CC BY
30УДК 821.161.1
О. А. Мальцева,
кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры языковой коммуникации и журналистики Балтийского федерального университета
имени И. Канта
Жанр "откровения" в цикле Б. Пастернака "Возвращение"
Как известно, Б.Л. Пастернак никогда не скрывал своих христианских взглядов на мир и человека: "Верю в существование высших сил на земле, и в жизни", - писал он министру культуры Е. Фурцевой в 1958 г. [4, Х, с. 398]. При этом Пастернак говорил о том, что воспринимает христианство "не как церковно-религиозную догму, но как жизнеощущение" [1, с. 163]. Неудивительно, что изучение христианских традиций в творчестве поэта является одним из доминирующих аспектов в пастернаковедческих исследованиях [6, с. 8-9] (П.А. Бодин, 1975; А. Тарасьев, 1992; Д.М. Бетеа, 1993; Й. Вилаги, 1993; Ю. Бертнес, 1994; М. Погорелова, 1996; Т. Лебедева, 1996; И. Птицын, 2000; Т. Арутюнян, 2001; Л. Флейшман, 2006; А. Скоропадская, 2011 и др.). Однако, по словам Л. Флейшмана, этот вопрос "принадлежит к числу наиболее болезненных, запутанных и спорных в литературоведении. Впервые он был поднят после появления на Западе "Доктора Живаго" и рассматривался с тех пор почти исключительно в связи с этим произведением" [7, с. 731], - пишет ученый.
О необходимости соответствующего изучения раннего творчества поэта говорил еще В. Франк в статье "Водяной знак. Поэтическое мировоззрение Пастернака" (1990): "О стихотворениях с религиозной тематикой в романе "Доктор Живаго" <...> писалось много. Но мало что сказано до сих пор о религиозном сознании, пронизывающем раннее творчество Пастернака. А ведь наличие его несомненно" [8, с. 72]. Внимание к христианским аспектам художественного наследия поэта, в том числе и раннего периода, является неотъемлемым элементом современных монографических исследований творчества Пастернака, примером чему могут служить работы В. Альфонсова "Поэзия Бориса Пастернака" (1990), В. Баевского "Пастернак-лирик: Основы поэтической системы" (1993), Л. Горелик "Ранняя проза Пастернака" (2000), Н. Фатеевой "Поэт и проза: Книга о Пастернаке" (2003) и др. Однако специфика
христианских тем и образов не является здесь предметом специального изучения.
Данная статья находится в русле исследований религиозных мотивов в раннем творчестве Б. Пастернака: она посвящена изучению библейской интертекстуальности в его цикле "Возвращение" из книги "Сестра моя - жизнь" (1917).
Цикл "Возвращение" открывается стихотворением "Как усыпительна жизнь...", в котором получает развитие финальный образ предыдущего цикла -образ "внезапно озаренной мысли", названной здесь "откровеньем" ("Как откровенья бессонны!"). Действительно, откровение - это "то, что неожиданно раскрывает истину, неожиданно делает совершенно ясным, понятным что-нибудь" [3, с. 710]. Автор настойчиво подчеркивает в своем произведении звучание этой темы: например, он дважды непосредственно использует само понятие (в том числе слово "апокалипсис", что в переводе с греч. означает "откровение"), вводит тройной рефрен "Я послан Богом", актуализирующий мотив духовного посланничества, пророческого служения. Прообразами последнего являются библейские аналоги - от ветхозаветных пророков до Иоанна Богослова. Так, у них позаимствована поэтом жанровая форма плача - горького сожаления о судьбах бездуховного мира людей - близких или просто "ближних" ("которых мучить грех"), - обреченность на гибель которых ему дано прозреть и возвестить:
Я с ними незнаком. Я послан Богом мучить Себя, родных и тех, Которых мучить грех. [4, I, с. 148] Чтоб разрыдаться, мне Не так уж много надо, -Довольно мух в окне. [4, I, с. 149]
(отметим, что образ "мух" выступает у Пастернака символом бездуховного бесовского начала в мире, поскольку, как известно, именно "князь бесовский" Вельзевул считается повелителем мух [2, I, с. 229], см. стихотворение "Мухи мучкапской чайной"). Ср.: "Потоки вод изливает око мое о гибели дщери народа моего. Око мое изливается и не перестает, ибо нет облегчения" (Плач. 3:47-48), "<...> тогда я пал на лице свое и возопил, и сказал: о, Господи Боже, неужели Ты погубишь весь остаток Израиля, изливая гнев Твой на Иерусалим? И сказал Он мне: нечестие дома Израилева и Иудина велико, весьма велико" (Иез. 9:8-9). Своеобразным аналогом
духовного центра израильского народа - города Иерусалима, в адрес которого слышатся угрозы Всевышнего, является у Пастернака город Киев - духовная родина восточнославянского христианства.
