CC BY
4КРИМИНАЛИСТЪ. 2024. № 3 (48). С. 11-18 • CRIMINALIST. 2024;3(48):11-18
Научная статья УДК 343.985
ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ ПРИМЕНЕНИЯ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ ДОПРОСА. ЧАСТЬ 3. ОЦЕНКА ВАЛИДНОСТИ УТВЕРЖДЕНИЙ
Максим Рудольфович ГЛУШКОВ
Санкт-Петербургская академия Следственного комитета Российской Федерации, Санкт-Петербург, Россия, [email protected].
Аннотация. В статье показаны базовые положения метода оценки валидности утверждений (ОВУ), созданного в середине прошлого века в Германии для проверки показаний несовершеннолетних, пострадавших от преступлений против половой неприкосновенности. В основе метода лежит гипотеза психолога Удо Ундойча о том, что правдивый рассказ неизбежно содержит больше подробностей, чем ложный. Метод предполагает проверку показаний на предмет соответствия 19 критериям, также оценивается корректность самой процедуры допроса. Точность метода признается специалистами весьма высокой, и в ряде юрисдикций заключения экспертов, выполняющих ОВУ, допускаются в уголовный процесс в качестве доказательств.
Ключевые слова: достоверность показаний, гипотеза Ундойча, признаки правды, контент-анализ, вербальные признаки правды, 19 критериев оценки, неструктурированное изложение
Для цитирования: Глушков М. Р. Зарубежный опыт применения тактических приемов допроса. Часть 3. Оценка валидности утверждений // КриминалистЪ. 2024. № 3 (48). С. 11-18.
Original article
FOREIGN EXPERIENCE IN USING TACTICAL INTERROGATION TECHNIQUES. PART 3. STATEMENT VALIDITY ASSESSMENT
Maxim R. GLUSHKOV
St. Petersburg Academy of Investigative Committee of the Russian Federation, St. Peterburg, Russia, [email protected]
Abstract. The article shows the basic provisions of the method statement validity assessment (SVA), created in the middle of the last century in Germany to verify the testimony of minors who suffered from crimes against sexual integrity. The method is based on the hypothesis of psychologist Udo Undeutsch that a true story inevitably contains more details than a false one. The method involves checking the testimony for compliance with 19 criteria, and the correctness of the interrogation procedure itself is also evaluated. The accuracy of the method is assessed by experts as very high, and in a number of jurisdictions, the conclusions of experts performing the SVA are admitted in criminal proceedings as evidence.
Keywords: reliability of testimony, Undeutsch hypothesis, signs of truth, content analysis, verbal signs of truth, 19 evaluation criteria, unstructured narration
© Глушков М. Р., 2024
For citation: Glushkov M. R. Foreign experience in using tactical interrogation techniques. Part 3. Statement validity assessment. Criminalist. 2024;3(48):11-18. (In Russ.).
В отличие от большинства методик допроса, методика оценки валидности утверждений (ОВУ) нацелена не столько на получение показаний, сколько на оценку уже имеющихся. Упомянутые в ее названии «утверждения» это и есть показания, а под валидностью в данном случае понимается достоверность.
Методика зародилась в середине 1950-х годов в Федеративной Республике Германии, где суды стали сталкиваться с проблемой дефицита доказательств по уголовным делам о сексуальных преступлениях в отношении несовершеннолетних. Не сопровождаемые физическим насилием, эти преступления обычно не оставляют объективных следов, вследствие чего складывается хорошо известная и нашим правоохранителям следственная ситуация «показания (потерпевшего) против показаний (подозреваемого)».
По одному уголовному делу Верховный суд ФРГ пригласил психолога для работы с четырнадцатилетней потерпевшей. При этом судьи были поражены тем, насколько эффективнее оказались его подходы к допросу, нежели юристов — следователей и судей. Поэтому с 1955 года было предписано привлекать специалистов для психологического интервьюирования и оценки достоверности показаний потерпевших по всем уголовным делам упомянутой категории. Постепенно эта практика распространилась за пределы Германии, и к концу 1980-х годов западноевропейскими психологами были проведены десятки тысяч таких интервью [1, с. 143]. Накопленный опыт позволил выработать ряд общепринятых критериев достоверности показаний. Процедуру их применения стали называть оценкой валидности утверждений. Под этим названием ме-
тодика получила дальнейшее развитие и немалый авторитет — вплоть до того, что некоторые суды (в Нидерландах и США) с конца 1990-х годов принимают заключения экспертов, применяющих ОВУ, в качестве доказательств по уголовным делам1.
