CC BY
63
5. Староверова О.С. Индивидуально-личностные детерминанты совладающего поведения: Квал. работа. - Кострома, 2007.
6. Ялтонский В.М. Копинг-стратегии поведения у наркозависимых и здоровых людей: Дис. ...
канд. наук. - Л., 1996.
7. Seiffge-Krenke I. Psychotherapie und Entwicklungspsychologie. Beziehungen: Herausforderungen, Ressourcen, Risiken. -Heidelberg: Springer Medezin Verlag, 2009.
УДК 159.9
И.В. Ювенский
ЗАЩИТНОЕ И СОВЛАДАЮЩЕЕ ПОВЕДЕНИЕ В ДИСФУНКЦИОНАЛЬНОЙ СЕМЬЕ У ЖЕНЩИН, СОВЕРШИВШИХ МУЖЕУБИЙСТВО
В статье представлен уникальный опыт исследования защитного и совладающего поведения женщин — жертв многолетнего семейного насилия, совершивших мужеубийство. Описаны факторы дисфунциональности семьи, особенности личностного склада ее членов — участников деструктивных взаимоотношений. Показаны причины и динамика развития наиболее непродуктивных защитных и деструктивных совладающих реакций.
Ключевые слова: семейное насилие, дисфукциональная семья, продуктивные / непродуктивные способы совладающего поведения, механизмы психологической защиты, их трансформация в ситуации хронического насилия.
Рост насилия в обществе, наблюдающийся в последние годы, привлекает исследователей многих отраслей научного знания к проблеме агрессивного поведения человека. Особенно много вопросов возникает тогда, когда агрессивные действия совершает женщина, поскольку криминальность традиционно считается, в основном, «мужской» сферой деятельности. Кроме того, тревогу вызывают утверждения, что доля женщин в агрессивных преступлениях увеличивается (Т.Б. Дмитриева, 1998, 2002; Ф.С. Сафуанов, 2002). Согласно наблюдениям, проведенным в отделении судебно-психиатричес-ких экспертиз Костромской областной психиатрической больницы, начиная с 1993 года, и в Костромской области отмечается значительное увеличение числа убийств и покушений на убийство совершаемых женщинами, в том числе и убийств супругов (Шумский, Калюжная, Ювенский 2004, 2005). Вместе с тем психологические исследования причин агрессивных действий, личностных характеристик женщин-мужеубийц до сих пор носят ограниченный характер. В частности, остается открытым вопрос о способах защитного (механизмы психологической защиты) и совладаю-щего поведения (копинг-стили и стратегии) у женщин в период, предшествующий совершению ими агрессии в семье в отношении мужа или сожителя. Далеко не все известно об их ценностных ориентациях, включенности в семейную жизнь
и ролей в семье, уровне социально-психологической адаптации в целом. Психология женщин, совершающих убийства, чаще описывается в художественной литературе и детективных романах, чем в литературе научной (Дмитриева, 1998).
Роль женщины в обществе и в семье определяет избирательность воздействия травматизиру-ющих эту женщину социально обусловленных факторов. Одним из таких факторов является деструкция супружеских взаимоотношений (А.Я. Варга, Э.Г. Эйдемиллер и др.) Несмотря на некоторые демократические изменения, происходящие в обществе, социально-психологическое неравенство и дискриминация женщины остаются. Факт особой уязвимости женщин в отношении переживаний личного, семейного плана достаточно известен: M. Wolfgang (1958), N.D. Finkelhor (1983), M. Borkowski (1983), A. Brown (1987), F.M. Heidensohn (1996), Т.Б. Дмитриева, К.Л. Иммерман, М.А. Качаева, Л.В. Рома-сенко (1998, 1999), и др. Эти же авторы подчеркивали обыденность физического насилия в семьях женщин-мужеубийц. По данным A. Brown (1987) и G. Malmquist (1996), 12% убийств в США совершается женщинами, большинство из которых, подвергалось избиениям.
