CC BY
91
6. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. - Л.: Худ. лит., 1940.-648 с.
7. Дрыжакова Е. Н. В волшебном мире поэзии. - М.: Просвещение, 1978. -205 с.
8. Надъярных Н. С. Время перечтений //Способность к диалогу. - Ч. 1. - М.: Наследие, Наука, 1993. - 256 с.
9. Пошатаева А. В. Мифология и опыт писателей Севера / Способность к диалогу. -Ч. 2. - М.: Наука, Наследие, 1993. -256 с.
10. Айтматов Ч. Кирпичное мироздание или энергия мифа? //Литературная газета. - 1978. -29 марта.
11. Тэрис-Афанасьев Л. А. Учение Айыы. - Якутск: КИФ Ситим, 1993. - 183 с.
12. Эргис Г. У. Очерки по якутскому фольклору. - М.: Наука, 1974. - 402 с.
13. Софронов А. Сочинения. -Т. 1: Стихи,поэмы. -Якутск: Бичик, 2005. - 544 с.
14. Новиков А. Г. О менталитете саха. - Якутск: Изд-во Аналитического центра при Президенте Республики Саха (Якутия), 1996. - 141 с.
15. Худяков И. А. Краткое описание Верхоянского округа. -Л.: Наука, 1969. -441 с.
16. Кулаковский А. Е. Научные труды. - Якутск: Якутское книжное изд-во, 1979. -482 с.
17. Шишигин Е. С. О синкретизме якутов //Культура и проблемы возрождения духовности народа. - Мирный: Полиграфист, 1996. - 178 с.
18. Софронов А. И. Автобиография (1912)//Воспоминания и статьи о А.И.Софронове-Алампа. - Якутск: Изд-во ЯНЦ СО РАН, 2006.-191 с.
19. Бурцев А. А. Жду я, люди, вашей доброй оценки / Бурцев А. А., Максимова П. В. На крылатом коне. - Якутск: Сахаполиграфиздат, 1995. - 224 с.
Sfisritr
УДК 82. 091: 821. 512. 157 П. В. Сивцева-Макышова
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ НАСЛЕДИЕ А. Е. КУЛАКОВСКОГО В КОНТЕКСТЕ ПРОБЛЕМ СРАВНИТЕЛЬНОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
Своеобразие поэтического стиля А. Е. Кулаковского проявляется в диалогических со- и противопоставлениях образов, их компонентов, в особенностях композиции произведений. Эта проблема рассмотрена в аспектах взаимодействия фольклорных традиций и жанровых поисков автора. Доказывается возможность изучения его поэтического наследия в контексте проблем сравнительного литературоведения.
Ключевые слова: поэма, авторский стиль, диалогичность, дословный перевод, художественные детали, восточный традиционализм, жанровые особенности, художественное наследие А. Е. Кулаковского.
Р. К Sivtseva - Maksimova
Art heritage of A. E. Kulakovskyi in the context of comparative literature
The uniqueness ofA.E. Kulakovskiy’s poetical style is represented in a dialogue comparison and antagonism of images, their components and in composition peculiarities of the works. In the article this issue is analyzed in the aspects of folklore traditions’ interactions and in a search of genre by the author. The study of Kulakovskiy’s poetry heritage in the context of aspects of comparative literature is verified.
Key words: poem, author’s style, dialogue, artistic details, oriental traditionalism, genre features, the importance of Kulakovskiy’s heritage.
СИВЦЕВА-М4КСШЮВА Прасковья Ваашьевна - д.ф.н., профессор кафедры якутской литературы Института язьжов и культуры народов Северо-Востока РФ СВФУ им. М. К. Аммосова. E-mail: [email protected]
Принципы сравнительного литературоведения основываются на проблемах литературных отношений Востока и Запада, что подтверждают классические труды и специальные исследования [1, 2, 3, 4]. Уделяя особое внимание изучению типологических схождений фольклора и средневековой литературы, В. М. Жирмунский подчеркивал, что «сравнительное литературо-
ведение рассматривает развитие национальных литератур в рамках мировой литерату ры, объединяющей Восток и Запад». Перспективу' в этом плане он видел в том. что с «привлечением нового восточного материала» можно наметить более широкие возможности сравнительно-исторического исследования, которое позволило бы «впоследствии, при большей полноте накопленных фактов, верну ться к общей проблеме литерату рных и культу рных связей Востока и Запада» [4, с. 45-47].
