CC BY
48
УДК 8.085.13.03
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2010. Вып. 2
Е. С. Покровская
ЗАЙЧИК ЗАЙЧИКУ РОЗНЬ
Поэтический текст традиционно признается исследователями сложным для интерпретации. Методику его анализа часто основывают на положении о том, что художественный текст создает вокруг себя поле возможных интерпретаций, что его смысл обладает множественной, полифоничной природой [11, 14, 25]. Подобное положение проистекает непосредственно из самого подхода к анализу текста.
Так, в традиционном литературоведении и лингвистике принято считать, что интерпретация и анализ художественного текста могут осуществляться в двух направлениях: реконструкция авторского смысла, «взгляд автора», и конструирование собственного смысла читателем, «взгляд читателя» [24]. В разные периоды доминирует одно из двух направлений. Первое часто подразумевает для исследователя изыскания, касающиеся психологии автора произведения, его биографии. Смысл стиха при этом увязывается с подробностями личной жизни писателя. Во втором случае упор делается на реакцию читателя, особенности его психологии.
И в том, и в другом случае смысл текста полностью ставится в зависимость от индивидуальности (психических и прочих особенностей) писателя или читателя. Непонятным остается, на основе чего вообще происходит их «взаимопонимание» — как осуществляется механизм, в котором читателю становятся доступными внутренние конфликты и переживания автора, и как сам автор создает глубоко личное произведение, так что оно понятно кому-то еще, кроме него.
В нашей статье мы попытаемся доказать, что для этого механизма есть общее основание — и автор, и читатель являются носителями схожих вербальных ценностных моделей, разворачиваемых в данном тексте, и что именно на их основе базируется тек-стопорождение.
Еще одной проблемой формалистического подхода к тексту является то, что семантическая структура текстов при анализе чаще всего представлена как система образов в произведении (предлагаются их сложные классификации). Так, по словам И. В. Арнольд, «образам принадлежит ключевая позиция в разработке идей и тем произведения» [3, с. 74]. Исследователи даже говорят о том, что образ может обозначать смысл всего произведения [15, с. 61]. Образ определяется как «преобразованный в искусстве фрагмент действительности» [15, с. 16] либо «предмет в отраженном виде» [20, с. 9], т. е. задача образов — отражать мир, воссоздавать его картину.
При анализе текста предлагается составлять инвентарь всех образов в стихотворении: зрительных, слуховых, вкусовых, обонятельных [16, с. 16; 19, с. 41]. Таким образом, поэтический текст рассматривают буквально как «систему раздражителей... организованных с таким расчетом, чтобы вызвать эстетическую реакцию» [15, с. 19]. Трудно представить, как словесные образы могут буквально воздействовать на наши органы чувств, какой запах мы чувствуем, когда читаем поэзию, какой вкус появляется во рту у читателя, и как из всего этого складывается смысл произведения. Как следствие такого подхода, исследователи постоянно обсуждают особое эстетическое воздействие, ради которого и должны создаваться стихи.
© Е.С.Покровская, 2010
Подобный подход к анализу поэтического текста обнаруживается во многих современных пособиях по интерпретации текста, однако его нельзя считать системным, поскольку в нем не учитывается, как содержание текста взаимодействует с ценностной структурой личности, а предметом анализа постоянно становятся «лирические переживания» автора и читателя.
Для разработки должной методики анализа необходимо учитывать природу тексто-порождения и знаковости вообще. По утверждению биосемиотиков, знаком для любого живого организма становится тот элемент окружения, который актуален для удовлетворения его потребности — в противовес идее о том, что знаковость связана с отражением объектов в сознании автономного и независимого наблюдателя [8, р. 119-141; 2, р. 355-377].