Мы предприняли эмпирическое исследование, включающее анализ индивидуально-психологических и личностных особенностей женщин мужеубийц, их межличностных взаимоотноше-
ний в семье и паттернов совладающего поведения (п=65чел). В выборку вошли женщины: 1) не являющиеся душевнобольными; 2) совершившие правонарушение в Костроме и области в период с 1993 по 2005 гг.; 3) прошедшие комплексное психолого-психиатрическое исследование в Костромской областной психиатрической больнице. Возраст выборки от 19 до 52 лет, средний возраст 39 лет. Городские жители составили 38%, сельские 62%. Начальное образование имели 21% обследуемых, среднее и средне-специальное - 73%, высшее - 6%. Не работали 21% женщин, выполняли неквалифицированные виды труда - 57%, занимались квалифицированным трудом - 22%.
Было установлено, что женщины испытали многолетнее периодическое или регулярное физическое насилие супругов по отношению себе в 76% семей. Практически все семьи, в которых в дальнейшем было совершено мужеубийство, отличались дисфункциональностью различной степени. Мы придерживаемся определения дисфункциональной семьи как такой, в которой нарушены различные аспекты семейного функционирования, систематически не удовлетворяются базовые потребности членов семьи и не реализуются основные её задачи, специфические для каждой стадии жизненного цикла (Карабанова, 2004). Факторами дисфункциональности данных семей было сочетание, в основном, социально-психологических (деструктивные эмоционально-конфликтные отношения супругов, низкий общекультурный уровень, деформированные ценностные ориентации) и прокриминальных факторов (алкоголизм, проявление агрессии, жестокости дру к другу).
Всю выборку мы разделили на две группы: первую группу (29 наблюдений) составили женщины, психологические характеристики и своеобразие поведенческих реакций которых позволяли отнести их к зависимым, отчасти тревожным женщинам. Всем им был присущ низкий базовый уровень агрессивности и сугубо просоци-альная направленность личности. Во вторую группу (43 наблюдения) вошли женщины, индивидуально-психологические и личностные особенности которых включали в себя высокий базовый уровень агрессивности, зачастую враждебное отношение к окружающим, вспыльчивость, конфликтность, демонстративность. Их личностная направленность, в целом, была асоциальной, а регулятивное влияние общепринятых ценностей на ха-
рактер и форму внешних проявлений - слабым. Эти они могли быть отнесены к эмоционально неустойчивым личностям (Ювенский, 2007).
Мы предположили, что у женщин, совершающих мужеубийство, в силу индивидуально-психологических и личностных качеств, в условиях совладания с внутрисемейным стрессом, отмечается узкий диапазон неэффективных копинг-стратегий и психологических защит, что приводит к хронификации стрессовых обстоятельств и переводит межсупружеские отношения в область опасного для жизни взаимодействия.
Методы. В эмпирическом исследовании использовались: 1) монографическое исследование случаев, основанное на теоретическом анализе уголовных дел, включающее в себя а) изучение свидетельских показаний касающихся личности обследуемых и их мужей (показания родных, знакомых, соседей, коллег по работе и т.д.); б) обобщение независимых экспертных оценок, школьных, бытовых, служебных и производственных характеристик; медицинской документации; иных документов и сведений, имеющихся в деле; 2) наблюдение; 3) психодиагностические методы -полуструктурированное интервью, тесты, проективные рисунки, бланковые методы: Опросник CISS («Копинг-поведение в стрессовых ситуациях») Н.С. Эндлера, Д.А. Паркера, адаптированный Т. Л. Крюковой (2002), Методика СМИЛ - Стандартизированный многофакторный метод исследования личности, представляющий собой модифицированный тест ММР1, Л.И. Собчик (2000).
Результаты и обсуждение. В результате проведенного исследования установлено, что, несмотря на сходство ряда деструктивных внутрисемейных обстоятельств, в семьях женщин-мужеубийц (многолетнее агрессивное поведение мужей по отношению к женам, их интенсивное пьянство) модели поведения женщин по отношению к супругу во время совместного проживания были различными. Это обусловливалось существенным, качественным различием индивидуально-психологических и личностных особенностей испытуемых.
Женщины с тревожными, зависимыми чертами характера и просоциально-направленными личностными установками (условно 1-я группа, п=29 женщин) первоначально, желая хотя бы в какой-то степени нормализовать ситуацию в семье, шли на различные уступки, прибегая к стратегиям избегания прямого воздействия на стрессор.