В данном аспекте художественное наследие А. Е. Кулаковского заключает в себя соответствующий материал для новых исследований. Ему как
основоположнику' литературы принадлежит создание четкого авторского стиля. Если художественная структура произведения является объединяющим понятием в триаде «композиция», «стиль», «образ автора», то данный вопрос на более конкретном проявлении авторского стиля можно рассмотреть на особенностях художественной стру ктуры его поэтических произведений. В композиции выражается идея целостности - «феномен, определяемый не только и не столько жанром произведения, сколько литературно-художественным методом изображения действительности» [5, с. 75]. Таким образом, «только в системе, только в композиционном единстве можно исследовать стиль писателя, в противном случае выводы могут быть субъективными и бездоказательными» [6, с. 32]. Интересен и вывод о том, что без «композиции» мы теряем «диску реи в ну ю организацию целого как нату рал ьно -языко во го высказывания», ибо композиция «составляет основу субъектной организации литературного произведения» [7, с. 54].
Если попытаться рассмотреть своеобразие стиля А. Е. Кулаковского с представленной точки зрения, то основным проявлением композиционного строя его произведений высту пает принцип диалогичности. Парное со- или противопоставительное начало частей (строф или его вариаций, образного ряда) является основным структурообразующим понятием в поэзии А. Е. Кулаковского. Более того, диалогичность в его художественном наследии прослеживается не только на уровне категории формы. Система основных слагаемых формальной структуры, а также их смысловое образное соотношение и взаимообусловленность в конкретных произведениях воплощаются в целостное художественное освоение мира именно по логическим принципам диалогов. Данную стилевую характеристику можно подтвердить примерами различного характера.
Во-первых, форма диалогов в крупных поэтических произведениях («врус бэлэхтэрэ» - «Дары реки», «вй, сурэх икки меккуерэ» - «Спор между умом и сердцем», «Теруу илигиттэн туннэри твлкелвппут»
- «Обездоленный еще до рождения») создает художествен ну ю модель единства и противостоян ИЯ двух мировоззрений. Именно в этой модели сохраняется своеобразие фольклорной поэтики при естественном
расширении его художественных функций. Это социально-историческая идея произведений и логически обоснованный модус эстетической завершенности национальной модели мира в крупных поэтических произведениях.
Во-вторых, мотив диалога «автор и читатель» или «персонаж и читатель» четко прослеживается в таких произведениях, как «Саха дьахталларын мэтириэттэрэ» («Портреты якутских женщин»), «Кэччэгэй баай» («Скупой богач»), «Ойуун туулэ» («Сон шамана»), «Итирик бурсуй ырыата» («Песня пьяного буржуя»), «СууЬун туолбут эмээхеин ырыата» («Песня столетней старухи»), В них текст оформляется в формах непосредственных обращений автора или героя к слушателю. В этих произведениях эксплицитному высказыванию равняются образные портреты или своеобразные частные хроники, имеющие начало и завершение.
В-третьих, в художественном наследии классика однозначно четко прослеживаются принципы диалогического сопоставления частей крупных поэтических произведений. В поэме «Сон шамана» ко мпози цион ная дву плановость отражается в размышлениях о мировых проблемах цивилизации и о социально-политических аспектах жизни в России. По-своему диалогичен (двойствен) сам образ актанта, который выступает то как пророк, несущий народные традиции, то как реальный человек, размышляющий о своем времени. Шаман А. Е. Кулаковского в обращениях к «своим слушателям» реализует и третью форму диалога, а именно, диалог «персонаж и читатель».
В поэме «Сайын кэлиитэ» («Наступление лета») авторский дискурс реализуется в двух ракурсах. Автор представляет естественное развитие жизни в природе (первые пять частей о пробуждении растительного и животного мира) и сопоставляет ему описание встречи нового времени года в обществе людей (заключительная шестая часть - «Ысыах»), Поэмная идея раскрывается в данном случае в том, что природное начало выступает фоном и истоком в философском и логическом планах в развитии жизни общества. Именно в этой «последовательности» находится ментальная сущность якутского верования.
