CC BY
273© Н.В. Бергер, 2006
ЖАНР КОРРЕСПОНДЕНЦИИ В СТРУКТУРЕ ЖУРНАЛИСТСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ
Н.В. Бергер
Результаты журналистского расследования могут быть представлены практически в любом жанре — начиная от заметки и заканчивая, например, фельетоном. Как правило, сам процесс расследования не завершается публикацией. Когда мы говорим о том, что некоторые расследования длятся годами, мы имеем в виду и те многочисленные случаи, когда журналисты время от времени, а иногда и регулярно, знакомят аудиторию с результатами своих разысканий, но поиски при этом не прекращают. В результате в печати могут появляться заметки, интервью, комментарии и другие, на первый взгляд, малопригодные для расследовательской журналистики жанры. Единственным маркером расследования для читателя в таких случаях является подпись «отдел расследований». Для тех, кто читает газету регулярно, таким показателем может быть тема: иногда в издании появляются обширные статьи или корреспонденции по обозначенной проблематике, иногда — малые жанровые формы. Таким образом, с нашей точки зрения, актуальным для исследователя является определение не столько жанрового состава расследовательской журналистики, сколько своеобразие традиционных жанровых форм в структуре данного творческого метода.
Одним из наиболее востребованных в расследовательской журналистике является жанр корреспонденции. По определению воронежских исследователей, корреспонденция — «это аналитический жанр, вскрывающий закономерность конкретных фактов действительности в их безусловной пространственно-временной локализации. Корреспонденция обобщает факты действительности, выявляет тенденции их развития, ставит вопросы, делает выводы, вносит предложения, как и кому решать поставленные вопросы»1. Корреспонденцию можно определить как переходный жанр между журналистикой новостей и аналитическими жанрами: с одной стороны, в ней ярко выраженное событийное начало, взятый из жизни факт, обладающий
высокой новостной ценностью; с другой — о событии или факте не просто сообщается, они анализируются, на их основе делаются выводы о возникшей проблеме, намечаются пути ее решения. Все эти качества жанра, а также пространственно-временная локализация как нельзя более полно отвечают специфике метода журналистского расследования, всегда имеющего конкретный «адрес».
В теории журналистики существует точка зрения, требующая различать корреспонденции информационные и аналитические (А.И. Акопов, А.А. Тертычный и др.). Мы согласны, что такое деление оправданно, но применительно к расследовательской корреспонденции оно имеет свои особенности. Все корреспонденции, исходящие от отделов расследований, обладают высокой степенью аналитичности. Л.Е. Крой-чик утверждает, что «невозможно делить этот жанр... на две разновидности... Информационное и аналитическое начала слиты воедино. Само обращение к проблеме, ее изложение несут в себе зерна анализа. Отбор фактов, их сопоставление, умелое выстраивание проблемной цепочки уже есть анализ»2. Соглашаясь с доводами исследователя, мы все же считаем целесообразным делить корреспонденцию на информационную и аналитическую, при этом считая их не разными жанрами, а разновидностями внутри одного — корреспонденции. Анализ практики говорит о том, что тексты корреспонденций действительно неоднородны и четко прослеживается наличие, по крайней мере, двух ее видов.
Расследовательские публикации в различных изданиях показывают, что инвестигейто-ры активно обращаются к жанру корреспонденции, причем к обеим ее разновидностям. Развитие жанра идет в русле взаимодействия двух тенденций. Первая состоит в сохранении всех родовых черт, присущих «классической» корреспонденции, вторая — в обогащении их новыми, продиктованными спецификой расследовательской журналистики.
«Информационная корреспонденция отличается от заметки более детальным и более
широким освещением предмета, — отмечает А.А. Тертычный. — Таким предметом обычно выступает какое-то единичное событие, явление, действие. Причем публикация такого жанра может включать в себя не только фактологическое описание предмета, но и некоторые элементы оценки, предписания, прогноза и пр. Вместе с тем автор информационной корреспонденции не ставит перед собой задачу выявить взаимосвязи описываемого предмета, проникнуть в суть его»3.