Одной из таких уступок являлось их совместное с мужем пьянство, хотя употребление спиртного и тяготило их. Делали они это, возможно, потому, что, выпивая какую-то часть имеющегося в данный момент спиртного, думали уменьшить степень опьянения мужей, а с ней и их агрессивность, отчасти чтобы ослабить собственное эмоциональное напряжение. Внутрисемейный, ситуационный тип употребления алкоголя мог продолжаться многие годы, а поведение этих женщин можно рассматривать как один из вариантов копинг-поведения, так как женщина осознанно, целенаправленно и добровольно прибегала к совместному с мужем пьянству, с целью сохранения контроля над ситуацией. Алкоголизация как способ «ухода, бегства» от проблем у данных женщин наблюдалась сравнительно нечасто. Лишь 5 из 29-ти женщин первой группы говорили, о том, что регулярно употребляли спиртное с целью «забыться, снять стресс, успокоиться». Однако совместное употребление алкоголя не обусловливало положительной динамики в поведении мужей и не ослабляло их агрессивность. Напротив - грубость, брань, рукоприкладство со стороны мужей становились все более частыми, избиения приобретали все более жестокие формы, сопровождаясь в ряде случаев издевательством и глумлением. Поведение женщин-жертв в указанных ситуациях разнообразием не отличалось. Практически все они выбирали пассивную самооборону: когда муж оскорблял - молчали; когда бил - пытались убежать к соседям, на улицу или хотя бы в другую комнату; когда убежать не удавалось - забивались в угол, брали на руки детей.
Хроническая дисфункциональная и деструктивная семейная ситуация, в которой оказывались женщины, во всех случаях длилась от 5 до 15 лет. На начальном ее этапе (2-4 года) у части женщин (10 наблюдений, 34%), отмечались попытки со-владания с ситуацией в виде проблемно-ориентированного копинга направленного на разрешение затянувшегося семейного конфликта. Обычно женщины обращались в органы охраны правопорядка с целью прекратить насилие над ними путем закона, как правило, без каких либо серьезных последствий для мужей; стремились установить контроль над финансами, тем самым, ограничив потребление спиртного супругом; занимались подготовкой документов для развода или раздела жилой площади; уходили на какое-то вре-
мя к родителям; пытались убедить мужей в необходимости противоалкогольного лечения, много работали, устраивали на работу супругов. Однако активности, решительности, настойчивости в реализации своих планов у этих женщин не было. Действия, в большинстве своем, не были структурированы, и не получали окончательного завершения. Предварительный анализ проблемы, фокусирование на ней и поиск возможных способов ее решения имели место. Практическая же реализация своих планов была слабой. Присущие им склонность к самоизоляции, самообвинению, жалости и всепрощению усугубляли положение дел. Советы родных оставить супруга отвергались. Повторные безуспешные попытки совладать с ситуацией приводили к апатии, утрате веры в какие-либо позитивные изменения. На этом фоне копинг-стратегии, направленные на разрешение ситуации, по существу сворачивалась. Появлялось стремление женщин к избеганию, уходу от жизненных проблем, которое неуклонно нарастало: Случай П., 37 лет «...в последние годы муж очень деградировал, пьянствовал, не удерживался на работе и был уволен. Приходя домой в нетрезвом виде, все делал наоборот, то, что всех раздражало, придумывал обидные фразы, глумливо искажал слова, бил. Ему нравилось хватать жену за волосы, таскать и трясти, после чего долго болела голова, тошнило. Сначала несколько раз уходила от него и жила одна, но муж извинялся, и она возвращалась. Предлагала уйти мужу, искала ему работу. Возникали мысли о бесперспективности совместного проживания, но брала верх жалость, привычка к совместному проживанию и еще страх. Муж требовал, чтобы она выпивала с ним и обслуживала его за столом: «легче было согласиться». Постепенно утратила способность к активному сопротивлению, протестовать просто боялась, так как любое несогласие провоцировало усиление агрессии и издевательств со стороны мужа. Со всем смирилась, перестала чувствовать себя хозяйкой в доме, поскольку муж не разрешал даже переставить стул в другое место. Стала во всем ему потакать. Сравнивала себя с зайцем, который в случае опасности «даже не убежит, а будет тихо сидеть под кустом и трястись». Из производственной характеристики дословно: «Зарекомендовала себя спокойной, выдержанной, тактичной. Не было ни одной конфликтной ситуации с ее участием. Никто на работе не знал о степени труд-
ности ее семейных отношений, все, что происходило дома, держала в себе, не давая волю своим эмоциям на работе».
