«Здесь геометрия становится уже религией»: метафорика неэвклидовой геометрии в теоретических построениях Д.С. Мережковского Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

В.В. Петров

«Здесь геометрия становится уже религией»:

метафорика неэвклидовой геометрии

в теоретических построениях Д.С. Мережковского

Памяти О.А. Коростелёва

Петров Валерий Валентинович – доктор философских наук, главный научный сотрудник. Институт философии РАН. Российская Федерация, 109240, г. Москва, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1; e-mail: campas.

iph@gmail.com

В статье рассматривается ранее не отмеченная исследователями, но многообразно пред­ставленная у Д.С. Мережковского тенденция излагать свои теоретические построения по­средством образов и понятий, отсылающих к неэвклидовой геометрии, а также посредством концепций многомерных пространств, мистически истолкованных. Демонстрируется, что по­добный подход является устойчивым образно-теоретическим методом Д.С. Мережковского, к которому он прибегает в большом количестве сочинений – от ранних до последних. Гео­метрическая и пространственная метафорика, восходящая к Ф.М. Достоевскому и Вл.С. Со­ловьёву, а также активно задействованная его современниками, является сущностной чертой его миросозерцания. Подчёркивается, что в противоположность авторам, которые использо­вали представления о «четвёртом измерении» и «неэвклидовом пространстве» для иллю­страции оккультных, медиумических или астральных концепций, Мережковский прилагает их к христианской мистике, описывая феномены «чуда», «царства Божьего», «жизнь вечную» и пр. Прослеживается эволюция соответствующих взглядов Мережковского с 1907 по 1939 г., устанавливаются источники, влиявшие на их формирование, среди которых Ф.М. Достоев­ский, Н.В. Бугаев, А. Карташёв, Э. Ренан, христианские апокрифы. Отмечено, что в ряде случаев соответствующие рассуждения и образы Мережковского отразились в сочинениях Андрея Белого.

Ключевые слова: Д.С. Мережковский, Ф.М. Достоевский, Вл.С. Соловьёв, А.В. Карташёв, А. Бергсон, Э. Ренан, Н.В. Бугаев, Л.М. Лопатин, Андрей Белый, четвёртое измерение, неэв­клидово пространство, религиозная революция, непредвидимость, прерывность

Для цитирования: Петров В.В. «Здесь геометрия становится уже религией»: метафорика неэвклидовой геометрии в теоретических построениях Д.С. Мережковского // Отечествен­ная философия. 2024. Т. 2. № 1. С. 19–36.

© Петров В.В., 2024

20

Исследования

В своих сочинениях Д.С. Мережковский (1865–1941) неоднократно рассуждает о действительности, которую в разных случаях именует чудесной, эсхатологиче­ской, божественной и пр. Однако особенностью его подхода и вообще миросозерца­ния является то, что он интерпретирует подобную реальность как пространство че­тырёх измерений и/или пространство, свойства которого описываются законами неэвклидовой геометрии1.

Рецепция и апроприация примеров, выработанных математиками для описания неэвклидовых пространств и пространств различной мерности, составляли харак­терную черту подхода теоретиков-гуманитариев конца XIX – начала XX вв. Соответ­ствующие концепции проникли также в популярную мифологию, где трансформиро­вались в совокупность разнородных оккультных и спиритуалистических доктрин.

В России, как мне кажется, можно говорить о двух волнах интереса к этой тема­тике. Позднейшая группа авторов, рассуждавших о четвёртом измерении в период 1902–1920 гг., представлена именами Андрея Белого, Вяч. Иванова, М. Волошина, а также Н.А. Морозова, П.Д. Успенского, П.А. Флоренского, которые находились под влиянием теорий Чарльза Хинтона, Вильгельма Вундта, Карла Дюпреля, Рудольфа Штейнера2. Для их теоретических построений характерен энантиодромный подход; геометризм их мысли не свойственен. А вот ранняя волна интереса, отмеченная энан­тиоморфной3 тенденцией в подборе иллюстрирующих примеров, поднялась на два­дцать лет раньше и была порождена А.М. Бутлеровым, опубликовавшим в январе 1878 г. в «Русском вестнике» статью «Четвёртое измерение пространства и медиу­мизм»4. Этот пространный текст является пересказом рассуждений немецкого астро­физика и философа Фридриха Цёлльнера (1834–1882)5. Особенностью изложения Цёлльнера, которую всячески подчёркивает в своём пересказе Бутлеров, была опора на философию Канта6 и соединение геометрических рассуждений с медиумизмом,

1 Текст статьи представляет собой расширенный и доработанный доклад: Петров В.В. «“Геометрия чуда” в работах Д.С. Мережковского», представленный на Международной научной конференции «Emigrantica продолжается: памяти Олега Анатольевича Коростелёва», 22 марта 2021 г., ИМЛИ РАН, Москва.

2 См.: Петров В.В. Телеология, четвёртое измерение и обратный ход времени в работах А. Белого, Вячеслава Иванова и М. Волошина // Вячеслав Иванов: исследования и материалы. Вып. 3 / Сост. С.В. Федотова, А.Б. Шишкин. М., 2018. С. 13–65; Петров В.В. Концептуальное и перцептуальное пространство в ранних работах Андрея Белого // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоя­щем. Вып. 3. М., 2016. С. 287–331; Петров В.В. Репрезентация пространства в «Возврате» Андрея Белого // Арабески Андрея Белого: жизненный путь, духовные искания, поэтика / Ред.-сост. Корне­лия Ичин, Моника Спивак. Белград, 2017. С. 561–577.

3 В отношении рассуждений о пространствах разной мерности об «энантиодромной» (от греч. ἐναντίος + δρόμος, «бег в противоположном направлении») тенденции можно говорить примени­тельно к авторам, противопоставлявшим ряд «причин» (т.е. присущую материальному миру после­довательность событий, направленных из прошлого в будущее) ряду «целей» (т.е. присущей духов­ному миру последовательности целевых причин, которая направлена из будущего в прошлое). «Энантиоморфная» (от греч. ἐναντίος + μορφή, «имеющая противоположную форму») традиция в этом случае представлена авторами, которые демонстрировали склонность к геометрическим по­строениям, обыгрывавшим явление хиральности – противоположности правосторонних и левосто­ронних объектов (см. пример с правой и левой перчаткой у Канта). Обе «традиции» рассуждений достаточно условны и не исключают друг друга.

4 Бутлеров А. Четвёртое измерение пространства и медиумизм // Русский вестник. 1878. Т. 133. С. 945–971.

5 Zöllner F. Über Wirkungen in die Ferne // Zöllner F. Wissenschaftliche Abhandlungen. Band 1. Leipzig, 1878. S. 16–288; Zöllner F. Transcendental Physics. An Account of Experimental Investigations from Sci­entific Treatises of Johann Carl Friedrich Zöllner / Transl. from German by C.C. Massey. London, 1880.

6 Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука (1783) / Пер. В.С. Соловьёва // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 4. М., 1994. С. 41–42: «Что может быть более подобно моей руке или моему уху и во всех отношениях равно им в большей мере, чем их изображения в зеркале? И тем не менее я не могу такую руку, какую видно в зеркале, поставить на место её прообраза; действительно, если это была правая рука, то в зеркале будет левая, и изоб­ражение правого уха будет левым, и никогда оно не может его заместить… Несмотря на всё своё равенство и подобие, левая и правая руки не могут быть заключены между одинаковыми граница­ми (не могут быть конгруэнтны); перчатка одной руки не годится для другой… Мы не можем объ­яснить различие подобных и равных, но тем не менее неконгруэнтных вещей (например, раковин улиток с противоположными по направлению извилинами) никаким одним понятием; это различие можно объяснить только с помощью отношения к правой и левой руке, которое непосредственно касается созерцания».

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

21

поскольку Цёлльнер отождествлял пространство четырёх измерений с пространством духовным и полагал, что некоторые медиумы способны выходить в четвёртое измере­ние, осуществляя в нём операции, недоступные в трёхмерном мире.

Публикация Бутлерова имела широкий резонанс, оказав влияние на других ав­торов «Русского вестника», в частности, на Вл.С. Соловьёва и Ф.М. Достоевского7, которые в тот период тесно общались8. Проблема четвёртого измерения настолько заинтересовала Ф.М. Достоевского, что он даже опубликовал в журнале «Новое время» письмо «Вопрос о четвёртом измерении» (27 марта 1878 г.), а в создавав­шихся тогда главах романа «Братья Карамазовы» появилось противопоставление «эвклидовых» и «не-эвклидовых» пространств, причём «не-эвклидовой» Достоев­ский именовал реальность, в которой действует некая высшая логика, имеющая от­ношение к божественному бытию9.

Идея божественной, «четырёхмерной» и «неэвклидовой» реальности была за­имствована Мережковским именно у Достоевского. В самом деле, первое противо­поставление миров трёх и двух измерений появляется у Мережковского в работе «Лев Толстой и Достоевский. Религия. Ч. 1» (1900–1902). «Геометризм» соответ­ствующих рассуждений Достоевского, являющийся их отчётливой характеристикой, отныне усваивается и Мережковским. С этого времени мотив геометрически истол­кованного четвёртого измерения пронизывает его сочинения, вплоть до последних работ.

Заслуживает специального упоминания то обстоятельство, что Мережковский прилагает доктрину, ассоциировавшуюся с оккультизмом, к христианским реалиям, описывая с её помощью момент «чуда» и его переживания как реальность, которая одновременно природная и надприродная, она есть бытие царства Божьего, жизнь вечная и пр.

