CC BY
5THE GROUND WE TRFAD
Flusser Vitem, philosopher of art, critic, one of the central figures of modern photography theory and media theory
The essay "The Ground We Tread" by Vilem Flusser, published in Continent magazine, preceded the release of the forthcoming book /'«si History. "Is there any room left for freedom in a programmed world? This is the essential question that Vilem Flusser asl<s in Post-History. Written as a series of kc lures to be delivered at universities in Brazil, Israel, and France, it was subsequently developed as а ¡мок and published for the first time in Brazil in 1983, This first English translation of Post-History brings to an anglophone readership Flusser's first critique of apparatuses the aesthetic, ethical, and epistemological model of present times. In his main argument, Flusser suggests that our times may be characterized by the term "prog ram," much in the same way that the seventeenth century is loosely characterized by the term "nature," the eighteenth by "reason," and the nineteenth by "progress." in suggesting this shift in worldview, he then poses a provocative question; If I function within a predictable programmed reality, can I rebel and how can I do it? The answer comes swiftly; Only malfunctioning programs and apparatus allow for freedom. Throughout the twenty essays of Post-History, Flusser reminds us that any future theory of political resistance must consider this shift in worldview, together with the horrors t/iat Western society has brought into realization because of it. Only then may we start to talk again about freeebm."
Keyword's: Auschwitz; Western culture; mass media; Cultural models.
EDN: SRRHVQ; DOi; 10.34923/3305-8757.2033-14.1
Цитировать: Флюссер В. Земля, по которой мы ступаем // KANT: Social science & Humanities. - 2023. -№2(14). - С 4-8. EDN: SBRHVQ. DOi: j0.24923/2305-8757.2023-14.1
ЗЕМЛЯ, ПО КОТОРОЙ МЫ СТУПАЕМ
Эссе Ви/и'маФлюссера "Земля, по ШоторойМЫ ступаем " опубликованное й 20п годуз журнале "Continent", npedeaptmo выход готовящейся книги "Post-History".
"Написанная как цикл лекций для чтения в университетах Бразилии, Израиля и Франции, впоследствии "Post-History" бьма оформлена ввиШ книги и впервые опубликована в Бразилии в ig83 году.
В 2013 году вышел первый перевод "Post-History" на английском языке и представлял собой флюссеровскую критику аппарата эстетической, этической и эпистемологической модели современности. В своем главном аргументе Флюссер предполагает, что наше время можно охарактеризовать термином «программа», во многом так же, как XVII век в общих чертах характеризуется термином "природа" восемнадцатый - "разум", а девятнадцатый - "прогресс". Предлагая этот сдвиг в мировоззрении, он затем задает провокационный вопрос: если я функционирую в предсказу-емой запрограммированной реальцоШш, могу ли я восстать и как я могу это сделать? Ответ приходит быстро: только неисправные программы и устройства обеспечивают свободу. На протяжении двадцати эссе о "Post-History" Флюссер напоминает нам, что любая будущая теория политического сопротивления до/икна учитывать этот сдвиг в мировоззрении, а также ужасы, которые из-за этого воплотило в жизнь западное общество. Только тогда мы сможем снова начать говорить о свободе." Ключевые слова: Освенцим; западная культура; масс-медиа; культурные модели.
УДК 130.2 ВАК 5.10.1
© Флюссер В., 2023 © Григорьева М.А., перевоЗ с англ., 2023
Flusser V. The ground we tread 11 continent. - 2012. - №2.2. -Pp. 60-63.
ФЛЮССЕР Вил ем,
философ искусства, критик, одна из центральных фигур современной теории фотографии и теории медиа-
Не обязательно иметь острый слух, чтобы понять, что шаги, которые мы делаем навстречу будущему, звучат как пустота. Но необходимо иметь сосредоточенный слух, если мы хотим узнать, какой тип пустоты резонирует с нашим прогрессом. Есть несколько видов пустоты, и нашу нужно сравнить с другими, если цель состоит в том, чтобы понять ее.