Следующее наблюдение: Случай С., 43 г. «.муж пьянствовал, дрался, не заботился о семье, пропивал всю зарплату, позднее стал уносить из дома вещи. Отправляла его в больницу для лечения от алкоголизма, покупала необходимые лекарства, устраивала на работу, неоднократно обращалась к участковому милиционеру. Пыталась разменять квартиру, но не получилось. Тогда стала запирать свою комнату, но муж все равно проникал и воровал. В 1997 году избил так жестоко, что лечилась с сотрясением головного мозга, после чего «опустились руки», стали возникать мысли о самоубийстве, пыталась повеситься».
Данные наблюдения говорят о том, что наблюдавшийся у трети женщин 1-й группы на начальном этапе внутрисемейной деструкции про-блемно-риентированный копинг постепенно замещался эмоционально-ориентированным и ко-пингом избегания.
У остальных 66% женщин с зависимыми, тревожными чертами характера, в ответ на стрессо-генную ситуацию с самого начала доминировал эмоционально-ориентированный копинг, по сути, являющийся в такой трудной жизненной ситуации основой саморазрушающего поведения. Он включал в себя нарастающую фиксацию на собственной беспомощности и сосредоточение на своих недостатках, апатию. Женщины все более «уходили в себя», сужали социальные контакты -стыдясь побоев и огласки семейного неблагополучия. Избегали расспросов, сторонились подруг. Поиск социальной поддержки у них отсутствовал. Это определялось их скрытностью, «нежеланием выносить ссор из избы», пассивностью, слабой способностью к принятию самостоятельных решений, то есть их характерологическим складом.
Стили совладания, ориентированные на эмоции, на избегание, являясь неэффективными, сохранялись до момента преступления почти у половины из обследуемых женщин первой группы - 15 наблюдений (51,7%) и сопровождались появлением невротических (субдепрессивных) расстройств. Эти женщины, как правило, достаточно ясно представляли весь трагизм своего положения, особых иллюзий и надежд на изменение ситуации не питали. Об этом свидетельству-
ют как факты, появления у них суицидальных мыслей и суицидального поведения: 10 из 15-ти женщин признавали частое возникновение мыслей о бессмысленности существования и самоубийстве, пятеро предпринимали суицидальные попытки, в двух наблюдениях суицидальные действия были повторными. Их личное восприятие ситуации, выраженное в собственных высказываниях, подтверждает это: 1) «В совместной жизни с мужем никаких радостных перспектив уже не видела, но и выгнать из дома не могла - боялась, ругала себя за неуверенность, с трудом сдерживала напряжение»; 2) «Последнее время постоянно плакала, заикалась, задыхалась от собственного бессилия, было стыдно, что скандалы слышат посторонние»; 3) «Забивалась в какой-нибудь угол в доме, во дворе, плакала, кричала от обиды, боли, безысходности и унижения, выла во весь голос, ничего не соображая, до беспамятства»; 4) «Он все во мне убил, всю жизнь сломал, ничего хорошего уже не ждала»; 5) «Я ничего уже не хотела, только плакала, жили впроголодь, когда бил - был страх до ужаса, отчаяние»; 6) «Было только одно желание, чтобы он от меня отстал, исчез, оставил в покое, а он лишь пользовался мною как женщиной»; 7) «Последние 2 года стала совсем сдавать, чувствовала, что ничего не изменится» (из актов комплексных судебных психолого-психиатрических экспертиз).
Присущие этим женщинам индивидуально-психологические особенности с выраженными тормозящими выплеск эмоций структурами, приводили к тому, что нарастающая эмоциональная напряженность долго не находила своего от-реагирования. Формировался типичный порочный круг: неэффективность эмоционального стиля совладания способствовала «хронификации» конфликтных деструктивных взаимоотношений с мужем, непрекращающаяся агрессия последнего, в свою очередь, обусловливала дальнейшее эмоциональное напряжение их жен. Чем дольше оставалась избиваемая жена со своим супругом, тем меньше потенциальных возможностей оставалось у нее для решения, выхода из ситуации.
