CC BY
82
УДК 008:316.42 ББК 71.0
А.Ю. Браерская
Южный федеральный университет, г. Ростов-на-Дону
ЖЕНСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ ПОВСЕДНЕВНОЙ КУЛЬТУРЫ
В статье определяются современные тенденции изучения женской идентичности в контексте повседневной культуры. Показано, что повседневность в рамках гуманитарных исследований обретает всё более самостоятельный статус, который становится возможным благодаря изменениям в общем научном дискурсе, касающемся применения междисциплинарного подхода, изучения ментальности, интереса к социально-психологическим характеристикам личности. Так происходит актуализация изучения женской идентичности, отражающей основные тенденции, характерные для европейской культуры рубежа ХХ-ХХЬеков, такие, как процессуальность, открытость, подвижность, децентрированность, что, в свою очередь, диктует переопределение основных понятий, входящих в поле проблемы идентификации субъекта.
Ключевые слова: женская идентичность, повседневность, современная культура, глобализация, культура повседневности, номадическая идентичность, субъект, феноменология, постструктурализм, локализация, трайбализм.
A. Y. Braerskaya
Southern Federal University, Rostov-on-Don
FEMALE IDENTITY IN CONTEXT CONTEMPORARY EVERYDAY CULTURE
The article defines contemporary trends in the study offemale identity in the context of everyday culture. It is shown that everyday life within the framework of humanitarian research acquires an increasingly independent status, which becomes possible due to changes in the general scientific discourse concerning the application of the interdisciplinary approach, the study of mentality, interest in the socio-psychological characteristics of the individual.This is how the actualization of the study of women's identity, reflecting the main trends characteristic of European culture at the turn of the 20th and 21st centuries, such as processuality, openness, mobility, and de-centrality, is being actualized, which in turn dictates a redefinition of the basic concepts entering into the field of the subject identification problem.
Keywords: female identity, everyday life, modern culture, globalization, everyday culture, nomadic identity, subject, phenomenology, poststructuralism, localization, tribalism.
Вопрос о женской идентичности в современной культуре является актуальной темой в рамках гуманитарных исследований. Культурологи, философы, социологи, исследователи феминистского толка, сторонники тендерной теории часто обращаются к проблеме идентичности, в частности, женской. В данной статье мы хотели бы рассмотреть женскую идентичность в контексте повседневной культуры, так как повседневность - это особая и, вместе с тем, универсальная сфера жизни человека, в которой формируется личность, ее смысловой и ценностный багаж, основы мировоззрения, картина мира и т.д.
Борьба за права женщин, феминизм, сексуальная революция, философские теории
феноменологического, экзистенциалистского, структуралистского и постструктуралистского толка, междисциплинарные тендерные исследования и психоаналитические теории - вот далеко не полный перечень факторов, который повлиял на актуализацию темы женской идентичности.
В свою очередь, повседневная культура, как уже было сказано выше, имеет универсальный характер. Австрийский социолог Альфред Шюц определял повседневность в качестве «высшей реальности», то есть основы социальной жизни, смыслового универсума [16].
Отечественный автор В. Д. Лелек оопределяет повседневность как пространственно-временной континуум, наполненный вещами и событиями. Его модель повседневности включает в себя: вещно-предметный и событийный ряд, набор сценариев поведения. В качестве условия повседневности выступает ежедневность [11].
Французский философ Жан Бодрийяр указывает, что повседневность - это система интерпретации, а не банальное повторение [2].
Е.В. Банникова в статье «Критерии повседневности: теоретико-методологические основы истории повседневной жизни» отмечает процессуальность повседневности, а также указывает на результаты процесса оповседневнивания: ментальность (неосознанный результат), быт (опредмеченный результат), самоидентификация (осознанный результат) [1, с. 21-24].
Известно, что интерес к теме повседневности в контексте исторической науки возник во второй половине XIX века. Именно в это время ученые-историки начинают активно описывать быт и нравы разных слоев общества, ранее не входящих в поле интересов традиционной истории. Основной парадигмой такого рода исследований являлся описательный подход, в рамках которого историки занимались фиксацией фактов, то есть событий, оказывающихся на поверхности, не задаваясь вопросами о причинах тех или иных поступков людей, обычаев, эмоциональных реакций и т.д.