Несравненное непостижимо. Если мы утверждаем, что наша ситуация несравненна, мы отказываемся от попытки понять ее. Сравнение, которое навязывается, - это пустота барокко. В настоящем есть бесчисленные следы, напоминающие: о барокко. Мы несем печать того же мрачного рационализма (логика, информатика, кибернетика), и того же магического и фанатичного иррационализма (масс-медиа, фантастические идеологии). Но есть решающая разница. Человечество продвинулось на стадии барокко. Все его жесты, даже самые искренние, отличались театральностью. Пустота, резонировавшая под его ногами, была пустотой под сценой. Барочный человек представлен. * Например, он представлял веру в ведении религиозных войн. Барочная пустота была следствием средневековой утраты веры в догмы. Наша пустота другая. Мы ничего не представляем. Наш мир не сцена. Мы не актеры, и если мы играем, то не для того, чтобы изображать драму , а дл я того, чтобы отвлечь внимание зрителей и свое собственное от действительно важных тем. Мы действуем как преступники, пытающиеся замести следы. Мы притворяемся. Наш прогресс - это фарс. Пустота под ногами - это не барокко, Мы не потеряли веру в догмы: .мы потеряли веру в себя. Мы такие же контр-реформисты, как и барокко (хотим прикрыть недавнюю революцию лоскутами невинности), но по другим причинам.
Несмотря на то, что в некоторых аспектах мы сопоставимы с барокко, наша ситуация на самом деле несравнима ни с какой другой. Это потому, что недавно произошло несравненное, неслыханное, невиданное ранее событие, опустошившее землю, по которой мы ступаем. Освенцим. Поэтому любая попытка осмыслить настоящее приводит к следующим вопросам: как был возможен
Освенцим? Как мы можем жить пекле этого? Такие вопросы касаются не только тех, кто прямо или косвенно несет ответственность, и не только тех, кто прямо или косвенно пострадал от этого: они относятся ко всем, кто принимает участие в пашей культуре. Потому что несравнимое, неслыханное, никогда прежде не виденное и потому непостижимое в Освенциме состоит в том, что именно там западная культура раскрыла одну из присущих ей вир-туальностей. Освенцим -это характерное воплощение нашей культуры.
Это не продукт какой-то конкретной западной идеологии или конкретных "передовых" промышлен-н ых технологий. Оно проистекает непосредственно из недр культуры, ее понятий и ценностей. Возможность реализации Освенцима заложена в нашей культуре с самого начала: западный "проект" уже закладывал ее, хотя и в виде отдаленной возможз гости. Освенцим лежит в рамках первоначальной программы Запада, который постепенно реализует все свои виртуальности по мере развития истории. Вот почему вопрос, который ставит перед нами Освенцим, не таков: Как это произошло? Бессмысленно "объяснять" Освенцим. Основной вопрос: как это было возможно? Потому что стави тся под сомнение не лагерь смерти, а Запад. Таким образом, еще один вопрос: как жить в культуре, отныне разоблаченной?
Все, что произошло потом, перекликается с таким вопросом, с такой пустотой. Всякое экономическое, социальное, политическое, техническое, научное, художественное, философское событие разъедено таким неусвоенным вопросом. Расстояние, отделяющее нас от события, не смягчает безд]-[у, а размывает ее еще глубже. Потому что расстояние постепенно растворяет ауру ужаса, окутывающую событие, и постепенно откры-
ОСНОВНОЙ ВОПРОС: КАК ЭТО БЫЛО ВОЗМОЖНО? ПОТОМУ ЧТО СТАВИТСЯ ПОДСОМНЕНИЕ НЕ ЛАГЕРЬ СМЕРТИ, А ЗАПАД. ЕЩЕ ОДИН ВОПРОС; КАК ЖИТЬ В КУЛЬТУРЕ, ОТНЫНЕ РАЗОБЛАЧЕННОЙ?