У остальных 14-ти женщин первой группы в прекриминальном периоде достоверных признаков депрессии не наблюдалось. По данным психологических исследований, в отличие от депрессивных женщин этим испытуемым, в целом, были свойственны более низкий уровень самопонимания, неспособность в достаточной мере
анализировать проблемы, крайняя зависимость от лиц близкого окружения при повышенной способности к вытеснению из сознания той негативной информации, которая является конфликто-генной или же наносит урон реноме личности, субъективному образу своего «Я». Непосильное для их личности давление ситуации приводило к тому, что уже имеющиеся у них способы со-владания, неуклонно начинали принимать форму защитного поведения. Гибкость поведения, более характерная для совладания, ориентированность на реальность, постепенно, уступали место ригидности, беспочвенным однообразным надеждам на изменение ситуации, пассивному подчинению самым унизительным и нелепым требованиям супругов. Осознавали ли женщины весь трагизм своего положения? В какой-то степени, особенно на начальных этапах совместной жизни, да. Но чем дольше длились отношения супругов, тем слабее становились копинг-действия и тем ярче выступали «незрелые» защитные механизмы, и особенно наиболее «опасные» из них - вытеснение и отрицание. Действительно, по показаниям свидетелей, они выглядели «более сохранными в психическом плане» и жизнелюбивыми, нежели описанные выше депрессивные женщины, у них не наблюдалось суицидальных тенденций. Анализ анамнестических данных показывал, что в условиях неблагоприятного семейного микроклимата связанного с насилием со стороны супругов, с практически постоянной вербальной и физической агрессией, эти женщины все более отгораживались от объективной реальности, не принимали ее, и относительно сохраняя свое душевное равновесие, по сути, теряли с ней связь.
Так, несмотря на то, что практически все близкие им люди считали жизнь обследуемых неудачной, а повседневные события могли только упрочить такую оценку, большинство из них вплоть до совершения правонарушения полагали, что их взаимоотношения с мужем должны наладиться. Эта беспочвенная вера в улучшение взаимоотношений с мужем (надежда на чудо) при отсутствии каких-либо реальных предпосылок к тому, наивные ожидания перемен в характере супруга, прекращения его пьянства и главное - агрессивности были очень характерны для них. Ни одна из женщин не могла объяснить, на каких основаниях были построены их убеждения, дающие повод надеяться на возможные перемены в характере
и поведении супруга. Не считаясь с объективными реалиями, они продолжали сохранять брак, «не замечали» нарастающей семейной деструкции, во многом не признавали слабости и неэффективности своего поведения, вытесняли из сознания проблему, которая при таком подходе, по сути, не имела шансов на благополучное разрешение.
Вместе с тем, непрекращающийся прессинг ситуации, рост эмоциональной напряженности приводили к нарастающему истощению и защитного поведения и в конечном итоге, срыву адаптационных возможностей. «Исчерпание» защитных механизмов проявлялась в появлении у женщин незадолго до правонарушения неадекватных их типу личности агрессивных реакций с нарастанием гнева, раздражительности и злобы по отношению к мужу. С клинической точки зрения, такой тип реагирования является для субъекта «аварийным» - (нетождественная психопатическая реакция). Это происходит вследствие функционирования деятельности за счет хрупких, чуждых личности факультативных черт (И.А. Кудрявцев, 1999). Женщины вдруг с отчетливой ясностью начинали видеть ранее скрытую от их сознания ужасную картину собственной униженности. Ранее покорные, терпеливые, и бессловесные они начинали накричать на супруга, могли оскорбить его, разбить попавшийся под руку предмет, а иногда и ударить. По их словам, они неожиданно, прежде всего, для себя, становились непривычно смелыми: в ответ на побои, наносимые мужем, хватали его за волосы, царапали лицо. Страх перед ним сменялся гневом. Предпринимаемые попытки сдерживать себя не всегда приводили к успеху, усиливалось чувство беспокойства, которое становилось почти постоянным. Появление непривычных действий в поведении сопровождалось и значительным снижением функций социальной адаптации: резко падала производительность труда на работе, привычная нагрузка давалась с большим напряжением. Сами испытуемые определяли свое состояние в этот период как «нервный срыв».