Постепенно, вместе с бытописательством, на первый план выходят такие темы, как изучение коллективных представлений и сознания, эмоций и чувств. В данном ключе можно привести в пример работы социолога Эмиля Дюркгейма и антрополога Люсьена Леви-Брюля, активно интересовавшихся проблемой коллективных представлений [9; 10].
Феномен повседневности, как специфический предмет исследования гуманитарных наук, обнаруживается в первой половине XX века, когда представители «новой исторической науки» Люсьен Февр и Марк Блок повернули историю к быту и анализу проявлений ментальности. Так, создатели Школы «Анналов» направили свой исследовательский интерес к ранее не затрагиваемым традиционной историей вопросам.
Проблемы, связанные с изучением эмоций, коллективных представлений, и сопутствующие им темы перестроили сам характер исследования человека как общественного существа. Речь идет о возвращении гуманистического содержания истории, междисциплинарного синтеза наук в изучении повседневности, а также об актуализации интереса к социальной психологии и исторической культурантропологии [6].
В рамках философской парадигмы, так или иначе, проблему повседневности затрагивает немецкий философ Эдмунд Гуссерль, который упрекает науки в том, что они утратили гуманистическое содержание и рассматривают человека как вещь среди других вещей. И хотя философ в большей степени занимался проблемами познания, он вводит в свою теорию понятия «жизненного мира» (условно его можно назвать миром повседневности, так как именно здесь задаются смыслы, опыт, ориентации поведения человека) и «интерсубъективности» (как суммарный опыт значений и пред-
ставлений об окружающей действительности), которые во многом обогатили возможности исследования культуры повседневности[7].
В свою очередь, тема идентичности сегодня приобретает особую остроту - это наиболее злободневная проблема гуманитарных наук конца XX - начала XXI века.
Современный человек испытывает огромный стресс относительно существования в информационном обществе, наполненном культурным многообразием с одной стороны, и тенденциями обобщения, глобализации, унификации - с другой. В такой ситуации актуализируется вопрос «Кто я?». Многовариантность выбора в культуре внушает нам чувство растерянности.
В то же время научном дискурсе возникает внимание к чувственной, иррациональной сфере жизни личности. Проблема идентичности становится актуальной в социально-культурном поле и приобретает так называемую популярность не только в гуманитарно-научных кругах, но и околонаучном дискурсе. Здесь можно привести в пример ишироко распространенные на сегодняшний день практики саморазвития, различные направления работы психологических групп относительно самореализации человека и т.п.
Многие культурные феномены в современном мире трансформируются, различия между ними размываются. Так, происходит инверсия границ между официальной и неофициальной культурой.
Как отмечает отечественный автор И.М. Наливайко в статье «Повседневность и проблема культурной самоидентификации», в данных условиях повседневность испытывает влияние глобализационных процессов, реагирует на общие культурные сдвиги с достаточной быстротой [13]. Например, искусство деинституциализируется и депрофессионализируется, художественное творчество становится общекультурным феноменом, задействующим широкие слои масс. Также можно привести в пример различные виды массового искусства, такие, как литературные романы, массовый кинематограф и в целом индустрию развлечений.
Также автор указывает, что благодаря распространению средств массовой информации и средств массовой коммуникации происходит обнажение повседневности [13]. Действительно, если мы обратим внимание на такой феномен, как социальные сети, то увидим, что сейчас всё большую популярность приобретает демонстрация своей повседневности, фотоматериалы, повествующие о ежедневных событиях, небольшие заметки, активная репрезентация собственных ценностей, настроений, жизненных взглядов. Всё это приобретает массовый характер, что не может не влиять на организацию повседневной культуры современного человека.
И.М. Наливайко рассматривает повседневность в диалоге различных философских и культурных традиций - это позволяет проанализировать онтологический и культурный срезы повседневности. Понимание повседневности задают две оппозиции - обыденное/необычное (как результат первичной дифференциации социального пространства) и частное/публичное (как противопоставление повседневной жизни общественной, где повседневности отведена второстепенная роль).
