CC BY
181
УДК 82.091:821.512.157
© П.В. Сивцева-Максимова Жанровая типология поэзии П.А. Ойунского
Раскрываются жанрово-стилистические направления в поэзии классика якутской литературы П. А. Ойунского (1893— 1939): жанровые формы песен, лирических раздумий; поэтическая сатира и стихотворения на сюжетной основе. Анализируются особенности ритмики, образов, своеобразие иносказаний, что относится к художественному новаторству поэта. Доказывается, что в его творчестве отражается живая динамика обновления фольклорной образности как показатель смены стилей в первой трети ХХ века.
Ключевые слова: жанровая форма, лирика, поэтическая сатира, ритмика, образ, фабула, новаторство.
P.V. Sivtseva-Maksimova
Genre typology of P.A. Oyunsky's poetry
In the article the genre and stylistic directions in poetry of P. A. Oyunsky (1893-1939), the classic of the Yakut literature, are revealed: genre forms of songs, lyric thoughts; poetic satire and poems on a subject basis. The features of rhythmics, images, originality of allegories are analyzed, they are refered to the poet's art. The live dynamics of updating the folklore figurativeness is proved to be reflected in his literary activity as an indicator of change of styles in the first third of the 20th century.
Keywords: genre form, lyrics, poetic satire, rhythmics, figure, plot, innovation.
Диапазон творческой личности Платона Алексеевича Ойунского (1893-1939) уникален своими исключительными масштабами. Его наследие включает в себя художественные и научные материалы от фольклора, а именно - его вершинного эпического жанра олонхо, до современных родов художественной литературы: лирических стихотворений, прозы малой и средней формы и драматургии. В многотомных изданиях его творчества 1952-1962 и 2003-2004 годов находим самобытные авторские тексты от публицистических статей на актуальные темы времен революции и Гражданской войны до разностороннего научного исследования истории и теории языка и литературы; от политических речей до исторических документов государственного значения. Платон Ойунский - фигура эпохальная и в том отношении, что его обширная общественно-политическая и творческая деятельность равняется наследию выдающегося истолкователя и художника одного из самых сложных периодов истории не только Якутии, но и России в целом. Но прежде всего он был высоко оценен современниками как поэт. Как классик якутской литературы, перешагнув ХХ век, входит в новое тысячелетие. В этом плане следует подчеркнуть, что художественное наследие П.А.Ойунского изучается и в аспектах сравнительного литературоведения, что подтверждает обновленное внимание современных исследователей к его творчеству [Бурцева, Бурцев, 2013].
В данной статье мы ставим целью представить стихотворения классика как особую систему произведений, внесших в историю якутской поэзии новые стилевые и стилистически приемы в области ритмического многообразия, сложной художественной ассоциации метафоры и символических образов.
Многогранное поэтическое наследие П.А.Ойунского можно представить в виде нескольких самостоятельных жанрово-стилистических направлений, отличающихся и в идейно-тематическом плане.
В основе поэзии П.А. Ойунского начального периода лежит песенный жанр. Первое опубликованное произведение поэта «Песня труженика» («^лэЬит ырыата») написано в марте 1917 г. по мотивам популярной революционной песни «Рабочая марсельеза». Затем последовали такие стихотворения, как «Песня свободы» («Кещл ырыата», 1922), «Да вознесется слава!» («Уруйа улааттын!», 1922), «Песня грядущего» («Кэлэр кэскил ырыата», 1927), «Власть - Советам» («Былаа^1 - Совек-ка!», 1926), «Марш ударников» («Ударниктар марштара», 1931) и др. Для них характерны песенный, часто маршевой ритм, строгое строфическое деление, наличие рефрена, а также публицистический идейный пафос. Песенная стихия наличествует и в таких лирических стихотворениях, в основном пейзажных, как «Крым», «Мимоза», «Море», написанных в 1923 г., «Москва» (1933), «Над Таттой-рекой» («Таатта урэх урдугэр», 1936), где не только эпитеты и сравнения - лексические тропы, но и 6-7-сложный ритм указывают на влияние поэтики якутских народных песен. Многие из этих произведений создавались в качестве посвящений определенным датам, реальным событиям. Например, 10-летию Октябрьской революции - «Власть - Советам!», в ответ на открытое письмо пионеров - «Я меток стреляю» («Мин бэркэ ытабын»), строительству Днепрогэса - «Марш ударников», дате офици-
ального утверждения Якутской автономной республики - «Да вознесется слава!».
