CC BY
89
ИСТОРИЯ
УДК 930.1(09)
ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА
О.В. Галкова,
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России, Волгоградский государственным педагогический университет
ВЕСТНИК. 2008. № 2(21)
Культурный ландшафт, по определению основополагающих документов ЮНЕСКО, является важной частью всемирного наследия. Однако в таком качестве он рассматривался далеко не всегда.
Концептуальные подходы к разработке темы, но не сам термин «культурный ландшафт», были обозначены в работах немецких историков и французских географов еще во второй половине XIX в. Термин «культурный ландшафт» и собственно та идея, которая под ним подразумевается, впервые появились в научных исследованиях в начале ХХ в. Первое его развернутое толкование было предложено профессором Карлом Зауэром и школой гуманитарных географов (школой культурной географии) в Беркли (США) в 1920 - 30-х гг.: «Культурный ландшафт создается из природного ландшафта культурной группой. Культура - агент, природная область -посредник, культурный ландшафт - результат»1.
Следуя определению К. Зауэра, культурный ландшафт - это, прежде всего, местность, преобразованная людьми, представляющими определенную культурную общность. Тем самым хотя и не отрицалась роль духовной культуры в преобразовании ландшафта, но она не признавалась его составной частью, что существенно обедняло представления о культурном ландшафте.
В то же время, согласно идеям К. Зауэра, культурный и природный ланд -шафты вместе составляли ландшафт в целом: «Конструкция ландшафта включает черты природной территории и формы, наложенные на физический ландшафт деятельностью человека, культурный ландшафт»2. Эти определения Зауэра, сегодня ставшие классическими, нарушали целостное представление о географическом ландшафте: он подразделялся на природную и культурную составляющие, на автономные природный и культурный ландшафты. Причем культурный ландшафт возможно было рассматривать не только наряду с природным ландшафтом, но и даже отдельно от него.
Эти идеи оказали большое влияние на всю последующую американскую историографию культурного ландшафта вплоть до конца 1980-х гг. Они дублировались в сочинениях К. Солтера, Т. Джордана, Л. Раунтри3 и др. И хотя в культурных ландшафтах по-прежнему в качестве основополагающего выделялось свойство быть местностью, преобразованной сообществом людей, обладающим определенными культурными особенностями, в других аспектах определения культурного ландшафта демонстрировали значительное разнообразие. Наиболее часто встречающиеся из них были выделены в работе М. Джонса «Прогресс в изучении норвежских культурных ландшафтов»: часть ареала, заселенного людьми; стадия развития, характеризующая определенный уровень преобразованности ландшафта; антропогенные элементы любого ландшафта; сельская местность;
культурное наследие; пейзаж с высокими эстетически -ми достоинствами; элементы ландшафта, используемые в человеческой деятельности4.
Среди множества более или менее полных, научных, логичных определений культурного ландшафта отыскалось золотое зерно. Совершенно иные подходы к рассмотрению и оценке культурных ландшафтов были заложены в начале 60-х гп ХХ в. П .Л. Вагнером и М .В. Майк-селлом. Они отразили идею, которая впоследствии лег -ла в основу характеристики культурного ландшафта как части всемирного наследия: «Культурный ландшафт -это конкретный характерный продукт взаимодействия [подчеркнуто нами - О.Г.] между данным человеческим обществом, объединенным некими культурными пред -почтениями и потенциалами, и определенным набором природных обстоятельств. Это наследие многих эпох природной эволюции и многих поколений человеческих усилий»5. Культурный и природный ландшафты здесь рассматривались не как отдельные составляющие ландшафтного целого, как у К. Зауэра, но как результат взаи -модействия человеческого сообщества и природы.
Именно эта линия впоследствии нашла воплощение в Конвенции ЮНЕСКО «Об охране Всемирного культурного и природного наследия» (1972 г). В ней была подчеркнута важность рассмотрения культурного наследия в неразрывной связи с естественной средой и местом своего происхождения. В ст. 1 в качестве от -дельных компонентов всемирного наследия выделя -лись «совместные творения человека и природы»6, но сам термин «культурный ландшафт» в данной Конвенции отсутствовал.