В-четвертых, парное смысловое и образное сочетание строф как основа повторяемости ритмических стиховых единиц наблюдается во многих произведениях поэта. Более того, это явление можно равнять организующему принципу структуры в поэтическом стиле А. Е. Кулаковского. Диалогическая основа повторов подчеркивается антитезой смысловых единиц. Например, в «Клятве Демона» противопоставления в переводе на якутский язык подчеркиваются изменением строфики оригинала, где равная ритмическая структура частей и повтор ключевого слова отдельной строкой усиливают драматизм монолога. Ибо клятва (анда^ар) в восприятии
якутского читателя связывается с риту альным действием особого значения. Об этом А. Е. Кулаковский пишет в примечании к своему стихотворению «Былыргы саха андадара» («Старинная якутская клятва»): «Дохристианские якуты приносили страшную клятву, стоя на коленях перед могильным лабазом - аранас -своего предка. Если же никто из предков не был положен на лабаз, то клялись перед огнем домашнего очага, стоя на коленях же, подстелив под себя шкуру (цельную) жеребца...» [8, с. 312].
Андадайабын
Аан дайды айыллыбыт чааЬынан,
Клглрс кипи юмо-кэрдии'ю ситэринэи; Андадайабын
Аньыы алдьархайдаах саатынан,
Сытыйбат кырдьык кыайыьпъшан;
Аидащайабыи
Кыаттарар кырыыстаах кыЬыытьшан,
Кыайар кылгас ымсыытьшан;
Анда^айабын
Эйиигин кытары кесерум уеруутунзн,
Ададыйан турар арахсыым абатьшан.
(«АбааЬы андадара») [8, с.165].
Сравним перевод с текстом поэмы М. Ю. Лермонтова:
Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним днем.
Клянусь позором преступленья И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой.
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой И вновь грозящею разлукой.
(«Демон») [9, с. 210].
Значительно, на наш взгляд, в этом примере и то, что основоположник яку тской литературы для перевода выбрал из монолога Демона ту часть, где он начинает признание в любви юной Тамаре с клятвы. Называет стихотворение «АбааЬы андадара» (дословно - «Клятва злого духа») и в скобках на русском языке уточняет: (Вольный перевод «Клятвы Демона» Лермонтова), ставит дату - 1908 год. Из 90 строк монолога Демона А. Е. Кулаковский переводит 32 строки и оформляет их в 34 стиха (перевод, как видим, почти дословный). К ним добавляются 14 стихов повтора ключевого слова: в оригинале слово «клянусь» повторяется в начале строк 10 раз.
Далее в тексте поэмы М. Ю. Лермонтова страстный монолог переходит в исповедальное обещание иной жизни на небесах:
В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя;
Без сожаленья, без участья Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья;
Ни долговечной красоты... [9, с. 211].
Этот романтизм и демонический пафос речи в целом не соответствует устоявшемуся стилю исконно якутской поэзии, содержания подобного типа в якутской словесности передаются чаще всего в особой форме ритмической прозы. Именно поэтому А. Е. Кулаковский кратко «пересказывает» в прозе высокого стиля содержание поэмы М. Ю. Лермонтова и называет свое произведение «вольным переводом». Напомним, впоследствии были созданы повести-легенды трагического содержания «Великий Кудангса», «Александр Македонский» П. А. Ойунеким тоже в форме стихопрозы.
В другом примере («Чабыр§ах» - «Скороговорка») находим противопоставления формульной этимологии, где парные словосочетания используются в целях расширения обобщающего значения образов. Например, «тойон-тордон», «утуе-меку», «а1гыы-ньулуу н», «илин-ар§аа». Но в этом произведении в целом диалогично философское проти во поставлен ие смысла жизни. Реальные проблемы настоящего поэт раскрывает через оптимистическое духовное начало как проявление народного восприятия обстоятельств в их временной су щности в духе классических изречений типа «Sunt certi denigue fines» или «Suum cuigue rei tempus est». («Всему конец, есть границы» - выражение Горация. «Всему есть свое время»).