Оценка валидности утверждений опирается на гипотезу Ундойча2, согласно которой утверждение о реально произошедшем событии будет качественно и содержательно отличаться от показаний о событии вымышленном. Отличаться, прежде всего, наличием деталей — в правдивом повествовании их всегда больше, поскольку реальность неизбежно наполняется массой мелких и, как правило, случайных обстоятельств. В то время как вымысел (рассказ о том, чего не было) чаще типичен и в силу своей абстрактности тяготеет к обобщенной схеме3. Для того чтобы выдумать происшествие в деталях, лжесвидетелю, скорее всего, не хватит воображения, к тому же он не подозревает, что именно они станут предметом внимания следователя. Насыщать ложь подробностями не стремятся вдобавок из боязни запутаться, а также из опасения, что следствие возьмет и проверит показания.
То есть ОВУ нацелена на выявление деталей события как признаков правды, в противоположность большинству ме-
1 Есть данные о том, что методика получила признание также в уголовном судопроизводстве Швеции, Швейцарии и Германии [2].
2 Удо Ундойч это как раз тот психолог, который выступал в Верховном суде ФРГ.
3 Не вполне ясно, почему назвали гипотезой эту, в общем, бесспорную и давно известную истину о том, что правда богаче вымысла («Вы скажете, что это очень странно, Но правда всякой выдумки странней...» — стих 101 песни 14 поэмы Дж. Г. Байрона «Дон Жуан», перевод Т. Гнедич).
тодик допроса, фиксирующих внимание на маркерах лжи.
Структуру ОВУ составляют три этапа: 1) интервью, 2) контент-анализ и 3) оценка контент-анализа.
Каких-то специальных правил проведения допроса (интервью) ОВУ не предполагает. Вместе с тем, учитывая то значение, которое в данной методике придается деталям, надо понимать, что это в любом случае должен быть подробный допрос. На какие обстоятельства требуется обращать особое внимание, будет видно в дальнейшем.
Центральное место методики занимает контент-анализ, состоящий собственно в оценке достоверности показаний. Для большей убедительности его выполняют независимо друг от друга двое экспертов, причем это не те специалисты, которые проводили интервью. В рамках ОВУ исследуются только вербальные признаки, т. е. исключительно содержание показаний, поэтому верификаторы знакомятся с протоколом допроса (стенограммой интервью). Никакие другие носители информации, например аудиозапись или видеозапись, им не предъявляются, поскольку считается, что запечатленные там невербальные признаки могут дезориентировать эксперта.
Контент-анализ представляет собой проверку показаний на соответствие системе из девятнадцати критериев. Все они приводятся ниже и снабжены кратким пояснением [1]. Каждый критерий — это признак достоверности, чем больше их будет зафиксировано, тем более правдоподобными можно считать показания.
1. Логическая структура. Показания должны быть связными и логичными, различные их сегменты не могут противоречить друг другу.
2. Неструктурированное изложение информации. Под влиянием эмоций допрашиваемый обычно «скачет» по сю-
жету излагаемой им истории, то забегая вперед, то возвращаясь к уже рассказанному1. По понятным причинам значение этого критерия велико на первом допросе и постепенно сходит на нет при последующих.
3. Количество подробностей.
4. Контекстуальные вставки. Преступление часто вплетается в канву повседневных событий, действий и привычек. Например, преступник быстро скрылся из виду, затерявшись в толпе, которая как раз в это время («час пик») скапливается у метро.
5. Описание взаимодействия. Редкое преступление обходится без воздействия преступника и жертвы друг на друга. Оно может быть каким угодно (вербальная коммуникация, зрительный контакт, движение тела), важно, что это воздействие конкретно и несводимо к обобщениям типа «избил», «изнасиловал», «нахамил», «отобрал» и т. д.
6. Воспроизведение разговоров. Хороший признак достоверных показаний — воспроизведенная допрашиваемым прямая речь участников событий. Здесь важны не содержание беседы («Дальше они говорили о футболе»), а именно цитаты: «Ну, „Факел", прямо скажем, отскочил сегодня [избежал поражения], отскочил...».