В статьях 1907–1908 гг. Мережковский говорит о выходе из трёхмерного про­странства в четырёхмерную реальность, главной характеристикой которой является инаковость божественного бытия и бóльшая свобода. Подобное перемещение есть переход от человеческого к божественному. В эссе «Последний святой» (1907) так сказано о Серафиме Саровском:

Св. Серафим – это мы, только в ином измерении; и мы можем проследить, как он от­деляется от наших трёх измерений и входит в недоступное нам, «четвёртое», – как

7 В том же номере «Русского вестника», где появилась статья Бутлерова, Вл.С. Соловьёв печатал гла­вы «Критики отвлечённых начал». Годом позже (в № 141) все три автора снова встретились на стра­ницах «Русского вестника»: Бутлеров опубликовал статью «Эмпиризм и догматизм в области медиу­мизма. Окончание» (с. 5–47), Достоевский печатал там же пятую книгу романа «Братья Карамазо­вы» (с. 369–409, 736–779), а Соловьёв продолжил публикацию своей «Критики» (с. 530–557).

8 В июне 1878 г. Достоевский и Вл. Соловьёв совершили недельное паломничество в Оптину пустынь. См.: Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского. Т. 3: 1875–1881. СПб., 1999. С. 278–279.

9 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полное собрание соч.: в 30 т. Т. 14. C. 211, 215, 222; Там же. Т. 15. С. 231. См. также: Губайловский В.А. Геометрия Достоевского. Тези­сы к исследованию // Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: современное состояние изу­чения / Под. ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 39–69.

22

Исследования

образ человеческий входит в образ Божий. Постараемся же найти себя в нём, три из­мерения нашего мира – в четвёртом, «не от мира сего»10.

А в эссе о Достоевском «Пророк русской революции» (1908) говорится о пере­ходе «из одного бытия в другое, из низшего измерения в высшее, из плоскости ис­торической в глубину апокалипсическую»:

Выйти из истории, из государственности ещё не значит погибнуть, перейти в ни­чтожество, а может быть, значит перейти из одного бытия в другое, из низшего из­мерения в высшее, из плоскости исторической в глубину апокалипсическую. Мы и надеемся, что русская революция, сделавшись религиозной, будет началом этого выхода11.

Ассоциация пространства большего числа измерений с пространством свободы может указывать на возможный, но неназванный источник мысли Мережковского – работы Митрофана Семёновича Аксёнова, первопроходца в философском осмысле­нии учения о четвёртом измерении и переводчика Карла Дюпреля12. В своей по­следней работе «Нет смерти» (1918) Аксёнов доказывает, что свобода невозможна в трёхмерном мире, жёстко детерминированном законами причинности, но нельзя исключать свободы выбора для трансцендентального субъекта, трёхмерной проек­цией которого каждый из нас является13.

Наряду с описанным движением в сторону большего числа измерений, возмож­но противоположное движение вниз, в сторону меньшей свободы, большей детер­минированности. Такое уменьшение числа пространственных геометрических коор­динат неявно трактуется Мережковским как ограничение сферы духовной свободы и усиление зависимости от материальных обстоятельств. Соответствующий транс­фер также характеризуется в терминах «возрастания пошлости». Пейоративная ха­рактеристика мира двух измерений как «расплющенного» в сравнении с миром трёх измерений используется у Мережковского как минимум в четырёх работах14.

10 Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. Т. 13. М., 1914. C. 116–117.

11 Там же. Т. 14. С. 238.

12 Аксёнов М. Трансцендентально-кинетическая теория времени. Харьков, 1896; Аксёнов М. Опыт ме­тагеометрической философии. М., 1912; Аксёнов М. Нет времени: Популярное изложение основ­ных начал метагеометрической философии. М., 1913.

13 Ср.: Аксеновъ М. Нѣт смерти. Новое ученiе о времени (1918) // Аксенов М. Трансцендентально-ки­нетическая теорiя времени / Сост., вступ. ст., коммент. С.А. Жигалкина. М., 2011. С. 166–167: «Хо­тя вопрос о нашей трансцендентальной свободе и выходит из пределов компетенции метагеомет­рической философии… объяснить генезис, иллюзию нашей свободы я могу… только допущением свободы трансцендентального выбора нами такого-то, а не иного пути нашего временнóго движе­ния… возникновение в нас сказанной иллюзии объяснится отображением нашего трансценден­тального сознания нашей свободы в нашем эмпирическом, земном сознании».

14 См.: Мережковский Д.С. Лев Толстой и Достоевский. Религия. Ч. 1 (1900–1902) // Мережков­ский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. Т. 11. М., 1914. С. 216–217; В обезьяньих лапах. О Леониде Андрееве (1908) // Там же. Т. 16. С. 14–15: «Недосягаемые глубины мистического со­зерцания, перейдя из четвёртого измерения во второе, в общедоступную плоскость, как бы неимо­верно расплющились»; Гоголь. Творчество, жизнь и религия (1908) // Там же. Т. 15. С. 186: «Гоголь сделал для нравственных измерений то же, что Лейбниц для математики»; Там же. С. 213: «Всё, что имеет три измерения, <Хлестаков> приводит… к двум или к одному – к совершенной плоско­сти, пошлости… Всё… слишком глубокое и высокое… <Чичиков> сводит к двум измерениям, об­легчает, сокращает, расплющивает до последней степени плоскости и краткости»; Франциск Ас­сизский (1935) // Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Т. 2. Ч. 1. Белград, 1932. С. 190–191: «Если бы могли себе представить, что значило бы для нас сделаться из “трёхмерных”, высо­ких и глубоких существ существами абсолютно плоскими, двух-мерными; если бы мы могли

себе представить ужас как бы расплющения под неимоверною тяжестью и то, как, лишившись

физической свободы движения вверх и вниз – символа бесконечной свободы метафизической

(в выборе “добра” и “зла”…), мы обрекли бы себя на движение по абсолютной плоскости, гнусное пресмыкание, ползание, – символ рабства бесконечного… <И напротив> только по… ужасу остав­ленной нами позади “двух-мерности”, плоскости, – рабства – мы могли бы отчасти судить о том блаженстве свободы, какое мы испытали бы, если бы перешли из нашего мира, трёхмерного… в тот “четырёхмерный”, бесконечно-свободнейший мир окончательно побеждённых глубин и вы­сот, где уже “ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь, не отлучат нас от любви… во Хри­сте” (Рим 8:39)». Примечательно, что образ миров разных измерений в сочетании с ярким прила­гательным «расплющенный» будет заимствован и творчески применён Андреем Белым в «“Я”. Эпопея», где прилагательное «сплюснутый/расплющенный» как характеристика выпавшего в про­странство меньшего количества измерений субъекта встречается 7 раз. См. раздел «Метагеометрия Мережковского» в: Петров В.В. Вихревой Лондон в «Записках чудака» Андрея Белого // Интеллек­туальные традиции в прошлом и настоящем. Вып. 6. 2022. С. 346–348.

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

23

В этой связи примечательно рассуждение Мережковского о Лермонтове. Мережков­ский представляет поэта существом из «высших измерений», явившегося нам – трёхмерным и материальным. Но это падший ангел, который намеренно отбрасыва­ет одну из своих степеней свободы, хочет «расплющиться» и «опошлиться» подоб­но чёрту у Достоевского:

В человеческом облике не совсем человек; существо иного порядка, иного измере­ния… Все пошлости Лермонтова – это безумное желание «воплотиться окончательно в семипудовую купчиху»15… И когда люди, наконец, решают: «да это вовсе не ве­ликий, а самый обыкновенный человек», – он рад, этого-то ему и нужно: слава Богу, поверили, что – как всё, точь-в-точь – как все! Удалось-таки втиснуть четвёртое изме­рение в третье, «забыть незабвенное», «попариться» и согреться хоть чуточку в «тор­говой бане» от ледяного холода межпланетных пространств!16

В этом отрывке особенно выпукло проявляется влияние Достоевского: «семи­пудовая купчиха», «попариться в торговой бане», «ледяной холод межпланетных пространств» – все это заимствовано Мережковским из монолога падшего ангела/​сатаны/чёрта, который явился Ивану Карамазову. Заметим, однако, что Достоевский говорит только об эвклидовых и неэвклидовых геометрии и пространстве, речи о четвёртом измерении у него нет.

Непосредственно далее Мережковский переходит к теме пола. Он пишет, что любовь Лермонтова «в христианский брак не вмещается, как четвёртое измерение в третье. Христианский брак… можно сравнить с Евклидовой геометрией трёх из­мерений, а любовь Лермонтова – с геометрией Лобачевского, “геометрией четвёрто­го измерения”»17. Именно здесь впервые упомянута «геометрия Лобачевского», о которой Мережковский будет говорить и в других работах18.

В статье о Гоголе Мережковский заметил, что «…Гоголь сделал для нравствен­ных измерений то же, что Лейбниц для математики, – открыл как бы дифференциаль­ное исчисление, бесконечно великое значение бесконечно малых величин добра и зла». Так к семантическому полю «геометрии» добавляются понятия математического

15 См.: Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полное собрание соч.: в 30 т. Т. 15. Л., 1976. С. 73–74.

16 Мережковский Д.С. М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества (1908) // Мережковский Д.С. Пол­ное собрание сочинений: в 24 т. Т. 16. М., 1914. С. 177–178. Андрей Белый перетолковывает в тео­софском ключе этот фрагмент из работы Мережковского. См.: Андрей Белый. История становления самосознающей души. Кн. 2 / Подгот. изд., вступ. ст. и коммент. М.П. Одесского, М.Л. Спивак, Х. Шталь. М, 2020. С. 159–160. Также см.: Петров В.В. Концептуальное и перцептуальное про­странство в ранних работах Андрея Белого // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоя­щем. Вып. 3. М., 2016. С. 306–307; Петров В.В. Репрезентация пространства в «Возврате» Андрея Белого // Арабески Андрея Белого: жизненный путь, духовные искания, поэтика / Ред.-сост.

К. Ичин, М. Спивак. Белград, 2017. С. 565.

17 Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. Т. 16. М., 1914. С. 191.

18 Математик поправил бы его только в одном: геометрия Лобачевского была неэвклидовой, но она не была «геометрией четвёртого измерения», как иногда считают неспециалисты.

