CC BY
57РУССКАЯ И МИРОВАЯ ЛИТбРАТуРА:
теоретические Аспекты
УДК 82-3
ЖАНР ИРОНИЧЕСКОГО ФЭНТЕЗИ И МИРОВАЯ ФОЛЬКЛОРНО-МИФОЛОГИЧЕСКАЯ
ТРАДИЦИЯ
Толоконникова Светлана Юрьевна,
кандидат филологических наук, доцент, научный сотрудник Научного отдела Борисоглебский филиал Воронежского государственного университета, Воронежская область,
г. Борисоглебск, ул. Народная, 43, тел.: +7 (47354) 6-04-92, e-mail: toloksvetlana@yandex.ru
Автор статьи рассматривает особенности проявления сказочной и мифологической традиции в жанре иронического фэн-тези. При анализе использовались интертекстуальный, мифо-поэтический, семиотический методы. Особое внимание в статье уделяется принципам использования системы архетипи-ческих мотивов и традиционности персонажей в произведениях жанра иронического фэнтези (на примерах романов А. Бе-лянина, М. Успенского, И. Чубахи и других). Главной целью является анализ того, как именно сказочные и мифологические коллизии трансформируются в текстах данных авторов и почему это происходит. В конце статьи делается вывод о том, что ироническое фэнтези по-своему оригинально эксплуатирует модель мифа и сказки. Оно использует мифологический и сказочный материал лишь как строительный и отказывается от изначальной фольклорной модели. Новой культурной схе-
© С. Ю. Толоконникова, 2017
мы представители этого современного литературного жанра не предлагают, так как любая модель предполагает иерархичность, строится на противопоставлении начал. А жанр иронического фэнтези тяготеет скорее к неопределенной амбивалентности. Одна из главных идей современного иронического фэнтези заключается в том, что зло не окончательно, потому что миром правит добро - более могучая и непобедимая сила.
Ключевые слова: мифология, сказка, архетип, мотив, ирония, фэнтези, герой, А. Белянин, М. Успенский.
Многочисленные жанровые разновидности фантастики, постепенно появившиеся в мировом искусстве ХХ века, во второй половине столетия приобрели необычайную популярность. Особенно значительную дань им отдали и по сей день продолжают отдавать литература и кинематограф. Одним из наиболее популярных стал жанр иронического фэнтези, совместивший в себе черты традиционного мифа, волшебной сказки и традиций неомифологической литературы конца XIX - начала XXI веков. Сказочные и мифологические архетипы, остраненные неомифологической иронией, приобретают в текстах современных авторов новую свежесть звучания. Основной целью нашей статьи является рассмотрение того, как именно преломляется фольклорно-мифологическая традиция в жанре иронического фэнтези.
Жанр иронического фэнтези вполне непосредственно оперирует мифологическими архетипами, использует сказочные коллизии, образную систему и язык. При этом фэнтези - это не миф и не сказка, и даже не простой синтез этих двух явлений. Во-первых, потому что в иронических фэнтезийных текстах при наличии явной ориентации на мифологическую модель нет специальной религиозной сакральности, характерной для любого мифа. «Даже эпопея Толкиена «Властелин колец» - не сказка, а скорее, попытка создать альтернативную мифологию. Большой вал фэнтези - это толстые трилогии, детально описывающие дела богов, воинов, кудесников, в случае Толкиена принимающие форму заменителя библии. Можно сказать, что фэнтези повторяет филогенез в обратном направле-
нии, возвращаясь к мифическому началу» [2, с. 47]. Ироническое же фэнтези помещает сакральных персонажей в мир иерокомичес-кого эпоса, профанируя их.
Фэнтези, в особенности ироническое, - это зачастую создание мира, лишенного привычной логики, в котором может происходить все, что угодно, преимущественно гротескное и несообразное. Фэн-тезийный мир лишен жесткой причинно-следственной и часто даже морально-нравственной детерминации. Этого нельзя сказать о пространстве сказки и мифа. В частности, сказочные герои в плане их восприятия четко разграничены на добрых (положительных) и злых (отрицательных). Мифологические персонажи имеют более сложное амбивалентное начало, иногда становятся трикстерами. Но детерминизм и в мифе все же по-прежнему присутствует, так или иначе проявляя себя на различных смысловых уровнях.
И в сказке, и в мифе герой, за которым стоит мир добра, всегда становится победителем. При этом в прототипических мифологических и фольклорных сюжетах зло обычно устраняется, физически погибает. В классических фэнтези наблюдается то же самое. К. Мзареулов пишет по этому поводу, что в них «<...> даже самые сложные проблемы решаются экстремально решительно и примитивно-прямолинейным образом: положительные герои просто убивают любого, кого сочли своим врагом. Легко убедиться, что на страницах романов-фэнтези количество убийств и литраж кровопролития на порядки превышает масштабность тех же развлечений, встречающихся в научной фантастике» [1].