7. Неожиданные затруднения во время происшествия. Например, развязался шнурок у преступника, сумка, отбираемая у жертвы, зацепилась за пуговицу.
8. Необычные подробности. Здесь опять хорошо вцдна ориентированность ОВУ на детали. Необычны, как правило, особые приметы: преступник, например, картавит, у одного из очевидцев в ухе серьга, у другого татуировка и т. п.
1 В рамках одного исследования психологи, опираясь только на этот критерий неструктурированного изложения информации, смогли распознать 90 % правдивых утверждений и вычислить 70 % сфабрикованных [1, с. 170].
9. Избыточные подробности. Допрашиваемый может остановиться на обстоятельствах, не имеющих отношения к событию преступления. В первую очередь это касается детей, под которых, напомним, и создавалась в свое время методика ОВУ и которые часто не знают, что относится к преступлению, а что нет. Например, ребенок сообщает на допросе, как преступник, сетуя на аллергию, до начала сексуальных действий выдворил из комнаты кошку.
10. Точно воспроизведенные, но неверно истолкованные подробности. Этот критерий еще более, чем предыдущий, специфичен и ориентирован на детей — именно они в силу возраста подчас не могут верно объяснить происходящее. Например, ребенок, описывая поведение взрослого во время сексуальных действий, объясняет его чиханием или болью, не зная, что такое половое возбуждение или оргазм.
11. Внешние обстоятельства, имеющие отношение к делу. Такими, например, будут отношения насильника с другими женщинами, о которых он по какой-то причине рассказал потерпевшей, а та, в свою очередь, сообщила впоследствии на допросе.
12. Сведения о психическом состоянии допрашиваемого. Маловероятно, чтобы реальный участник происшествия не был вовлечен в него эмоционально. Поэтому добросовестный допрашиваемый может сообщить об испуге, который овладел им во время преступления, облегчении, наступившем после, о возмущении действиями преступника и т. п. Этим же критерием охватываются когнитивные процессы, например мысли потерпевшей о побеге.
13. Объяснение психического состояния нападавшего. Те или иные переживания преступник испытывает в любом случае, и не исключено, что допрашиваемый сможет их заметить: «Он боял-
ся не меньше нашего, у него даже руки тряслись».
14. Внесение коррективов по собственной инициативе. Один из признаков правдивого рассказа о преступлении — сбивчивость (см. критерий № 2), поэтому допрашиваемый, скорее всего, будет время от времени поправлять сам себя: «Это было часа в два. хотя нет, постойте, темнеть же стало потом, то есть попозже все-таки, ближе к четырем».
15. Признание обрывочности собственных воспоминаний. Суждение соответствует этому критерию, если допрашиваемый инициативно (не в ответ на вопрос следователя) признает: «Этого я не могу вспомнить», «Не запомнил», «Вылетело из головы» и т. д.
16. Выражение сомнения в собственных показаниях тоже характерно для добросовестного допрашиваемого, он осторожнее в высказываниях, нежели лжец, отсюда оговорки типа «мне кажется», «на мой взгляд», «я не уверен», «возможно, я ошибаюсь» и т. д.
17. Самоосуждение, как и предшествующие три критерия, говорит о том, что допрашиваемый не претендует на непогрешимость: «Не нужно было соваться в эту историю», «Нечего было снимать столько денег в банкомате» и т. п. Понятно, что не каждый правдивый потерпевший захочет себя критиковать, зато этого точно не сделает лжец. Он как раз жаждет, чтобы в его историю поверили (для этого она и сочинялась), ему и в голову не придет бросать на нее тень — в отличие от говорящего правду, который к своему рассказу относится менее трепетно.
18. Извинение преступника («Его же посадят», «Бедные родители!» и т. п.) соседствует с самоосуждением и тоже не укладывается в схему (см. выше), к которой, скорее всего, прибегнет лгущий, — не для того он оговаривает человека, чтобы тут же смягчать его участь и сеять сомнения.