24

Исследования

анализа и дифференциала (а через них – понятие математической функции и инте­грала). Упоминание о математических функциях применительно к Мережковскому не так странно, как могло бы показаться. Как уже указывала Е.А. Андрущенко, Ме­режковский не раз обращается к понятию «прерыва», понимая под ним феномен на­рушения естественного порядка вещей, некое чудесное, неподвластное природным законам развитие событий, точку разрыва на кривой, иллюстрирующей плавное и заранее предсказанное течение событий. Андрущенко поясняет, что впервые

«…Мережковский упомянул теорию прерывов в рецензии на сборник “Вехи” (1909), когда противопоставил революционное и эволюционное развитие событий. Прерыв для него был тождественен революционному пути. В пьесе “Будет радость” (1916) Мережковский трактует как “прерыв” христианское чудо. Здесь чудо – это точка разрыва на плоской алгебраической кривой, иллюстрирующей действие при­родных законов. Это “геометрия четвёртого измерения”»19. В “Маленькой Терезе”, своём последнем произведении (1941), он писал: «Переход из одного порядка бы­тия в другой, из сознательного, “дневного”, в бессознательный, “ночной”, внезапен, как молния. Между этими двумя порядками находится то, что в математике называ­ется “прерывом”, а в религии – “чудом”»20.

Как я полагаю, непосредственным источником представлений Мережковского о «прерывах» было учение о прерывных и непрерывных функциях, разработанное Николаем Васильевичем Бугаевым. Эта теория позиционировалась учёным не про­сто как математическая гипотеза, но как часть его философской системы, названной «монадологией». Сутью этой теории было отвержение исключительно эволюцион­ного развития в природе и постулирование наличия скачков и «разрывов». Как вспоминает Андрей Белый, его отец Н.В. Бугаев и Д.С. Мережковский встречались на диспутах в помещении Психологического общества на Моховой в 1899 г.21 Суть учения Бугаева о прерывных и непрерывных функциях Мережковский мог уловить, например, из статьи Льва Лопатина «Философское мировоззрение Н.В. Бугаева», в которой о различии прерывного и непрерывного говорится пространно и по­пулярно. Статья была письменной версией речи, произнесённой 16 марта 1904 г. на заседании Математического общества, посвящённом памяти Н.В. Бугаева22. Кро­ме того, проводником «монадологии» своего отца был сам Андрей Белый, тесно об­щавшийся с Мережковскими.

Яркое рассуждение о прерывном мы находим у Мережковского в статье о Гёте (1914):

Постепенности, непрерывности недостаточно для того, чтобы объяснить закон эволюции; нужно допустить и другой, смежный закон – прерывности, внезапности, катастрофично­сти, – то «непредвидимое» (imprévisible Бергсона), что в стихии общественной называется революцией… Религия Гёте не совпадает с христианством. В христианстве не понимает он чего-то главного, – не того ли прерывного, катастрофичного, внезапного, непредвидимого, что в религии называется Апокалипсисом, a в общественности – революцией?23

19 См.: Мережковский Д. Будет радость. Петроград: Огни, 1916. С. 76: «Иван Сергеевич: “…Геомет­рия четвёртого измерения? Да ведь это… что-то вроде спиритизма”. Гриша: “И теорию ‘прерывов’ не знаете?.. Математическое понятие ‘прерыва’ и есть понятие ‘чуда’”» (воспроизведено в изд.: Мережковский Д.С. Тайна Трёх: Египет и Вавилон. Тайна Запада: Атлантида – Европа / Сост.,

подгот. текста, послесл., коммент. О.А. Коростелёва и Е.А. Андрущенко при участии А.В. Журби­ной. М., 2017. C. 354).

20 Мережковский Д. Драматургия / Вступ. ст., сост., подгот. текста и коммент. Е.А. Андрущенко. Томск, 2000. С. 506–507.

21 Андрей Белый. Начало века / Подгот. текста и коммент. А.В. Лаврова. М., 1990. С. 197–203.

22 Лопатин Л. Философское мировоззрение Н.В. Бугаева // Вопросы философии и психологии. 1904. № 72. С. 172–195.

23 Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. Т. 17. М., 1914. С. 145, 151.

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

25

Важность рассмотренного отрывка состоит в том, что Мережковский ссылается на понятие «непредвидимого» из философии Бергсона. Этот примечательный, хотя и курьёзный пример обращения русской мысли к бергсонизму ранее не был заме­чен исследователями24. Мережковский ссылается на рассуждения из «Творческой эволюции» (1907, рус. пер. 1913)25, в которой Бергсон критикует картину мира, кон­струируемую естественными и точными науками: понятийная сетка науки огрубля­ет мир, разлагает его на отдельные статичные моменты, ложно усматривает в чере­де уникальных событий наличие повторяющихся состояний. Науки полагают, что, зная набор граничных условий, математик может просчитать будущие состояния системы. Напротив, Бергсон рассматривает жизнь как эволюционное и органиче­ское развитие. Для него это процесс творчества, т.е. творения (сообразно двойно­му значению греческого слова ποίησις), при котором создаётся новое, а не перегруп­пировываются старые элементы. То, что впервые создано, невозможно заранее предвидеть. Поэтому Бергсон спорит с оппонентами, утверждавшими, что наука может разложить любые процессы на дискретные, атомарные состояния механиче­ской системы, которые доступны просчитыванию, считавшими, что «непредвиди­мость и непрерывность» отражают лишь недостаточность нашего знания26. Бергсон является апологетом непредвидимости, которая следует из непрерывности. Таким образом, в теоретическом плане Бергсон – антагонист Н.В. Бугаева, монадология которого есть учение о прерывных функциях. Бугаев тоже проповедует непредвиди­мость, но исходя из предположения о прерывности и атомарности линии разви­тия, предшествующей какому-либо событию. Таким образом, когда Мережковский полагает, что непредвидимость Бергсона следует из закона прерывности, он толкует учение последнего с точностью до наоборот, по сути являясь в этом вопросе про­должателем Н.В. Бугаева. Соответственно, Бергсон отвергает и любезный сердцу Мережковского геометризм, ассоциируя его с учением механицизма, не допускаю­щим никакой непредвидимости27.

В статье «Исполнение Церкви» (1917) Мережковский говорит, что «для совре­менных среднекультурных людей идея церкви, как свободного и любовного соеди­нения людей в Боге, непредставима, как четвёртое измерение непредставимо для обитателя трёх измерений»28.

Чуть ниже в «Исполнении Церкви» мы встречаем пример обращения к теме по­следовательного добавления пространственных измерений для иллюстрации со­циальных и богословских построений. Как представляется, этот пример завершает

24 В книге Фрэнсис Незеркотт (Frances Nethercott) «Бергсон в России» Мережковский несколько раз мимоходом упоминается, но не по существу. См.: Нэтеркотт Ф. Философская встреча: Бергсон в России (1907–1917) / Пер. и предисл. И. Блауберг. М., 2008. 432 с.

25 В «Творческой эволюции» Бергсона прилагательное imprévisible встречается 7 раз. Его дополняют ещё 8 случаев употребления прилагательного imprévu (elle n’aurait pu être prévue), которое исполь­зуется в более размытых контекстах. Однако лишь единожды Бергсон говорит о «непредвидимо­сти» в сочетании с «непрерывностью».

26 Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с фр. М. Булгакова, перераб. Б. Бычковским. 2-е изд. СПб., 1913. (Собр. соч. Т. 1). С. 31.

27 В «Творческой эволюции» Бергсон неоднократно указывает, что «творчество» состоит в том, что «одни и те же основания могут привести различных людей или даже одного и того же человека в различные моменты к совершенно различным поступкам», а потому «с ними нельзя оперировать абстрактно и со стороны, как в геометрии», «здесь не так, как в геометрии». См.: Бергсон А. Твор­ческая эволюция / Пер. с фр. М. Булгакова, переработано Б. Бычковским. 2-е изд. СПб., 1913. (Собр. соч. Т. 1). С. 12. Бергсон также пишет, что содержанием «механического учения» является «заключающаяся в нём геометрия», и «поскольку мы являемся геометрами, постольку мы и отбра­сываем то, что нельзя предвидеть (En tant que nous sommes géomètres, nous repoussons donc l’impré­visible)». См.: Там же. С. 44.

28 Мережковский Д.С. Невоенный дневник 1914–1916. Петроград, 1917. С. 213.

26

Исследования

цепочку заимствований, восходящую к Вл. Соловьёву. В самом деле, в работе «Идея человечества у Августа Конта» (1898) имеется место, где Соловьёв рассуждает сле­дующим образом: «Социологическая точка – единичное лицо, линия – семейство, площадь – народ, трёхмерная фигура или геометрическое тело – раса, но вполне действительное, физическое тело – только человечество»29.

Особенностью рассуждения Соловьёва является то, что последовательное на­ращивание числа пространственных измерений иллюстрируется геометрически и истолковывается социологически. Через 18 лет этот семантический комплекс бу­дет повторен Антоном Карташёвым в речи, произнесённой 28 февраля 1916 г. на собрании петроградского Религиозно-философского общества. При этом «чело­вечество», о котором размышлял Огюст Конт, заменяется Карташёвым на «вселен­скость Церкви».

Карташёв начинает с того, что «богатство церковных потенций можно уподо­бить полноте трёхмерного пространства». Если пара человек – Бог образует верти­каль, т.е. «одно религиозное измерение в глубину, лишь одну бедную линию от Бога к одинокой душе», то люди, соединённые в Церковь, добавляют к вертикали гори­зонталь, обогащая «эту скудость вторым измерением в ширину» – это «два измере­ния… плоскость». Но только понимание Церкви как мистической полноты бытия позволяет «постигнуть, чтó есть широта, и долгота, и глубина, и высота во Хри­сте и в Церкви» (Еф 3:18), «превращает плоскость религиозно-моральных отно­шений верующих субъектов в трёхмерное живое тело бытия, планиметрию в сте­реометрию». «Только космическая мистика Церкви вмещает в себя» реальность «стереометрии вселенской жизни», заключает Карташёв30.