По мнению профессора Ньюкастлского университета (Англия) П. Фоулера, «хотя Конвенция и свела воеди -но природные и культурные объекты, изначально не су -ществовало механизма признания того, что многие объекты в разной степени представляли собой не про -сто комбинацию характеристик, а взаимодействие между культурными и природными влияниями». Между тем «некоторые из их числа, вследствие исключительных результатов такого взаимодействия, приобрели выдающуюся мировую ценность»7. Не существовало ни четко -го, конкретного определения культурного ландшафта как составной части всемирного наследия, ни точных, научно обоснованных критериев отбора культурных ланд -шафтов. П. Фоулер, бывший в то время одним из международных экспертов Организации всемирного наследия, свидетельствовал, что еще в 1989 г. предпочтение отдавалось изучению «смешанных объектов» (т.е. тех памятников, которые были включены в список всемир -ного наследия на основе как природных, так и культур -ных ценностей) и сельских ландшафтов, которые при -равнивались к культурным ландшафтам. Рассмотрению городских ландшафтов не придавалось особого значения8. Так что понятие «культурный ландшафт» в рамках всемирного наследия использовалось достаточно узко.
После неудачи Великобритании включить в список всемирного наследия Лейк Дистрикт и в связи с ростом сторонников культурного ландшафта в академических кругах (в 1988 г была опубликована монография Брик-сетала « Прошлое, настоящее и будущее культурного ландшафта») в октябре 1992 г. в Ла Петит-Пьер в Эль -засе группой международных экспертов, созванной Центром всемирного наследия, было пересмотрено Руко-
водство по выполнению Конвенции - прежде всего, с точки зрения включения культурных ландшафтов во всемирное наследие и уточнения и пересмотра культурных критериев.
Учитывая, что определение культурного ландшафта должно быть применимо ко всем мировым культурам без исключения, делегаты Ла Петит-Пьер единогласно предложили Комитету следующую формулировку: «[ Культурные ландшафты] иллюстрируют эволюцию в веках человеческого сообщества и поселений, происходившую под влиянием неблагоприятных и/или благоприятных физических факторов естественной среды обитания человека, а также сменяющих друг друга социальных, экономических и культурных факторов, как внешних, так и внутренних. Они должны быть отобраны [для получения статуса всемирного наследия] исходя из их выдающейся мировой ценности и способности репрезентативно представлять соответствующий географический район и с высокой степенью выразительности демонстрировать отличительные черты такого региона»9.
На сайте ЮНЕСКО специально разъяснялось, что «культурные ландшафты часто отражают особые технологии традиционного природопользования, с учетом особенностей и ограничений естественной среды они вступают в особые духовное отношение с природой. Защита культурных ландшафтов способна внести свой вклад в современные технологии традиционного природопользования и сохранить или повысить природные ценности ландшафта Продолжительное существование традиционных форм природопользования поддерживало биологическое разнообразие во многих регионах мира. Таким образом, защита традиционных культурных ландшафтов поможет сохранить биологическое разнообразие»10. Несмотря на это, критерии, характеризующие взаимодействие человека и природной среды, использовавшиеся до 1992 г при оценке объектов природного наследия, были изъяты из текста «Operanion Guidelines for the Implementation of the World Heritage Convention».
В то же время особо подчеркивалось, что понятие «культурных ландшафтов» как объектов всемирного наследия охватывает идеи принадлежности, исключительности, местонахождения, значимости, ценности и уникальности места.
В результате этого в 1 992 г культурные критерии были подвергнуты небольшим, но существенным изменениям, благодаря которым культурный ландшафт стал рассматриваться в качестве самостоятельного объекта наследия. Впоследствии и само развернутое определение культурного ландшафта, и его структурные составляющие вошли в поправку к Руководству по выполнению Конвенции об охране всемирного наследия 1999 г. (§§ 35-42)11.
В § 39 Руководства по выполнению Конвенции об охране всемирного наследия 1999 г. были выделены и охарактеризованы три категории культурного ландшафта.
1. Целенаправленно созданные ландшафты (clearly defined or designed landscapes), включающие садовые и парковые ландшафты, как правило сотворенные человеком с эстетической, социальной и развлекательной целями, которые часто, но не всегда ассоциируются с религиозными и прочими монументальными зданиями и ансамблями.
♦
♦
2. Органично, или естественно, развивающиеся ландшафты (organicaly evolved landscapes), в которых в результате длительных целенаправленных воздействий и природной эволюции природные процессы претерпевают определенные изменения, но к которым они адаптируются, образуя ландшафтные комплексы (это, как правило, сельские или городские исторические ландшафты). Они делятся на две подкатегории: а) реликтовые (или ископаемые) ландшафты (relict (or fossil) landscapes), эволюционный процесс которых завершился в прошлом, но его отличительные черты все еще имеют видимую материальную форму (представлены памятниками археологического и /или палеонтологического наследия); б) развивающиеся ландшафты (continuing landscapes) - ландшафты, связанные с традиционными аборигенными культурами, само существование которых зависит от природных свойств ландшафта.
3. Ассоциативные ландшафты (associative landscapes) - ландшафты с отчетливо проявляющимися культурными, художественными и религиозными ассоциациями (например, мемориальные ландшафты, места творчества или проживания великих людей, сакральные места).
