:
Когда в шуме света, в его треволненьи. Гонясь за весельем, прося наслаждений Умается сердце, душа упадет.
Тогда в думе чистой приюта ищу я.
Женская лирика в журнале «Московский наблюдатель»..
125
Тогда я мечтаю, - и душу врачуя,
Поэзия вновь ей дарует полет!10 Другим активным автором «Московского наблюдателя» стала Н. Теплова", талантливая молодая поэтесса, которую опекал М. А. Максимович, известный литератор того времени. Хотелось бы остановиться на некоторых ее стихотворениях, опу бликованных в журнале. На первый взгляд кажется, что ее стихи ничем не выделяются в плотном потоке романтических произведений, но при внимательном прочтении убеждаешься, что Н. Теплова находит новые повороты в осмыслении привычных поэтических тем, некие нюансы, которые, безусловно, отличают ее лирику. Представляет интерес стихотворение «Осень», в котором воссоздана типичная пейзажная зарисовка - унылая осенняя ночь, обозначены все «приметы» печальной картины увядания природы. Автор мастерски использует аллитерацию, чтобы передать звуки осенней непогоды, природа в ее стихотворении олицетворена, наделена напряженной внутренней жизнью:
И обнаженные, колеблясь, дерева Таинственный высказывают ропот
И ССрДЦу СЛЫШИ02СЯ ИХ «(СПОТ.
До слуха четкого касаются слова12.
В традиционной «осенней» элегии лирическая мысль всегда развивалась в однажды заданном направлении: созерцание картин увядающей природы, желтого или багряного листка, засохшего цветка неизбежно наводила героя на мысли о быстротечности жизни, о неизбежности конца и, в конечном итоге,
о несправедливости такого мироустройства. Но поэтесса стремится уйти от привычного образного решения, и это видно, ей хочется быть оригинальной, ни на кого не похожей, она, стремясь обмануть привычное читательское ожидание, утверждает:
Я не грущу с природою мятежной.
Однако созерцание умирающей красоты, словно вопреки воле автора, все же оказывает эмоциональное воздействие, которого лирическая героиня так хотела избежать:
Все, все теперь в созву чии со мной;
Все образ жизни безнадежной С бессмысленной, бесстрастной пустотой!13
Каждое, даже небольшое стихотворение поэтессы пленяет искренностью интонаций, какой-то девичьей неясностью, зву чит признанием любви к жизни. Таково маленькое
стихотворение «Флейта», в котором возникает трогательный образ чуткой, вдумчивой лирической героини:
Люблю луны волшебное сиянье.
И запах лип, и легкий шум ветвей,
Люблю забот людских молчанье,
Люблю безмолвие страстей.
Люблю в час вечера у нылой флейты звуки, И слушаю их нежный перелив,
Склонив главу , скрестивши руки,
В груди дыханье притаив14.
Н. Тепловой судьбой был отпу щен очень короткий век (она прожила всего тридцать четыре года), и, по-видимому, поэтесса предчувствовала свою скору ю кончину, часто задумывалась о том, что ожидает ее за границам земного существования. Этой теме посвящены два ее произведения, опу бликованные в журнале, - «Родина», «Перерождение». Первое пронизано щемящей гручлъю, предчувствием грядущего просветленного страдания:
Как много буду плакать я.
Когда воскресшею душою Стряхну основы бытия.
И вновь предстану т предо мною Священной родины ПОЛЯ...15 Это строки словно становятся эскизом к следующему' произведению - стихотворению «Перерождение»16, где те же мысли развернуты в волнующий исповедальный монолог. Это стихотворение, чем-то неуловимо напоминающее раннюю элегию Жу ковского «Весеннее чувство», обращенное к невидимому собеседнику, словно наполнено легким ощу щением полета. Лирическая героиня обретает в нем совсем другой взгляд, взгляд из недоступного «далека». Душа, обретшая непостижимую простым смертным природу; чувствует свое могу щество и радость нового познания:
Прости, лечу в дачи необозримой,
Как утренний туман, исчезну' я,
Невидима очам, для чувств неу ловима,
Как темная загадка бытия.