Соответственно, и общий смысл текста не может возникать из соположения образов (отраженных денотатов), потому что для человека текстопорождение непосредственно связано с удовлетворением потребностей. Мы можем рассматривать текст как сложное знаковое образование, направленное на решение человеческих проблем. На это направлено и смысловое содержание текстов, и сам факт их творения, создания. Так в психологии вообще и в психологии искусства в частности широко распространена идея создания текстов как «вербализации внутренних проблем», выведения их из бессознательного на сознательный уровень. Классик психоанализа Зигмунд Фрейд утверждал, что «подлинное наслаждение от художественного произведения возникает из снятия напряженностей в нашей душе» [22, с. 134]. То есть эффект художественного произведения связан с освобождением читателя от внутренних конфликтов, схожих с конфликтами создателя текста.
Итак, механизмом решения проблемы является ее вербализация — моделирование с помощью языка способа ее решения. Текст является словесной моделью проблемной ситуации. При этом типы моделирующих текстов будут различаться по типам проблем. Так, И.В.Толочин для всех высказываний выделяет сферу интенционального (буквального) и рефлексивного (метафорического) [18, с. 212-222]. Данное разделение очень важно для анализа поэтического текста, поскольку его природа принципиально отличается от природы, скажем, текста инструкций к электроприборам, который помогает решить наши «буквальные» (недушевного свойства) проблемы. В поэтическом тексте, относящемся к рефлексивной сфере, моделируется решение проблем ценностного и, как правило, неразрешимого характера.
Для адекватного анализа поэтического текста исследователь должен уметь выйти на уровень оценочности, уровень моделирования ситуаций человеческого опыта, в первую очередь проблемных ситуаций. Методологической базой для такого анализа может послужить теория фреймов [21, с. 52-92], теория интертекстуальности, идеи Бахтина о хронотопе художественного текста, исследования оценочности.
Теория интертекстуальности (М. М. Бахтин, Ю. Кристева) во многих своих положениях схожа с фреймовой семантикой и при анализе текста эффективно ее дополняет. Интертекстуальные элементы текста также вызывают в сознании адресата определенные сценарии или мини-тексты [17, с. 70], но в отличие от фреймов, охватывающих максимально широкий спектр моделей опыта, интертекст основан на репликации сценариев специфичного культурного опыта. Что касается понятия хронотопа, то его создатель М. М. Бахтин отводил ему большую роль в текстопорождении, утверждая, что «вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов» [12, с. 406]. Это представляется закономерным, поскольку моделирование опыта для человека в силу устройства его сознания может происходить только в терминах пространства-времени.
Пространство и время — это характеристики ситуации, в рамках которой человек воспринимает свою проблему.
Явление оценочности как на уровне слова, так и высказывания остается менее разработанным в лингвистике и требует более пристального внимания при анализе текста. В рамках традиционной лингвистики, построенной на теории отражения, оценочность является одной из коннотаций слова в дополнение к его «объективному» дескриптивному значению [10]. На уровне высказывания оценочность рассматривают как явление, носящее «окказиональный» характер [13, с. 18].
В диссертационных исследованиях и в пособиях по анализу текста оценочность возникает, например, как «оценка событий автором», «оценочное отношение автора к содержанию высказывания». Из текста такая оценка зачастую выводится косвенно, спекулятивно, и выводы о ней носят идеологический характер. Фокус исследователя опять смещается на личность автора — проблема, о которой мы говорили в начале статьи.
В то же время в рамках философии языка, психологии и семиотики говорится о том, что оценочность возникает на уровне выделения из окружения и вербальной категоризации самых первых объектов в нашей жизни, способных служить для удовлетворения наиболее базовых потребностей. Оценка неотделима от любой деятельности, направленной на выживание, приспособление и совершенствование человека. Поэтому все слова языка усваиваются не через равнодушное наблюдение, а через положительный и отрицательный опыт. Так, философ Хилари Патнам в своей книге «The Collapse of the Fact/Value Dichotomy» объясняет невозможность «нейтрального» опыта тем, что еще в младенчестве опыт, связанный с пищей, лаской и теплом мы ощущаем как «хороший», а с болью, лишениями и одиночеством как «плохой» [6, p. 103]. Еще раньше об оценочности первичного опыта говорил Зигмунд Фрейд в книге «По ту сторону принципа удовольствия» [23].