Истоки отношения к повседневности как к второстепенной сфере человеческой жизни автор ищет в характере формирования западной субъективности и самости. Он обращается к древнегреческой культуре и анализирует такие ее качества, как открытость, имманентный характер власти, который рождает склонность к самоуправлению. В греческом полисе ответственность за власть возложена на человека, что оборачивается также и внутренним контролем - происходит удвоение власти [13].
Так возникает самость человека в классическом полисе. Субъективность - это
точка сопротивления власти, но она есть и ее порождение. Такая двойственная природа субъективности задает тон развития всей западной культуре. Воление, форма, граница, дифференциация, дистанция, сформованность, ограничения - вот перечень характеристик, которыми автор наделяет субъективность западного человека. Для нее также свойственны калькуляция интересов, разделение меня и «Другого», которое превращается в разделение внутри человеческой личности.
Западная субъективность ориентирована на публичность, открытость (агора), и поэтому внутреннее самосознание образует дистанцию, где все, что скрыто от «формующего» воздействия власти, не представляет особой важности. Так рождается презрительное отношение к повседневности, ведь она может рассеять самость. В быту нет такого активного противостояния внешним силам. Здесь для человека простое и привычное пространство, наполненное устоявшимися смыслами.
По мнению автора, старые практики отношения к повседневности и субъекти-вации не отвечают требованиям современной ситуации, так как существует острое противоречие в западной культуре: с одной стороны повседневность имеет статус маргинальности, неподлинной сферы бытия, с другой стороны - значимость повседневности начинает возрастать, поскольку на первый план выходят процессы индиви-дуации, увеличивается внимание к гуманистическому содержанию культурных процессов [13].
Далее автор приводит отличие русского и западного способа формирования субъективности, однако нас интересует не столько этот вопрос, сколько общие тенденции отношения к повседневной культуре в современном гуманитарном знании, которые затрагиваются в данной статье [13].
Таким образом, невозможно представить человека без повседневности. Как уже было сказано выше, повседневность - универсальный план жизни, поскольку, где бы мы ни находились - на театральном представлении, в мире сна или в иной специфической сфере бытия, - мы все равно возвращаемся в нашу бытовую реальность.
Следует также отметить, что в философской мысли ХХ века субъект становится наиболее острой проблемой научного познания, так как классическое его понимание больше не устраивает исследователей. Мартин Хайдеггер в своей программной работе «Бытие и время» вводит понятие Dasein, которое характеризует отношение человека к конкретному бытию и своей экзистенции, его присутствие [15]. В основных трудах французского философа-структуралиста Мишеля Фуко также поднимается проблема субъективности, однако здесь она представлена в соотношении с властью. В его исследованиях показаны механизмы влияния власти на структуру общества, культуры, отношений «Я/Другой». Власть диктует норму, предписывает индивиду некий статус, с которым он имеет возможность отождествляться и таким образом быть представленным в культуре. Одобрение и маргинализация, включение и исключение из структуры отношений и проч. определяет соответствующий властный дискурс. Так возникает субъект [14]. Невозможно также не упомянуть философов-постструктуралистов, таких, как Жиль Делез, Феликс Гваттари, которые в «Трактате о номадологии» обосновали характер формирования новой номадическойсубъективности [8].
В данном контексте также интересна точка зрения французского социолога, автора работ по проблемам постмодернистской эпохи, Мишеля Маффесоли относительно современной повседневной культуры и соответственно основ формирования идентичности в ней. Автор исследует феномен чудесного, значимость, которая придается воображаемому, символическому, т.е. затрагивает иррациональную сторону культуры. По его мнению, для современного человека характерно чувство околдованности
миром. Он констатирует возникновение в обществе своеобразного трайбализма, так называемых небольших групп экзистенциальной сети. Основу появления данных групп социолог видит в двух характеристиках - религиозном духе и локализме. Религиозный дух, по мнению автора, - это то, что связывает группы между собой, в то время как локализм - процесс сближения с природой, или культурным центром. Данная локализация мало походит на феномен национализма и зиждется на основе определенного чувства, которое автор определяет как божественное социальное. Здесь будет уместным термин «гражданская религия», который автор заимствует у Ж.Ж. Руссо. Гражданская религия может существовать в локальных масштабах и не совсем подходит для нации в целом, а является скорее основой для объединения более малочисленных групп [12, с. 274-283].