19. Подробности, характеризующие совершенное преступление. О наличии этого критерия можно говорить в случаях, когда допрашиваемый описывает событие в полном соответствии с тем, как, по имеющимся у полиции данным, было совершено преступление. То есть это проверяемые подробности. Как видим, критерий не характеризует показания сами по себе, а обретает смысл лишь в контексте совершенного преступления. Поэтому некоторые авторы исключают его из перечня критериев контент-анализа (имеющего своим предметом содержание показаний) и рассматривают в рамках следующего этапа.
Оценка контент-анализа проводится с помощью Проверочного листа, включающего одиннадцать пунктов, на соответствие которым (точнее, на несоответствие) проверяется уже не содержание показаний, а сама процедура допроса. Этот этап ОВУ некоторые исследователи не считают обязательным. Упомянутые пункты приводятся ниже, первые три из них касаются личности допрашиваемого.
1. Неадекватность языка и знаний — допрашиваемый выходит за рамки своего возраста, образования и жизненного опыта. Это может свидетельствовать о том, что он подготовился к допросу с помощью третьих лиц.
2. Неадекватность аффекта — ожидается, что жертва будет ярко проявлять свои эмоции (это тоже касается первых допросов и характерно больше для преступлений против личности). Надо отметить, что этот пункт, как и следующий — самые неоднозначные в Проверочном листе и ставятся иногда под сомнение [1, 177—178].
3. Внушаемость, присущая опять-таки в большей степени детям, может быть проверена прямо на допросе. Для этого ставятся наводящие вопросы. Например, следователь намекает, что в комнате находился аквариум (которого на самом
деле не было). Если ребенок поддается на такую провокацию, это может указывать на его повышенную внушаемость. Поскольку прием не способствует установлению доверительных отношений, его можно применять только в конце допроса.
Следующие два пункта касаются стиля и манеры проведения интервью.
4. Убеждающая, наводящая или принуждающая манера задавать вопросы.
5. Несоответствие допроса общим требованиям к его проведению. Например, неразъяснение допрашиваемому его прав или порядка проведения допроса.
Следующие три пункта касаются мотивации допрашиваемого.
6. Ненадежная мотивация — зависит от взаимоотношений участников конфликта. Например, во время бракоразводных процессов стороны нередко стремятся оклеветать друг друга, рассчитывая таким образом выиграть спор о праве на опеку, для чего ребенок подстрекается к лжесвидетельству.
7. Ненадежный контекст первоначального рассказа — предыстория и причины обращения в полицию очень важны.
8. Давление, побуждающее к даче ложных показаний. Этот пункт перекликается с п. 6 и отличается он него тем, что предполагает наличие конкретной информации о подстрекательстве, а не потенциально опасной ситуации (как в случае бракоразводных процессов).
Последние три пункта называют исследовательскими.
9. Несопоставимость с законами природы.
10. Несовместимость с другими показаниями.
11. Несовместимость с другими доказательствами.
Наконец, некоторые психологи считают, что в Проверочный лист должен быть включен критерий № 19 контент-анализа (см. выше), в котором речь
идет о правдоподобных деталях показаний.
Основу ОВУ, напомним, составляет второй этап, на котором проводится контент-анализ. Его эффективность неоднократно замерялась в «полевых условиях», т. е. на основе материалов уголовных дел. Первое и самое известное такое исследование было осуществлено уже в 1988 году, его итоги признаны ошеломляющими, «слишком хорошими, чтобы быть правдой» [1, 164].
Анализу подвергались утверждения 40 детей, предположительно перенесших сексуальное насилие. Половина из них считались подтвержденными (другими доказательствами), остальные — сомнительными. Контент-анализ утверждений проводил эксперт, незнакомый с этим делением, в его распоряжении находились только стенограммы интервью, которые последовательно проверялись на соответствие каждому из девятнадцати критериев. Несоответствие критерию оценивалось в 0 баллов, соответствие — в 1, высокая степень соответствия — в 2.
Таким образом, суммарный показатель утверждения мог находиться в пределах от 0 до 38. Когда были подведены итоги контент-анализа, оказалось, что правдивые показания набрали в среднем 24,8 балла, а сомнительные — 3,6. Причем оба множества даже не пересеклись — среди правдивых утверждений наихудший показатель составил 16 баллов, в то время как в сомнительной группе максимум достигал только 10.