В уже упомянутой статье «Исполнение Церкви» (1917) Мережковский, который слушал речь Карташёва, а потом и читал соответствующую брошюру, ссылается на это геометрическое рассуждение, чтобы далее перейти к его обсуждению: «Ре­формация знает “лишь одно религиозное измерение – в глубину, лишь одну бедную линию – от Бога к человеческой душе”. Продолжим эту мысль Карташёва, чтобы выяснить её до конца»31.

В последующие годы – в «Тайне Трёх: Египет и Вавилон» (1925) и «Тайне За­пада: Атлантида – Европа» (1930) – Мережковский трактует в терминах четвёртого измерения также и метафизику пола.

В философско-богословском трактате «Иисус Неизвестный» (1932) Мережков­ский соединяет своё «неэвклидовое богословие» с восходящей к Платону метафизи­кой «опрокидывания» человека и мира32. При этом он обращается к апокрифиче­ским «Мученичеству ап. Петра» и «Мученичеству ап. Павла»33. Здесь, отмеченная влиянием бергсонизма концепция прерывов и революций, которую Мережковский

29 Соловьёв В.С. Идея человечества у Августа Конта // Соловьёв В.С. Собрание сочинений / Под ред. и с примеч. С.М. Соловьёва и Э.Л. Радлова. 2-е изд. Т. 9. СПб., 1913. С. 180–181.

30 Карташёв А.В. Реформа, Реформация и исполнение церкви. Петроград, 1916. С. 49–50.

31 Мережковский Д.С. Невоенный дневник 1914–1916. Петроград, 1917. С. 217.

32 См.: Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Т. 2. Ч. 1. Белград, 1932. С. 52–54; Петров В.В. Опро­кинутый человек «Тимея» Платона в апокрифических «Мученичестве Петра» и «Мученичестве Филиппа» // ΣΧΟΛΗ (Schole). 2020. № 14 (2). С. 535–566; Петров В.В. Проповедь безмолвия и воз­обновления из «Мученичества апостола Петра»: её источники и контексты // Платоновские иссле­дования. 2021. № 14 (1). С. 54–77; Петров В.В. Перевёрнутый человек, опрокинутый мир: транс­миграции одного мотива // Историко-философский ежегодник 2021. Т. 36. М., 2021. C. 109–141.

33 Ср.: Мережковский Д. Лица святых от Иисуса к нам. М., 2000. С. 92. Августин (1936): «Понять по­двиг святых нам очень трудно, потому что движение Духа в них – от веры – “безумия Креста” – к разуму противоположно-обратно движению того же Духа в нас, – от разума к вере. Мы и они, как бы на одном и том же кресте мысли, но по двум противоположным линиям распяты, как Иисус и Пётр: если они – “вверх головой”, то мы – “вниз”, или наоборот».

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

27

в статье о Гёте (1914) прилагал к развитию христианства, обогащается концепцией христианской революции и переворота, заимствованной у Эрнеста Ренана34.

По мысли Мережковского, «прямо стоящий мир будет опрокинут Иисусом, или опрокинутый – поставлен прямо»35. Подобный переворот, осуществлён­ный христианством, и есть подлинная, духовная революция. Поэтому настоя­щими, радикальными революционерами являются христиане, а не политические деятели:

Кто ученики Господни? «Всесветные возмутители», οἱ τὴν οἰκουμένην ἀναστατώσαντες (Деян 17:6), «революционеры всемирные», по-нашему: ἀναστάτωσις значит «восстание»; ἀνάστασις – «воскресение», «восстание из мёртвых». Все христиане – «возмутители все­светные», опрокидывающие – или восстанавливающие мир. Первый же из них и величай­ший – Христос. Кто бы ни был Он, – Губитель или Спаситель, Он Первый Двигатель, Primo Motore, опрокидывающий – или восстанавливающий мир36.

В «Иоахиме и Франциске» (1936) геометрический зачин служит у Мережковского введением к пространному рассуждению, сводящему воедино то, что он говорил о неэвклидовой геометрии и пространствах разных измерений в других своих работах:

В первом понятии геометрической точки заключено всё будущее трёхмерно-про­странственное познание мира. Геометрия: движущаяся точка – линия; движущаяся линия – плоскость; движущаяся плоскость – тело…

Люди не могли бы объяснить двухмерным, абсолютно плоским существам, что зна­чит геометрическое тело; или что такое высота и глубина; или как можно двигаться вверх и вниз. Точно так же и существа четырёхмерные не могли бы объяснить лю­дям, что значит то «тело духовное», pneumaticon, о котором говорит Павел, и почему для этого тела «верх» и «низ» – одно и то же; или как в простейшем опыте «левая перчатка надевается на правую руку»; и почему в опыте нисходящего к Матерям Фа­уста, «опускаться» – значит «подыматься» и наоборот; и почему царство Божие на­ступит тогда, – по «не записанному» в Евангелии слову Господню, «аграфу», – когда «верхнее сделается нижним, и нижнее – верхним».

В первом объяснении – трёхмерности – плоским существам, – вся Евклидова геомет­рия ни к чему не послужила бы, а во втором объяснении – четырёхмерности – людям вся метагеометрия Лобачевского тоже не послужила бы ни к чему, без предваритель­ного, физически-метафизического опыта37.

Пример с перчаткой восходит к Канту и пересказывающим его Цёлльнеру и Бутлерову; «схождение к Матерям» из гётевского «Фауста» имеет параллелью рассуждения П.А. Флоренского, иллюстрировавшего мнимое пространство обра­щением к тому моменту из «Ада» Данте, в котором герой, нисходивший в преиспод­нюю, проходит через центр земли (совпадающий с промежностью заточенного там Люцифера), что сопровождается «перекувырком», при котором прежний «низ» ста­новится «верхом»; и, наконец, обращение к «аграфу» – отсылает к апокрифическому

34 См.: Осьминина Е.А. Новозаветные образы в «Иисусе Неизвестном» (Д.С. Мережковский и Э. Ре­нан) // Новозаветные образы и сюжеты в культуре русского модернизма / Сост. и отв. ред. О.А. Бог­данова, А.Г. Гачева. М., 2018. С. 586–589. Ср.: Ренан Э. Жизнь Иисуса. Гл. VII: Развитие идей Иисуса о Царствии Божием. СПб., 1906. С. 123: «Наступление царства добра совершится посред­ством внезапного переворота (une grande révo­lution subite). Мир окажется как бы перевёрнутым… Всё в мире сделается противоположным существующему».

35 Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Т. 2. Ч. 1. Белград, 1932. С. 64.

36 Там же. О схожей концепции «духовной революции» у Андрея Белого, на которую повлияли вы­сказанные в начале XX в. рассуждения Мережковского о религиозной революции см.: Петров В.В. Революция 1917 г. в современной ей литературно-философской апокалиптике // Революция, эволю­ция и диалог культур / Отв. ред. А.В. Черняев. М., 2018. С. 64.

37 Мережковский Д. Лица святых от Иисуса к нам. М., 2000. С. 190.

28

Исследования

«Мученичеству ап. Петра», распятого головой вниз и объясняющего это посред­ством метафизики «опрокидывания».

В этом месте Мережковский добавляет к перечисленным выше мотивам уже из­вестную нам оппозицию «расплющивание»/«освобождение», которую ассоцииру­ет с уменьшением или увеличением числа пространственных измерений/степеней свободы:

Чувственное, прямое и положительное знание о том, что такое «четвёртое измере­ние», нам недоступно; но отрицательно и символически предчувственно мы кое-что о нём узнали бы, если бы <мы только> могли себе представить, что значило бы для нас сделаться из «трёхмерных», высоких и глубоких существ существами абсолютно плоскими, двух-мерными; если бы мы могли себе представить ужас как бы расплю­щения под неимоверною тяжестью и то, как, лишившись физической свободы движе­ния вверх и вниз – символа бесконечной свободы метафизической (в выборе «добра» и «зла», в том, что мы называем «свободою воли»), мы обрекли бы себя на движение по абсолютной плоскости, гнусное пресмыкание, ползание, – символ рабства беско­нечного…

Только по этому ужасу оставленной нами позади «двух-мерности», плоскости, – раб­ства – мы могли бы отчасти судить о том блаженстве свободы, какое мы испытали бы, если бы перешли из нашего мира, трёхмерного… плоского, рабского, где и самый по­лёт – только побеждаемое, но не побеждённое падение38, – в тот «четырёхмерный», бесконечно-свободнейший мир… где уже «ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь, не отлучат нас от любви… во Христе» (Рим 8:39)»39.

Метагеометрическая интерпретация феноменов духовного и социального «рас­плющивания» находит свою кульминацию в последней крупной публицистической работе Мережковского, озаглавленной «Тайна русской революции. Опыт социаль­ной демонологии». Написанная в конце 1939 г., она увидела свет лишь в 1988 г.40 В ней Мережковский исследует природу русской революции и, в частности, прихо­дит к выводу, что она пророчески угадана в «Бесах» Ф.М. Достоевского. «Мета­геометрии» посвящены главы 6 и 7, в которых писатель постулирует наличие двух «метафизически различных» типов людей, которых он именует Глубокими (трёх­мерными) и Плоскими (двумерными). Противопоставляя Запад (Европу) и Восток (Россию), автор говорит:

«Обмеление»-оплощение происходит на европейском Западе медленно, а на русском Востоке произошло внезапно, как будто все глубокие воды русского духа сразу ушли… в какую-то вдруг бездонно зазиявшую под ними щель. Это обмеление духа во всём некогда глубоком христианском человечестве можно бы выразить такой гео­метрической формулой: от трёх измерений – к двум, от стереометрии – к планимет­рии, от глубины – к плоскости41.

38 Ранее Мережковский уже высказывал эту мысль применительно ко Льву Толстому, см.: Пет­ров В.В. «Две бездны» в русской литературной и философской традиции: Ф. Тютчев, Д. Мереж­ковский и Вяч. Иванов // Д.С. Мережковский: писатель – критик – мыслитель: Сборник статей / Ред.-сост. О.А. Коростелёв, А.А. Холиков. М., 2018. С. 252.