Технический прогресс и развитие средств массовой информации приводят к тому, что унификация становится основной характеристикой современной культуры. Однако данному процессу, как уже было сказано выше, противостоит феномен локализации.
С точки зрения М. Маффесоли, развитие информационного общества и научно-технического прогресса не в состоянии уничтожить силу, объединяющую людей, более того, иногда данные процессы способствуют укреплению этой силы. Автор настаивает, что цивилизация, основанная на индивидуализме, переживает свой закат. Чрезмерное многообразие культурных форм заставляет человека обращать внимание на ритуалы и привычки, с большей ясностью осознавать их. Автор называет это имманентной трансцендентностью. Трайбализм - это стремление приспособить окружающий мир, одомашнить его. Как пишет социолог: «Реальная дегуманизация городской жизни порождает специфические группировки, объединяющие людей общей страстью и общими чувствами» [12, с. 276].
Происходит обособление от довлеющей силы обезличенного, унифицированного мира, попытка противостоять ему рождает определенный этос, благодаря которому народ может сохранить свою целостность. Общность чувства является фундаментальной основой любого общества. Данные специфические группировки объединены общим ощущением «чудесного» или «божественного социального», противостоят власти глобальности.
Таким образом, мы видим, что в условиях постоянно меняющегося и обновляющегося общества вопрос об идентичности и ее существовании в повседневной культуре также подвергается серьезным изменениям.
Итак, в гуманитарных науках на первый план выходит конкретный человек, уже не просто как субъект «безмолвствующего большинства» - того большинства, о котором не принято было говорить в традиционном историческом знании, - а как своеобразная, уникальная личность, представляющая интерес для исследователя. Благодаря этим процессам на арене истории появляется и женщина.
Исследования ментальности, смена общей парадигмы теоретических подходов относительно актуализации гуманистического содержания помогли науке соприкоснуться с проблемой женской идентичности.
Поскольку традиционно за женщиной закреплялась частная сфера, которая оставалась вне интереса исследователей, то история знает лишь «великих» женщин - императриц, правительниц, известных особ.
Первая волна феминизма была направлена на борьбу за права женщин в институциональной сфере (права участвовать в выборах, получать образование и т.д.), так как им было отказано даже в этих элементарных для современного человека правах.
Затем феминистки обратили свои взоры на интимную, частную жизнь женщины, на сферу чувств и интересов, социализации и реализации. Сейчас мы можем наблюдать феминистские исследования не только правового характера, касающиеся каких-либо внешних экономических, политических и иных общих тем, но и внутренней сферы жизни. А это, прежде всего, установки сознания, стереотипы поведения, эмоции, проблемы идентичности и т.п.
Естественно, что на характере исследования проблемы женской идентичности отражаются и основные общекультурные тенденции, актуальные в современном мире для повседневной культуры. Это и процессы глобализации, и изменения в характере индивидуации, обретения субъективности, субъектности, идентичности в целом, а также такие факторы, как обнаженность повседневной культуры, изменения ключевого для повседневности понятия «дом» (который теряет свой самостоятельный статус, возникает интерес к понятию бездомности) и т.д.
Неслучайно, проблема женской идентичности выходит на первый план в гуманитарных исследованиях именно в ХХ веке. До этого времени такая постановка вопроса не была возможной, так как гуманитаристика еще не знала трудов Л. Февра и М. Блока, исследований феноменологии и экзистенциализма, структурализма и постструктурализма. Данные исследования дали толчок к включению в научный дискурс круга проблем, ранее остававшихся «за кадром» - это идентичность, телесность, но главное - анализ деятельности маргинальных групп в обществе и культуре, к которым традиционно причисляли и женщин.
В рамках указанных выше подходов меняется и взгляд на процесс обретения субъектности, субъективности и идентичности. Теперь субъект определяется не своей сущностной характеристикой, а тем положением, которое он занимает в структуре отношений, будь то культура, общество или язык. В концепции постструктурализма субъект не имеет конкретного центра, определяется включенностью в систему отношений. Это обстоятельство имеет особую важность для исследований, посвященных женской идентичности в культуре, поскольку женщине изначально была предписана определенная «сущность», исходя из которой, она позиционировала себя в обществе и культуре.