О классических особенностях стиховой системы в творчестве поэта Н.Н.Тобуроков пишет следующее: «По существу, у него нет ни одного стихотворения, повторяющего ритмико-интонационную структуру другого. Этого он добивается и введением разной строфической организации. У П.А. Ой-унского строфы тоже, как и в народной поэзии, состоят из одного предложения, но произведения лирического плана, публицистического накала... написаны соответствующей только им строфой. ... Он же первым эффективно использовал возможности составленных графически по-разному строф, регулируя ими паузы после завершения смысловых отрезков и интонацию. ... Им создано более двадцати новых для якутской поэзии структур строфы» [Тобуроков, 1985, с. 122-124].
Приведем в качестве примера строфику стихотворения «Я метко стреляю» в тексте оригинала. Поэт воссоздает зимний пейзаж - описание снежного бурана. Здесь 9-сложные строки делятся на 3-сложные ритмические единицы, представляющие основу ритма и строфического оформления всего произведения:
Хайага, хара сыыр анныгар 9 [3 - (2-1) - 3]
Халын хаар ытыллан бургайар, 9 [(2-1) - 3 - 3]
Халлаанна ^ех урсун саалыгар 9 [3 - (1-2) - 3]
Хабыллар хатааЬын оргуйар. 9 [3 - 3 - 3]
Халын хаар суугунуур 6 [(2-1) - 3]
ХатааЬын чункунуур, 6 [3 - 3]
Силлиэ-тыал сиксийэр, 6 [(2-1) - 3]
Сирэйгэ сипсийэр. 6 [3 - 3]
Сир-сир-сир 3 (1-1-1]
Сирилиир. 3
[Ойунский, 1958, с. 64].
Трехсложная лексическая единица как основа ритма в поэзии П. Ойунского более подробно рассмотрена в исследованиях Г.М.Васильева [Васильев, 1965, с. 74-90].
Также строфа ставшего популярной песней стихотворения «Над Таттой-рекой», состоящая из четырех строк, может представить ритмическую точность произведения, где рассчитаны автором не только слоги, но и каждое слово в строке:
Таатта урэх YPДYгэр, 7 (2-2-3)
Таалар хонуу TYеhYГэр, 7 (2-2-3)
Таптал уотун ^ллэрэ, 7 (2-2-3)
Тардыы талах yy^^. 7 (2-2-3)
[Ойунский, 1958, с. 202].
Эту особую ритмическую картину в обоих примерах дополняют анафорический стих, причудливая гармония звуков по вертикали и горизонтали (созвучие внутри строки), а также перекрестные и парные рифмы.
Следует подчеркнуть, что песенная жанровая форма в 1920-1930-е годы занимала в якутской поэзии особое, можно сказать, приоритетное место. На активность жанра песен влиял тот неоспоримый факт, что в данный период параллельно с письменной литературой существовала и развивалась живая фольклорная традиция. Именно в воспевании природных явлений поэты раскрывали свои творческие возможности. Песням П.А.Ойунского аналогичны такие стихотворения Элляя «Олень», Кюнню-ка Урастырова «Долгунча», «Белый конь-мотылек», «Кукушка», «Жаворонок» и другие, написанные в 1930-1940-е годы, в которых мастерство авторов равняется совершенству владения материалом (темой) и художественно-выразительными средствами стиха. Эти произведения с самого начала создавались как песни и стали классическими образцами народных песен нового времени. По данному вопросу можем снова обратиться к авторитету известного стиховеда Н.Н. Тобурокова: «Элляй умеет подбирать ритм, гармонирующий с темой и содержанием стиха. В этом он выступил как продолжатель достижений поэзии П.А. Ойунского» [Тобуроков, 1985, с. 68].