Апокалиптическая тема звучит также в образе второго пришествия Христа (см. первоначальное название стихотворения "Возвращение"), сопровождающегося "трубными" звуками ("ночь согнал <...> сигнал"; ср.: "Я был в духе <...> и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, первый и последний", Отк. 1:10), в образе землетрясения ("колеблет <...> мост, /Переплёт, цепной обвал /Балок, рёбер, рельс и шпал"), которое сопутствует воскресению мёртвых: Где, шатаясь, подают Руки, падают, поют. Из объятий, и - опять Не устанут повторять. [4, I, с. 147] (ср.: "<...> и земля потряслась; и камни расселись; И гробы отверзлись; и многие тела усопших воскресли, И, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святой град", Мф. 27:51-53). Железная дорога у Пастернака традиционно выступает символом "пространного пути", ведущего в погибель, духовной смерти (недаром кульминация "мучений" лирического героя приходится на Ржаксу и Мучкап -железнодорожные станции). В этом контексте показательными выглядят строчки из письма поэта к О. Фрейденберг от 15 ноября 1940 г.: "Какая непередаваемая красота жизнь зимой в лесу <...> с пробуждением в шестом часу утра и утренней прогулкой <...> лесом и линия зимнего полотна, идеальная и строгая, как смерть, и пламя утреннего поезда <...>, который тебя обгоняет" [4, IX, с. 197-198]. Подобно тому, как в библейском пророчестве "смерть и ад отдали мёртвых, которые были в них; и судим был каждый по делам своим" (Отк. 20:13), в пастернаковском стихотворении мёртвых "отдаёт" железная дорога, после чего разворачивается картина суда над ними.
В создании последней автор использует образ зонда -прибора для исследования недоступных для обычного глаза "глубинных" объектов, в данном случае - душ человеческих ("где внезапно зонд вонзил /В лица вспыхнувший бензин"), контаминирует непосредственную текстовую аллюзию из книги Откровения и автореминисценцию из стихотворения "Mein Liebche was willst du noch mehr?", ср.:
С этой дачею дощатойМожет и не то случиться <...>Может молния ударить, -Вспыхнет мокрою кабинкой. [4, I, с. 137] "Mein Liebche ."Гроза торчит в бору,Как всаженный топор.Но где он, дроворуб? [4, I, с. 148] "Как усыпительна жизнь." "И поверг
сидящий на облаке серп свой на землю, и земля была пожата <...>. И поверг Ангел серп свой на землю, и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия" (Отк. 14:16,19). Наконец, бульшую часть произведения пронизывает мотив геенны огненной, где "плач и скрежет зубов" ("это огненный тюльпан", "и сгорают, как в стыде", "пыхтенье, сажу, жар", "копоть послужила пустыней", "вопль <...> пилы" и т. п.), где "сгорают <...> пыльники" -метонимический образ людей с их тленной плотью. Обращает на себя внимание то, что из них "каждый пятый - инженер и студент (интеллигенты)". Интеллигенты как люди, которые занимаются умственной деятельностью, являющейся свойством "души", отнесены поэтом к людям "душевным" (у таких "чай присох к <...> лбам"), но не "духовным", и в этом их вина - они "сгорают, как в стыде" (ситуация обусловлена библейским контекстом: "Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых -сила Божия. Ибо написано: "погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну", 1Кор. 1:18-19). Лирический герой-пророк оплакивает мир плотских ценностей: "Мой сорт", кефир, менадо, Чтоб разрыдаться, мне Не так уж много надо, -Довольно мух в окне. Охлынет поле зренья, С салфетки набежит, От поросёнка в хрене [4, I, с. 149] и лжедуховности, охваченной признаками "геенны огненной": Чтоб разрыдаться, мне По край, чтоб из редакции Тянуло табачком И падал жар ничком [4, I, с. 149]; хотя внешне на земле этот мир физически "блаженствует": Возможно ль? <...> Не сир, не бос, не голоден Блаженствует, соперник? [4, I, с. 150] Этот мир автор символически именует "южной губернией", то есть Киевской (Иерусалимской) землёй, ассоциирующейся у поэта с евангельской Лаодикийской церковью-отступницей, ср.: "Ибо ты
говоришь: "я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды"; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг" (Отк. 3:17).