В ироническом же фэнтези нравственно-оценочная градация героев очень часто бывает размыта. Иногда герой становится положительным лишь по субъективному замыслу автора текста. При этом личные качества персонажа могут совсем не соответствовать нужным параметрам общепринятой шкалы ценностей. То есть для определения положительного героя, не годится ни языческая героическая шкала, основанная на примате силы и бесстрашия, ни христианская, ставящая во главу угла добродетели смирения, аскетизма и всепрощения. Главные герои иронического фэнтези вообще почти не бывают несгибаемыми карателями зла или примерами для героического подражания. В романах М. Успенского или
А. Белянина, например, они чрезвычайно редко применяют высшую меру наказания к злодеям. Они их либо жалеют и отпускают, покарав предварительно как-либо еще (чаще всего публично осмеяв противника в воспитательных целях), либо перевоспитывают и привлекают если не на сторону добра, то на нейтральную территорию. В романе же И. Чубахи «Железная Коза, или Куртуазные приключения отставной княгини Ознобы Козан-Остра, вдовы божьей милостью Дажбога» весь мир показан как постмодернистский хаос. Но это - смешной хаос, и зло в нем такое же смешное. Оно настолько забавно и нелепо, ненатурально, нелогично и непродуктивно, что с ним и бороться не надо. Потому, вероятно, роман начисто лишен и положительного героя (борца со злом) -за его ненужностью. Положительные же персонажи М. Успенского (тот же Жихарь из «Там, где нас нет», «Время оно», «Кого за смертью посылать», «Белый хрен в конопляном поле») и А. Белянина (Никита Ивашов из восьмикнижия «Тайный сыск царя Гороха», Лев Оболенский из романов о багдадском воре, Сергей Гне-дин из двух романов о жене ведьме и другие) - это не защитники космоса и не субъекты, влекомые сказочной судьбой. Они вообще не этикетные герои, а почти обычные люди со сложным симбиозом плохих и хороших черт. В них переплетены и героизм, и трикстеризм. Причем последнего явно больше, и подан он в неизменно ироническом, но без высмеивания (даже в симпатичном) ключе. Этот трикстеризм не носит пародийного начала. Он, скорее, просто снижает героическую пафосность.
Зло в сказочном космосе иронического фэнтези, как мы уже отмечали, по большей части лишено своей мистической ужаснос-ти: оно либо нивелируется смешным описанием, либо иронически очеловечивается. И оно, как правило, не является абсолютной категорией. Водяные, лешие и демоны, например, у Успенского более гуманизированны, чем некоторые люди. И недостатки у них вполне человеческие (например, склонность к алкоголизму, азартным играм, примитивная жадность, простоватая хитрость и т.д.). В последнем случае налицо, на наш взгляд, влияние на М. Успенского традиции изображения мифологического и сказочного мира с его героями, начало которой положено В. Высоцким в песнях-сказках («О
нечести», «Антисказка» и пр.) и А. и Б. Стругацких («Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о тройке»).
Если миф или сказка - это перекодирование реальности, передача в сакрализованном либо в образном ключе древнего знания или традиционной морали, а классический фантастический текст -изображение современных и одновременно вечных особенностей и проблем социума в будущем, то ироническое фэнтези оказывается абсолютным уходом от реальности в некий целиком и полностью выдуманный мир. «<...> Фэнтези есть торжество идеи о том, чем мы больше не являемся - личностями, уверенными в осмысленности своего бытия в осмысленном мире. И тот факт, что этот мир -магический мир, просто демонстрирует серьезность современного кризиса. Магия - мало уважаемое понятие в нашем мире <.. > И, тем не менее, магия - это единственное, что у нас есть, чтобы вновь обрести чувство осмысленности бытия. И если фэнтези смотрит в прошлое, то только для того, чтобы попытаться восстановить этот первоначальный смысл жизни, который ничего не значит для постиндустриального общества» [2, с. 48].
Сюжеты фэнтези, как правило, используют готовые мифологические и сказочные формы - архетипы, сюжеты, героев, мотивы, темы и пр.