Твои смешны ничтожные у силья,
Тебе нельзя достигнуть до меня:
Я легче воздуха, я получила крылья...
Прости! Лечу. В красе неизъяснимой Передо мной и небо, и земля;
В мире многое мне стаю постижимо: Теперь совсем другая я17.
Теме смерти, а, если вдуматься, бессмертия. посвящено еще одно стихотворение -
элегия «Воспоминание»17. В таинственный час заката созерцание гармонии природы наполняет душу лирической героини умиротворением и спокойствием. В ее сознании воскресает дорогой образ умершей подруги (или матери?). Стихотворение насыщено неожиданными смысловыми нюансами: героиня просит прощения у «любимой тени» за то, что восхитительный день, «напоенный сладкой прохладой весны», прожит без нее, и мысленное обращение порождает отклик -утраченная тень словно «материализуется», раду я лирическую героиню. Здесь показано, что между душами близких людей устанавливается невидимая, но прочная связь, родство душ нерасторжимо.
Нежная, проникновенная лирика, в которой воссоздавался мир тонко и глубоко чувствующей женской души, безусловно, была украшением «Московского наблюдателя», придавала журналу особую одухотворенность и нравственну ю чистоту.
Примечания
1 «Московский Наблюдатель», российский журнал, выходивший в 1835-1839 годах в Москве. В 1835-1837 годах издавался как «журнал энциклопедический» два раза в месяц журнальной складчиной литераторов и ученых, в основном участников распавшегося в 1828 году кружка «любомудров». Редактор - В. Андросов, сотрудники А. Хомяков, И. Киреевский, В. Одоевский, Е. Баратынский, С. Шевырев (ведущий критик). См.: Большая энцикл. : в 62 томах. Т. 30. М. : Терра, 2006. С. 498.
- Моск. наблюдатель. 1835. Ч. I. С. 292-295.
3 Там же. С. 293-294.
4 Там же. С. 294.
5 Вяземский, П. А. Стихотворения. 2-е изд. Л., 1958. С. 220.
6 Моск. наблюдатель. 1835. Ч. IV. С. 377.
7 Шевцова, Л. И. Лирика Е. П. Ростопчиной (проблемы поэтики). М., 2007. С. 33.
8 Моск. наблюдатель. 1835. Ч. III. С. 386-388.
9 Там же. С. 388.
10 Там же. Ч. IV. С. 379-380.
11 Теплова, Надежда Сергеевна (в замужестве Терехина), писательница. Родилась в 1814 году; в Москве, в ку печеской семье, полу чила хорошее образование. В литературе выступила рано, когда ей было только тринадцать лет, появилось в печати первое ее стихотворение «К родной стороне» («Московский телеграф», 1827). Вскоре познакомилась с М. А. Максимовичем, который стал ее руководителем. Писала преимущественно небольшие лирические стихотворения, исключение в их ряду представляет отрывок из повести в стихах, помещенный в «Отечественных записках», т. XVII. В 1833 был выпу щен отдельный томик ее стихов, 2-е издание вышло в 1838 году'. Умерла в 1848 году (Звенигород). После ее смерти М. А. Максимовичем выпущено 3-є издание, содержащее 81 пьесу (Москва, 1860). См.: Русский биографический словарь, издаваемый Императорским русским историческим обществом. СПб., 1913. Репр. воспроизведение. М., 1999. Суворова - Ткачев. С. 470.
12 Моск. наблюдатель. 1835. Ч. III. С. 512.
13 Там же. С. 512-513.
14 Там же. Ч. IV. С. 381.
15 Там же. С. 382.
16 Там же. Ч. V. С. 364-365.
17 Там же. Ч. VI. С. 495.