Поэтика парного проти во поставлен ия
раскрывается и на примерах сокращений в текстах А. Е. Кулаковского в изданиях советского периода. Обратимся к стихотворениям «Кырасыабай кыыс» («Красивая деву шка») и «Билбит-кербут» («Узнавший-у видевший»),
В тексте изданий 1946 и 1957 гг. из стихотворения «Красивая девушка» исключено одно слово «нуучча» (195 строка) - «бэрдимсик мэтириэтчит нуучча», что, на первый взгляд, не меняет содержания. В остальных выражениях трехчастного повтора («великий олонхосут», «самодовольный портретист», «известный знаток всего - образованный человек») нет прямого названия национальной принадлежности персонажей. Пропущенное слово включено в издание 1978 г. Следует особо отмстить, что именно в этом случае описание поэта получает логическое завершение. Ибо на самом деле речь идет о само до во ль ном портретисте (о русском художнике); о великом олонхосуте-певце (о красноречивом якуте) и об общеизвестном образованном человеке (т. е. и о русском, и о яку те - «Yc дойду урдунэн ейдевдунэн аатырбыт»).
Из текста стихотворения «Билбит-кербут»
(«Узнавший-увидевший») во всех трех основных изданиях исключены строки 91-92. что на первый взгляд не вносит существенного изменения в содержание. Однако отсутствие дистишия нарушает стройную логическую цепь авторских рассуждений. Композиция произведения, представляющего образные определения крайних явлений жизни и нравов в их парных сопоставлениях, теряет одну существенную образную и смысловую деталь. В завершающей стихотворение динамической системе из восьми строк, где сопоставления 89-90 и 91-92 стихов представляют противопоставление последующей паре двустиший, оставлена в изданиях усеченная первая часть (выделяем пропущенные строки):
Уолан киЬи курдук Омуннаащы булбаппын, Итирик пуучча курдук Имэниээ§и билбэппин. [8, с. 252]
Не знаю пылкого Как неопытный молодец.
Не ведаю страстного Как русский после выпивки.
(Дословный перевод -П. М.)
Образное единство четырех строк автор подчеркивает знаком препинания [,] между двустишиями. Далее идет такая же пара нравственных проявлений противоположного порядка, подтверждая обобщенную образную картину реальной жизни не только в четком ритме стихов и академической строгости смысловых сопоставлений, но и в логически выдержанном контексте образов, заключающих в данной последовательности динамику представле нных моментов социального поведения человека:
Кутует 050 курдук Кессуену кербеппун, Кийиит 050 курдук Килбиги билбэппин. [8, с.252]
Не знаю смирного Как юноша-зять.
Не ведаю стеснительную Как девуппса-невеста.
(Дословный перевод - П. М)
А. Е. Кулакове кий использует также внутренний психологический параллелизм, что наблюдаем в описаниях портретного характера. Данный прием служит смысловой основой эпической фабулы. К примеру, в таких произведениях, как «Кэччэгэй баай» («Скупой богач»), «Итирик бурсуй ырыата» («Песня пьяного буржуя»), «Эр аЬыыта» («Плач по мужу»), «Кырасыабай кыыс» («Красивая девушка») авторская идея развивается по логике представления героя от его внешнего вида, описания обстановки, социального фона до конкретизации его внутреннего облика. Ибо в данном случае в детальной характеристике обстоятельств заключается художественная оценка факта жизни. В этих произведениях диалогичны внешнее и внутреннее начала в поэтических образах, описание которых строится в виде цепи деталей, приобретающих чем дальше, тем большее значение для раскрытия идеи. В них весь текст
последовательно и четко приводит к авторском}' выводу, подчеркивая его значимость логической убедительностью «перечисленных» деталей как социального и духовного смысла частей целого.
В-пятых, диалогическая связь наблюдается и в выборе той или иной темы или в обращении к тем или иным образам. Например, социально-философская идея цикла «Портреты якутских женщин» дополняется и углубляется «в диалоге» со стихотворением «Красивая девушка». Также логическую пару составляют «Деревенская женщина» и «Городские девушки»; «Плач по умершему мужу» и «Песня пьяного буржуя». Поэмы «Дары реки» и «Наступление лета» перекликаются через образ реки Лена. «Обездоленный еще до рождения» и «Певец» представляют рассуждения о разных судьбах через поэтическое раскрытие темы
о предназначении человека. «Заклинание байаная» и «Сон шамана», «Благопожелание среднему поколению» и «Благопожелание по-старинному» диалогичны по раскрываемой социально-философской идее.