Песни социальной тематики, отражающие коренные изменения в жизни народа, являлись актуальным жанром лирики вплоть до середины ХХ века. Продолжая новаторство Ойунского, молодые авторы в форме народных песен воспевали идеи своего времени. Многие из этих произведений не лишены были официальной помпезности в темах, которые буквально диктовались всеобщим духом коллективизма советской поэзии. Целый ряд песен-призывов, революционная агитационная лирика стали тенденциозным явлением времени. Напомним такие популярные в то время песни, как «Сталину» Кюннюка Урастырова, «Партия Ленина-Сталина» А. Абагинского и др. Следует назвать и полюбившиеся народу, пронизанные народным духом лирические стихотворения-песни о советском пат-
риотизме: «Лыжная», «Песня о герое» Чагылгана, «Песня о дружбе» П. Туласынова, «Родина» С. Данилова и др. Таким образом, в творчестве молодых поэтов отразились закономерности становления новой жанровой традиции - начало книжной песенной лирики. В отличие от фольклорной поэзии, тема в этих произведениях раскрывалась в четком ракурсе социально-политической идеи как воспевание героизма, вдохновенного труда во имя светлого будущего. Публицистический пафос входит в новые песни в качестве индивидуализации поэтического сознания (идеи времени, убеждения автора).
Другое стилевое направление в поэзии П.А. Ойунского представляют лирические раздумья. Типологической особенностью этих произведений выступает ярко выраженный образ лирического героя. Как явление социально-эстетическое он воспринимается в отдельных произведениях человеком своего времени, носителем идеи общественной жизни; в иных случаях он представляет личность, в философских размышлениях которой сочетаются вдохновенная мысль, горячее чувство и роковое предвидение судьбы, что расширяет временные и пространственные границы темы произведений. Назовем такие стихотворения, как «Не все ли равно?!!» («Син-биир буолбаат?!!», 1919), «Другу Феклуше» («Догорбор СYвкYччээ», 1922), «Дума» («Санаа», 1929), «Прощай» («Бырастыы», 1932), «Этот огненный бокал» («Бу уоттаах бакаалы», 1936), «На могиле матери Евдокии» («Ийэм Дьэбдьэкиэй уцуогар», 1937).
В стихотворении «Дума», с подзаголовком «Завещание», поэт обращается к одному из постоянных образов своей лирики - образу моря, описанию морской стихии. Так, во вступлении представлена таинственная мощь разбушевавшихся волн, «громыхающих и в полдень, и средь мглы». Дальше размышления поэта о своем времени, о революции, которая не заканчивается с установлением новой власти, раскрывают образ лирического героя отнюдь не в наступательно-публицистическом плане, как это представлено в переводе на русский язык (например, в стихотворении поэт не называет ни Ленина - вождя, учителя, ни ЦК - верный щит партии). Здесь обращения поэта к коммунисту, «комиссару угнетенных масс» неоднозначны. В утверждении идеи борьбы как символического определения времени развитие авторских раздумий ассоциируется с изменениями картин морской стихии, то «выводящей жалобный мотив» от того, что «не утихомирить мощь пучин», то «в пене, в брызгах яростно клубясь», кипящей в рокоте волн. А образ лирического героя, борца за свободу угнетенного народа, раскрывается как личность скорее трагическая, нежели оптимистически жизнеутверждающая, что ярко и свободно выведено в оригинале, а в переводе, к сожалению, получило однозначно публицистическое решение.
В размышлениях о своем времени Ойунский выражает диалектическое понимание суровой драматической эпохи рождения новой веры, новых общественных представлений. В этом плане лирический герой «Думы» перекликается с образом мятежной трагической личности Кудангсы Великого. Значительно и то, что оба произведения написаны в 1929 г. Повесть-легенда создана по сюжету старинного предания, привлекшего внимание писателя сложным противоречивым образом главного героя. В предисловии к повести Ойунский отмечает, что Кудангса, вероятно, жил в то время, когда начинался распад феодально-родового строя, и явился в свое время той личностью, которая могучим духом «смутила души, взбудоражила умы людей», явилась человеком, по воле которого «сломалась вся жизнь».