39 Мережковский Д. Лица святых от Иисуса к нам. М., 2000. С. 190–191.

40 Мережковский Д. Тайна русской революции: Опыт социальной демонологии / Предисл. и примеч. А.Н. Богословского. М., 1998. Выдержки из этой работы, в частности рассуждения о борьбе Плос­ких с Глубокими, о государстве-молоте и зеркалах, отражающих ложь, о прозрениях Ф.М. Досто­евского в «Бесах», впоследствии составили статью (Мережковский Д.С. Большевизм и человече­ство // Парижский вестник. 1944. № 81. С. 5–6), произнесённую в виде речи на радио летом 1941 г. См.: Коростелёв О.А. Мережковский в эмиграции // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 3–17.

41 Мережковский Д. Тайна русской революции. Гл. 6. С. 36.

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

29

В этом месте Мережковский обращается к античной философской и христиан­ской богословской традиции метафизически толковать прямостояние человека, поз­воляющее ему – единственному из всех животных – иметь лик, обращённый к небу. Здесь Мережковский цитирует строку соответствующего раздела «Божественных установлений» (II, 1, 14–19) Лактанция: «Os homini sublime dedit coelumque tueri / Поднял Бог лицо человека, чтобы видел он небо»42, а затем резюмирует:

Только тогда человек стал человеком, когда увидел над собою небо – одну глубину бесконечную, а в себе – другую, ещё бóльшую, – другое небо, – путь от себя к Богу. Чем ближе к Богу человек, тем глубже; чем дальше от Него, тем площе. Эти два воз­можных движения, две воли – к углублению и обмелению, оплощенью, – в челове­ке всегда борются, потому что человек есть неустойчивое равновесие между небом и землёй, глубиной и плоскостью43.

Вечная борьба этих двух возможностей – углубления и оплощения – происхо­дит во всех настоящих людях, существах изначально и онтологически трёхмерных. Но, кроме настоящих людей, есть и мнимые – только по наружности люди, а на са­мом деле существа метафизически иного порядка… В этих существах никакой борьбы глубокого с плоским не происходит, потому что они… изначально-онтоло­гически двумерные, плоские. Плоские всегда боролись с Глубокими, чтобы сделать их подобными себе или истребить. Говоря о борьбе «плоских» и «глубоких», Ме­режковский обращается к образу зеркала:

Главное же преимущество Плоских перед Глубокими – ложь… Плоскость может быть зеркальной и, отражая глубину, казаться глубокой. Этим-то обманом зрения и пользуются Плоские, отражая в зеркалах своих все глубины человеческого творче­ства – искусства, науки, философии и даже религии. Царство Плоских – ад на земле, но и в аду зеркала их отражают небо – рай44.

Задействуя тему «зеркаления», инвертирующего реальность, и мотив борьбы с отражениями-двойниками Мережковский воскрешает широкий спектр контекстов из наследия метафизики и эстетики начала XX в. Эти сюжеты активно развивались в его окружении: у Зинаиды Гиппиус, Валерия Брюсова, Андрея Белого, Вячеслава Иванова и др. В пределе рассуждение о лживости зеркальных отражений восходит к Платону и Плотину45 и было известно таким знатокам античности, как Вяч. Ива­нов и Мережковский.

42 В свою очередь, Лактанций отправляется здесь от схожего рассуждения из «Метаморфоз» Овидия (I, 84–86). О важности, которая придавалась прямостоянию человека в античной философии и хри­стианской философии, см.: Петров В.В. «Тимей» Платона о видах движения, «небесном растении» и прямостоянии человека // ΣΧΟΛΗ. 2019. № 13 (2). С. 709–710.

43 Мережковский Д. Тайна русской революции. Гл. 6. С. 37.

44 Там же. С. 40.

45 Ср.: Плотин. Эннеады III, 6, 7, 21–41: «Всё, что она [материя] возвещает, есть ложь… Её кажущее­ся (ἐν φαντάσει) существование – это не существование, но какая-то ускользающая игра (παίγνιον φεῦγον). Поэтому игры (παίγνια), которые, как кажется, возникают в ней, суть просто призраки внутри призрака (εἴδωλα ἐν εἰδώλῳ ἀτεχνῶς), как в зеркале нечто находится в одном месте, а вооб­ражается (φανταζόμενον) в другом. Материя кажется наполненной и, не обладая ничем, кажется всем. “Входящие и исходящие из неё суть подражания сущим” (Платон. Тимей 50c) и призраки внутри бесформенного призрака (εἴδωλα εἰς εἴδωλον ἄμορφον), видимые благодаря её бесформен­ности. Призраки кажутся творящими в материи, но не творят ничего, ибо они немощны, бессиль­ны и нетвёрды, но и материя не сопротивляется им, и они проходят сквозь неё, не рассекая, как сквозь воду, или, как если бы кто-нибудь вбрасывал формы (μορφὰς) в так называемую пустоту

(ἐν τῷ κενῷ)… То, что усматривается в материи, есть ложь и никоим образом не подобно сотворив­шему это… Будучи лживым и бессильным, впадающим в ложь, как то, что во сне, на воде или в зеркале, оно с необходимостью никак не затрагивает материю», пер. Т.Г. Сидаша (с изм.).

30

Исследования

Ещё одним примечательным маркером интеллектуальной атмосферы начала XX в. является образ светящейся планеты, к которому обращается Мережковский:

Если бы религия была физическим светом, то обитатели других планет могли бы ви­деть, как земля светилась с четвертичной эпохи46 (потому что люди уже и тогда со­вершали похоронные тризны и, следовательно, имели начатки религии), – светилась земля и вдруг потухла… [Свечение прекратилось в] века «прогресса» – победоносно­го шествия Плоских, которыми люди наших дней особенно гордятся47.

Тот же образ физического свечения Земли, различимого с дальних планет и звёзд, однако порождённого чудесным, мистическим событием (распятием на Голгофе), ис­пользовал в своих антропософских лекциях Рудольф Штейнер48.

На русском Востоке Плоские победили, заключает Мережковский:

В бывшей России, на шестой части земной суши, основано русскими коммунистами первое на земле Царство Плоских49. Овладев Россией, они сначала разрушили в ней всё, сровняли с землёй, как поётся в Интернационале:

Сделаем из прошлого гладкую доску,

du passé faisons table rase50, –

сначала сровняли всё до «гладкой доски», а потом начали строить… строить, конеч­но, мнимо, «зеркально-обманчиво», так как строить по-настоящему нельзя в двух из­мерениях – в плоскости, без глубин и высот. Русские коммунисты начали строить и построили то, что имеет лишь вид государства, а на самом деле есть исполинский плющильный молот, которым всё в человеке трёхмерное, глубокое и высокое, уничто­жается или вдавливается, вплющивается в совершенную плоскость51.

Духовная катастрофа, претерпеваемая человеком в Советской России, превра­щает его из ангела в клопа: «Тысячной доли секунды достаточно, чтобы упавшая на человека огромная скала раздавила его, расплющила во что-то совершенно и невообразимо плоское… Человек, существо, в возможности равное Ангелам… превращается из Ангела в совершенно плоское насекомое, подобное клопу или мокрице»52.

46 Через 40 лет после Мережковского над несоизмеримостью длительности духовных процессов и геологических периодов задумается Макс Фриш, чей вышедший в 1979 г. роман так и называет­ся: «Человек появляется в эпоху Голоцена» (Der Mensch erscheint im Holozän).

47 Мережковский Д. Тайна русской революции. Гл. 6. С. 40–41.

48 Соответствующие отрывки см.: Петров В.В. Революция в физике и антропософское учение Анд­рея Белого о солнечном атоме // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем. 2018. № 4. С. 370–371, примеч. 73.

49 Изображение Советской России в виде двумерного мира отсылает нас к самому первому метагео­метрическому повествованию – к социальной сатире Эдвина Эббота «Плоская страна: роман о множестве измерений» (Abbott E. Flatland: A Romance of Many Dimensions. London, 1884). Эббот представил современную ему викторианскую Британию в виде двумерного мира. Повествование ведётся от лица рядового жителя – скромного Квадрата. Хитросплетения сюжета приводят его к обсуждению условий жизни в пространствах других измерений: в нуль-мерном, одномерном, трёхмерном, а также пространствах большего числа измерений. Примечательно, что обитате­ли каждого конкретного измерения уверены, что их модус существования является единственным из возможных. В собственном двумерном мире Квадрата власти решают, что утверждения о воз­можности жизни в трёх измерениях должны караться смертью или заключением в тюрьму, откуда рассказчик и ведёт свою повесть.

50 Имеется в виду следующее четверостишие: “Du passé faisons table rase, / Foule esclave, debout! de­bout! / Le monde va changer de base: / Nous ne sommes rien, soyons tout!” («Мы сотрём прошлое, как воск на табличке для письма, / Толпа рабов вставай! Вставай! / Мир изменится до основания: / Мы ничто, [но] мы станем всем!»).

51 Мережковский Д. Тайна русской революции. Гл. 7. С. 42–43.

52 Там же. С. 43.

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

31

Здесь в очередной раз сходятся воедино образы, с которыми Мережковский работал ранее: четырёхмерные ангелы и святые (Лермонтов, Серафим Саров­ский), падающие в мир трёх измерений, и насекомые из религиозных апорий Ф.М. Достоевского53.