В «Новой газете» регулярно появляются небольшие по объему корреспонденции, подписанные «отделом расследований». На первый взгляд, перед нами публикации, содержащие все формальные признаки информационной корреспонденции: в каждой из них сообщается о конкретной новости, кратко даются подробности. Вместе с тем есть нечто, что позволяет говорить о некой специфике этих материалов. «Расследовательская добавка» проявляет себя в обязательном подробном комментарии, буквально пронизывающем каждую корреспонденцию. Например, в рубрике «Нет мигалкам на дорогах» читаем короткое сообщение «Ушли в отрыв. От жизни: Почему попал в аварию кортеж Владимира Рушайло» (Новая газета. 2002. № 67). Из семи абзацев два отданы комментарию, «неудобным вопросам»: «А как быть со всеми остальными, кто разгоняет пугливых граждан светом проблесковых маячков и стробоскопов, звуками сирен и высунутыми из-за тонированных стекол милицейскими жезлами и стволами табельного оружия?» Авторы корреспонденции высказывают версии о причинах возникшей ситуации, построенные на сообщениях анонимных экспертов. Сопровождает публикацию «Досье “Новой газеты”» (хроника аналогичных случаев). Примерно по такой же схеме строятся практически все «короткие» корреспонденции «отдела расследований» «Новой газеты».
Не менее часто в практике расследовательской журналистики используется аналитическая корреспонденция как способ репрезентации результатов расследования. «В аналитической корреспонденции речь идет о каком-то одном событии. Оно всесторонне обсуждается, выявляются его качества, ему выносится оценка, прогнозируется его развитие, указываются его причины»4. Многочисленные образцы таких текстов можно найти в «Новой газете» в рубрике «Расследование», или за подписью «Отдел расследований». Рассмотрим подробнее наиболее характерные черты
«расследовательских» корреспонденций обеих разновидностей.
Информационным поводомслужиг некое недавно свершившееся событие, рассказ о котором в информационных корреспонденциях дается предельно сжато: «Сенаторы утвердили кандидатов от общественности в Высшую квалификационную коллегию судей РФ (ВКК). Проголосовали тайным образом и из десяти уважаемых людей двух почему-то отсеяли» (Бывшие силовики будут представлять общественность в высшей коллегии судей? // Новая газета. 2002. № 72). Далее следует комментарий события, который по объему в несколько раз превышает информирующую часть текста.
В этих корреспонденциях журналисты лишь обращают внимание аудитории на то, что, по их мнению, заслуживает внимание. В одних случаях это могут быть сообщения, имеющие отношение к находящемуся на контроле отдела расследований предмету (например, корреспонденция «Долевое участие в чужом кошельке: ЛУКойл готовит к продаже пакет акций государства» (Новая газета. 2002. № 62), в других — это сообщения о кадровых передвижениях, принятых в кулуарах власти решениях, могущих отразиться на расследуемых журналистами ситуациях. Например, в номерах «Новой газеты» за 2002 год тематика корреспонденций «Бывшие силовики будут представлять общественность в высшей коллегии судей?» (№ 81) и «Сто миллионов долларов как премия за штурм» не нашла своего развития. Это наводит на предположение о том, что подпись «Отдел расследований» может означать, что комментируемые события находятся на периферии внимания инвестигейторов и оказывают лишь опосредованное влияние на предмет ведущихся расследований.
Аналитическая корреспонденция, как правило, репрезентует промежуточные или окончательные результаты журналистских расследований. Поводом к появлению корреспонденции «Кто похитил вице-президента “ЛУКойл”?» (Новая газета. 2002. № 68) стало похищение вице-президента крупнейшей нефтяной компании России Сергея Ку-куры. В данном случае это лишь заявка на будущее расследование, своей публикацией журналисты показывают, что взяли дело «на контроль».
Материал «Презумпция виновности» (Новая газета. 2002. № 34), напротив, представляет собой результат завершенного рас-
следования журналистов. В центре корреспонденции — судебная тяжба между налоговой службой и бизнесменом. Человек обвиняется в уклонении от уплаты налогов в особо крупном размере, но, как удается выяснить журналистам, истинная причина гонений на бизнесмена в том, что он отказался платить взятку налоговикам: «Дело в том, что после приобретения и оплаты любых товаров и услуг государство по закону должно возместить фирме уплаченный при покупке НДС. В нашем случае эта сумма — 145 млн рублей. Такие деньги из бюджета просто так не возвращают. Это — основа коррупции налоговых органов России, вокруг нее построен целый бизнес. По-моему, Виктор Круглей попал под государственный каток именно потому, что не знал об этой системе».
Информационным поводом может быть документ, оказавшийся в руках журналистов. Например, основу корреспонденции «Сколько стоит автограф Сычева» (Новая газета. 2002. № 72) составил сопоставительный анализ трех вариантов контракта молодого футболиста, полученный из трех различных организаций.
Часто в основе расследовательской корреспонденции лежит рассмотрение подоплеки убийства: в материале «ОПГ как филиал ОВД» (Новая газета. 2002. № 71) журналист И. Огнев пытается выяснить обстоятельства убийства А. Чупанова, погибшего в драке на почве межнациональной ненависти на дискотеке в поселке Глинка Смоленской области. Корреспонденция «Мышеловка на “Дельфина”» (Новая газета. 2003. № 39) также начинается с рассказа об убийстве директора режимного института, работавшего на ВПК.