Кудангса совершает три великих греха: дерзко решает изменить законы мироздания - заставляет раздробить звезду «Чолбон», чтобы спасти «долгогривых и рогатых» от великого мороза; сурово нарушает нравственные устои племени - решает породниться с племенем небесных злых сил, чтобы спасти свой род от «болезни верхнего мира, напасти огненных небес». Покинутый народом, оставшийся в конце жизни в одиночестве, он заставляет мифического кузнеца выковать волшебный кылыс (меч) - считает, что заявленное в зловещей смертной воле кровожадное оружие войны пригодится «в грядущие годы согнувшимся, обнищавшим, умирающим голодной смертью».
И настигает Кудангсу возмездие за то, что он по велению своего духа могучего, ума дерзкого попытался изменить «древниеие законы, ставшие тремя крепчайшими запорами, на которых сотворены и держатся все три мира». Но сам Кудангса не может согласиться с таким определением своей участи: «Так значит, уповая на предначертание Одун Хана, мы не должны спасть умирающего, не должны выручать гибнущего! ... Я думаю, что закон трех миров, удел двуногого должен быть таким - в меру сил своих, в меру ума своего, было б только то во благо, - живите, будьте опорой друг другу» (Перевод А. Борисовой) [Ойунский, 1991, с.23]. Это убеждение Кудангсы является ключом к раскрытию идеи произведения, в котором через образ главного героя П. Ойунский ставит и решает
ряд художественно-философских проблем, связанных с понятиями «судьба великой личности», «смысл добра и зла», «власть и человек».
Следует отметить, что с конца 1920-х годов в лирику, да и в творчество Ойунского в целом, входят устойчивые мотивы прощания и раскрытия образа роковой судьбы. Так, во всех названных выше стихотворениях идея трагической верности выбранному пути («Не все ли равно?!!»), печаль от утраты близкого человека («Другу Феклуше») переходят в психологически углубленное раскрытие неспокойной души, предчувствующей и предсказывающей свою сложную судьбу. Приведем строфы в переводе Е.Дремова и О.Шестинского:
Надо ли печалиться мне, о последнем подумав дне, -кто, родившись, солнца не знал?.. Кто, родившись, не умирал?.. Я умру, - возрастет травой холм могильный мой, земляной... Но мое наследство - завет, -моим песням жить много лет.
«Прощай» [Ойунский, 1993, с. 65].
Все имеет свой срок: семя, завязь, цветок. Смерть придет в свой черед, в свой черед зреет плод.
«Этот огненный бокал» [Ойунский, 1993, с. 25].
И образ моря, воспетый через величественную картину природы в пейзажной лирике, становится углубленным философским символом времени и явлений жизни. Эта эволюция темы особенно ярко прослеживается в оригинале. Сравним начала двух стихотворений, написанных в 1923 и 1932 годах:
Тунаарар-кегерер, умайар урсуннаах, (3-3/3-3)
Туората кестубэт, устата биллибэт, (3-3/3-3)
Балкыырдаах бааллардаах баарагай байгалым... (3-3/3-3)
«Муора» [Ойунский, 1958, с. 173].
Харака муоракам дьалкыыра, (3-3-3)
Харылыы баргыйар балкыыра, (3-3-3)
Ытыллар долгунум, бырастыы! (3-3-3)
ЬШыллар чемчYYГYм, бырастыы! (3-3-3)
«Бырастыы» [Ойунский, 1958, с. 176].
Мощь и величественный вид моря в первом стихотворении подчеркиваются 12-сложным ритмом стихов с разделением на две 6-сложные ритмические единицы, что в целом представляет удвоенный смысловой интервал начального 3-сложного ритма, где 6 строф, состоящие из 6 строк, также находятся в стройной ритмико-интонационной гармонии в описании картины природы. В этом трехмерном сочетании - количестве строф, строк и слогов в слове - сформулирована и ритмическая целостность стихотворения.
Ритмический рисунок второго стихотворения по сравнению с первым отмечен максимальной конкретизацией смыслового начала. 9-сложный ритм, разделенный на 3 начальные ритмические единицы, в строгой гармонии парных рифм и двухстрочной аллитерации подчеркивает напряженность мысли лирического героя. Символический образ - игра морских волн - отождествляется с мыслями о жизни и времени, где финальной точкой развития идеи становится превращение символа в прямое сопоставление с судьбой и образом лирического героя. Так, мотив прощания отражает реальную историческую ситуацию, и читателю дается возможность ощутить напряженный революционный дух времени и пафос утверждения нового в особом сурово-драматическом контексте идеи конца, завершения, итога.