Фэнтезийные серийные тексты представляют собой искусственно сконструированные сказки, лишенные неких изначально заданных сакральных смыслов, которые связаны с ритуальными и мифологическими основами. Часто они явно сводятся лишь к инсталляциям известных сказочных заготовок, к игре с архетипами. Почему же сказка так сильно повлияла на современный жанр? Очевидно, потому, что литература изначально (и иногда инстинктивно) тянется к неким незыблемым народным основам духовности, которых так не хватает в жизни, где во многом стерты грани между плохим и хорошим. И хотя фэнтези тоже не всегда четко эту грань проводит, однако в нем рисуется герой, который скорее борется со злом, чем способствует ему. Так воспринимаются даже герои-реалисты, случайно попавшие в сказку из своей современности и лихо в ней орудующие. Ведь под влиянием типичных фольк-
лорных мотивов они становятся похожи на настоящих сказочных персонажей и даже приобретают вполне героические черты.
В мировой мифологической и сказочной традиции существует ряд устойчивых архетипов в области сюжетов, мотивов и образной системы. Большинство из них используются и в современном ироническом фэнтези.
1. Мотив получения чудесной помощи от некоего фантастического (мифологического или сказочного) существа. Эта коллизия очень широко представлена в фольклоре как Европы, так и Азии. В похожих друг на друга легендах и сказках (французских, германских, чешских, русских, арабских, индийских, японских и пр.) повествуется о получении героем от сверхъестественного помощника (растительного или животного происхождения) разных подарков. При этом, по вине одаренного эти волшебные предметы могут исчезнуть, нежелательно преобразиться или приносить вред. В сказочный фольклор такие волшебные помощники, как известно, пришли из мифов о божествах, демонах и духах природы, о первопред-ках, которые во время инициации помогают культурным героям. В текстах иронического фэнтези подобное содействие герою оказывают как выходцы из доброго мира (тотемные животные, растения, ожившие предметы, добрые феи и т.д.), так уроженцы стороны зла (вампиры, демоны, упыри, ведьмы, бесы, оборотни и прочая обычно недобрая нечисть). То есть вектор волшебной помощи в ироническом фэнтези тоже не детерминирован с точки зрения добра - зла.
2. Мотив змееборчества и аналогичные мотивы. В мировой мифологической традиции змей часто представлен либо глупейшим (но очень сильным), либо мудрейшим (и тоже могучим) существом среди всех живущих. В западной традиции он ассоциируется скорее со злом, на Востоке - скорее с добром. В христианской традиции образ змея принимает сам Сатана. Нередко в мифах и сказках змеиную сущность, ее элементы или связи со змеем имеют различные персонажи демонического характера (например, дракон, Баба-Яга, Кощей Бессмертный, Соловей-Разбойник). В ироническом фэнтези летучие змееподобные существа - драконы, Змеи Го-рынычи и т.д. - бывают разными по своим характеру и наклоннос-
тям. В трилогии о лорде Скиминоке А. Белянина дракон Кролик, конечно, ест «плохих» героев, но при этом очень рьяно и убежденно помогает «хорошим» и вообще является весьма симпатичным существом. Змееборчество в ироническом фэнтези хоть и встречается, но в его традиционном понимании не слишком актуально.
3. Мотив обретения главным героем брачной партнерши с помощью волшебных помощников или предметов является древнейшим в западной и восточной традиции. И в жанре иронического фэнтези редкий герой произведения обходится без спасения суженой из лап персонажа демонического происхождения (у Белянина это, например, Аленушка из романов про Никиту Ивашова из Лу-кошкина и масса других героинь).
4. Мотив похищения персонажем суженой. При этом в сказках часто фигурируют всякие волшебные и летучие ковры-самолеты, корабли, кони, волки, с помощью которых и осуществляется умыкание невесты. В фэнтези герой иногда пользуется теми же традиционными сказочными средствами - Сивкой Буркой или летучим кораблем (например, в романе А. Белянина «Летучий корабль», транспорт у него - Сивка Бурка, и летучий корабль, и даже избушка Бабы Яги). Но часто он просто телепортируется для похищения в нужное место.
5. Мотив брака героя и красавицы, отнятой у злых сил или освобожденной от волшебных чар, является продолжением, развитием предыдущих мотивов. Этот сюжет в разных вариантах характерен для сказаний восточных, европейских, славянских сказаний. Заколдована красавица может быть по-разному - волшебство варьируется от усыпления до окаменения, превращения в лягушку, змею и т.д. Это кардинально затрудняет ее узнавание героем, который должен прибегнуть к хитрости. В ироническом фэнтези брак не обязательно венчает данный сюжет, но всегда в конце него ожидается нечто подобное, и обычно девушка тоже спасена из рук злодея (при собственном деятельном участии, которое не всегда прослеживается в сказке).