В этом плане поэзия А. Е. Кулаковского - в отличие от произведений предшествовавших ему авторов (А. Я. Уваровского, М. Н. Андросовой, старшего брата И. Е. Кулаковского и др.) - положила блестящее начало формированию якутской художественной литературы: наполненность авторскими общественно-политическими идеями, со циал ьно-философс ким и мыслями стала непревзойденным новаторством в литературном наследии Кулаковского как писателя. Он поднял значение художественного творчества в духовной жизни народа, чему способствовали и реальные события первых десятилетий XX в., со про вождавшиеся коренными изменениями привычных устоев общественной жизни. А. Е. Кулаковский тем самым выступил в равной степени писателем и мыслителем исторического масштаба.
Таким образом, закономерность установления литературных норм в творческом наследии А. Е. Кулаковского неоспоримо доказывается приоритетом авторского начала. Именно в нем проявляется подчеркнутая М. М. Бахтиным основная идея проблемы автора, а именно, суть творческой эволюции речевого материала в эстетический объект (в художественное произведение). Это умение художника «быть внежизненно активным», т. е. быть выше, мудрее «жизни (практической, социальной, политической, нравственной, религиозной)» и найти существенный подход к форме и материал}', чтобы «преходящее мира обретало ценностный событийный вес, получало значимость и устойчивую определенность» [10, 162-167].
Концептуальные поэтические образы А. Е. Кулаковского образуют принципы философских воззрений о проблемах жизни общества в контексте художественного восприятия времени как системы исторических явлений глобального масштаба и общечеловеческих идей. Наряду' с антиномиями
художественных деталей или элементов детализации он создает логическую сюжетообразующую оппозицию таких образов-понятий, как природа - человек; цивилизация - отдельная культура, образ жизни; вечные ценности - этапы или переходные моменты в жизни народа. В этом плане авторский дискурс основывается на утверждении «божественной гармонии создания» как синтеза восточных истоковых традиций и творческого освоения приемов и методов, идущих от западных образцов художественного слова. Именно первая четверть XX века является временем создания художественного наследия А. Е. Кулаковского. А 1910-е годы в истории русской литературы определяются особым периодом, когда одним из актуальных идей стало художественное отражение мира в разрезе всеобщего: «в числе важнейших особенностей концепции человека особое значение приобретает возросшее чувство общности человечества» [11, 67]. В настоящее время можем утвердить, что данное явление посту лируется в различных контекстах, начиная с христианских идей и натурфилософских воззрений, кончая публицистической основой диктатуры пролетариата. С другой стороны, в одной из последних исследований Р. Н. Баимов приводит убедительные примеры по отношению древних восточных корней тюркоязычных литератур не только центральных регионов России, но и Сибири и Крайнего Севера. Он обращается к работам Л. Н. Гумилева, С. И. Руденко, С. В. Киселева, А. П. Окладникова, С. Е. Малова и правомерно заключает, что коренные народы саха - осколки хуннского супсрэтноса, - «... также южного происхождения, упоминаемые в этих местах уже в VI-VIII веках нашей эры». Их истоки «уходят в хунны, дахо-массагеты, в арийские племена, бытовавшие тогда в Серединной и Средней Азии. Все это лишний раз объясняет природу взаимоотношений культур, особенностей и общности истоков национальных литератур, помогает более четко определить своеобразие и этапы самобытной ху дожественной мысли» [12, 54].
В этом плане особую значимость приобретают тексты А. Е. Кулаковского, представляющие новые перспективные направления в исследованиях не только истории его изданий, но и проблем генетической критики и текстологии [13]. Тексты, получившие стату сы канонических, их варианты и с1иЫа заключают в себя такие типологические виды, как авантексты и собственно варианты, в которых интересно и значительно практически все. А именно, процесс работы над произведением, истории текстов, ареал и особенности их распространения, а также поэтика знаков препинания. Это, например, своеобразие их расстановки, предпочтения автора к тем или иным знакам или совершенный отказ от их употребления. С современной точки зрения данное своеобразие можно определить концепцией перформативного высказывания по отношению к тексту стихотворения.
Например, американский исследователь Джонатан Каллер. основываясь на идеи английского философа Джона Л. Остина, определяет перформатив следующим образом: «Это высказывание, которое является не только описанием действия, но самим этим действием, изменяющим статус говорящего и систему социальных связей, в которые он включен. Любая клятва, проклятие, благословение представляют собой перформативы» [14, 106]. То есть это тексты для исполнения, где запевала танца («Танец по-вилюйски») выступает в определенной степени автономным субъектом по отношению к исполняемому тексту.