В этой двойственности идейного содержания заключается главное отличие поэтической публицистики Ойунского от гражданской лирики молодых поэтов 1920-1930-х гг. В его стихотворениях органическое взаимосочетание формы и содержания (тропеический арсенал и идея произведения) обеспечивает естественное углубление значения метафоры. А художественный образ (в рассмотренных примерах - образ моря) представляет единство реальной предметной действительности и поэтического символа, ибо он максимально конкретизируется в раскрытии душевного состояния лирического героя. В стихотворениях Ойунского утверждение идеи раскрывается параллельно с выражением сомнения, публицистический пафос - с роковым предсказанием будущего.
Именно метафора, несущая основную идейно-тематическую функцию в стихотворении, выступает главной единицей генетического и эволюционного аспекта жанра. В плане генетической природы народных лирических песен пейзажный исток метафоры является показателем жанровой „памяти", что наблюдалось и в стихотворениях современника Ойунского, известного поэта А.Софронова в виде аллегорических описаний явлений природы, ибо через художественное представление картин природы со множеством постоянных эпитетов и сранений в якутских народнях песнях раскрывалось состояние души автора. Эволюционный же аспект наблюдается в контаминации, т.е. во взаимодействии близких по значению и функции черт жанровых форм, фольклорного и литературного лирического, т.е. песенного, начала.
Таким образом, данный тип лирических стихотворений Ойунского, основанный на исконных художественных принципах фольклорной поэзии, актуализирует генетические потенции образа, что реализуется в новой ритмической системе стихотворных произведений. Другими словами, здесь проявляется «литературный факт», обоснованный в теоретических наблюдениях Ю.Тынянова: «...Жанр как система может ... колебаться. Он возникает (из выпадов и зачатков в других системах) и спадает, обращаясь в рудименты других систем. Жанровая функция того или другого приема не есть нечто неподвижное. Представить себе жанр статической системой невозможно уже потому, что самое-то сознание жанра возникает в результате столкновения с традиционным жанром (т.е. ощущения смены - хотя бы частичной - традиционного жанра «новым», заступающим его место)» [Тынянов, 1977, с. 257].
В данной модификации образа (в метафорах) четко отражается новаторство Ойунского, выдающийся талант которого позволил ему ввести в литературный обиход художественное явление (целую систему явлений!), оставаясь верным классическим традициям народной поэзии.
Другую типологическую группу составляют стихотворения, имеющие сюжетные основы. Для них характерно реалистическое содержание, выраженное развитием конфликта, системой образов. Это баллады «Завещание орла» («Ерел кэриэЬэ», 1922), «Харачаас» (1936), аллегорическое повествование «Спор» («Меккуер», 1925), сатирические произведения «Божья скороговорка» («Танара чабыргага», 1925), «Причуды старухи» («Эмээхсин эгэлгэтэ», 1926), «Аай-аайбйыан!» (1927). А также небольшие поэмы новеллического характера «Здравствуй, славная девушка Ариша!» («Дорообо, туйгун кыыс Еруучэ!», 1937), «Огни утеса» («Очуос таас уоттара», 1936). Сюжеты этих произведений связаны со временем создания произведений. В ритмике отражается характерное для творчества П. Ойунского сочетание особенностей фольклорной поэтики с элементами жанровых форм письменной литературы. В этих произведениях он создает образы своих современников: красноармейца А.Н. Попова, уроженца Иркутской губернии, участника гражданской войны в Якутии; И.Д. Михайлова - Харачааса, красного партизана-орденоносца. А прототипом Ариши является И.Д.Олесова, колхозниц Усть-Алданского улуса. В 1936 г. она участвовала на совещании работников сельского хозяйства в Москве, первой из женщин Якутии была награждена в том году орденом Знак Почета, а в 1937 г., так же как и П.А. Ойунский, была избрана депутатом Верховного Совета.