6. Мотив женитьбы как награды за совершение героем выдающихся подвигов. К наиболее древним вариантам данного сюжета можно отнести, например, мифологическое повествование
о Медее и Ясоне в древнегреческой беотийской мифологии, а также любые мифы, связанные с идеей половой и социальной инициации, включающие рассказ о нелегком добывании героем невесты. Большинство авторов иронического фэнтези включают в повествование любовные коллизии и в качестве награды за подвиги дарят герою великую любовь, а часто - и честный брак с возлюбленной.
7. Мотив героя - ловкого вора. Он был популярен еще в древнем Египте и Ассирии. Средневековый фольклор актуализирует его в связи с Карлом Великим. На Руси образ ловкого и удачливого вора возникает в былинных повествованиях о Вольге (то есть связан с Олегом), также он появляется в некоторых сказках об Иване Грозном. Вообще, мотив воровства в фольклоре является интернациональным и варианты его использования различны. В частности, герои сказок большую часть добытых ими волшебных предметов крадут или выменивают на краденное. В современном ироническом фэнтези герой-вор похож в том числе и на более поздние фольклорные и бульварные прототипы: что-то у него может быть от авантюриста пирата, романтического бандита, бесшабашного и очаровательного мошенника и др. Но и классический герой-вор (в данном случае Багдадский) нашел своего читателя у А. Белянина: это знаменитый Левушка Оболенский, посрамитель султанов и шайтанов на сказочном средневековом Востоке.
8. Мотив получения героем чудесных предметов (Меча Без Имени лордом Скиминоком у Белянина, например, или волшебного яйца отроком Полелюем у Успенского) является также классическим и в мифологической, и в сказочной традиции. В мифе культурный герой получает эти предметы от духа или божества для помощи в осуществлении высшего цивилизационного замысла или поддержки космического равновесия. В сказке же персонаж оказывается лишь субъектом их перераспределения и улучшает с их помощью свой социальный статус. Герои иронического фэнтези в этом смысле являются гибридными вариантами. Они не являются первыми земными владельцами волшебных предметов (как герои мифа), скорее получают их в свой черед, подобно сказочным персонажам. Но эти магические артефакты даются им не как волшебная подачка, а как знак будущей необыкновенной судьбы, кото-
рой герой, как позже выясняется, достоин (иногда помимо собственной воли).
9. Мотив сироты, попавшей во власть Бабы Яги или других злых сил. Можно считать его смягченным отражением обычая принесения в жертву лучшей девушки племени - священному чудовищу (например, дракону), тотемному прародителю, божеству и т.д. Многие подобные жертвоприношения носили ритуально-игровой характер и заканчивались «чудесным» избавлением жертвы, объясняющегося волей богов. Иногда разыгрывалась «помощь», идущая от неких природных сил. Подобные сюжеты встречаются и в мировой мифологии, и в сказочной традиции. Обычно безропотность, доброта и милосердие гонимой кем-либо сказочной сироты становятся причиной появления у нее защитников из окружения или предметов Бабы Яги (Кощея, колдуна и пр.), с помощью которых героиня в конце концов и убегает от мучителей. Современных вариантов подобного сюжета в фэнтези очень много. Этот мотив реализует, например, и А. Белянин в серии романов о Никите Ивашове.
11. Мотив встречи героя со злыми потусторонними силами (чертями, вампирами, оборотнями, колдунами и пр.) - отражение дохристианских и христианских представлений о злой силе, демонах и их встречах с человеком. Низшая демонология стала де-сакрализованной приметой литературы средневековья, а позднее как составляющая вошла в мистику литературы барокко, романтизма и модернизма. В постмодернизм демонология пришла вновь десакрализованной - с помощью постмодернистской иронии. Фэн-тези тоже буквально напичкано всевозможной нечистью. Но в ироническом варианте жанра эти традиционно злые (в инфернальном значении этого понятия) существа тоже делятся на собственно злых, в меру злых и вовсе не злых. Например, очень добрыми могут быть белянинские вампиры или ведьмы (если на них, например, нет чар ночи), а Баба яга у этого же автора или Демон Костяные Уши у Успенского, или оборотни у О. Баженова и В. Шелонина) -лучшие друзья и помощники для своих подопечных смертных.
12. Мотив встречи героя с мертвецом. На него повлияли анимистические представления о связи душ умерших и живых людей.