Выше (примеч. 14) уже говорилось о том, что метафору «расплющивания», как выпадения из большего количества измерений в меньшее, из свободы в рабство, у Мережковского заимствовал Андрей Белый. Видимо, не случайно в текстах этих авторов имеется ещё одна параллель: образ «раздавливания клопов» применительно к прессу тоталитарного государства в отношении людей творческих встречается в дневниковой записи Андрея Белого от 15 сентября 1930 г.:

Огромный ноготь раздавливает нас, как клопов, с наслаждением – щёлкая нашими жизнями, – с тем различием, что мы не клопы, мы – действительная соль земли, без которой народ – не народ… Только в подлом, тупом бессмыслии теперешних дней кто-то превратил соль земли в клопов, защёлкал нами: щёлк, щёлк – Гумилёв, Блок, Андрей Соболь, Сергей Есенин, Маяковский. Щёлкают револьверы, разрываются сердца, вешаются, просто захиревают от перманентных гонений и попрёков… Не мо­гу, не могу вынести тупого бессмыслия, раздавливающего лучших вокруг меня… Ды­шат на ладан [Сергей] Соловьёв, Иванов-Разумник, Волошин, [Пётр] Орешин, Па­стернак – сколькие, щёлк, щёлк – «клоп за клопом»! Скоро мы, аллегорические «клопы», будем все передавлены… Сквозь всё чувствую механическое раздавливание себя… Давит атмосфера. Давит воздух… До такой степени потерял вкус писать что-либо, ибо бездарное стало гениальным, а талантливое выкидывается за ненужностью, что уже и силы не позволяют54.

Россией дело не ограничится, предупреждает Мережковский: «Царство Плос­ких в России может иметь для всего человечества необозримые последствия, по­тому что Россия для них не цель, а только средство к цели – завоеванию мира». Но если для большинства людей тайна русской революции – всё ещё семью замка­ми замкнутая дверь, говорит Мережковский, то Достоевский в «Бесах» нашёл к ней единственно верный ключ:

«Бесами» Пушкина предсказаны «Бесы» Достоевского. В русской природе Пушкин уви­дел то же, что Достоевский – в русских людях. То же буйство разрушительных демониче­ских сил – в русской метели и в русском мятеже, революции… В русской физике – равни­на, а в русской метафизике – равенство. Плоская земля России, а над нею – снежная буря; плоская душа революции, а над нею – буря «бесов»… Достоевский первый понял, что неземные, из того мира в этот идущие силы зла – «Бесы» – могут овладевать не только от­дельными людьми, но и целыми народами. Силы эти вошли в русский народ55.

Таким образом в религиозной метафизике находят своё разрешение социальные и этические апории, а равно и проблемы, описываемые на языках науки, филосо­фии, художественного творчества. Противопоставление «трёхмерного» человече­ского рабства и «четырёхмерной» божественной свободы Мережковский завершает выводом, в котором подводит итог своим многолетним рассуждениям: «Здесь гео­метрия становится уже религией, – может быть, тою геометрией Божественного зодчества, по которой строятся миры; и восходящая лестница наших измерений

53 Ср.: Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы (II, 4): «Разве я не клоп, не злое насекомое? Сказано – Карамазов!», а также отрывок из «Преступления и наказания» (IV, 1), где вечность – это «комнат­ка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки».

54 Андрей Белый. Выдержки из дневника за 1930–<19>31 год // Белый А. Автобиографические своды: Материал к биографии. Ракурс к дневнику. Регистрационные записи. Дневники 1930-х годов / Сост. A.B. Лавров, Дж. Малмстад, науч. ред. М.Л. Спивак. М., 2016. С. 854–856. Подробнее см.: Петров В.В. В.Ф. Асмус и Андрей Белый в 1936 году // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем. 2018. № 4. С. 432–433.

55 Мережковский Д. Тайна русской революции. Гл. 8. С. 47–48.

32

Исследования

геометрических становится лестницей всё больших и больших освобождений, до той последней Свободы, чьё имя – “Дух”»56.

Мы можем заключить, что практика истолковывать свои теоретические построе­ния посредством относящихся к неэвклидовой геометрии образов и понятий, а так­же посредством мистически истолкованных концепций пространств разной размер­ности, является устойчивым образно-теоретическим методом Д.С. Мережковского, к которому он постоянно прибегает в большинстве работ – от ранних до последних. Геометрическая и пространственная метафорика, восходящая к Ф.М. Достоевскому и Вл.С. Соловьёву и активно задействованная его современниками, является сущ­ностной характеристикой его миросозерцания. При этом особенностью соответ­ствующей практики Мережковского становится последовательное приспособление указанной комбинации математических представлений и оккультных воззрений для описания христианского религиозного опыта, пусть зачастую и неортодоксального.

Список литературы

Аксёнов М.С. Нет времени: Популярное изложение основных начал метагеометрической фи­лософии. М., 1913. 52 с.

Аксеновъ М. Нѣт смерти. Новое ученiе о времени (1918) // Аксенов М. Трансцендентально-ки­нетическая теорiя времени / Сост., вступ. ст., коммент. С.А. Жигалкина. М.: Языки славянских культур, 2011. С. 127–180.

Аксёнов М.С. Опыт метагеометрической философии. М., 1912. 100 с.

Аксёнов М. Трансцендентально-кинетическая теория времени. Харьков, 1896. 37 с.

Белый А. Начало века / Подгот. текста и коммент. А.В. Лаврова. М.: Художественная литерату­ра, 1990. 687 с.

Белый А. История становления самосознающей души. Кн. 2 / Cост., подгот. изд., вступ. ст. М.П. Одесского, М.Л. Спивак, Х. Шталь; подгот. текста и коммент. М.П. Одесского, М.Л. Спивак, Х. Шталь, при участии коллектива авторов. М.: ИМЛИ РАН, 2020. 800 с.

Белый А. Автобиографические своды: Материал к биографии. Ракурс к дневнику. Регистраци­онные записи. Дневники 1930-х годов / Сост. A.B. Лавров, Дж. Малмстад, науч. ред. М.Л. Спивак. М.: Наука, 2016. 1120 с.

Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с фр. М. Булгакова, перераб. Б. Бычковским. 2-е изд. СПб., 1913. (Собр. соч. Т. 1). 332 с.

Бутлеров А. Четвёртое измерение пространства и медиумизм // Русский вестник. 1878. Т. 133. С. 945–971.

Губайловский В.А. Геометрия Достоевского. Тезисы к исследованию // Роман Ф.М. Досто­евского «Братья Карамазовы»: современное состояние изучения / Под ред. Т.А. Касаткиной.

М.: Наука, 2007. С. 39–69.

Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полное собрание соч.: в 30 т. Т. 14–15. Л.: Наука, 1976. 512 + 624 с.

Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как нау­ка (1783) / Пер. В.С. Соловьёва // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 4. М.: Чоро, 1994.

С. 5–152.

Карташёв А.В. Реформа, Реформация и исполнение церкви. Петроград: Корабль, 1916. 66 с.

Коростелёв О.А. Мережковский в эмиграции // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 3–17.

Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского. Т. 3: 1875–1881. СПб.: Академический про­ект, 1999. 615 с.

Лопатин Л. Философское мировоззрение Н.В. Бугаева // Вопросы философии и психологии. 1904. № 72. С. 172–195.

Мережковский Д.С. Большевизм и человечество // Парижский вестник. 1944. № 81. С. 5–6.

Мережковский Д. Будет радость. Петроград: Огни, 1916. 136 с.

56 Мережковский Д. Лица святых от Иисуса к нам. М., 2000. С. 190.

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

33

Мережковский Д. Драматургия / Вступ. ст., сост., подгот. текста и коммент. Е.А. Андрущенко. Томск: Водолей, 2000. 768 с.

Мережковский Д.С. Иисус Неизвестный. Т. 2. Ч. 1. Белград, 1932. 330 с.

Мережковский Д. Лица святых от Иисуса к нам. М.: АСТ: Фолио, 2000. 496 с.

Мережковский Д. Маленькая Тереза // Мережковский Д. Собрание сочинений. Реформаторы. Ис­панские мистики / Сост. О.А. Коростелев, А.Н. Николюкин. М.: Республика, 2002. С. 466–507. 543 с.

Мережковский Д.С. Невоенный дневник 1914–1916. Петроград: Огни, 1917. 224 с.

Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений: в 24 т. Т. 1–24. М., 1914.

Мережковский Д.С. Тайна русской революции: Опыт социальной демонологии / Предисл. и примеч. А.Н. Богословского. М.: Русский путь, 1998. 144 с.

Мережковский Д.С. Тайна Трёх: Египет и Вавилон. Тайна Запада: Атлантида – Европа / Сост., подгот. текста, послесл., коммент. О.А. Коростелева и Е.А. Андрущенко при участии А.В. Журби­ной. М.: Дмитрий Сечин, 2017. 807 с. (Собрание сочинений: в 20 т. Т. 14.)

Нэтеркотт Ф. Философская встреча: Бергсон в России (1907–1917) / Пер. и предисл. И. Блауберг. М.: Модест Колеров, 2008. 432 с.

Осьминина Е.А. Новозаветные образы в «Иисусе Неизвестном» (Д.С. Мережковский и Э. Ре­нан) // Новозаветные образы и сюжеты в культуре русского модернизма / Сост. и отв. ред.

О.А. Богданова, А.Г. Гачева. М.: Индрик, 2018. С. 580–595.

Петров В.В. Вихревой Лондон в «Записках чудака» Андрея Белого // Интеллектуальные тра­диции в прошлом и настоящем. Вып. 6. 2022. С. 306–368.

Петров В.В. В.Ф. Асмус и Андрей Белый в 1936 году // Интеллектуальные традиции в про­шлом и настоящем. 2018. № 4. С. 415–452.

Петров В.В. «Две бездны» в русской литературной и философской традиции: Ф. Тютчев, Д. Мережковский и Вяч. Иванов // Д.С. Мережковский: писатель – критик – мыслитель: Сбор­ник статей / Ред.-сост. О.А. Коростелёв, А.А. Холиков. М.: Дмитрий Сечин: Литфакт, 2018. С. 240–268.

Петров В.В. Концептуальное и перцептуальное пространство в ранних работах Андрея Бело­го // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем. Вып. 3. М.: Аквилон, 2016. С. 287–331.