Здесь нам бы хотелось подробнее остановиться на концепции номадической идентичности итальянского философа феминистского толка Роззи Брайдотти, которая не только обращается к темам номадности, политики различий и локализации, но и задает определенный методологический вектор, актуальный как для анализа непосредственно женской идентичности, так и исследований идентичности и субъекта в целом.
«Номадизм» как кочевничество - термин, ранее применявшийся для определения формы хозяйствования кочевых народов Азии, на сегодняшний день плотно вошел в современный гуманитарный дискурс.
«Номада» - понятие, используемое Роззи Брайдотти в своих программных работах, таких как «Путем номадизма», «Женские исследования и политики различия», «Различие полов как политический проект номадизма». По мнению автора, природа номады подвижна, для нее характерно отсутствие сущности. Это субъект, ускользающий от прямой идентификации, принимающий любую форму в зависимости от обстоятельств [3].
Брайдотти предупреждает, что здесь нет речи об отказе от идентичности, а подразумевается отсутствие выбора постоянной идентичности. Устойчивая идентичность возможна, но не постоянна в силу социо-культурных условий, в которых находится
субъект. Номадизм - это множественность идентичностей, которая соответствует многообразию культурных форм, всё возрастающей мобильности современного мира.
Р. Брайдотти пишет: «номадизм состоит не только из бездомности, сколько из способности воссоздавать свой дом где бы то ни было» [4, с. 138].
Среди основных черт номадической идентичности можно выделить отказ от иерархий и классификаций, отсутствие привязки к месту жительства, профессиональной деятельности.
Номадизм - это отрицание заданного типа идентичности и констатация состояния, когда выбор детерминируют обстоятельства и цели, потребности субъекта, непостоянность, незавершенность, подвижность. Последние качества все более соответствует меняющимся условиям повседневной жизни.
Как пишет философ: «Номадизм: головокружительное движение к деконструиро-ванию идентичности; молекуляризация «я» [4, с. 138].
В номадическом проекте Р. Брайдотти видит перспективу преодоления патриархальной установки культуры. Прежде всего, она обращает внимание читателя на политику различия, а не равноправия, как было у многих феминистски ориентированных авторов. Философ убеждена, что равноправие невозможно в том смысле, в каком этот термин имеет коннотацию в современной культуре[5].
«Женщина» - это сложный и разнородный термин, который включает в себя огромное количество характеристик. Автор предлагает учитывать три уровня нома-дического проекта при исследовании женской субъектности: 1) различия между мужчинами и женщинами (довольно часто в гуманитарных исследованиях поднимается тема различий лишь в широком плане - как различий между природой мужчины и женщины, а также связанных с ней характеристик их сущности); 2) различия между женщинами (раса, этнос, культурные особенности, класс, сексуальная ориентация -вот далеко не полный перечень характеристик, присущих разным женщинам, - это особенности, которые детерминируют условия обретения и трансляции идентичности); 3) различия внутри каждой женщины (женщина как субъект включает в себя не только внешний уровень субъективности, но и самость, бессознательные импульсы и т.д.). Таким образом, различия должны быть множественны, а иерархия - отсутствовать [5, с. 230-247].
Данный подход позволяет взглянуть на «женщину» как на переопределяемое понятие, постоянно воссоздаваемый феномен. А современная повседневная культура, обнаруживая в себе качества подвижности, процессуальности, релятивности, выступает площадкой для формирования подобного рода идентичностей.
Взгляд на повседневность как на вторичный план жизни человека по отношению к официальной культуре, как область неосознаваемой, нерефлексивной, «низшей» реальности в современных гуманитарных исследованиях уходит в прошлое. На данную тенденцию повлияло не только изменение научной методологии, но и сам характер повседневной реальности, претерпевающий серьезную трансформацию. Например, здесь можно говорить о таком качестве субъективной повседневной культуры, как осознанность. Нам представляется, что данное качество осуществляется в повседневности в современном обществе в более крупных масштабах, нежели ранее. Это и выбор различных жизненных стратегий, постоянные изменения, мобильность, тенденции усилений проблем актуализации, саморазвития, самореализации в социальном и культурном планах.