Обширный комментарий, как мы уже сказали, является неотъемлемой частью корреспонденций, исходящих от отдела расследований. Это может быть как собственный комментарий журналистов, так и анализ экспертов «со стороны». Например, в корреспонденции «Бывшие силовики будут представлять общественность в высшей коллегии судей?» автор рассуждает: «А странно то, что представителями общественности в ВКК они избрали почти сплошь силовиков — в прошлом работников УВД, прокуратур или как минимум награжденных титулами почетных работников этих организаций...» (Новая газета. 2002. № 72). В корреспонденции «Сто миллионов долларов как премия за штурм» слово для комментария предоставляется неким «источникам “Новой газеты” в правоохранительных органах, имеющим отношение
к планируемой реформе сообщества наших спецслужб» (Новая газета. 2002. N° 81).
По объему комментарий в информационной корреспонденции расследователей всегда значительно больше рассказа о сути события, он может занимать до 75 % от всего текста. В структуру комментария вплетаются дополнительные подробности: «Многие упрекали суд в странном условном решении, но в кулуарах Мосгорсуда действия коллеги расценивают несколько иначе и удивляются прокуратуре, которая проявила странную избирательность» (За Быковым выстроились в очередь суды // Новая газета. 2002. № 73). К собственно жанру комментария эти тексты мы не можем отнести на том основании, что опираются они всегда на новые, неизвестные еще читателю факты, тогда как в жанре комментария обсуждаются факты уже известные.
Аналитическую корреспонденцию нередко дополняет отдельный, не встроенный в текст комментарий, это самостоятельный текст, публикуемый рядом с корреспонденцией. Материал «Штурмующие и осажденные» (Новая газета. 2002. № 60), описывающий «средневековую борьбу», которая развернулась вокруг одной из строительных структур системы Минатома, сопровождает комментарий первого заместителя гендиректора концерна «Росэнергоатом».
Комментируя событие, авторы, как правило, задают много вопросов — частью риторических, частью конкретных: «Так почему бы прокуратуре не придать этому разнообразию какую-то завершенную, единую форму — удобнее же будет?» («За Быковым выстроились в очередь суды»); «Казалось бы, кто будет лучше представлять общественность?» («Сто миллионов долларов как премия за штурм»). Вопросы позволяют нам следить за ходом рассуждений журналиста, они показывают нам, в каком направлении пойдет его поиск: «Не из-за этих ли трех листов глава режимного института вдруг насмерть разбился в собственной квартире?» («Мышеловка на “Дельфина”»). В корреспонденциях обилие всевозможных «почему?»: «...почему был изменен маршрут следования Сергея Кукуры? Почему, как говорят, не было машины сопровождения и волевым решением заменена прежняя охрана?» («Кто похитил вице-президента “ЛУКойла”?»). Не всегда журналисты дают ответы на заданные вопросы, иногда это просто невозможно («теперь мы этого никогда не узнаем...»), иногда это сигнал нам,
читателям того, что авторы не остановятся в своем расследовании и будут идти дальше в поиске ответов на свои «почему?».
Вопрос может содержать предположения, подвергающие сомнению официальную версию расследуемого происшествия. Например, как в корреспонденции «Концы в воду» (Версия. 2004. № 22), где речь идет о странном самоубийстве офицера Балтийского флота, больше похожем на убийство: «Неужели в прокуратуре Балтийска считают, что нормальный человек может покончить с собой из опасений, что не сдаст какую-то там задачу?». Здесь же журналист В. Саранов обосновывает свои сомнения: «Тем более что, как отмечается в материалах уголовного дела, за несколько дней до смерти командира на МПК-227 работала комиссия из штаба соединения, которая признала корабль одним из лучших в бригаде...»5.
Функция вопросов может быть и чисто утилитарной: «Вместо утверждений журналист может задавать риторические вопросы, которые не могут послужить основанием для обращения в суд»6, — советует юрист Агентства журналистских расследований.