Петров В.В. Опрокинутый человек «Тимея» Платона в апокрифических «Мученичестве Пет­ра» и «Мученичестве Филиппа» // ΣΧΟΛΗ (Schole). 2020. № 14 (2). С. 535–566.

Петров В.В. Перевёрнутый человек, опрокинутый мир: трансмиграции одного мотива // Ис­торико-философский ежегодник 2021. Т. 36. C. 109–141.

Петров В.В. Проповедь безмолвия и возобновления из «Мученичества апостола Петра»: её источники и контексты // Платоновские исследования. 2021. № 14 (1). С. 54–77.

Петров В.В. Революция в физике и антропософское учение Андрея Белого о солнечном ато­ме // Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем. 2018. № 4. С. 349–390.

Петров В.В. Революция 1917 г. в современной ей литературно-философской апокалиптике // Революция, эволюция и диалог культур / Отв. ред. А.В. Черняев. М.: Гнозис, 2018. С. 69–92.

Петров В.В. Репрезентация пространства в «Возврате» Андрея Белого // Арабески Андрея Белого: жизненный путь, духовные искания, поэтика / Ред.-сост. К. Ичин, М. Спивак. Белград: Изд-во Филологического факультета Белградского университета, 2017. С. 561–577.

Петров В.В. Телеология, четвёртое измерение и обратный ход времени в работах А. Белого, Вячеслава Иванова и М. Волошина // Вячеслав Иванов: исследования и материалы. Вып. 3 / Сост. С.В. Федотова, А.Б. Шишкин. М.: ИМЛИ, 2018. С. 13–65.

Петров В.В. «Тимей» Платона о видах движения, «небесном растении» и прямостоянии че­ловека // ΣΧΟΛΗ. 2019. № 13 (2). С. 705–716.

Ренан Э. Жизнь Иисуса. Гл. VII. Развитие идей Иисуса о Царствии Божием. СПб., 1906. 336 с.

Соловьёв В.С. Идея человечества у Августа Конта // Соловьёв В.С. Собрание сочинений / Под ред. и с примеч. С.М. Соловьёва и Э.Л. Радлова. 2-е изд. Т. 9. СПб.: Просвещение, 1913. 435 с.

Agrapha. Aussercanonische Schriftfragmente / Hrsg. von A. Resch. Leipzig: Hinrichs, 1906. 426 S.

Abbott E. Flatland: A Romance of Many Dimensions. London: Seely and Co., 1884. 100 p.

Monnier H. La mission historique de Jesus. Paris: Fischbacher, 1906. xxxi + 378 p.

Zöllner F. Über Wirkungen in die Ferne // Zöllner F. Wissenschaftliche Abhandlungen. Band 1. Leipzig: Staackmann, 1878. S. 16–288. 745 S.

Zöllner F. Transcendental Physics. An Account of Experimental Investigations from Scientific Trea­tises of Johann Carl Friedrich Zöllner / Transl. from German by C.C. Massey. London: W. Harrison, 1880. 266 p.

34

Исследования

“Here Geometry Becomes a Religion”:

Metaphorics of non-Euclidean Geometry

in Dmitry Merezhkovsky’s Theoretical Reasoning

Valery V. Petrov – DSc in Philosophy, Chief Research Fellow. Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences. 12/1 Goncharnaya Str., Moscow, 109240, Russian Federation; e-mail: campas.iph@gmail.com

The article examines Dmitry Merezhkovsky’s tendency – previously unnoticed, but variously shown – to present his theoretical reasoning through images and concepts referring to non-Euclidean geometry, as well as through the concepts of multidimensional spaces, mystically interpreted. It is shown that such an approach is a stable figurative-theoretical method of Dmitry Merezhkovsky, to which he resorts in a large number of works – from the earliest to the lates. Geometric and spa­tial metaphorics dating back to Fyodor Dostoevsky and Vladimir Solovyov, and actively engaged by his contemporaries, is an essential feature of his worldview. It is emphasized that, in contrast to the authors who used the concepts of the “fourth dimension” and “non-Euclidean space” to illus­trate occult, mediumistic or astral concepts, Merezhkovsky applies them to Christian mystics, de­scribing the phenomena of “miracle”, “kingdom of God”, “eternal life” and so on. The evolution of the corresponding views of D. Merezhkovsky from 1907 to 1939 is traced, the sources that influ­enced their formation are established, among which are Fyodor Dostoevsky, Nikolai Bugaev, Anton Kartashev, Ernest Renan, Christian apocrypha. It is noted that in a number of cases the corresponding reasoning and images of Merezhkovsky were reflected in the works of Andrei Bely.

Keywords: Dmitry Merezhkovsky, Fyodor Dostoevsky, Vladimir Solovyov, Nikolai Bugaev, Anton Kartashev, Ernest Renan, Henri Bergson, Leo Lopatin, Andrei Bely, fourth dimension, non-Eucli­dean space, religious revolution, the unforeseeable, discontinuity

For citation: Petrov, V.V. “Zdes’ geometriya stanovitsya uzhe religiei”: metaforika neevklidovoi geometrii v teoreticheskih postroeniyah D.S. Merezhkovskogo [“Here Geometry Becomes a Reli­gion”: Metaphorics of non-Euclidean Geometry in Dmitry Merezhkovsky’s Theoretical Reason­ing], Otechestvennaya filosofiya [National Philosophy], 2024, Vol. 2, No. 1, pp. 19–36. (In Russian)

References

Aksyonov, M.S. Net Smerti: Novoe uchenie o vremeni [There Is No Death: New Doctrine of Time], in: Aksyonov, M. Transtsendental’no-kineticheskaya teoriya vremeni [Transcendental-kinetic Theory of Time], sost., vstup. stat’ya, komment. S.A. Zhigalkina. Moscow: Yazyki slavyanskikh kul’tur, 2011, pp. 127–180. (In Russian)

Aksyonov, M.S. Net vremeni: Populiarnoe izlozhenie osnovnykh nachal metageometricheskoi filosofii [There is No Time: A Popular Explanation of the Basic Principles of Metageometric Philosophy]. Moscow, 1913. 52 p. (In Russian)

Aksyonov, M.S. Opyt metageometricheskoi filosofii [An Essay concerning Metageometric Philoso­phy]. Moscow, 1912. 100 p. (In Russian)

Aksyonov, M.S. Transtsendental’no-kineticheskaia teoriia vremeni [Transcendental Kinetic Theory of Time]. Khar’kov, 1896. 37 p. (In Russian)

Abbott, E. Flatland: A Romance of Many Dimensions. London: Seely and Co., 1884. 100 p.

Bely, A. Avtobiograficheskie svody: Material k biografii. Rakurs k dnevniku. Registratsionnye zapisi. Dnevniki 1930-h godov [Autobiographical Collections: Materials for the Biography. Approach to a diary. Registration records. Diaries of the 1930s], sost. A.B. Lavrov, Dzh. Malmstad, nauch. red. M.L. Spivak. Moscow: Nauka, 2016. 1120 p. (In Russian)

Bely, A. Istoriya stanovleniia samosoznaiushchei dushi. Kn. 2 [The History of the Formation of a Self-conscious Soul. Book 2], sost., podgot. izd., vstup. st. M.P. Odesskogo, M.L. Spivak, H. Stahl. Moscow: IMLI RAN Publ., 2020. 800 p. (In Russian)

Bely, A. Nachalo veka [The Beginning of the Century], podgot. teksta i komment. A.V. Lavrova. Moscow: Khudozhestvennaia literatura Publ., 1990. 687 p. (In Russian)

Bergson, H. Tvorcheskaya evoliutsiya [Creative Evolution], per. s fr. M. Bulgakova, pererabotano B. Bychkovskim. 2-e izd. St. Petersburg, 1913. (Sobr. soch. Vol. 1). 332 p. (In Russian)

В.В. Петров. «Здесь геометрия становится уже религией»…

35

Butlerov, A.M. Chetvertoe izmerenie prostranstva i mediumizm [The Fourth Dimension of Space and Mediumship], Russkii vestnik, 1878, Vol. 133, pp. 945–971. (In Russian)

Dostoevsky, F. Brat’ia Karamazovy [The Brothers Karamazov], Dostoevsky, F. Polnoe sobranie sochinenii v 30 t. [Complete Edition in 30 vols.], Vols. 14–15. Leningrad: Nauka Publ., 1976. 512 p. + 624 p. (In Russian)

Gubailovskii, V.A. Geometriia Dostoevskogo. Tezisy k issledovaniiu [Dostoevsky’s Geometry. The Main Provisions for the Study”], in: Roman F.M. Dostoevskogo “Brat’ia Karamazovy”: sovremen­noe sostoianie izucheniia [Fyodor Dostoevsky’s The Brothers Karamazov: Contemporary State of Re­search], podgot. red. T.A. Kasatkinoi. Moscow: Nauka Publ., 2007, pp. 39–69. (In Russian)

Kant, I. Prolegomeny ko vsyakoi budushchei metafizike, kotoraya mozhet poyavit’sya kak nauka [Prolegomena to Any Future Metaphysics that will be able to Present Itself as a Science], in: Kant I. So­branie sochinenii: v 8 t. [Collected Works in 8 vols.], Vol. 4. Moscow: Choro, 1994. S. 51–52. (In Russian)

Kartashev, A.V. Reforma, Reformatsiia i ispolnenie tserkvi [Reform, Reformation and the Fulfill­ment of the Church]. Petrograd: Korabl’ Publ., 1916. 66 p. (In Russian)

Korostelev, O. Merezhkovskij v emigratsii [Merezhkovsky in Emigration], Literaturovedcheskij zhurnal [Journal of Literary Studies], 2001, Vol. 15, pp. 3–17. (In Russian)

Nethercott, F. Filosofskaia vstrecha: Bergson v Rossii (1907–1917) [A Philosophical Encounter: Bergson in Russia, 1907–1917], per. i predisl. I. Blauberg. Moscow: Modest Kolerov Publ., 2008. 432 p. (In Russian)