Справедливости ради нужно отметить, что эти замеры подвергались критике за не вполне корректную процедуру (например, дети, вошедшие в группу подтвержденных случаев, были в среднем на два года старше своих визави), а позднейшие исследования, хотя и подтверждали в целом гипотезу Ундойча, не были столь впечатляющими — заведомо
правдивые утверждения набирали там гораздо меньше баллов1.
Как видим, достоинствами ОВУ являются логичность и простота. Едва ли кто-то станет оспаривать тот факт, что в правдивых показаниях больше подроб-ностей2.
Однако практическое ее применение сопряжено с рядом трудностей. Эта методика хороша для сравнения, когда требуется понять, какое из утверждений более правдиво, а какое — менее (как это делали во время научных исследований). Если же (по реальному уголовному делу) имеется единственное утверждение, то не вполне ясно, какую сумму баллов оно должно набрать, чтобы считаться правдивым. Каких-либо пороговых значений, своего рода «планки», для этой суммы не существует, тем более что все применяемые в ОВУ критерии имеют разные значение и вес.
Еще меньше ясности в вопросе о том, в какой степени будут дискредитированы показания, если процедура допроса получит отрицательную оценку по какому-то из пунктов Проверочного листа.
В отсутствие стандартизации разные авторы предлагают свои подходы. Одни считают, что утверждение можно считать правдивым, если оно удовлетворяет первым пяти критериям из девятнадцати плюс еще любым двум. Другие полагают, что необходимо соответствие первым трем критериям плюс еще четырем из оставшихся. Третьи — что достаточно любых пяти критериев [1, 180].
1 В некоторых отечественных источниках в подтверждение надежности ОВУ не вполне объективно приводятся только результаты испытаний 1988 года [3, с. 64].
2 Один из научных экспериментов, подтверждающих его, проведен психологами Санкт-Петербургского университета в 2014 — 2015 годах: ими было установлено, что показания лжецов содержат меньше деталей (в соотношении примерно 88/113) и занимают в полтора раза меньше времени (20/29) [4, с. 49, 51].
Далее психологи отмечают выраженный субъективизм методики. У каждого эксперта может оказаться собственное мнение насчет, допустим, необычности некоторых деталей.
Наконец, не исключено, что ложная история может оказаться полна необычных деталей — из-за богатой фантазии лжеца или потому, что он построил вымысел на основе реальных событий (например, передав в точности обстоятельства грабежа и заменив только фигуру преступника).
По этим (и не только) причинам результаты ОВУ не могут претендовать на роль доказательств по уголовному делу. Считается, что эта методика не является судебно-экспертной, разрабатывалась для решения других задач и не позволяет получить достоверные, верифицируемые данные, которые могли бы иметь доказательственное значение [5, с. 95].
Существует и другая точка зрения. В одной из монографий приводятся ни много ни мало фрагменты экспертных заключений, которые, судя (опять-таки) по обилию подробностей, давались по реальным уголовным делам. Одно выполнено по методу контент-анализа и завершается выводом о том, что показания свидетеля «соответствуют критериям психологической достоверности», поскольку отмечено соответствие утверждения четырнадцати критериям из девятнадцати [6, с. 187].
Вторая экспертиза проводилась по методике «Проверочный лист валидно-сти» и содержит тот же вывод: показания соответствуют критериям психологической достоверности [6, с. 197]1. Сложно
1 Оба эти фрагмента со ссылкой на первоисточник приводят представители дальневосточной психологической школы [7, с. 25, 28]. В научно-практическом пособии, изданном ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им. А. И. Бурназяна и Академией СК России, тоже утверждается о практической эффективности ОВУ [3, с. 66]. Тем не менее говорить о том, что она получи-
сказать, откуда авторы взяли эту «методику», поскольку О. Фрай (а именно его работу [1] они показывают как главный источник при написании параграфа про ОВУ) упоминает Проверочный лист только как способ выяснить, насколько корректно проходил допрос.
Еще ряд недостатков подхода, предложенного этими авторами, приводится в совместном Информационном письме РФЦСЭ при Минюсте России и ФМИЦПН имени В. П. Сербского Минздрава России2. Сам подход в целом признается эклектичным (пример с Проверочным листом это, казалось бы, подтверждает) и научно необоснованным, поскольку установление достоверности показаний путем проведения судебной экспертизы на научной основе в настоящее время невозможно. К тому же такое установление фактически представляет собой оценку доказательств, на которую эксперт уголовно-процессуальным законом не уполномочен.