Примета именно расследовательской корреспонденции, продиктованная применяемым творческим методом, — в анализе различных версий подоплеки описываемого события или ситуации. Например, в материале о похищении Сергея Кукуры читаем: «В СМИ сразу же появилась масса версий: от обычной, бытовой — похищение с целью выкупа — до фантастической — о связи этого преступления с делом нападающего “Спартака” Дмитрия Сычева. Обе они мало похожи на правду. По крайней мере, преступники пока не предъявили никаких требований ни семье похищенного, ни руководству “ЛУКойла”; а 18-летний нападающий, с его капитализацией в несколько миллионов евро, и человек, отвечающий за многомиллиардные нефтяные потоки, — величины несопоставимые. Следствие пока особых версий не выдвигает, — как положено, отрабатывая все остальные». Далее журналисты (подпись «Отдел расследований») анализируют «контекст происшедшего» и выдвигают собственную версию: «Таким образом, наиболее очевидной представляется версия неких внутренних противоречий, возникших внутри самого “ЛУКойла” или между лицами, причастными к этой компании».
Версия может завершать корреспонденцию, тем самым резюмируя наблюдения журналиста, сделанные в ходе расследования: «Так
что же действительно произошло 27 января 2003 года в каюте командира МПК-227? Один из сотрудников военной прокуратуры Балтийска в неофициальной беседе сообщил вдове офицера Татьяне, что Петра убили из-за топлива. От себя заметим, что эта версия имеет право на существование: не так давно мы писали о том, как мурманские “братки” угрозами и даже пытками вынуждали ответственных за топливо офицеров с ряда кораблей Северного флота сливать солярку рыбакам. Не исключено, что подобная схема действует и на Балтийском флоте. Быть может, Петр Павлов, лишь за полгода до смерти назначенный командиром корабля, оказался из разряда “несговорчивых”?»7.
В традиционной корреспонденции «точка зрения журналиста раскрывается в системе анализируемых фактов. Мало продекларировать какое-то положение (со ссылкой на источник, не вызывающий сомнений или на собственные наблюдения), его надо подтвердить соответствующими примерами — цифрами, деталями, подробностями»8, — отмечают исследователи. Одной из наиболее характерных черт расследовательской корреспонденции, отличающей ее от традиционной, является анонимная атрибуция. Атрибуция — это определение источника информации, которое предполагает ссылку на конкретное лицо, сообщившее те или иные сведения. «Точные сведения об этом, безусловно, имеют первостепенное значение для доверия к газете, поскольку от них во многом зависит степень достоверности ответов и на все последующие «классические» вопросы: ЧТО, ГДЕ, КОГДА, КАК и ПОЧЕМУ произошло?»9, — говорят опытные журналисты.
В расследовательской корреспонденции зачастую ссылки на источник информации либо анонимные («по нашим данным» и пр.), либо отсутвуют вовсе. Прежде всего, это свойственно информационным корреспонденциям. Вполне обычными являются такие ссылки: «Источники “Новой газеты” в правоохранительных органах... прокомментировали», «по сведениям из Администрации Президента», «в кулуарах Мосгорсуда действия коллеги расценивают несколько иначе», «по оперативным данным контрразведчиков», «из оперативных источников известно» и т. п.
Явлением такого же порядка являются ссылки на слухи. Это характерно как для информационных, так и аналитических корреспонденций. Так, в уже упомянутом материале «Бывшие силовики будут представлять
общественность в высшей коллегии судей?» журналист рассказывает: «Прошли слухи, что Владимир Попондопуло из ЛГУ не только специалист по гражданскому праву, но и знакомый президента Путина». Из корреспонденции «За Быковым выстроились в очередь суды»: «...а также шептались, что, хотя на судью Владимира Никитина... никто в об-щем-то не давил, процесс привлек внимание спецслужб».
Очень часто повествование идет вообще без каких-либо указаний на источник сведений, читателю остается поверить или не поверить журналистам «на слово», при этом неясным остается, как и от кого получены данные, документы. Например, в корреспонденции «Последний свидетель» Ю. Щекочихин обращается к читателям: «Перед вами — лист уголовного дела. Когда на допросе подполковник Михайлюк показал, что запись эта — фальсификация, была проведена экспертиза: нет, текст подлинный (цитирую)...» (Новая газета. 2001. № 91). Далее автор приводит данные экспертизы, не объясняя при этом, каким образом они попали к нему в руки.
Как уже было сказано, анонимная атрибуция — явление широко распространенное для расследовательской корреспонденции обеих разновидностей (особенно информационной). Уместно задаться вопросом: почему журналисты прибегают к этому приему, когда, как известно, безличные ссылки снижают доверие к публикации и к изданию в целом? Объяснений здесь может быть несколько. Во-первых, журналисты не могут не знать о том, что «тщательно проверенные наблюдения в разных странах показывают, что в большинстве случаев люди верят практически всему, о чем читают, особенно в “своих” газетах, на которых они остановили выбор»10. Во-вторых, в этом проявляется специфика расследовательской журналистики, которая связана с активным использованием конфиденциальных источников, ссылка на которые невозможна.