Основания, которые легли в фундамент данной классификации культурных ландшафтов, связаны, во-первых, с разнообразием форм и способов их создания, во-вторых, со степенью их уязвимости.
В документах ЮНЕСКО были выделены также свойства культурного ландшафта как объекта наследия: универсальность, аутентичность и целостность. Ландшафты , номинирующиеся в список всемирного наследия, должны, прежде всего, обладать универсальной ценностью, т.е. способностью наилучшим образом и с наибольшей репрезентативностью представить природное и культурное разнообразие нашей планеты. Целостность - это цельность, полнота, сохранность (отсутствие серьезных повреждений, сохранение традиционного использования и общественного устройства. На конференции в Наре в 1994 г. был выработан тест на аутентичность: были указаны такие аспекты аутентичности, как форма и дизайн, материалы и вещества, применения и функции, традиции и техники, размещение и расположение, дух и чувства. Тест на аутентичность предполагает установление достоверности того, насколько культурный ландшафт является тем, чем он себя заявляет12.
Те серьезные изменения, которые произошли в понимании термина «культурный ландшафт» в связи с практическими нуждами внесения культурных ландшафтов в список всемирного наследия, к сожалению, почти не затронули академическую науку.
Следуя замечанию В. Эшмора и А. Кнаппа, относившемуся к 1993 г, «географы-гуманисты теперь ищут значение в ландшафте как в "хранилище человеческих поисков", а постмодернисты видят ландшафт как "культурный образ", словесные или письменные проявления которого дают нам образы или "тексты" с его значением или "прочтением"»13. Но на деле в работах школы культурной географии, проявлявшей наибольшую активность в исследовании культурного ландшафта, последний понимался не как сугубо природное явление, но как некий пейзаж, «визуальный ландшафт», «видимый результат человеческой деятельности на земле»14. Описанный
выше подход стоит в центре современного американского культурно- географического ландшафтоведения: наблюдая видимую часть культурного ландшафта (леса, поля, реки, дома людей, фабрики и заводы, культурные и спортивные сооружения, церкви и т.п.), можно было узнать что -либо о местных человеческих сообществах и уровне их развития15. Упомянутые объекты представляют собой физические (материальные) композиционные элементы культурного ландшафта, которые подразделяются на природные и рукотворные. Для культурной географии ландшафтный подход подразумевает выявление целостных сочетаний явлений не только природы , но и культуры. Корнями этот псдхсд восходит к работам Р Хартшорна, который полагал, что ландшафт представляет собой внешний облик территории, а не саму территорию с ее границами, возводя английское понятие «landscape» к немецкому «Landshaftbild», а не «<Landshaft». Р Хартшорн во избежание путаницы даже исключил из обихода само понятие «<Landshaft», заменив его на «<Region». Подчеркивая различия между этими понятиями, он уточнил, что последний представляет собой определенную территорию с характерными границами и свойствами, а культурный ландшафт - только ее внешний облик.
Пейзажный (визуальный) ландшафт предполагает прежде всего исследование воздействия человеческой культуры на природный ландшафт. Но представления о культурном ландшафте не исчерпываются видимыми изменениями в ландшафте. Это отмечали и некоторые западные исследователи - представители поведенческой географии, предполагавшие возможность изучать эстетическое и символическое содержание ланд-шафта16.
Хотя термин «культурный ландшафт» и вошел в лексикон профессионалов с начала 1990-х гг, по мнению британских исследователей Дж. Эйчисона и П. Фоуле-ра, он находит гораздо большее применение среди политиков, чем среди ученых. Для последних же термин «культурный лацдшафт» зачастую остается редко употребляемым обозначением неясного явления17.
1 Sauer K. Morphology of Landscape // University of California. Publication in Geography. 1925. Vol. II. № 2; Sauer K. Recent Developments in Cultural Geography // E.C. Hayes (ed). Recent Developments in the Social Scinces. N.Y., 1927. P. 154 - 112.
2 Sauer K . Recent Developments in Cultural Geography. P. 186.
3 См.: Salter C.L. The Cultural Landscape. Belmont, Ca., 1971 ; Jordan T, Rowntree L. The Human Mosaic / A Thematic Introduction in Cultural Geography. Fourth edition. N.Y., 1986.
4 См.: Jones Michael. Progress in Norvegian Cultural Landscape Studies // Norsk Geografisk Nidsskrift: Norwegian Journal of Geography. 1986. Vol. 42. № 2 - 3. June. P. 153 - 169.