На более сложном знаковом уровне, на уровне текста разделяемые автором и читателем в качестве культурных кодов ценности обеспечивают их «взаимопонимание». Разные полюса оценки возникают на разных уровнях языковой системы: уровень оценочного потенциала слова, уровень моделирования ситуаций человеческого опыта (фрейм), уровень целостного текста и его смысла, репрезентирующего ценностный конфликт личности.
Чтобы показать, как описанные теоретические положения применимы к анализу поэтического текста, мы кратко рассмотрим три стихотворения англоязычных поэтов, имеющих в традиционном представлении идейно-тематическое сходство: «Myxomatosis» Филиппа Ларкина [4]; «Myxomatosis» Спайка Миллигана [5]; «The Rabbit» Уильяма Генри Дэйвиса [1].
Как уже указывалось, смысл поэтического текста репрезентирует ценностный конфликт личности. Его распознавание в тексте основано на выявлении маркеров, работающих как нарушения знакомых и устойчивых фреймов, наделенных устойчивой оценкой в сознании носителей языка.
Два из трех выбранных для анализа стихотворений имеют одинаковое название «Myxomatosis». Миксоматоз — это название заболевания, специально внедряемого в популяции диких кроликов, чтобы сократить их число. Нужно отметить, что тема намеренного заражения животных миксоматозом до сих пор вызывает негодование в западном обществе. И, как показал опрос респондентов-филологов, а также изучение западной литературной критики, многие читатели считают, что возможными смыслами обоих стихотворений является проблема насилия человека над природой, неизбежности страданий и смерти. Подобный взгляд на смысл текста является реакцией,
переживанием конфликта, представленного в тексте, но он не должен заменять анализ текста.
От внимания исследователя, например, не должно уйти то, что значительная часть стихотворения Филиппа Ларкина представляет по форме диалог:
What trap is this? Where were its teeth concealed? You seem to ask.
I make a sharp reply, Then clean my stick. I'm glad I can't explain Just in what jaws you were to suppurate.
В диалоге читатель должен узнать знакомый сценарий опыта: «You ask, I make a reply, I'm glad». Данный сценарий носит интертекстуальный характер — мы узнаем его именно как структурированную синтаксическую единицу. Важно отметить, что он обладает положительным оценочным потенциалом как ценностное суждение о том, что общение, коммуникация должны приводить к разрешению проблемы. Максимы Грайса широко известные в лингвистике — «Будь релевантен», «Будь понятен», «Будь искренен» — описывают именно этот ценностный стереотип, так как на самом деле представляют собой нормы коммуникативной этики, на соблюдении которых основано человеческое общение и сотрудничество.
В стихотворении происходит искажение «положительного» сценария «You ask, I make a reply, I'm glad». Определенные словесные элементы текста высвечивают и ставят под сомнение действительность того, что принимается нами как само собой разумеющееся и существует как устоявшееся ценностное суждение. В тексте ставится под сомнение сама сущность общения: «You seem to ask. I make a sharp reply». Так, элемент «sharp» не является естественным для данного сценария. Фраза «I'm glad I can't explain» также вносит искажение в сценарий, поскольку более естественной реакцией в нашем опыте было бы «I'm glad that I have answered you». Здесь также нарушается ценностный стереотип, требующий искренности от говорящего.
Далее искаженный сценарий развивается с помощью модальных глаголов, создающих фрейм «надежда» в тексте: «You may have thought things would come right again / If you could only keep quite still and wait». Но фраза "I make a sharp reply, / Then clean my stick» подсказывает, что решение проблемы («things would come right again») происходит через разрушение надежды, что тоже является конфликтом для ценностной системы и автора, и читателя. Подобная общность ценностной системы основывается на разделяемых западноевропейской цивилизацией христианских ценностях. В нашей культурной традиции важным оценочным суждением и культурным кодом стало библейское изречение: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Именно его дублирует сценарий «You ask, I make a reply, I'm glad». И если мы пропустим ценностный сценарий, который искажается в стихотворении, то не поймем, что смыслом стихотворения Филиппа Ларкина является, конечно же, не буквальная проблема плохого отношения к животным, а иносказательно выраженный конфликт человеческих ценностей.