Могут быть и другие причины использования анонимных ссылок. Как пишут Я.С. Воскобойников и В.К. Юрьев, «в этих случаях используются, например, намеки или полунамеки, пускаются “пробные шары”, чтобы потом подтвердить или, наоборот, опровергнуть какие-либо факты»11. Один из наиболее распространенных приемов — использование разного рода «утечек» информации. «Такие сообщения, как правило, подаются сенсационно и, естественно, привлекают
широкое внимание. Нередко это используется как достаточно действенное средство зондажа общественного мнения со стороны официальных властей либо политических или деловых кругов по какому-нибудь важному для них вопросу. Если реакция оказывается позитивной, то опубликованные сведения получают официальное подтверждение. Если же отношение к ним негативное, то могут последовать новые «утечки», скорректированные в «нужном» направлении, либо сразу же сведения объявляются ложными и вина за их распространение возлагается на средства массовой информации». Прикрывать подобные «утечки» подписью «Отдел расследований» или рубрикой «Расследование» может быть очень удобно и нельзя исключать, что такое «прикрытие» используется.
Анонимная атрибуция может быть и мерой предосторожности с точки зрения юридической безопасности журналиста, ведущего расследование. «Употребление вводных слов “вероятно”, “возможно”, “кажется”, “ходят слухи”, “бытует мнение”, “как говорят” и т. п. также лишает героев публикаций возможностей подать иск»12.
Если анонимная атрибуция может снизить доверие к публикации, то цитирование документов это доверие повышает. В расследовательских корреспонденциях часто присутствуют документы в виде ссылок на них, пересказа содержания, прямого цитирования и размещения на полосе фотокопий. Документы могут фигурировать как официальные, так и неофициальные. Например: «Официальные ответы (№ 02-5-10/58-Е026 от 13.03.2001 и 04-02-05/2/52 от 25.04.2001 соответственно) подтвердили правильность оформления сделки и отражения ее в бухгалтерском учете» («Презумпция виновности»).
В корреспонденции Ю. Щекочихина «Последний свидетель» (Новая газета. 2001. №91) документом является диктофонная запись разговора двух договаривающихся сторон: заказчика убийства четырех бизнесменов и исполнителя этих заказов. «Заказчик — заместитель начальника Майкопского УФСБ подполковник Михайлюк (по тексту: Мих), исполнитель — его агент Мугу (по тексту: Мугу). Заранее прошу прощения за наличие в тексте ненормативной лексики: так уж они говорят между собой. Итак... Майкоп, лето, автомобиль. Они — вдвоем». Дальше приводится дословная расшифровка записи, давшей толчок для журналистского расследования.
Поводом к его началу может стать письмо, пришедшее в редакцию, как, например, в корреспонденции Р. Шлейнова «Дезинформбюро. Новое явление: даже гибель человека используют в политической борьбе» (Новая газета. 2002. № 53). Вот текст письма, послужившего завязкой ко всему тексту: «27^1-2002. Уважаемая редакция, в конце прошлой недели российский премьер М. Касьянов приезжал в Белгород на открытие российско-украинской таможни. Событие закончилось обильным возлиянием спиртного и увеселительными акциями, в процессе которых белгородский губернатор Е. Савченко и М. Касьянов, балуясь в бассейне, случайно утопили одного из участников празднества — депутата областной Думы. Событие спущено на тормозах, но подробности просочились через охрану. <...> ФИО и адрес, естественно, изменяю». Также корреспонденцию сопровождает фотокопия документа. Журналист дважды обращается к экспертам с просьбой оценить текст.
«Корреспонденция начинается с достаточно распространенной для этого жанра ре-портажной ситуации»13, — говорят исследователи. В этом отношении расследовательская корреспонденция — не исключение. Тексты инвестигейторов могут начинаться примерно так: «Зал суда: комната, напоминающая школьный класс. Два похожих на парты стола стоят друг напротив друга. Это для соперников — прокурора и адвоката. Для зрителей — скамейки. Комнатные цветы в горшках, которыми заставлены весь подоконник и еще одна парта. Неуместная для тттколы клетка — для опасных подсудимых. В углу — флаг Сербии. На самом деле, конечно, это российский триколор, только надетый на флагшток вверх тормашками, — бывает... Вместо школьной доски — российский герб на стене. Под ним — федеральный судья Владимир Прощенко. Судья слушает ходатайства...»14.
Зарисовки с натуры, штрихи портретов («у судьи на лице образовалась морщина. Прокурор слегка покраснел и напрягся»), разделение события на этапы, диалоги — все эти элементы репортажа можно встретить в расследовательских корреспонденциях.