нает видение сцены. Постепенно обнаруживается, что там все наши категории, все наши "модели" потерпели непоправимое кораблекрушение. Освенцим был революционным событием в том смысле, что он ниспроверг нашу культуру. Поскольку мы ищем способы прикрыть такую револ юцию полетами на Луну или генетическими манипуляциями, мы контрреволюционеры: мы обращаем ход истории, чтобы скрыть прошлое.
Невысказанное в Освенциме - это не массовое убийство, это не преступление. Это окончательное овеществление людей в аморфные объекты, в пепел. Западная тенденция к объективации наконец реализовалась, и в аппаратной форме. Эсэсовцы были функционерами аппарата истребления, и их жертвы действовал и в соответствий с функцией их собственного уничтожения. Программа лагеря смерти, как только она начала функционировать, развивалась автоматически, независимо от решений первоначальных программистов, даже если, как это фактически и произоошо, это способствовало поражению программисте®; СС и евреи функционировали одно за другим, как зубчатые колеса. Образцами такой функциональности были высшие западные ценности: эсэсовцы вели себя как "герои", а евреи - как "мученики". Это аппарат, функционирующий в пограничной ситуации: объективный даже после смерти.
То, что только что было сказано, невыносимо. Мь! не можем его принять и поэтому мобилизуем аргументы против него. Хорошие аргументы. Эсэсовцы вели себя как преступники: у трупов удаляли золотые зубы. Евреи вели себя как жертвы: восстали в варшавском гетто. Такие рассуждения верны, но они не достигают ядра, "зйдоса" явления: не схватывают его. Хотя было и "нормальное" поведение: (воровство, убийство,
бунт, героизм), было и "ненормальное" поведение: функциональность в пограничной ситуации. И это то, что имеет значение. Там впервые в истории человечества был введен в действие аппарат, запрограммированный с помощью самых передовых доступных технологий, которые осуществили объективацию человека вместе с функциональным сотрудничеством человека.
Прежние ужасы, совершенные западным обществом против других обществ и против самого себя (а их немало), были преступлениями. Это были нарушения западных моделей поведения:антихристианских, антигуманных, иррациональных. Чтобы можно было осудить их и продолжать быть западными, даже если ужас такой колоссальный, как порабощение африканцев. Однако осуждать Освенцим и продолжать сознательно придерживаться Запада невозможно. Освенцим - это не нарушение западных моделей поведения, это, наоборот, результат применения таких моделей. Наша кул ьтура позвол ила сбросить свою загадочную маску и должна быть полностью отвергнута, если мы признаем, что цель каждой культурь! состоит в том, чтобы обеспечить дружелюбное существование людей, взаимно признающих друг друга субъектами.
Однако: невозможно отказаться от собственной культуры. Это земля, по которой мы ступаем. Те, кто стремится Отвергнуть свою собственную культуру (как это сделал Ницше, отвергая иудео-христианство), становятся жертвами безумия. Те, кто отвергает модели своей культуры, неспособны понять мир, в котором живут. Культурные модели - это ловушки для мира. Те, кто стремится заменить своими моделями другие модели, (например, выкрикивая "Харе Кришна") обнаружат, что такие экзотические модели уже пойманы теми самыми мо-
НЕВЫСКАЗАННОЕ В ОСВЕНЦИМЕ -ЭТО ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ОВЕЩЕСТВЛЕНИЕ ЛЮДЕЙ В АМОРФНЫЕ ОБЪЕКТЫ, В ПЕПЕЛ.
дел я ми, которые должны быть заменены. Выхода нет: мы обречены использовать Наши модели и служить им, даже после того, как они будут разоблачены, если мы хотим продолжать жить. Единственной лгь-тернативой было бы совершить самоубийство.