Все это дает повод для уверенного предположен ИЯ, что в художественном наследии А. Е. Кулаковского равноправно доминируют принципы восточного традиционализма и западного стремления к новаторству, чему основой выступает авторское начало как явление самобытно национальное в гармоничном логическом сочетании с ориентацией идентичности в философском значении этого термина. Это и есть потенциальный мировой уровень поэзии основоположника якутской литературы, в чьем творчестве в целом доминирует поэмное начало.
Динамика логического контекста поэмного образа изоморфна идейно-смысловой структуре произведения. Образ, как основа художественного творчества, входит в поэму со своим изначальным статусом диктующего начала. Это подтверждается значимостью заглавия произведения, что выступает местом встречи читателя с произведением. В заглавии текста заключается укрупненная идея произведения, получающая авторское воплощение в систематизации содержания, адресованного читателю. Таким образом, позиция автора на акту альную проблему времени раскрывается в содержании и реализуется в сопереживании читателя. Отсюда можно заключить, что в заглавиях поэм дается символическая авторская модель мира, то есть поэма
- это художественное представление семантически открытого образа. Например, в форму лировках названий поэм концентрируются тематические ракурсы, проблематика, особенности жанра. А. Е. Кулаковский называет одно из основных произведений «Сон шамана», где данное сочетание заключает в себя указание на своеобразную форму поэмы-концепции. Для сравнения, А. И. Софронов первоначально задуманный как цикл под названием «Ырыа быстыыта хоЬоон» (сам автор образно сопоставил с выражением «Моя лебединая песня») корпус лирических стихотворений оформляет как лирическую поэму «А§абар сурук» («Письмо отцу», 1928) [15, с. 310]. В этом же ракурсе драматическая поэма П. А. Ойунекого, над которой он работат более семи лет и сам определил своим главным созданием, в окончательном варианте назвается «КыЬыл ойуун» («Красный шаман», 1917-1925) [16, с. 288-290].
В целом можно утвердить, что жанровая специфика
произведений классиков якутской литерату ры отражается и в названиях стихотворений и поэм. Например, такие заглавия, как «0й, сурэх икки кэпсэтиитэ» («Спор мезцду разумом и сердцем») А. Е. Кулаковского, «Уоллаах ки1ш кэпсэтиитэ» («Разговор юноши и мужчины»), «Ытык хайалар кэпсэтиилэрэ» («Разговор Священных гор») А. И. Софронова. говорят о родовом синкретизме поэм, основанном на противопоставлении двух идей. Вместе с тем они выполняют художественную функцию уточнения фабульной специфики произведений. А «Сон шамана» и «Письмо отцу», наряду с конкретизацией эпической и лирической родовой ориентации поэм, выступают начальным экспрессивным кодом произведений, дающим точную установку якутскому читателю относительно идейной и содержате л ьной сторон крупных поэтических произведений. Таким образом, в характерных для якутской поэзии неметрических по своей природе названиях, таких как «Портреты якутских женщин» [Кулаковекий], «Халбарый» («Посторонись»), «Куотуман» («Не убегайте»), «Кырыйдым» («Я постарел»); по начальной строке - «Тохтоо, додорум» («Остановись-ка, друг мой...»), «Дьаданыттан тахсыбытым...» («Я вышел из бедноты...») [Софронов], от отдаленного намека до точного определения отражаются композиционно-структурные особенности произведений. С одной стороны, они выступают доказательством доминантности поэзии как жанровой формы в якутской художественной литературе в целом: взятые вне произведений эти названия вполне могут быть восприняты как прозаические (если не сказать бытовые) высказывания. С другой стороны, такой тип названий восходит к якутскому аллитерационном}' стиху, где главным стихообразующим ритмическим компонентом является анафора, а основной поэтической единицей