«Звучащие голоса — одна из стилистических примет корреспонденции. Воспроизведение отдельного эпизода предполагает, как правило, встречи с участниками описываемых событий, а это почти автоматически приводит к появлению в пределах корреспонденции своеобразных микроинтервью»15. В ана-
литических корреспонденциях, написанных на основе журналистского расследования, такие микроинтервью — не редкость. Например, в материале «ОПГ как филиал ОВД» журналист цитирует разных людей, с которыми ему довелось встретиться в процессе расследования: «Можно ли было предотвратить трагедию? Я задал этот вопрос и. о. главы района Александру Малейчику. Да, неохотно отвечал Александр Иванович, он заметил машины и дал задание и. о. начальника РОВД майору Кудрявцеву проверить гостей. Что ответил Малейчику милицейский начальник, внятного ответа я так и не получил. Прокурор Циза был конкретнее: “Я от самого Кудрявцева знаю, что он по заданию Малейчика послал сотрудника проверить, что это за машины. Однако пока шел сотрудник, машины двинулись в сторону пилорамы”».
Автор корреспонденции И. Огнев предоставляет слово для монолога местному фермеру Алхазуру, чтобы словами очевидца описать положение чеченцев на смоленской земле: «Мы все здесь на виду, — говорил мне Алхазур. — Многие живут, работают в области 15—20 лет. Власти знают про нас больше, чем мы сами. Но вот 11 сентября прошлого года произошел теракт в Америке, а 12-го ко мне явилась группа ФСБ. Значит так, сообщаю им: бен Ладен прячется в подвале, Басаев — на чердаке, а ящики со “Стрингерами” — вон в тех кустах».
Функцию звучащих голосов в корреспонденции исследователи трактуют так: «Предоставление слова в корреспонденции участникам событий является важным средством, способствующим развитию темы. Собеседник (или собеседники) публициста помогает уточнить сущностное содержание воспроизводимой ситуации. <...> Иными словами, голос действующего лица способствует осуществлению предпринятого публицистом анализа, служит, как правило, отправной точкой в осуществлении этого анализа»16. Однако расследовательская корреспонденция далеко не всегда содержит микроинтервью. Отправной точкой анализа, как уже говорилось, может быть и документ, и сведения, полученные журналистом из конфиденциальных источников. В последнем случае «звучащих голосов» в тексте просто не может быть, поскольку у автора нет возможности приводить дословные цитаты и точно указывать имя информатора.
Одной из практических задач, стоящих перед журналистом в процессе расследования, является реконструкция расследуемого про-
исшествия. Это находит свое отражение и в текстах, в частности в корреспонденциях.
В начале материала «ОПГ как филиал ОВД» журналист восстанавливает картину происшедшего: «На дискотеке к некоей молодой особе стал приставать дагестанец Шамиль, которого сопровождал приятель, армянин Миша. А особа появилась на дискотеке со знакомым Женей. Теперь известна его фамилия: Царенков. Он вступился за спутницу, а Шамиль толкнул парня. Что за разговор произошел между ними, девушка не знает. Эти скупые факты и сообщила она мне».
В корреспонденции «Штурмующие и осажденные» то, как развивался конфликт вокруг собственности Минатома, показано поэтапно. Глава материала так и называется — «Хроника боевых действий».
Реконструкция является неотъемлемой частью расследовательской корреспонденции, одной из наиболее характерных ее черт.
Для понимания жанрового своеобразия корреспонденции необходимо рассмотреть как в ней показаны люди. В расследовательской корреспонденции люди предстают в двух ипостасях: как носители неких функций (чиновник, бизнесмен, руководитель и т. п.) и как личности, с присущими им характеристиками (внешний вид, черты характера, поступки и т. п.). Первый вариант встречается значительно чаще, чем второй.
Приведем несколько примеров. Корреспонденция «Штурмующие и осажденные» рассказывает о переделе собственности. Описывая суть конфликта, автор отмечает, какую роль в его развитии сыграл тот или иной персонаж: «Концерн “Росэнергоатом”, разумеется, начал обращаться во все инстанции и подал в суд. Глава администрации города Удом-ля, в районе которого, собственно, и разгорелся этот сыр-бор, отменил регистрацию увеличения доли банка “Нефтяной” в “Севзапа-томэнергострое” как незаконную». «Гендиректор от банка “Нефтяной” Олег Ивасько брал офис “Севзапатомэнергостроя” трижды, и только на третий раз в нем укрепился». «Тверская обладминистрация в итоге тоже выразила свою окончательную позицию. Выступил первый зам. губернатора Юрий Данилов и сказал, что администрация никого в этом конфликте поддерживать не будет и что для нее главное, чтобы налоги платили и, по возможности, работали с местными поставщиками».