В сказках и мифах разных народов, например, встречаются различные варианты рассказа о том, как мать-покойница является на землю, чтобы покормить своего осиротевшего ребенка. В других фольклорных текстах говорится о мертвеце, который выходит из могилы для свидания с любящими его родными. При этом мертвец (например, умерший отец) одаривает живого (верного сына или сыновей) каким-либо сказочным артефактом - волшебным конем, волшебной вещью, другим наследством, которое впоследствии обеспечивает верного помощника. Ожившие мертвецы - это постоянные персонажи различных мистических произведений, встречаются они и в фэнтези, в том числе и ироническом. В нем вообще (поскольку там не существует четких законов разграничения мира живых и мира мертвых) легко происходит переход персонажей через границы жизни-смерти - в обе стороны: погибшие без проблем воскресают, принимают иные обличия, переносятся в другие времена и пространства и т.д. У Белянина Никиту Ивашова одаривает Сивкой-Буркой именно умерший отец трех трусливых сыновей (вместо них, так как те не пришли к его могиле для встречи с покойным). Жихарь у Успенского попадает в мир Смерти и мертвых, а после возвращается оттуда без видимых усилий. Скиминок Беля-нина со Смертью вообще накоротке. Белянинский же казак Илья Иловайский из романов «Оборотный город», «Колдун на завтрак» и «Хватай Иловайского!» не только легко проникает в потусторонний мир и назад, но и находится под опекой Шлемы и Мони - двух типичных упырей, то есть оживших мертвецов-трупоедов.
Этот ряд общих фольклорно-фэнтезийных мотивов можно расширить. Из приведенных примеров следует, что ироническое фэн-тези по-своему оригинально эксплуатирует модель мифа и сказки. Оно использует мифологический и сказочный материал лишь как строительный, отказываясь от изначально заданной строгой модели. Но новой культурной схемы-универсума, на наш взгляд, представители этого современного литературного жанра не предлагают. Любая модель изначально предполагает некую иерархичность, строится на противопоставлении начал. А жанр иронического фэн-тези тяготеет скорее к неопределенной амбивалентности, в результате которой откровенное зло может для героя обратиться в добро,
вопросы русской литературы, 2017, № 3-4_
дать неоценимую помощь в борьбе против другого, по-настоящему враждебного зла. То есть одна из главнейших мыслей современного иронического фэнтези следующая: зло не окончательно, исправимо, потому что миром все же правит добро - более могучая и неистребимая сила. Возможно, этот посыл иронического фэн-тези являет собой не столько пример поиска истины, сколько попытку побега из безнравственного хаоса современности в некий мир особой высокой нравственности, в котором добро стремится к абсолюту. Целью будущих научных исследований может стать исследование мира утопии в жанре иронического фэнтези.
Список использованных источников
1. Мзареулов К. Фантастика. Общий курс. - Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/mzar/03.php (дата обращения 5.01.2017).
2. Романчук Л. Сказки и фэнтези - параллели и перпендикуляры // Порог. - 2003. - №° 6. - С. 47-56.
GENRE IRONIC FANTASY AND THE WORLD OF FOLKLORE AND MYTHOLOGICAL TRADITION
Tolokonnikova Svetlana Yurievna,
Candidate of Philological Sciences, Associate Professor, Researcher of the Research Department Borisoglebsky Branch of Voronezh State University, Voronezh Region, Borisoglebsk, ul. Narodnaya, 43, tel.: +7 (47354) 6-04-92, e-mail: toloksvetlana@yandex.ru
The author considers the peculiarities of displays fabulous and mythological tradition in the genre of ironic fantasy. The analysis used intertextual, mythopoetical, semiotic methods. Special attention is paid to the principles of the use of the system of archetypal motifs and traditional characters in the works of the genre of ironic fantasy (by way of example novels A. Belyanina, M. Uspensky, I. Chubakha and others). The main objective is the analysis of how the fairy and mythological conflicts are transformed into authors of these texts,
and why this is happening. At the end of the article it concludes that the ironic fantasy in their own way exploits the original model of the myth and fairy tale. It makes use of mythological and fairy-tale material only as a building and abandons the original folk model. New cultural schemes, representatives of modern literary genre does not offer, as any model implies hierarchy, built on the opposition began. A genre of ironic fantasy tends rather to uncertain ambivalence. One of the main ideas of modern ironic fantasy is that evil is not completely, because the world is ruled good - more powerful and invincible force.
Keywords: mythology, fairy tale archetype, motif, irony, fantasy, hero, A. Belyanin, M. Uspensky.
References
1. Mzareulov K. Fantastika. Obshchiy kurs [Fantastic. General course]. - Rezhim dostupa: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/ Literat/mzar/03.php (data obrashcheniya 5.01.2017).
2. Romanchuk L. Skazki i fentezi - paralleli i perpendikulyary [Tales and fantasy - parallels and perpendiculars] // Porog. - 2003. - №№ 6. - S. 47-56.