Оправданность подобного подхода к анализу поэтического текста и его смысла можно подтвердить анализом небольшого стихотворения «Myxomatosis», написанного Спайком Миллиганом:
A baby rabbit With eyes full of pus Is the work of scientific us.
Несмотря на кажущееся совпадение темы и проблематики стихотворений Спайка Миллигана и Филиппа Ларкина, они основаны на принципиально разных ценностных сценариях. Знаки «baby», «scientific» репрезентируют положительные ценности в нашем культурном опыте. Слово «baby» представляет фрейм воспроизводства жизни человеком, будущего человечества, это также и элемент христианских ценностей, в которых дети — чистые и невинные существа. Знак «scientific» вводит фрейм человеческой цивилизации, основанной на науке. Так, случайная выборка из поисковой системы в Интернете примеров с фразой «the work of scientific» показывает наличие определенных слов в ближайшем контексте: «the work of scientific» + «discovery», «exploration», «researchers», «pioneers», «visionary», «heavyweights», «icons», «genius», «renovation». В целом, четко выстраивается ряд, в котором после знака «scientific» мы видим слова, вписывающиеся в фрейм положительных ценностей — открытие чего-то нового, связанного с улучшением, ценного для человечества. Структура стихотворения вводит в этот сценарий элементы, создающие ситуацию, которую мы не можем воспринимать как идентичную ситуациям, естественным для данного словосочетания.
В стихотворении искажаются оба фрейма, заданных знаками «baby» и «scientific». «A baby rabbit / With eyes full of pus» — это часть фрейма «восхищение родителей ребенком», ведь когда дети еще не умеют говорить, большое значение придается именно выражению их глаз. Здесь положительная оценка искажается за счет введения слова «pus». Так, с помощью оценочного конфликта в стихотворении базовый положительный образ человечества подвергается сомнению.
Очевидно, что два рассмотренных нами поэтических текста не синонимичны друг другу, каждый из них является самостоятельной единицей смысла.
Третье стихотворение, выбранное нами для анализа, — стихотворение «The Rabbit», написанное Уильямом Генри Дэйвисом:
Where, lying in an iron trap, He cries all through the deafened night — Until his smiling murderer comes, To kill him in the morning light.
Ценностный конфликт в основе данного стихотворения можно выявить через маркеры интертекста, отсылающие нас к христианским ценностям. Строчка «He cries all through the deafened night» отсылает нас кположительному ценностному сценарию, вошедшему в англоязычную культуру из Библии. Сценарий ожидания утра как ожидания утешения и спасения широко представлен в текстах христианской культуры, в псалмах: «Weeping may endure for a night, but joy comes in the morning» (Psalm 30:5)x, в христианских песнях «Hope is in the Morning» (The Sands Family) [3]. В данный положительный оценочный фрейм входит и словосочетание «morning light», поскольку в христианской традиции свет неразрывно связывается с делами и проявлениями Бога. Этот положительный сценарий искажается в стихотворении, так как вместо спасения приходит смерть, надежда разрушается: «Until his smiling murderer comes, / To kill him in the morning light».
Кроме искажения сценария, связанного с надеждой, в тексте происходит инверсия другого очень важного фрейма — инверсия стереотипной модели Христа. В Библии Христос неразрывно связан с надеждой («the God of hope», Romans 15:13) и спасением («In God is my salvation and my glory», Psalm 62:5-8), и знаки «smiling», «comes», «in
1 Здесь и далее цитаты из Библии приводятся по [7].
the morning light» (ср.: «I am... the Bright and Morning Star», Revelation 22:16), несомненно, принадлежат именно стереотипу Христа. Данный стереотип разрушается за счет введения в сценарий спасения знаков «murderer» и «to kill», которые полностью изменяют его и создают ценностный конфликт в стихотворении. Идеал Христа и вера в спасение подвергаются сомнению.