И глава городской администрации, и гендиректор, и зам. губернатора предстают в тексте лишь как исполнители неких профессиональных функций, за рамками повество-
вания остаются мотивы их поведения, своеобразие их личностей, моральные аспекты их решений и пр. В рассматриваемом варианте корреспонденции это и не требуется: задача, стоящая перед журналистом, состоит в том, чтобы максимально объективно и бесстрастно показать конфликт — «спор хозяйствующих субъектов», как принято сегодня выражаться. Такая задача требует безоценоч-ного рассказа, констатации выявленного положения дел.
В центре корреспонденции «Мышеловка на “Дельфина”» фигура директора Центрального научно-исследовательского института «Дельфин» Богомолова. Завязкой служит рассказ о гибели главного персонажа. Единственной более или менее «личной» характеристикой жертвы служит следующий абзац: «Богомолов дворником не был. Он был директором режимного московского института. Институт — часть “оборонки”, детище военнопромышленного комплекса, почти совершенно нищее. Однако скандалы, предшествовавшие гибели Богомолова, там были именно из-за денег. И вот что еще удивило: никакой суеты на предприятии после обнаружения мертвого руководителя не намечалось».
Внимание журналиста привлекает не личность погибшего руководителя, а его деятельность как менеджера предприятия ВПК: «Пожалуй, никто бы не вспомнил об этой тихой смерти, если бы не документы, подписанные, в частности, Богомоловым. Всего три листочка, но речь в них идет о 15 млн долларов».
Расследователь обнаруживает документы на получение институтом «кабального» кредита, который фактически не был выплачен. «Зачем пожилой и опытный директор Богомолов пошел на такую опасную сделку с банком? — пытается разобраться в мотивах, двигавших руководителем, инвестигей-тор. Но вопросы, задаваемые им, звучат, скорее, риторически. — Может быть, любой ценой (даже фиктивного кредита) хотел спасти институт от надвигающегося банкротства? А может, договорился с банком о чем-то своем и держал документы как гарантию от неожиданностей со стороны партнеров?» Ответы на эти вопросы автор корреспонденции Р. Шлейнов не находит. Читателю рассказывают, как развивались события после смерти главного персонажа — началась судебная тяжба вокруг «Дельфина», которая еще не завершена.
Историю с «Дельфином» автор рассказывает нам как иллюстрацию плачевного положения, в котором сегодня оказалась военная и оборонная промышленность в России. По сути, за рассказом о судебной тяжбе перед нами предстает личная трагедия человека — директора «Дельфина» Богомолова. Пытаясь спасти свое предприятие, руководитель принимает решение, обрекающее на гибель и институт, и его самого. Все это происходит на фоне полного равнодушия со стороны государства. «Госчиновники в этой ситуации ведут себя, как собаки на сене, хотя иногда и используют предприятия ВПК как мышеловку для доверчивых бизнесменов. Но такое, с позволения сказать, хозяйствование может привести только к одному — к окончательному развалу отрасли», — резюмирует журналист.
О том, что за всем этим стоят разрушенные судьбы людей, читатель догадывается сам.
В корреспонденции И. Андреева «Презумпция виновности» уже есть попытка раскрыть личность человека, показать его не только как носителя профессиональных функций. Инженер Круглей вступил в противостояние с налоговыми органами. На самом деле, как выясняет журналист, Круглей налоговых преступлений не совершал, подоплека конфликта в том, что он не захотел платить взятку чиновникам — так называемый «откат».
Налоговики нашли повод придраться и завели дело на несговорчивого Круглея. Начались обыски и гонения. Показательно описание действий налоговых полицейских — в этом тоже показ человека: «Первый обыск продолжался с восьми утра до шести вечера, пока Виктора не увезла “скорая” (подскочило давление, был близок инфаркт). Бухгалтерше (она была на серьезном сроке беременности) тоже объяснили суть отечественной уголовно-процессуальной практики: “Вы животом не прикрывайтесь, у нас в камерах и с детьми сидят”. “Мне самому сказали: жаль, что забыли предупредить, чтобы приготовил теплые вещи, — говорит Круглей. — Даже в “скорую” едва отпустили. Домой приезжали, запугали сына. Говорят: показывай, где деньги, ценности, спрашивали про векселя какие-то. Все разворошили... <...> Раньше у меня другая жизнь была, фотография висела на доске почета на Авиационном заводе имени Микояна. Теперь все по-другому... Вдобавок все это травмировало сына, теперь он совсем по-другому мыслит о государстве... Мне много раз говорили: не сомневайся — посадим”».