Появление гетерогенных (стеничных) форм реагирования обусловливало резкое (относительно базового уровня) повышение агрессивной готовности женщин. Когда это происходило, трагический конец был уже близок. Об этом говорили сами женщины после преступления при проведении экспертизы, а зачастую и в ходе следствия: «Я уже готова была его убить». Сами защитные
механизмы плохо поддаются рефлексии, но их срыв вызывает серьезное потрясение. «Поломка психологических защит» приводит к разрушению согласованного с внутренним миром образа реальности, осознанию со всей очевидностью истинного смысла своего положения. В свою очередь, это полностью разрушает и психологический механизм терпения, который не может действовать в «ситуации невозможностей» (Васи-люк, 1984).
Женщины второй группы - с доминирующими эмоционально неустойчивыми, возбудимыми чертами характера и, в целом, асоциальной направленностью личности, находясь в сходных с женщинами 1-ой группы деструктивных семейных обстоятельствах, так же, безусловно, страдали вследствие агрессии супруга. Однако при этом они далеко не всегда выступали безропотными и безвинными жертвами.
Выйдя замуж, они, как правило, попадали в среду, где употребление алкоголя являлось очень частым явлением, и сами начинали интенсивно алкоголизироваться. В отличие от женщин 1-й группы, эти испытуемые употребляли спиртное вовсе не с целью уменьшить степень опьянения мужей, а с ней и их агрессивность. Они употребляли алкоголь для собственного удовольствия, исходя из внутренней потребности. Опьянение, как правило, усиливало и без того присущие им ярко выраженные, агрессивные тенденции, а формирование алкогольной зависимости у части из них со временем сопровождалось застойностью и усилением раздражительности и злобы.
В первые годы совместной жизни, пока выпивки не носили систематического характера, инициатором ссор, как правило, выступали мужья. Обычно они начинали требовать деньги на спиртное, или придираться из-за какого-либо малозначительного повода. Часто вслед за словесными оскорблениями мужья начинали бить своих жен. В таких случаях обследуемые, чаще всего, не оставались пассивными и в свою очередь, налетали на мужей, толкали их, хватали за волосы и т.д. Драки быстро кончались примирением, нередко с последующей выпивкой. Лишь 10 женщин из 43-х относящихся ко 2 группе отмечали, что они часто шли на различные уступки своим мужьям и старались избежать драк. Под уступками они обычно понимали покупку своим мужьям спиртного, сверх того, что было изначально запланировано, и совместные выпивки.
Основным же, доминирующим способом разрешения семейных конфликтов у женщин 2 группы являлась агрессия, направленная на супруга. Осуждая и не одобряя агрессивное поведение мужа, они, тем не менее, раз за разом использовали собственную агрессию как инструмент противодействия и достижения личных целей, а также совладания с трудной ситуацией. «Успехи» достигаемые ими, в тех случаях, когда муж пугался, шел «на мировую» лишь закрепляли деструктивность межличностного взаимодействия. Непосредственные и повторяющиеся последствия насильственных «обменов» препятствовали освоению других более мирных и социально приемлемых способов интеракции. Чрезмерно агрессивные, обладающие слабой способностью дифференцировать события, воспринимая их сквозь «призму постоянной угрозы», и видя даже в относительно нейтральных ситуациях враждебный смысл, они со временем начинали в полной мере использовать присущий им высокий базовый уровень агрессивности. Нарастанию деструктивности отношений способствовали и постепенная алкогольная деградация. Алкогольная зависимость может нивелировать проявления индивидуальности, но, как правило, усиливает агрессивные формы реакций, огрубляет личность, приводит к распаду таких высших психических функций как альтруизм, сострадание (Н.Г. Шумский, 1983).
Ригидность поведенческих реакций женщин проявлялась в постоянном «тиражировании», воспроизведении немногочисленных агрессивных поведенческих программ, связанных с их личностными установками, индивидуально-психологическими особенностями, что снижало уровень их социальной адаптации. Ограниченность их поведенческого «репертуара» в конфликтных семейных условиях выражена больше, чем у женщин 1 группы.