- строфы и строфемы, в которых повторяющиеся распространенные эпитеты и сравнения имеют важное смысловое и формообразующее значение. Если обратиться к названиям произведений П. А. Ойунского, то в них идейная направленность стихотворений и поэм кодируется в метрическом оформлении неожиданных для классической якутской поэзии метафорических выражений: «Не все ли равно?!!», «Власть - Советам», «Завещание орла», «Красный шаман». В целом в их творчестве диалогическое начало наблюдается в нескольких параметрах. Во-первых, это индивидуальноавторское обращение к поэтике фольклора: А. Е. Кулаковекий создает эпические картины времени как мыслитель глобального масштаба, А. И. Софронов предпочитает поэтические «монологи» с ориентацией на раскрытие психологического состояния личности, «теряющего» привычный уклад жизни общества; П. А. Ойунекий стремится отразить живой литерату рный процесс смены стилей, движения духовной культуры в период «невиданных перемен». Однако особо значимыми являются, на наш взгляд, рукописи,
художественное и научное наследие А. Е. Кулаковского. Они проливают свет на всю историю Якутии в контексте общероссийских духовных исканий начала XX века. Он выдвигал социальные и экономические концепции, но не принимал участия в установлении советской власти, однако являлся самой почитаемой личностью для всего якутского народа независимо от его вынужденного идеологического разделения и устоявшихся классовых принадлежностей. До наших дней художественное и научное наследие А. Е. Кулаковского трактовалось и интерпретировалось не в полной мере и не в полном объеме. История изданий его произведений и трудов, включая политизированное отношение к ним, в целом воспринимается как непрестанное стремление народа постигать его оригинальный ум и высокую духовность, интерес к его наследию не угасал никогда. Начиная со второй половины XX века, в противовес резким обвинениям в буржуазном национализме, начавшимся во второй половине 1940-х гг., значительные высокие оценки к произведениям и научным трудам А. Е. Кулаковского давали видные общественные деятели, ученые и писатели России [17, 18, 19].
Статья написана е рамках исследования по гранту РГНФ. Проект № 10-04-79405 а/Т. Поэзия А. Е. Кулаковского: сравнительно-историческое изучение
редакций в аспекте текстологического анализа произведений, их вариантов и «ЛиЫа».
Литература
1. Веселовский А. Н. Историческая поэтика, - М.: РОССПЭН, 2006. - 685 с.
2. Алексеев М. П. Русские встречи Вильяма Морриса. Мэтью Арнольд и Лев Толстой // Россия, Запад, Восток: встречные течения. К 100-летаю со дня рождения академика М. II. Алексеева. Сб. ст. - СПб.: Пушкинский дом РАН, 1996. -С. 3-44;
3. Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. -М.: Наука, 1977.-228 с.
4. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. -Л.: Наука, 1979.-496 с.
5. Виноградов В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. - М.: Наука, 1963, - 382 с.
6. Кайда Л. Композиционный анализ художественного текста. - М.: Флинта, 2000. - 150 с.
7. Тюпа В. Аналитика художественного. - М.: Либиринт-РГГУ, 2001. - 245 с.
8. Кулаковский А. Е. Поэтические произведения. Т. 1.
- Новосибирск: Паука, 2009. - 628 с.
9. Лермонтов М. Ю. Стихотворения и поэмы. - М.: «Экономика», 1975. - 332 с.
10. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. -420 с.
11. Спивак Р. С. Русская философская лирика. -М.: Флинта, 2005.-406 с.
12. Баимов Р. Н. Великие лики и литературные памятники Востока. - Уфа: изд. «Гилем», 2005. - 492 с.
13. Текстология и генетическая критика: общие проблемы, теоретические перспективы. Сб. ст. по результатам российско-французского коллоквиума в ИМЛИ РАН 25-26 сентября 2000 г. Отв. ред. Е» Д. Гальцова. - М.: ИМЛИ РАН, 2008. - 269 с.
14. Каллер Дж. Теория литературы. Краткое введение. - М.: изд. VII "У, 2006. - 157 с.
15. Софронов А. И. Хо1юоннор,поэмалар. Вст. ст.,коммент.
Г. Р.Кардашевского. - Якутск: Якут. книж. изд., 1976. - 326 с.
16. Ойунский П. А. Талыллыбыт айымньылар. В 2 тт. Т. 2. -Якутск: Якут. книж. изд., 1975. -431 с.
17. Петросян А. Споры о наследстве // Знамя. - 1961. - №
8.-С. 206-210.
18. Тамилин П. Якутский урок// Литературная газета, 1962, 10 мая.
19. СолоухинВ. Продолжение времени//Наш современник.
- 1982.-№1.-С. 84-95.