Собственно, из всего текста корреспонденции, занимающей целую полосу формата А3, только эти несколько абзацев представляют нам героя крупным планом, весь остальной объем отдан описанию перипетий судебного разбирательства. Но даже из процитированного фрагмента читатель может представить себе человека, чьи иллюзии и надежды на справедливость разрушены чиновничьим произволом, а у его сына этих иллюзий уже нет.
Для показа людей в корреспонденции инвестигейторы чаще всего используют описания их действий, нередко прибегают к цитированию и микроинтервью. Другие приемы — портретные зарисовки, самохарактеристики, характеристики героев другими людьми и т. п. — встречаются гораздо реже.
Личное присутствие автора в расследовательских корреспонденциях зачастую латентно, мы лишь можем догадываться о том, что журналист выяснял сам, а что узнал от своих источников, возможно по телефону. В развернутых аналитических корреспонденциях присутствие автора выражается более непосредственно: это может быть прямой рассказ о ходе журналистского расследования в репортажной манере («я встретился с тремя пострадавшими», «пришлось инкогнито отправиться в Белгород — разбираться» и т. п.); журналист может знакомить читателей с ходом своих мыслей по поводу обнаруженных фактов («я стал выстраивать факты и версии случившегося. Проявилась удивительная картина...»); во множестве вопросов, которые так характерны для расследовательской корреспонденции.
Менее распространенным, но все же встречающимся приемом является прямое обращение к читателю со стороны автора текста. Например, Ю. Щекочихин в корреспонденции «Последний свидетель» ведет диалог с читателем: «Перед вами — лист уголовного дела». «Так, стоп, скажете вы. Так все-таки было следствие? Следствие, суд, тюрьма? Не торопитесь». В этой же корреспонденции автор напрямую высказывает свое мнение, обращается к собственному жизненному опыту: «...На разных наших и зарубежных конференциях меня постоянно спрашивают: “А как вы сами определили бы понятие “коррупция»?” Я запинаюсь, мнусь, бормочу что-то несусветное... Правда, иногда в ответ задаю другой вопрос: ”А как объяснить словами, что такое безвоздушное пространство?”».
Такое прямое общение с читателем в расследовательской корреспонденции — редкость. Возможно, это вопрос индивидуального мастерства, возможно — общественного признания. Юрий Щекочихин пользовался большим авторитетом в обществе, и от этого он уже был не просто журналистом, автором публикаций, регистратором событий и аналитиком, он был интересен читателям и сам по себе. Это значит, что его мнения и оценки имели для аудитории гораздо большую ценность, чем суждения «простого» журналиста, пусть даже расследователя.
Типичный финал корреспонденции — формулировка выводов, сложившихся у автора в ходе расследования, здесь он выступает как комментатор и аналитик. Характерной чертой расследовательской корреспонденции является неокончательность выводов. Это прямое следствие специфики применяемого творческого метода: журналистское расследование может длиться годами, при этом финал может оставаться навсегда открытым. Не случайно в конце корреспонденций могут появиться вопросы («Интересно, как обошлись с этими ценными бумагами? И как обойдутся с новыми акциями, которые пока еще приносят доход налогоплательщикам?»), которые показывают читателю, что в расследуемом деле еще не поставлена точка, и журналисты намерены продолжать поиск.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Колосов Г.В., Кройчик Л.Е., Худякова Э.А. Корреспонденция — жанр публицистики. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1987. С. 19.
2 Кройчик Л.Е. Система журналистских жанров // Основы творческой деятельности журналиста / Ред.-сост. С.Г. Корконосенко. СПб.: Знание: СПбИВЭСЭП, 2000. С. 151.
3 Тертычный А.А. Жанры периодической печати. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 76.
4 Там же. С. 102.
5 Саранов В. Концы в воду // Версия. 2004. № 22. С. 12.
6 Журналистское расследование: История метода и современная практика / Под общ. ред. А.Д. Константинова. СПб.: Нева: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 313.
7 Саранов В. Указ. соч. С. 12.
8 Колосов Г.В., Кройчик Л.Е., Худякова Э.А. Указ. соч. С. 42.
9 Воскобойников Я.С., Юрьев В.К. Журналист и информация: Профессиональный опыт западной прессы. М.: РИА «Новости», 1993. С. 115.
10 Там же.
11 Там же. С. 117.
12 Журналистское расследование. С. 313.
13 Колосов Г.В., Кройчик Л.Е., Худякова Э.А. Указ. соч. С. 36.
14 Андреев И. Презумпция виновности // Новая газета. 2003. № 34.
15 Колосов Г.В., Кройчик Л.Е., Худякова Э.А. Указ. соч. С. 38.
16 Там же. С. 38—39.