Данное обстоятельство не могло не повлиять на процесс формирования женской идентичности, которая все больше становится результатом осуществления критиче-
ского рефлексивного акта, некоторой осознанности, позволяющей понять, как и почему распределяются гендерные роли в социуме.
Обобщая вышесказанное, можно выделить несколько факторов, характеризующих обретение женской идентичности в современной европейской повседневной культуре конца ХХ - начала XXI веков.
1) Обнаженность повседневной культуры (благодаря СМК, социальным сетям и т.д.) трансформирует статус идентичности - личность становится открытой, не замкнутой, имеет возможность ознакомиться с многообразными формами культуры и примерить их на себя, мало того, творчески поучаствовать в процессе создания своей идентичности (практики самореализации и т.д.).
2) Процессуальность повседневной культуры, которая заключается в нескончаемом процессе идентификаций личности, осуществления постоянного выбора.
3) Релятивизм как отсутствие раз и навсегда заданной формы идентичности, возможность постоянного выбора, относительность любых взглядов на мир, что в первую очередь касается проблемы мировоззрения, картины мира.
4) Ориентация на различия, а не на равенство. Во времена всеобщей глобализации и унификации активизируется позиция локализации, направленная на сохранение идентичности в рамках современной культуры. Данная позиция представляет собой достойную альтернативу понятию «равенства», которое в условиях глобализирующегося патриархального по своей природе мира имеет довольно сомнительную «репутацию», ведь, как правило, равенство без различий означало все ту же унификацию по лекалам определенной нормы.
В заключение следует отметить, что данные тенденции позволяют осветить лишь определенный срез реальности повседневности как условия формирования женской идентичности в современном мире и нуждаются в уточнении и более расширенном изучении.
Список литературы
1. Банникова Е.В. Критерии повседневности: теоретико-методологические основы истории повседневной жизни // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики.
- 2011. - № 7 (13): в 3 ч. Ч. II. - С. 21-24.
2. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры / Пер. с фр., послесл. и примеч. Е. А. Самарской. - М.: Культурная революция; Республика, 2006. - 269 с.
3. Брайдотти Р. Женские исследования и политики различия // Введение в гендер-ные исследования. Ч. II. / Под ред.С.В. Жеребкина. Харьков-СПб., 2001. - С. 73-82
4. Брайдотти Р. Путем номадизма// Введение в гендерные исследования. Часть II: Хрестоматия. ЦХГИ, - Санкт-Петербург: Алетейя, 2001. - С. 136 - 163
5. Брайдотти Р. Различие полов как политический проект номадизма //Хрестоматия феминистских текстов: переводы. / Под ред. Е.Здравомысловой и А.Темкиной.
- СПб.: «Дмитрий Буланин», - 2000. -С. 220-250
6. Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа Анналов. - М., 1993- 319 с.
7. Гуссерль Э. Картезианские размышления. - СПб.: Наука, 1998. - 315 с.
8. Делез Ж., Гваттари Ф. Трактат по номадологии // Новый круг. - 1992. - №2 2. - С. 183 - 187
9. Дюркгейм Э. Представления индивидуальные и представления коллективные // Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Пер. с фр. А. Б. Гофмана. - М.: Канон, 1995. - С. 208-243.
10. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. - СПб.: Европейский дом, 2002. -400 с.
11. Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. - СПб.: СПб ГАК, 2002.- 320 с.
12. Маффесоли М.Околдованность мира или божественное социальное // СО-ЦИО-ЛОГОС . - М.: Прогресс, 1991 . - С . 274-283.
13. Наливайко И.М. Повседневность и проблема культурной самоидентификации // В перспективе культурологии: Повседневность. Язык. Общество, - М.: РИК: Акад. проект, 2005.- 528 с.
14. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. В. П. Виз-гина и Н. С. Автономовой. СПб.: А-са4 1994. - 408 с.
15. Xайдеггер М. Бытие и время / М. Xайдеггер; Пер. с нем. В.В. Бибихина. -Xарьков: «Фолио», 2003. - 503 с.
16. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. - 1988. - № 2 - С. 23-34.