Сказанное, однако, не означает несостоятельности ОВу. Не будучи доказательством, эта оценка тем не менее может сыграть свою роль как ориентирующая информация, значение которой в некоторых следственных ситуациях может быть очень велико.
Следователю не обязательно применять ОВу в том виде, в котором она описана выше. Достаточно помнить главную идею методики, которую авторы рассредоточили по девятнадцати позициям, но сути подхода это не изменило.
ла распространение в нашей стране, едва ли возможно, поэтому методика рассматривается именно как зарубежный опыт.
2 Информационное письмо : утв. Научно-методическим советом ФБУ РФЦСЭ при Минюсте России, протокол № 6 от 15 июня 2016 г., Ученым советом ФГБУ «ФМИЦПН имени В. П. Сербского» Минздрава России, протокол № 7 от 20 июня 2016 г.) // Центр медицинских экспертиз : сайт. URL: https://medeksp. га/mformpismo-dostovemost-pokazany/ (дата обращения: 14.03.2024).
Учитывая, что «правда богаче вымысла», следователь должен стремиться к выяснению деталей. Не столь важно, будут это избыточные подробности или необычные, связанные с речью участников происшествия или с их взаимодействием, важно, чтобы они были. Нацеленность на них следователю лучше лишний раз не демонстрировать, поскольку недобросовестный допрашиваемый, уловив ее, может начать придумывать детали. С таким оппонентом правильнее будет ориентироваться скорее на тактику свободного рассказа, нежели на постановку вопросов.
Перечисленные выше критерии контент-анализа и пункты Проверочного листа, в общем, дают представление о том, как должен быть построен допрос, предваряющий оценку валидности.
Признаваемая даже критиками точность ОВУ (согласно упомянутому Информационному письму, надежность дифференциации воспроизведения «пережитых» и «не пережитых» событий составляет от 70 до 90 %) говорит о том, что это весьма эффективное средство верификации показаний.
Список источников
1. Фрай О. Ложь. Три способа выявления. Как читать мысли лжеца, как обмануть детектор лжи. Санкт-Петербург : Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. 288 с.
2. Холевчук А. Г. Использование новейших методик проверки информации с использованием «мониторинга реальности»: целесообразно ли внедрение в криминалистическую деятельность РФ? // Инновационная наука. 2016. № 1. С. 143 — 148.
3. Методика выявления признаков достоверности/недостоверности информации, сообщаемой участниками уголовного судопроизводства (по видеоматериалам следственных действий и оперативно-разыскных мероприятий) : науч.-практ. пособие / А. М. Багмет, А. Н. Гусев, В. Ф. Енгалычев [и др.]. Москва : ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им. А. И. Бурназяна ФМБА России ; Акад. СК России, 2017. 130 с.
4. Протестное поведение молодежи. Причины и профилактика / С. Гуриева, Н. Кро-пачев, А. Мальцева [и др.] ; отв. ред. А. В. Шаболтас. Санкт-Петербург : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2022. 186 с.
5. Волохова Л. А., Секераж Т. Н. Производство судебных психологических экспертиз видеозаписей оперативный и следственных действий (по материалам обобщения экспертной практики) // Теория и практика судебной экспертизы. 2015. № 4 (40). С. 88 — 97.
6. Енгалычев В. Ф., Кравцова Г. К., Холопова Е. Н. Судебная психологическая экспертиза по выявлению признаков достоверности/недостоверности информации, сообщаемой участниками уголовного судопроизводства (по видеозаписям следственных действий и оперативно-разыскных мероприятий) : монография. Москва : Юрлитинформ, 2016. 328 с.
7. Кадыров Р. В., Калита В. В. Судебная экспертиза по выявлению психологических признаков достоверности/недостоверности информации по видеозаписям следственных действий : метод. рек. Ульяновск : Зебра, 2017. 74 с.
Информация об авторе
М. Р. Тлушков - заведующий лабораторией по исследованию проблем процессуальной деятельности следственных органов Санкт-Петербургской академии Следственного комитета Российской Федерации.
Information about the author
M. R. Glushkov - Head at the Laboratory for the study of problems in the procedural activities of the investigative bodies of the St. Petersburg Academy of the Investigative Committee of the Russian Federation.