На фоне обоюдного интенсивного пьянства, конфликты в семьях этих женщин возникали все чаще и приобретали все более жестокие формы, сопровождаясь, в ряде случаев, нанесением серьезных телесных повреждений той и другой стороне. Деструктивная семейная ситуация, как и у обследуемых 1-й группы, продолжалась многие годы.
Психологические защиты в виде вытеснения, рационализации имели незначительную распространенность и, в основном, на начальных этапах совместного проживания. Они не изменяли ситуацию в целом, как не меняла ее и агрессивное,
направленное вовне, защитное и совладающее поведение. Будучи взрывчатыми, возбудимыми и агрессивными мужья обследуемых не очень пугались агрессии жен, скорее, принимали как привычный способ взаимодействия, не противоречащий их личностным ценностям. Поэтому агрессивная стратегия женщин по урегулированию ситуации также была обречена на неуспех.
Трагический исход в этих ситуациях можно считать закономерным. Убийство чаще всего происходило в процессе очередного, «обычного», если можно так сказать, конфликта между супругами, перешедшего в драку. Ему предшествовала длительная череда похожих конфликтов, закрепленных как стиль взаимодействия, и рост эмоциональной напряженности женщин. Развязка рано или поздно должна была произойти, и она происходила. Наступление фатального исхода было связано, скорее, с ситуационными переменными, как-то близость и доступность орудия преступления, «неудачное» нанесение повреждения в жизненно важные органы. За редким исключением, никто из женщин не говорил, что заранее планировал лишение супруга жизни или предполагал, что все может закончиться, так трагично. Действительно, о каком трагизме можно вести речь, если в сознании испытуемых и их жертв агрессия вполне согласовалась с их ведущими мотивами и не вступала в противоречие с системой ценностных ориентаций, личностных смыслов и паттернов семейного взаимодействия.
Таким образом, приведенные выше данные позволяют сделать следующие выводы:
1. В дисфункциональных семьях женщин, совершивших мужеубийство, объективно, наблюдалась длительная, многолетняя, стрессогенная для них ситуация, связанная с деструктивными супружескими взаимоотношениями. Ее параметры определялись, с одной стороны, особенностями взаимодействия мужей, с присущими им насилием и постоянной физической и вербальной агрессией в отношении жен, их пьянством, социальной дезадаптацией и деградацией, с другой, непродуктивными формами реагирования женщин на эти стрессовые условия.
2. Трудности совладания со стрессом обусловливались особенностями индивидуально-психологических и личностных качеств женщин и наличием узкого диапазона неэффективных копинг-стра-тегий и преобладанием незрелых психологических защит в рамках, заданных ситуацией.
3. У женщин с преимущественно тревожными, зависимыми характерологическими особенностями в условиях многолетней внутрисемейной деструкции, на начальном этапе, формировались такие стили совладания, как эмоционально ориентированный (чаще), реже проблемно ориентированный копинг. Существующие способы совладания претерпевали за длительное время существования семейной дисфункции (515 лет) негативную динамику: несистемные, непоследовательные проблемно-ориентированные копинг-стратегии постепенно нивелировались, замещаясь копингом, направленным на эмоции и избегание. Эмоциональные копинг-стратегии, не обладая достаточной продуктивностью в разрешении ситуации, доминировали к моменту убийства у половины женщин 1 группы, (обрастая при этом невротическими проявлениями), у другой половины, плавно замещались незрелыми защитами (отрицание, вытеснение). Исчерпание защитных механизмов и окончательное истощение копинг-ресурсов запускало деликт (совершение мужеубийства).
4. У второй группы женщин с высоким базовый уровень агрессивности, зачастую враждебным отношением к окружающим, вспыльчивостью, конфликтностью, игнорированием интересов близких недостаточным усвоением социальных норм и правил, наблюдался крайне узкий репертуар способов межличностного взаимодействия в системе деструктивных внутрисемейных отношений. Этот репертуар сводился к эмоциональным способам совладания, преобладающим из них была конфронтация, агрессия, направленная на супруга. В редких случаях преобладали психологические защиты в виде вытеснения и рационализации. Закрепленные агрессивные и неэффективные формы разрешения конфликтов приводили отношения между супругами в плоскость опасного для жизни взаимодействия.