Letopis’ zhizni i tvorchestva F.M. Dostoevskogo [Chronicle of Fyodor Dostoevsky’s Life and Work]. Vol. 3: 1875–1881. St. Petersburg: Akademicheskii proekt Publ., 1999. 615 p. (In Russian)

Lopatin, L.M. Filosofskoe mirovozzrenie N.V. Bugaeva [Philosophical Worldview of N.V. Bugaeff], Voprosy filosofii i psikhologii, 1904, Vol. 72, pp. 172–195. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Bol’shevizm i chelovechestvo [Bolshevism and Mankind], Parizhskii vestnik [Le Courrier de Paris], 1944, Vol. 81, pp. 5–6. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Budet radost’ [There Will Be Joy]. Petrograd: Ogni Publ., 1916. 136 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Dramaturgiia [Dramas], vstup. st., sost., podgot. teksta i komment. E.A. An­drushchenko. Tomsk: Vodolei Publ., 2000. 768 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Iisus Neizvestnyi [Jesus the Unknown]. Vol. II. Part 1. Belgrade, 1932. 330 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Litsa sviatykh ot Iisusa k nam [The Faces of the Saints from Jesus to Us]. Mos­cow: AST Publ., Folio Publ., 2000. 496 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Nevoennyi dnevnik 1914–1916 [Non-military Diary 1914–1916]. Petrograd: Ogni Publ., 1917. 224 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Malen’kaia Tereza [Little Thérèse], in: Merezhkovsky, D. Sobranie sochinenii. Reformatory. Ispanskie mistiki [Collected Works. Reformers. Spanish Mystics], sost. O.A. Korostelev, A.N. Nikoliukin. Moscow: Respublika Publ., 2002, pp. 466–507. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Polnoe sobranie sochinenii v 24 tomakh [Complete Edition in 24 vols.], Vols. 1–24. Moscow, 1914. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Taina russkoi revoljucii: Opyt social’noi demonologii [The Mystery of the Rus­sian Revolution: An Experiment in Social Demonology], predisl. i primech. A.N. Bogoslovskogo. Mos­cow: Russkij put’ Publ., 1998. 144 p. (In Russian)

Merezhkovsky, D. Taina Trekh: Egipet i Vavilon. Taina Zapada: Atlantida – Evropa [Mystery of the Three: Egypt and Babylon. Mystery of the West: Atlantis – Europe], sost., podgot. teksta, poslesl., komment. O.A. Korosteleva i E.A. Andrushchenko pri uchastii A.V. Zhurbinoi. Moscow: Dmitrii Sechin Publ., 2017. 807 p. (Sobranie sochinenii: v 20 t. Vol. 14.) (In Russian)

Monnier, H. La mission historique de Jesus. 2-ème éd. Paris: Fischbacher, 1914. xxxxi + 381 p.

Osminina, E.A. Novozavetnye obrazy v ‘Iisuse Neizvestnom’ (Dmitry Merezhkovsky i Ernest Re­nan) [New Testament Images in ‘Jesus the Unknown’ (Dmitry Merezhkovsky and Ernest Renan)], in: Novozavetnye obrazy i siuzhety v kul’ture russkogo modernizma [New Testament Imagery and Plots in the Culture of Russian Modernism], sost. i otv. red. O.A. Bogdanova, A.G. Gacheva. Moscow: Indrik Publ., 2018, pp. 580–595. (In Russian)

Petrov, V.V. Dve bezdny v russkoi literaturnoi i filosofskoi traditsii: F. Tiutchev, D. Merezhkovskii i Viach. Ivanov [Two Abysses in the Russian Literary and Philosophical Tradition: Fyodor Tyutchev, Dmitry Merezhkovsky, and Vyacheslav Ivanov], in: Dmitry Merezhkovskii: pisatel’ – kritik – myslitel’: Sbornik statei [Dmitry Merezhkovsky: Writer – Critic – Thinker: Collection of Essays], Red.-sost.

36

Исследования

O.A. Korostelev, A.A. Kholikov. Moscow: Dmitrii Sechin Publ., Litfakt Publ., 2018, pp. 240–268. (In Russian)

Petrov, V.V. Kontseptual’noe i pertseptual’noe prostranstvo v rannih rabotah Andreya Belogo [Con­ceptual and Perceptual Space in the Earlier Writings of Andrei Bely], in: Intellektual’nye traditsii v proshlom i nastoiashchem [Intellectual Traditions in Past and Present], Vol. 3. Moscow: Aquilo Press, 2016, pp. 287–331. (In Russian)

Petrov, V.V. Oprokinutyi chelovek ‘Timeia’ Platona v apokrificheskikh ‘Muchenichestve Petra’ i ‘Muchenichestve Filippa’ [The Upside Down Man of Plato’s ‘Timaeus’ in the Apocryphal ‘Martyrdom of Peter’ and ‘Martyrdom of Philip’], ΣΧΟΛΗ, 2020, No. 14 (2), pp. 535–566. (In Russian)

Petrov, V.V. Perevernutyi chelovek, oprokinutyi mir: transmigratsii odnogo motiva [The Upside Down Man, the Overturned World: Transmigrations of One Motive], Istoriko-filosofskii ezhegodnik 2021 [History of Philosophy Yearbook 2021], Vol. 36, pp. 109–141. (In Russian)

Petrov, V.V. Propoved’ bezmolviia i vozobnovleniia iz ‘Muchenichestva apostola Petra’: ee is­tochniki i konteksty [Sermon on Silence and Regeneration from the Martyrdom of the Apostle Peter: Its Sources and Background], Platonovskie issledovaniia, 2021, No. 14 (1), pp. 54–77. (In Russian)

Petrov, V.V. Revoliutsiia 1917 g. v sovremennoi ei literaturno-filosofskoi apokaliptike [The Revolu­tion of 1917 in its Contemporary Literary-Philosophical Apocalyptics], in: Revoliutsiia, evoliutsiia i dia­log kul’tur [Revolution, Evolution and Dialogue of Cultures], otv. red. A.V. Chernyaev. Moscow: Gnozis Publ., 2018, pp. 69–92. (In Russian)

Petrov, V.V. Reprezentatsiia prostranstva v ‘Vozvrate’ Andreia Belogo [Representation of Space in the ‘Return’ by Andrei Bely], in: Arabeski Andreia Belogo: zhiznennyi put’, dukhovnye iskaniia, poetika [Arabesques of Andrei Bely: Biography, Spiritual Quest, Poetics], red.-sost. Korneliia Ichin, Monika Spi­vak. Belgrade: Filologicheskii fakul’tet Belgradskogo universiteta Publ., 2017, pp. 561–577. (In Russian)

Petrov, V.V. Revoljucija v fizike i antroposofskoe uchenie Andreja Belogo o solnechnom atome [The Revolution in Physics and Andrei Bely’s Anthroposophical Doctrine of the Solar Atom], in: Intellek­tual’nye traditsii v proshlom i nastojashhem [Intellectual Traditions in Past and Present], 2018, Vol. 4, pp. 349–390. (In Russian)

Petrov, V.V. Teleologiia, chetvertoe izmerenie i obratnyi khod vremeni v rabotakh A. Belogo, Via­cheslava Ivanova i M. Voloshina [Teleology, the Fourth Dimension and Time Running Backwards in the Works of Andrei Bely, Vyacheslav Ivanov, and Maximilian Voloshin], in: Viacheslav Ivanov: issle­dovaniia i materialy [Vyacheslav Ivanov: Studies and Texts], Vol. 3, sost. S.V. Fedotova, A.B. Shishkin. Moscow: IMLI RAN Publ., 2018, pp. 13–65. (In Russian)

Petrov, V.V. “Timej” Platona o vidah dvizhenija, “nebesnom rastenii” i prjamostojanii cheloveka [Plato’s Timaeus on types of movements, the heavenly plant and the vertical posture of man], ΣΧΟΛΗ, 2019, No. 13 (2), pp. 705–716. (In Russian)

Petrov, V.V. V.F. Asmus i Andrej Belyj v 1936 godu [Valentin Asmus and Andrei Bely in 1936], in: Intellektual’nye tradicii v proshlom i nastojashhem [Intellectual Traditions in Past and Present], 2018, Vol. 4, pp. 415–452. (In Russian)

Petrov, V.V. Vihrevoj London v “Zapiskah chudaka” Andreja Belogo [The London Vortex in Andrei Bely’s “Diaries of an Idiot”], in: Intellektual’nye tradicii v proshlom i nastojashhem [Intellectual Tradi­tions in Past and Present], 2022, Vol. 6, pp. 306–368. (In Russian)

Renan, E. Zhizn’ Iisusa. Gl. VII: “Razvitie idei Iisusa o Tsarstvii Bozhiem” [The Life of Jesus. Ch. VII: “Development of the Ideas of Jesus relative to the Kingdom of God”]. St. Petersburg, 1906. 336 p. (In Russian)

Resch, A. (Hrsg.). Agrapha. Aussercanonische Schriftfragmente. Gesammelt und Untersucht. Leip­zig, 1906. 426 p.

Solov’ev, V. Ideya chelovechestva u Avgusta Konta [August Comte’s Idea of Humanity], in: Solov’ev, V. Sobranie sochinenii [Collected Works], pod red. i s primech. S.M. Solov’eva i E.L. Radlova.

2-e izd. Vol. 9. St. Petersburg: Prosveshchenie Publ., 1913, pp. 173–193. (In Russian)

Zöllner, F. “Über Wirkungen in die Ferne” in Wissenschaftliche Abhandlungen. Band I. Leipzig, 1878. S. 16–288. 745 S.

Zöllner, F. Transcendental Physics. An Account of Experimental Investigations from Scientific Trea­tises of Johann Carl Friedrich Zöllner, transl. from German by C.C. Massey. London, 1880. 266 p.

Отечественная философия

2024. Т. 2. № 1. С. 37–53

УДК 1(091)

National Philosophy

2024, Vol. 2, No. 1, pp. 37–53

DOI: 10.21146/2949-3102-2024-2-1-37-53