Характерно, что описанный мир в своём состоянии назван "соперником", что имплицирует тему присутствия в нем сатанинского начала (напомним: слово "сатана" в переводе с евр. означает "противник в суде, в споре или на войне, препятствующий, противоречащий, обвинитель, наушник, подстрекатель" [2, II, с. 412]). В следующих строфах демонические мотивы представлены в уже традиционных образах-символах духоты, вора, бесплотной тени ("без косточек"), которая "синеет морем точек" (вероятно, мух) и мучает, пытаясь запятнать ("бросает горсть за горстью") "белые одежды" ("измученную сорочку"). Последнее - это метонимический образ святой, омытой кровью Христа души ("лба"), несущей в себе не мертвящую, а жизнедающую деятельность: И на лоб по жаре
Сочились сквозь малинник, Где - блеск оранжерей, Где - белый корпус клиники [4, I, с. 149]. Такие души метафорически представлены в образе ивы. Этот образ впервые появляется в стихотворении "Уроки английского", где верба и ива являют собой своего рода поэтическое тождество, так как принадлежат к одному семейству ивовых. Выбор растений неслучаен: образ вербы связан с христианским праздником Входа Господня в Иерусалим, получившим на Руси название Вербного воскресения, поскольку верба стала аналогом пальмовых ветвей, которыми устилали дорогу Христу. Итак, образ ивы имплицирует тему встречи упомянутых душ со Христом: они не узнают смерти ("их гонят с рельс") и не будут "страдать" о "дне"-времени, "сгоревшем" при втором пришествии Христа (ср.: "Придет же день Господень, <...> и тогда <...> земля и все дела на ней сгорят"; 2Петр. 3:10): Узнают день, сгоревший С восхода на свиданьи? Зачем тоску упрямить, Перебирая мелочи? Нам изменяет память, И гонит с рельсов стрелочник [4, I, с. 150]. Последняя строфа реминисцентна по отношению к библейскому тексту из Отк. 21:4: "И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло".
Лирический герой, который, подобно Иоанну Богослову, в момент откровения "был в духе" (Ин. 1:10), теперь (стихотворение "У себя дома") уже - "у себя дома", то есть, согласно пастернаковской метафористике, снова "в теле". Образ тела, которое, по библейскому определению, должно быть "храмом живущего в вас Святого Духа" (1Кор. 6:19), расширяется в данном произведении до масштабов города, в данном случае - Москвы: "в постель /Падает город с дороги. <...> Спать!" Примечательно то, что слово "Москва" здесь не употребляется, а заменяется перифразом "на семи холмах", что вносит в стихотворение некоторую двусмысленность: также, по преданию, на семи холмах был основан Древний Рим - столица языческой империи. Действительно, храмовое начало ("купол") в пастернаковском городе-теле нуждается в очищении-исцелении "водой живой":
Время менять полотенце (Мокнет на днище ведра). И намотать на купол [4, I, с. 151]. Слово "город" этимологически означает "огороженное место", поэтому употребленное рядом слово "мембрана" (в переводе с лат. "кожица") подразумевает его ограду-оболочку, наподобие человеческой кожи, которая единственно тут создает впечатление жизни ("говор мембран"). На самом же деле это город "кукол" - бездуховных, безжизненных тел, - грешный ("грязный") город: В городе - говор мембран, Шарканье клумб и кукол. <...> Грязный, гремучий <...> [4, I, с. 151]. Он, "в постель падает <...> с дороги" - железнодорожного, то есть "ведущего в погибель" пути.
Это смертоподобное состояние, вызывавшее плач лирического героя в предыдущем стихотворении, названо здесь сном, что символично, так как его образ своими корнями восходит к евангельскому эпизоду исцеления Христом дочери Иаира: "Все плакали и рыдали о ней. Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит" (Лук. 8:52). Иначе говоря, пастернаковский дом = город = Москва (Рим) духовно болен, смертоподобен, но еще не умер, а спит, то есть «узкий путь, ведущий в жизнь» еще ему открыт. Так, знаковыми являются здесь образы голубя - ветхозаветный символ примирения человека с Богом, а также ухода с солнца тучи ("С солнца спадает чалма", ср. "Шли <...> тучи <...> Я умолял их перестать" в стихотворении "Еще более душный рассвет"), разорванного занавеса ("Надо гардину зашить", ср. с библейским
образом уничтожения преграды между Богом и человеком после распятия Христа: "Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот завеса в храме разодралась надвое, сверху донизу", мф. 27:50-51).