Таким образом, этот поэтический текст оказывается ближе к стихотворению «Myxomatosis» Филипа Ларкина, поскольку в основе обоих текстов лежит схожий ценностный конфликт: в «Myxomatosis» разрешение проблемы происходит через устранение надежды, и в стихотворении «The Rabbit» надежда также разрушается. Хотя эти тексты в некотором роде синонимичны по смыслу, механизм его формирования различается: в стихотворении Ларкина нет стереотипа Христа, мы видим диалог равных, и речь идет о межличностном общении, основанном на христианской этике; у Дэйвиса ценностный конфликт также относится к сфере христианской этики, но в нем за счет построения хронотопа, в котором появляется избавитель («smiling murderer»), искажению подвергается идеал Христа, вера в спасение.
В стихотворении «Myxomatosis» Спайка Миллигана ставится вопрос о человеческой цивилизации и неоднозначности прогресса, ценностный конфликт в его основе не связан с христианской культурной традицией.
Что касается роли «зайчиков» в этой серии стихотворений, то элемент хронотопа, связанный с описанием страдающего, беззащитного, маленького животного является средством освобождения, активации сильных эмоций. А инверсированные ценностные стереотипы выступают целью, на которую направляются эти эмоции. Так, один и тот же формальный элемент «зайчик» всегда трансформируется в конкретном смысле.
Из анализа приведенных стихотворений можно сделать вывод о том, что смысл текста в некотором роде конкретен и единственен. Выявление в тексте ценностного конфликта через его маркеры помогает выработать новый алгоритм анализа текста, не ориентированный на личные ассоциации и чувства или гражданскую позицию исследователя. Поэзия — это тип речевой деятельности, который используется человеком для обозначения и вербализации ценностных противоречий.
Литература
1. Davies W. H. Rabbit. URL: http://poemhunter.com/william-henry-davies
2. Hoffmeyer J. Biosemiotics: Towards a New Synthesis in Biology? // Semiotics in Biology. Vol. 9(2) / Ed. by Manfred D. Laubichler. Wien, 1997.
3. Hope is in the Morning. URL: http://cdbaby.com/cd/sandsfamily
4. Larkin Ph. Myxomatosis. URL: http://poemhunter.com/philip-larkin
5. Miligan S. Myxomatosis. URL: http://poemhunter.com/spike-milligan/poems
6. Putnam H. The Collapse of the Fact/Value Dichotomy. Cambridge, Massachusetts, 2002.
7. The New King James Bible, New Testament and Psalms. Nashville, 1985.
8. Uexkuell Th. von. From Index to Icon // Iconicity. Essays on the Nature of Culture / d. by P. Bouissac et al. Tuebingen, 1986.
9. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка: Стилистика декодирования. Л., 1981.
10. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988.
11. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994.
12. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.
13. Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки. М., 2002.
14. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. СПб., 1996.
15. Маслова В. А. Филологический анализ поэтического текста. Минск, 1999.
16. Соловьева Н. К., Кортес Л. П. Практическое пособие по интерпретации текста (поэзия). Минск, 1986.
17. Толочин И. В. Метафора и интертекст в англоязычной поэзии. СПб., 1996.
18. Толочин И. В. Монолог и речевая деятельность // Риторика монолога / под ред. А. И. Варшавской. СПб., 2002.
19. Фатеева Н. А. Лингвистический анализ художественного текста. М., 1999.
20. Фенова Е. А. Интерпретация поэтического текста. Уфа, 2001.
21. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка / под ред. В.В.Петрова, В. И.Герасимова. М., 1988. С. 52-92.
22. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному // Художник и фантазирование / под. ред. Р. Ф. Додельцева, К.М.Долгова. М., 1995.
23. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. М., 1925.
24. Щирова И. А., Гончарова Е. А. Многомерность текста: понимание и интерпретация. СПб., 2007.
25. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987.
Статья поступила в редакцию 5 апреля 2010 г.