Наличие двух различных между собой, но достаточно однородных внутри себя, групп женщин-мужеубийц, позволяет нам, склоняться к выводу о детерминации подобных преступлений комплексом находящихся в неразрывном единстве факторов: - личностных структур женщин, играющих основную роль в формировании мотивации агрессивных действий, - агрессивного супружеского поведения, которое создавало условия для накопления негативных эмоций и агрессивного взрыва у одних (зависимых) и под-
держания агрессии с бесконечным ее «тиражированием» и переводом в плоскость неизбежного взаимодействия у других (возбудимых) женщин, - дезадаптивности, непродуктивности имеющихся у женщин паттернов совладающего поведения, - преобладанием у них незрелых защитных механизмов.
Библиографический список
1. Агрессия и психическое здоровье / под ред. Т.Б. Дмитриевой, Б.В. Шостаковича. - СПб.: Юр. центр Пресс, 2002.
2. Антонян Ю.М. Преступность среди женщин. - М., 1992.
3. Крюкова Т.Л. Совладающее с трудностями поведение в семье // В.М. Бехтерев и современная психология: Вып. 3. Т. 2 / под ред. Л.М. Попова. - Казань: Изд-во «Центр инновационных технологий». - С. 391-399.
4. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание.
Личность. - М.: Политиздат, 1975.
5. Сапоровская М.В. Семейное насилие в отношении женщин // Психология и практика: Сб. науч. трудов. Вып. 4. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2005. - С. 109-117.
6. Шумский Н.Г. Женщины - убийцы: Очерки судебной психиатрии / Н.Г. Шумский, Н.Б. Калюж-ная, И.В. Ювенский. - СПб.: Изд-во библиотеки Российской АН, 2004.
7. Ювенский И.В. Личностные особенности женщин, совершающих агрессивные действия в семье // Психология и практика: Сб. науч. трудов. Вып. 4. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2005. - С. 139-156.
8. Ювенский И.В. Деструктивные формы со-владания у женщин, совершивших мужеубийство // Психология совладающего поведения: Материалы междунар. науч.-практ. конференции / отв. ред. Е.А. Сергиенко, Т.Л. Крюкова. - Кострома: КГУ им. Н.А.Некрасова, 2007. - С. 364-366.
УДК 159.923
Д.А. Циринг
ОСОБЕННОСТИ СОВЛАДАЮЩЕГО ПОВЕДЕНИЯ
И ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ЗАЩИТ У ПОДРОСТКОВ С ЛИЧНОСТНОЙ БЕСПОМОЩНОСТЬЮ
В статье раскрывается понятие личностной беспомощности и обосновывается использование субъектно-деятельностного подхода как методологической основы изучения поведения субъекта с личностной беспомощностью в трудных ситуациях. Приводятся результаты исследования копинг-стратегий и психологических защит личности у беспомощных подростков. Доказывается, что личностная беспомощность характеризуется низким уровнем субъектности.
Ключевые слова: личностная беспомощность, самостоятельность, выученная беспомощность, совладающее поведение, психологическая защита личности, субъектность.
Теория выученной беспомощности рассматривает беспомощность как состояние, возникающее в качестве реакции на травмирующие события. Например, М.И. Ени-кеев в «Психологическом энциклопедическом словаре» пишет: «Выученная беспомощность -состояние деятельной пассивности в отдельных ситуациях, возникающее в результате систематических неудач, неустранимых помех; имеет тенденцию к генерализации - распространению на смежные виды деятельности» [2, с. 70].
Однако ещё в 1975 году в своей знаменитой книге «Helplessness: On depression, development, and death» М. Селигман, основоположник теории выученной беспомощности, отмечал: «Некоторые люди больше подвержены депрессии
и тревоге, чем другие. Для некоторых счастливчиков ощущение беспомощности и состояние депрессии наступит только после повторяющихся, причиняющих страдания трудностях. Для других малейшая неудача даст начало депрессии; для них депрессия больше, чем состояние, это личностная особенность. Что делает человека столь готовым ощущать беспомощность и оказываться в подавленном состоянии? В опыте, полученном в младенчестве, детстве, подростковом возрасте наиболее вероятно найти основу беспомощности» [11, с. 132-133]. Следует сказать, что М. Селигман всё-таки сосредоточился на изучении состояния беспомощности, как и его последователи. Идея о различении беспомощности как состояния и как устойчивой характеристики лич-