В сатирической поэзии Ойунского, созданной в основном во второй половине 1920-х годов, наблюдается явное преобладание лично авторского «я» над коллективным «мы», что выражается в многозначности, повышенной ассоциативности и символичности образов, изображенных, на первый взгляд, в обыденном бытовом ракурсе. При этом сатирический образ не всегда условен, как, например, в стихотворении «Спор», написанном по сюжету народной сказки. В других произведениях отличительными признаками сатиры, наряду с фольклорной лексикой, выступают подчеркнутая тенденциозность, гротесковый характер изображения реальных образов, а также легкий 6-сложный ритм. Индивидуализация сатирической темы, «биографический элемент» в изображении героя стихотворений позволяют отметить бесспорное сходство в общих схематических признаках ряда сатириче-
ских вещей с медитативной лирикой поэта. Например, художественные особенности философской лирики своеобразно перекликаются с идеей таких стихотворений, как «Аай-аайбыан!» и «Песня о похоронах Ойунского» («Ойуунускай кемуллубут ырыата», 1929), в котором лейтмотивом проходит образ самого поэта, раскрывающий отношение лирического субъекта к реальным явлениям жизни и их оценку. Иными словами, если экспозиция жизненных ценностей в стихотворениях-раздумьях является основой поэтической мысли о значительных явлениях жизни, то поэтическая сатира может быть воспринята как представление тех же явлений жизни и времени в противоположном - в ироническом или саркастическом преломлении. При этом стиховые прозаизмы сохраняют все качества поэтического слова, характерные для раздумий о высших явлениях, а именно: многозначность, повышенную ассоциативность, символичность. Отсюда художественные особенности лирического героя Ойунского в данных жанровых формах выражаются не столько в диалектике личного и общественного, сколько в явном преобладании личного авторского начала и в тематике, и в идее произведений. Ибо не только лирика, но и сатира поэта - это чаще всего прямой разговор о себе, или иносказательное представление судьбы человека на переломном этапе истории общества.
Таким образом, «сюжеты» в поэзии Ойунского имеют два основных жанровых направления. Во-первых, произведения героико-патриотической тематики выступают в истории якутской поэзии началом балладного жанра, что получило дальнейшее развитие в творчестве молодых поэтов как воспевание легендарных подвигов во имя Родины, где тема гражданской и Великой Отечественной войн явилась главным ракурсом содержания и идеи. Во-вторых, сатирические «сюжеты» именно в поэзии П.А.Ойунского подтвердили универсальность художественных приемов, идущих от фольклорной поэтики. В этом направлении его стиль, можно сказать, не нашел своего творческого продолжения. Фабульная систематика монологов в одних произведениях и полемичный характер диалогов в других дают автору возможность соединить в единое композиционное целое публицистическую идею и двусмысленное иносказание, что углубляет и вместе с тем уточняет философский подтекст сатиры.
Таким образом, жанровое своеобразие поэзии П.А.Ойунского определяется тем, что его произведения, в целом находясь в русле естественной интеллектуальной и художественной стихии языка и образности фольклора, показали уникальные возможности якутского стиха и метафорической емкости образов. Во всем этом отразился живой литературный процесс смены стилей, движения духовной культуры народа саха в первой трети ХХ века. Именно в данной обновленной стилевой среде, основой для первоначального утверждения которой явилось многогранное творчество Ойунского, произошли взаимосвязанные эволюционные изменения идейно-тематической и жанровой природы якутской литературы.
Литература
1. Бурцева М.А., Бурцев А.Н. Шекспир и Ойунский. Связь времен и диалог культур. - Якутск: ИД СВФУ
2. Васильев Г.М. Якутское стихосложение. - Якутск, 1965.
3. Ойунский П.А. Ырыа-хо^он (Стихотворения) // Собрание соч.: в 7 т. - Якутск: Якут. кн. изд-во, 1958.
4. Ойунский П.А. Стихотворения и поэмы. - М.: Художественная литература, 1993.
5. Ойунский П.А. Кудангса Великий // Полярная звезда. - 1991. - № 1.
6. Тобуроков Н.Н. Якутский стих. - Якутск, 1985.
7. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977.
Сивцева-Максимова Прасковья Васильевна, профессор кафедры якутской литературы Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, доктор филологических наук
Sivtseva-Maksimova Prasrovya Vasilevna, professor, department o Yakut literature, M.K. Ammosov North-Eastern Federal Univrsity, doctor of philological sciences.
, 2013. - Т.1.