Силой, которая будит и исцеляет, оказывается у Пастернака любовь - то единственное, что способно дать человеку истинное знание, то, что приравнено поэтом к откровению: недаром эти образы в стихотворения цикла взаимозаменяемы:
Как усыпительно - жить!Как целоваться бессонно! [4, I, с. 151]. "У себя дома" Как
усыпительна жизнь!Как откровенья бессонны! [4, I, с. 147] "Как усыпительна жизнь!.. "
Такой взгляд на вещи, вероятно, обусловлен у Пастернака учением апостола Павла о любви, изложенном им в 1 Кор. 13:2: "Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто".
Ссылка на образ апостола Павла, которая по первоначальному замыслу имела место в прозаической вставке "С Павелецкого же уезжали и в ту осень", следовавшей непосредственно за стихотворением и относящейся к поездке Пастернака к Е. Виноград в Балашов в сентябре 1917 г. [4, I, с. 472], в контексте цикла с его ведущим образом Откровения - о том, что "смерти не будет", а будет "воскресение мертвых", - выглядит неслучайной, так как именно апокрифический "Апокалипсис Павла" (возник около 400) описывает видения Павла во время его вознесения "до третьего неба" (ср. 2Кор. 12:2), посещение им места обитания праведников и ада (его описание близко к картине ада в "Божественной комедии" Данте). "На славянском языке апокриф известен под названиями "Слово о видении апостола Павла" или "Хождение апостола Павла по мукам" [2, II, с. 237]. Подчеркнуть некую жанровую близость своего произведения к упомянутому "Хождению" должна была, по-видимому, и пастернаковская идея первоначального названия цикла "Путевые заметки".
Таким образом, изучение интертекстуальных связей цикла Б. Пастернака "Возвращение" со Священным Писанием наводит на мысль о своеобразном уподоблении автором своего произведения библейскому жанру "откровения". Последнее, надо сказать, созвучно словам художника о том, что сила, давшая книгу "Сестра моя -жизнь", была безмерно больше него [5, с. 308]. В этом контексте представляется плодотворным рассмотрение всей книги как,
возможно, некоего "богодухновенного" единства, тем более что в первом её издании автор называл циклы "главами" [5, с. 306], намекая на их своеобразную преемственность.
В перспективе предполагается рассмотреть особенности функционирования библейских мотивов в книге Б. Пастернака "Сестра моя - жизнь" в целом, а также в других ранних произведениях поэта. Такое исследование, по нашему мнению, может быть весомым вкладом в решение актуальной для пастернаковедения проблемы о наличии или отсутствии «резкости и внезапности обращения Пастернака к проблематике христианства» в позднем его творчестве [7, с. 731].
Литература
1. Ивинская О. Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени / О. Ивинская. - М. : Либрис, 1992. - 464 с.
2. Мифы народов мира: энциклопедия в 2 т. / [гл. ред. Токарев С.А.]. - М. : НИ "Большая Российская энциклопедия", 1997 -. - Т. 1: А - К. - 1997. - 671 с.
Т. 2: К - Я. - 1997. - 719 с.
3. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов.
- М. : ООО "Издательство Оникс" ; ООО "Издательство "Мир и образование", 2009. - 1360 с.
4. Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений : в 11 т. / Б.Л. Пастернак. - М. : Слово, 2003 - 2005 -. - Т. 1: Стихотворения и поэмы 1912 - 1931. - 2003. - 576 с.
Т. 9: Письма 1935 - 1953. - 2005. - 784 с. Т. 10: Письма 1954 - 1960. - 2005. - 680 с.
5. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: Материалы для биографии / Е.Б. Пастернак. - М. : Советский писатель, 1989. - 688 с.
6. Фатеева Н.А. Поэт и проза. Книга о Пастернаке / Н.А. Фатеева. - М. : Новое литературное обозрение, - 2003. - 400 с.
7. Флейшман Л. От Пушкина к Пастернаку. Избранные работы по поэтике и истории русской литературы / Л. Флейшман. - М. : Новое литературное обозрение, 2006. - 784 с.
8. Франк В.С. Водяной знак. Поэтическое мировоззрение Пастернака / В.С. Франк // Литературное обозрение. - 1990. - № 2.
- С. 72 - 77.