То есть: мы должны продолжать нашу экономическую, политическую, научную, художественную, философскую деятельность, несмотря на Освенцим, Мы должны продолжать прогрессировать, несмотря ни На что. Вот почему есть те, кто рекомендует нам стремиться забыть о том, что произошло, что мы должны подавить событие. Они утверждают, что на эту тему уже достаточно сказано и написано и что пора ее "преодолеть". Но такая страусиная стратегия оказывается губительной. Потому что в результате Освенцим переносится из Польши 1940-х годов в постиндустриальное общество будущего. Что характеризует лагерь смерти, так это то, что это не событие, которое можно "преодолеть", потому что это первая реализация присущей западному проекту виртуальности, которая будет повторяться в других форматах, если мы полностью не осознаем ее. Преимущество (если это уместный термин), которое предлагает нам Освенцим, состоит в том, чтобы дать нам кон-кретный пример склонности Запада к аппарату. Впервые в нашей истории мы можем конкретно пережить утопию, присущую нашей культуре. Впервые в нашей истории мы имеем опыт того, что утопия, в какой бы форме мы ни продвигались, есть лагерь смерти.
Везде, где мы можем наблюдать, на данный момент, появление вариаций на тему "Освенцим". Везде аппараты вырастают, как грибы после нацистского дождя, из прогнившей земли. Безусловно: такие новые аппараты внешне не похожи на нацистские лагеря смерти. Их ярлыки разные, как и идеологии, которые якобы вдохновляют их. Даже аппараты, которые, по общему признанию, предусматривают истребление,
аппараты будущей ядерной войны или те, что функционировали во Вьетнаме, утверждают, что отличаются от Освенцима. Другие утверждают, что они "друзья человечества", такие как научный, технический и административный аппарат. Но такие ярлыки и такие идеологии обманчивы и служат тол ько для того, чтобы скрыть суть аппарата. Все они похожи на Освенцим, черные ящики, которые функционируют со сложной внутренней работой для реализации программы. Все они функционируют в соответствии с присущей им инерцией, и такая функциональность с определенного момента выходит из-под контроля их первоначальных программистов. В конечном счете все эти аппараты работают на уничтожение всех своих функционеров, включая их программистов. Именно потому, что они объективируют и дегумапизируют человека.
Таким образом, западная культура раскрывает себя как проект, стремящийся превратиться в аппарат. Что характеризует Запад, так это его способ}!ость к объективирующей трансцендентности. Такая трансцендентность позволяет превратить все явления, в том числе и человеческий феномен, в объект познания и манипуляции. Пространство для такой трансцендентности открылось благодаря иудео-христианству и вылилось в ходе нашей истории в науку, технику и совсем недавно в Освенцим. Окончательное превращение евреев в пепел - это окончательная победа духа Запада. Это социальная техника, доведенная до крайности. Безусловно: превращение людей в пепел есть примитивная, зачаточная социальная техника, которая постепенно совершенствуется. За ним последуют менее жестокие объективации, такие как роботизация общества. Но неважно, какую форму оно примет: оно всегда будет объективирующей манипуляцией человечеством. Хотя аппараты ближайшего будущего не обязательно будут печами для сжигания, все, и не только ядерные, будут аппаратами для уничтожения человека.
Западная программа содержит несколько виртуальн остей, не только аппаратных. Многочисленные виртуальности еще не реализованы. В этом смысле "история Запада" еще не закончилась, западная игра продолжается. Но все неосознанные виртуальности заражены аппаратом. Вот почему в настоящее время стало невозможно заниматься "прогрессо.м культуры". Как было бы заниматься собственным уничтожением. Мы потеряли веру в нашу культуру, в землю, по которой мы ступаем. То есть: мы по-
теряли веру в себя. Именно эта пустая вибрация следует за нашими шагами в будущее. Нам остается только проанализировать событие "Освенцим" во всех его деталях, чтобы обнаружить фундаментальный проект, впервые осуществившийся там, чтобы мь! могли лелеять надежду спроецировать себя из этого проекта. Из истории Запада. Это "постисторический" климат, в котором мы с этого момента обречены жить.
Примечание
* Иными словами "действует" или "играет роль".
8