5 Reading in Cultural Geography / Ed. by Wagner P.L. and Mikesell M.W. Chicago and London, 1962. P. 9 - 10.
6 Конвенция об охране всемирного культурного и природного наследия (16 ноября 1972 г.) // Историко-культурное и природное наследие: хрестоматия / сост. Н.М. Маркдорф, В.В. Сенкус, И.П. Рещикова. Новокузнецк, 2006. С. 24.
7 Fowler P.J. World Heritage Cultural Landscape. 1992 - 2002 // World Heritage Paper. № 6. UNESCO World Heritage Centre. Paris, 2003. P. 18.
8 Там же. P. 8.
♦
♦
9 http://whc. unesco.org/archive/pie rre92. htm.
10 http ://wh c.u nes co. org/exhib its/c ultlan d/h isterm .htm.
11 Oh.: Operational Guidelines for the Implementation of the World Heritage Convention. UNESCO. WHC-99/2. 1999 (February).
12 Cm.: Report of the Conference on Authenticity in Relation to the World Heritage Convention. Nara, Japan. November. 1994 (WHS-94/CONF 003/INF 008).
13 Ashmore W. and Knapp A.B. Archaeologies of Landscape: contemporary perspective. Oxford. Blackwell, 1999. P. 3.
14 Jordan T., Rowntree L. The Human Mosaic / A Thematic Introduction in Cultural Geography. Fourth edition. N.Y., 1 986. Р. 440.
15 См.: Hartshorn R. The Nature of Geography. A Critical Survey of Current Though in the Light of the Past. Ann Arbor, 1961, Reading in Cultural Geography / Ed. by Wagner and Mikesell M.W. Chicago and London, 1962. Р. 9 - 10.
16 См.: ГолдДж. Основы поведенческой географии. М., 1990. С. 138 - 139.
17 Fowler P. Указ. соч. Р. 18.
УДК 94(470)
УКРЕПЛЕНИЕ КАДРОВОГО ПОТЕНЦИАЛА ОСОБЫХ ОТДЕЛОВ ВЧК - ОГПУ (1921 - 1934 гг.)
В годы Гражданской войны основным объектом внимания партийно-государственного руководства страны была армия и все, что было связано с достижением победы на фронте. Это, безусловно, сказалось и на приоритетах в работе органов государственной безопасности. Значительные организационные и кадровые усилия Коллегии и Президиума ВЧК были направлены на особые отделы в действующих частях Красной армии и в губерниях. Особые органы комплектовались лучшими чекистскими кадрами , неоднократно проводились мобилизации как по линии ВЧК, так и по линии партийных комитетов. В одном из приказов ВЧК прямо говорилось, что «лучшие партийные товарищи должны быть переброшены для усиления аппаратов особых отделов армии». И это требование реализовыва-лось в полном объеме.
К концу 1920 г. в системе особых отделов работали такие известные чекисты, как В. Менжинский, Г Ягода, Е. Евдокимов, И. Апетер, В. Панкратов, И. Воронцов, Н. Быстрых, Г Русанов, Ф. Медведь, Я. Ольский и многие другие. Длительная работа в армейской среде позволила им хорошо изучить жизнедеятельность войск, установить хорошие служебные и, что немаловажно, личные отношения с военными деятелями фронтового и армейского звена, руководителями революционных военных советов, политработниками.
Однако послевоенное сокращение армии и ее реорганизация, с одной стороны, и необходимость укрепления территориальных органов госбезопасности, включая полномочные представительства ВЧК, - с другой, привели к тому, что многие опытные особистские руководители были перемещены по службе и впоследствии к особым органам прямого отношения не имели.
Если с крупными руководителями проблем почти не возникало, то о других категориях личного состава особых отделов этого сказать нельзя. За годы войны в военно-чекистские органы принимались на работу не только мобилизованные в партийном порядке большевики - выходцы из рабочей среды. Социальный, национальный и партийный состав особых отделов был достаточно пестрым.
К сожалению, точной цифры, отражающей количество личного состава особых отделов ВЧК к концу 1920 - началу 1921 гг, отыскать в архивах не удалось. Известно лишь, что существовало 4 фронтовых отдела, 16 армейских, 57 дивизионных, 31 контрольный пункт, 36 особых постов и 27 особых бюро и столов. Кроме того, функционировали 30 особых отделов губернских ЧК и 11 контрольно-пропускных пунктов. По данным Административно-организационного управления ВЧК на 12 февраля 1921 г, общая численность сотрудников особых органов (без учета личного состава Оо губернских ЧК) составляла 9745 человек.
При подготовке сводного отчета ВЧК в конце 1921 г. использовались статистические данные, полученные лишь от 29 особых органов. На основе этих сведений складывается следующая картина.
A.A. Зданович,
кандидат исторических наук, профессор Академии ФСБ России
ВЕСТНИК. 2008. № 2(21)
